Критика безответственного разума

 

Уся – китайское фэнтези о боевых искусствах, философии и противостоянии добра и зла.

 

Из широких окон постоялого двора открывался вид на долину реки Сунхуа, усеянную рисовыми полями и рощами цветущих деревьев, меж которыми вилась дорога. Гостиница и хозяйственные постройки – пара больших амбаров – стояла на холме, являясь удобным местом для отдыха и созерцания красоты природы.

Двое путников неторопливо завтракали рассыпчатым рисом, ловко орудуя палочками.

- Есть ли на свете явление, более прелестное, чем рассвет - когда солнце прогоняет ночь, озаряя путь? Есть ли в мире более прекрасное место, чем плодородная долина реки Сунхуа? – негромко сказал один из путников, худощавый старик в синем халате с вышитыми на нём птицами. Его спутник, уже давно вступивший в пору поздней юности и одетый странствующим лекарем, бросил взгляд в окно:

- Видимо, нет.

- Тебе хватило одного взгляда, чтобы понять это, или ты просто согласился со мной, чтобы не спорить?

Юноша промолчал, поглощая рис. Потом сказал:

- Если бы я сказал, что есть более прекрасные вещи, это было бы непочтительно, ибо вы встретили осень жизни, Учитель, и уж наверняка видели больше моего. Поэтому я ответил отрицательно, доверяя вашему суждению.

- А был ли ты с ним согласен?

Юноша взглянул в окно, на сей раз долгим взглядом, оглядывая тени холмов и белые островки цветущих яблонь, блестящую ленту реки и правильные линии рисовых полей.

- Пожалуй, - нерешительно сказал он. – Утро заставляет краски выглядеть ярче, и ничто не сравнится с гармонией природы. Однако же красота, как я успел заметить, бывает разной.

- А как ты успел это заметить, если ты не занимаешься созерцанием красоты? – сварливо спросил старик. – Я потратил добрых тридцать вздохов на то, чтобы привлечь твоё внимание к этому пейзажу. И как нельзя дважды войти в одну воду, ты никогда не увидишь этот пейзаж дважды таким, какой он есть сейчас.

- Это так, - буркнул юноша. Его звали Кан, и, несмотря на то, что он едва достиг возраста четверти века, он успел многое повидать в жизни, прежде чем стал учеником старого мастера Шао менее недели назад. В свою очередь старик был странствующим мастером боевых искусств, человеком, полным загадок и обладающим многими тайнами жизни.

Служитель подал чай, и прежде чем солнце полностью поднялось из-за горизонта, оба путника уже пустились в путь – Кан нёс узел с их вещами, а мастер Шао шагал рядом, опираясь на посох при ходьбе.

- Учитель, вот уже неделю я не получил ни одного урока, - подал голос Кан. – Я многое слышал о вас, как о человеке, который помогает простым людям; ни в армии, ни среди высокого сословия я не нашел никого, кто разделял бы мои взгляды, и, присоединившись к вам, я полагал, что вы научите меня мудрости…

- Мудрости нельзя научиться, сюцай Кан, - хмыкнул старик. – Её дарует лишь жизнь.

- Но вы можете научить меня сражаться…

- Тебя что, не научили сражаться, пока ты был в армии? – язвительно спросил мастер Шао.

- Я принимал участие в двух сражениях и всё ещё жив, - просто сказал Кан.

- Расскажи об этом.

- Существует поговорка – «из хорошего железа гвоздей не делают, а из хороших людей не делают солдат», - начал Кан. – Единственной открытой для меня дорогой к будущему была армия. Меня и других новобранцев обрядили в доспехи и черные шлемы, выдали оружие и начали муштровать. К концу дня у меня болело всё тело. Так продолжалось день за днем, мы осваивали приёмы с оружием и без, хождение в строю; командир орал на нас, обзывая косолапыми отродьями больной обезьяны, мы ежедневно чистили оружие и доспехи, и мечтали лишь об одном – поскорее упасть в казарме на циновку и заснуть. Однажды зазвучал сигнал сбора, и две тысячи воинов вступили в свою первую битву с варварами севера, решивших устроить очередной налёт на нашу границу. Они налетели на нас, словно вихрь, мы выставили вперёд копья, и всё смешалось – бьющиеся в агонии кони, кричащие и умирающие люди, а мной владела только одна мысль – убить хотя бы одного из этих всадников и не умереть самому, ибо нас, солдат, разбили на пятёрки, и если в одной пятёрке хотя бы один умирал, остальных ждало жестокое наказание, от которого можно было освободиться лишь убив хотя бы одного врага. Мне повезло, - Кан замолчал. Через несколько шагов, он снова заговорил. – Мне сильно повезло. Я применял всю свою силу и умение, я закрывался щитом и бил копьём, я защищал не только себя, но и тех, кто стоял справа и слева от меня в строю. А они отвечали мне тем же. Не раз чей-то щит закрывал меня от копья, и не раз моё копьё впивалось во вражеского воина одновременно с чьим-то ещё. В моей пятёрке никто не погиб, но мы все были изранены. Не знаю, чем я отличился, но меня повысили в звании, и в следующем сражении я командовал двумя пятёрками новобранцев-солдат, принимая участие в сражении наравне с ними, и больше опасаясь за свою жизнь, чем раньше, потому что если убьют командира, солдат накажут ещё строже. Это был кошмар, продолжавшийся несколько лет, - Кан вздохнул. – На привале я следил, чтобы все солдаты были размещены и сыты, а их доспехи и оружие – вычищены. Я обязан был докладывать пайджангу обо всём, что происходило вверенном мне подразделении, а тот отчитывался перед лианджангом(*).

(*упрощённо, на современный манер - банджанг – командир отделения, пайджанг – командир взвода, лианджанг – командир роты; это названия должностей, а не звания)

 

Кан говорил монотонно и безжизненно, глядя куда-то в точку за горизонтом.

- Я попросил отставки сразу после того, как мы вернулись на переформирование. В живых осталось не более половины от всех тех, кто покинул лагерь. Мне выплатили жалование, и я вернулся в родной уезд. Теперь у меня было достаточно денег, чтобы учиться. Читать и писать я уже умел, но государственные экзамены предъявляют очень высокие требования – нужно прочесть и изучить множество книг, нужно быть образованным и культурным человеком, чтобы претендовать на звание сюцая. Этот экзамен… - Кан поёжился. – В конечном счете, это вопрос мысли. После того, как каждому из кандидатов вручили листок с темой для ответа, меня – равно как и других - заперли на три дня в одной из комнаток, в которых не было ничего, кроме табурета и стола с письменными принадлежностями, при себе не разрешалось иметь ничего, кроме свертка с едой, кого уличат со шпаргалкой – строго наказывают и отстраняют от экзамена. Многие, не выдержав умственного напряжения и заточения в тесной комнатушке, умирали, и знание этого отнюдь не способствовало работе. Но я был солдатом, и не боялся тесноты и призраков кандидатов, которые возможно до сих пор обитали в этой комнатушке. Мне повезло, мне попалась тема, с которой я был хорошо знаком, потому что наш лианджанг во время муштры любил рассказывать истории о славных днях имперской армии, когда в дальних походах многосоттысячные армии громили врагов Нефритового Трона. Это отвлекало от боли в ногах и плечах, и я жадно слушал, а позже – многое прочел об этих походах в книгах великих историков. Когда я вышел из комнатушки, я видел как мимо проносили завернутые в саван тела слабых духом кандидатов… На следующий день испытание повторилось, но уже с другой темой, отвлеченно-философской.

Учитель и ученик спустились в долину, где воздух благоухал от запаха множества цветов; радостно пели птицы, а солнце, поднявшееся над долиной, заливало тёплом и светом нежную весеннюю зелень.

- Мой ответ содержал в себе… определенные измышления о сходстве и различии пути даосизма и конфуцианства. Мне пришлось напрячь разум дабы донести свою мысль – я приводил классические цитаты в последовательности, обосновывающей мои мысли, и доносил свою мысль иносказательно. Как бой состоит из комбинаций ударов и блоков, стоек и перемещений, так и сочинение я составил из цитат. Сидя в этой тесной комнате, я вдруг явственно ощутил, что это похоже на бой в абсолютной темноте, когда не видно противника, а чиаогуан* (*инструктор по строевой и боевой подготовке) рекомендовал в этом случае вынуждать противника на удар, который можешь блокировать, и наносить ответный удар туда, откуда он был нанесён, избегая по возможности бить наобум. Так и в начале сочинения я наносил провоцирующий удар цитатой, ставя блок другой цитатой и донося свою мысль на их стыке, контратаковал третьей цитатой... Я весь взмок, ища слова и вспоминая начертания иероглифов, размышляя над их значением и особенностями взаимного толкования. В этом мне помогала поэзия. На исходе третьего дня я смог отдохнуть между экзаменами, и третий из них касался поэзии.

Мастер Шао ухмыльнулся.

- Я сдал экзамены, - просто сказал Кан. – И стал сюцаем. Но это не принесло мне удовлетворения, не смотря на то, что экзаменатор хвалил моё сочинение по философии. Я ощущал себя выжатым…

Так, слушая рассказ, путники шли по дороге по направлению к ближайшей деревне. Крестьяне уже гнули спину на полях вокруг; они пели песню, и звуки её взмывали к небу. Мастер Шао на миг остановился, разглядывая эту картину и по его виду было видно, что он наслаждается.

Сюцай Кан продолжил свой рассказ, где он описывал возвращение домой, где известие о сдаче экзамена сделало его чуть ли не героем; однако же и это не принесло ему счастья. Не понимая, что с ним творится, Кан стал изучать искусство врачевания, пытаясь найти ответ на загадку своего состояния в книгах, и пытаясь отвлечься от гнетущих разум мыслей работой. Но и это ему не помогло, и когда в один прекрасный день он встретил в чайном домике старика, вокруг которого, казалось, царила аура безмятежности, Кан решил, что настало время пуститься в путь, чтобы найти себя – и поучиться мудрости у человека, который многое повидал. То, что его новый знакомый является мастером боевых искусств выяснилось, когда на ночной улице их попытались ограбить.

- То есть, драться ты умеешь, - подытожил рассказ Кана старик. Ученик раскрыл рот от возмущения, на его лице читалась фраза «я поведал трагическую историю своей жизни – и всё, что ты можешь сказать – это, что я умею драться?!». – Рот закрой и слушай пение птиц. Ты так уставился в пустоту, которая наполняет твоё сердце, что смотреть тошно. Ты воздвиг стену, отгораживающую тебя от мира и перекрывающую реку жизни, которая огибает тебя, не наполняя тебя. Я повелеваю тебе разрушить эту стену!

Кан ошарашено поглядел на учителя. Тот поднял брови и скорчил жалостливую мину:

- «Пожалейте меня кто-нибудь, моя жизнь – дерьмо.»

- Учитель?

- Что? Ты рассказал неплохую историю, чтобы сократить дорогу вдвое. Но вот это твоё мрачное состояние души, когда ты упиваешься жалостью к себе и раз за разом пережевываешь своё прошлое – раздражает до невозможности. Ты не радуешься своим успехам, ты не рад тому, что ты вообще жив! Ну, вот как так можно жить, а? В основе твоей жизни лежит не стремление к счастью, а стремление быть достойным счастья, и это делает тебя глубоко несчастным, ибо ты всерьёз думаешь, начитавшись глупых книжек, что недостоин его потому, что убил кучу народа на войне и сбежал, не выдержав ответственности за жизни подчиненных; бесцельно пошел сдавать экзамен на сюцая и сдал – что, безусловно, говорит о твоём высоком потенциале – но на что ты употребил свои знания? Милостивый Будда, человек, достигший того, о чем многие и не мечтают, сейчас шагает рядом со мной и спрашивает, почему я его ничему не учу. Позволь я тебе кое-что объясню: я не учу. Я направляю. То, что нужно, ты и так уже знаешь, ты ведь сдал экзамен на сюцая и выжил на войне. Но кем ты стал? Бродячим лекарем? – старик расхохотался. – Я расскажу тебе, кем ты не стал. Ты не стал командиром, отцом солдатам и человеком, слава о победах которого идет впереди него. Ты не стал учителем, коему самим Небом дана власть делать людей честнее, добрее и праведнее, ты не стал чиновником, который содержит в порядке уезд, ты не стал справедливым судьёй, который уменьшает количество зла, вовремя его раскрывая и карая. Ты не стал добрым мужем и хорошим отцом. Да много кем ты не стал, - мастер Шао махнул рукой. – Потому что боишься открыть глаза на то, что ты ещё жив, что жизнь продолжается, а ты сидишь на обочине и маешься дурью.

Кан покраснел. Остаток пути до окраины деревни они провели в молчании.

- Сколько у тебя осталось денег? – осведомился мастер Шао когда они миновали первые дома – простецкие хибары с огородиками, огороженные плетнем.

- Одна связка меди, - буркнул Кан.

- Отлично, значит можно пообедать, - широко улыбнулся мастер Шао.

 

Был вечер, когда двое усталых путника миновали городские ворота. Стражники оглядели их мельком, взяли подорожный сбор, и возобновили прерванный разговор о какой-то пьянке днём ранее.

- Город, - мастер Шао глубоко вдохнул воздух, пропахший ароматом цветов. – Большие дома, богатые лавки, цветочные лодки, отбросы в подворотнях, как человеческого, так и пищевого свойства… Нам нужно устроиться на ночлег и найти какой-нибудь еды.

- У меня осталось всего лишь пара десятков медяков. Хватит или на еду, или на ночлег, - сказал Кан.

- Ну, в таком случае давай их сюда. Мне нужно и то и другое, мои ноги устали с дороги, - ухмыльнулся старик. – А, как тебе известно, ученик обязан заботиться о своём учителе.

- А я?

- А я о тебе заботиться не должен, - сказал мастер Шао. – На кой ляд мне ученик, который не может позаботиться о нас двоих? Вон тот постоялый двор кажется мне вполне подходящим.

Сказав это, он забрал у ученика деньги и узел с вещами, и скрылся в дверях заведения не особо высокого пошиба; вывеска над ним гласила «Приют усталых ног», что как нельзя лучше передавало его местонахождение – практически, у ворот в город, ибо, если ты устал после дальней дороги, ноги сами понесут тебя к его дверям, не в силах терпеть шатания по улицам в поисках заведения получше. Те же, кто мог себе позволить что-то лучше могли нанять паланкин.

Оставшись в одиночестве, Кан вздохнул и пошел, куда глаза глядят, размышляя о том, что услышал.

Солнце скрылось за горизонтом, и подступающую тьму на улицах разгонял лишь свет из окон домов, и фонари, развешанные на перекрестках. Лавки уже закрылись, и Кану стало грустно.

Внезапно, сделав очередной поворот, он понял, что заблудился.

В этот же момент раздался женский крик, и Кан увидел бегущую по пустынной улице девушку, а за ней с грязной руганью неслись двое оборванных людей. «Прям как в книжке», - подумал Кан, пропуская девушку мимо и перегораживая проход парням, повелительно подняв руку. Позади раздался какой-то треск.

- Стоять! – рявкнул Кан. Бродяги, не сбавляя скорости, сжали кулаки, и в следующий миг Кан присел, выставив в сторону ногу, делая подножку одному из бродяг после чего удар ладонью меж лопаток, усиленный поворотом корпуса отправил несчастного пахать лицом мостовую. Кан сменил опорную ногу и, развернувшись на ней, ударил назад пяткой, попав второму бродяге в живот, от чего тот согнулся пополам, потеряв дыхание. Пара оплеух – и оба нападавших валялись, оглашая воздух стонами.

- Сами напросились, - буркнул Кан. Он огляделся, но девушки нигде не было. Спросить дорогу тоже было не у кого. Пришлось продолжить путь, на этот раз в обратном направлении, надеясь найти кого-нибудь, кто мог бы помочь.

Едва он свернул за угол, как увидел девушку, одетую в простую, выцветшую синюю одежду; её глаза были густо подведены, а волосы – собраны в хвост.

- Я думал, ты убежала, - сказал Кан.

- Я упала и сильно ушиблась, - смущенно ответила она. – Мне казалось… Ну, их двое…

- А я выгляжу, как бродячий лекарь? – понимающе кивнул Кан. - …Мне кажется, надо дать знать патрулю, что эти двое… Кстати, как вышло, что юная девушка поздно вечером ходит без сопровождения?

- Я танцовщица, - девушка опустила взгляд. – И… Я выступаю без лицензии, а потому, если судья узнает о произошедшем, меня высекут. А… Вы ведь из благородных?

- Не сказал бы. Что ж, не возражаю против того, чтобы оставить этот инцидент между нами. Я…

- Эй, вы двое! Подойдите! – повелительно раздалось из-за спины Кана.

На улице стояло два стражника в доспехах и в черных шлемах.

- Вляпались, - пробормотала девушка.

- Точно, - Кан приблизился к стражникам и поклонился. – Ничтожного зовут Кан, я бродячий лекарь.

- Ничтожную зовут девица Хей Лан.

Стражник пристально поглядел ей в лицо, потом кивнул:

- Вы пойдете с нами.

 

- Красивое у тебя имя, - сказал Кан, сидя в комнате свидетелей под охраной стражника. Лан сидела рядом, что вообще-то запрещалось, исключение делалось лишь для отверженных, каковой по всем понятиям являлась Хей Лан, Черная Орхидея. – Эх, наконец-то можно отдохнуть!

Он вытянул ноги и откинулся к стене сидя на лавке.

- Ты спас меня, но вместо того, чтобы отдохнуть дома, ты сидишь здесь…

- Ну, вообще-то я не местный, и у меня нет здесь места, где я мог бы остановиться.

Стражник странно на него поглядел, но промолчал. В комнату заглянул пристав:

- Судья ожидает свидетелей.

В пустом зале, в церемониальном облачении восседал судья, по обе стороны перед ним стояли приставы, а трое писцов за конторками навострили кисточки, дабы вести запись.

Кан и Лан встали на колени и по очереди представились.

- Поведайте нам о произошедшем инциденте, - велел судья.

- Я, ничтожная, шла домой, - начала Лан, – когда у прибрежной забегаловки ко мне привязались двое оборванцев, слишком нищих, чтобы пойти на цветочную лодку или в дом свиданий. Я вырвалась и побежала, они погнались, и когда я совсем выбилась из сил, этот господин, - она кивнула на Кана, – вмешался. Он повелел им остановиться, но те бросились в драку. Дальнейшего я не видела, потому что была испугана, к тому же упала и сильно ушиблась. Забежав за угол, я прислушалась, но драка уже закончилась, и спустя миг появился господин Кан. Чуть позже появились стражники, и мы последовали с ними сюда.

Писец зачитал показания, и Лан оставила оттиск большого пальца на листе рисовой бумаги. Судья меж тем глянул на бумаги у себя на столе и сказал:

- Сюцай Кан. Далековато забрались от своего дома. Я вас слушаю.

Кан рассказал, как выглядело дело с его стороны, и поставил свой отпечаток под показаниями. Судья велел вернуть ему документы, изъятые стражниками. Дальше вызвали обвиняемых. Их швырнули на колени, после чего судья озвучил обвинение и начал допрос. Кан гадал, почему их с Лан не отпустили или не увели назад в комнату для свидетелей, и большую часть допроса пропустил, а вот Лан напротив, внимательно смотрела и слушала, и когда судья приговорил оборванцев к наказанию палками, широко улыбнулась, пробормотав «есть на свете справедливость». Осужденных утащили, а судья снова поглядел на свидетелей. Пристав что-то прошептал ему на ухо, и судья кивнул.

- Сюцай Кан, - сказал он и замолчал. – В документах сказано, что ты служил в армии?

- Да, господин начальник. В первой армии левого крыла, пехота.

- Потом ушел из армии и сдал экзамен, - задумчиво сказал судья. – И вот ты уже бродячий лекарь.

- Я стал учеником мастера боевых искусств Шао, господин начальник. Это потребовало от меня странствий в поисках мудрости, - сказал Кан.

- Ах вот оно что… И где сейчас твой учитель?

- В гостинице «Приют усталых ног», господин начальник.

- Тогда почему он там, а ты здесь?

Кан поджал губы.

- Не спалось…

- Не лги мне, - нахмурился судья.

- Я остался совсем без денег, и мне не спалось, господин начальник, - поправился Кан. – Меня обуревали думы о завтрашнем дне.

- И поэтому ты шатался по городу?

- Я заблудился. Я впервые в этом городе, господин начальник.

Судья хмыкнул.

- Ты надолго в городе?

- Не знаю, господин начальник.

- Ты предотвратил преступление, а ещё ты хорошо образован – такие люди нужны мне. Если задержишься – дай знать, у меня найдется для тебя место… Девица Хей Лан! Я слышал, ты нелегально работаешь танцовщицей?

- Д-да, господин начальник… - пробормотала девушка, опустив голову.

- Ты знаешь, что за это предусмотрено наказание?

- Да, но…

- Если случится так, что тебя поймают за твоим занятием, по закону ты получишь сорок ударов. Но это ничто, по сравнению с тем, что с тобой может случиться, если ты будешь шляться по ночным улицам одна. Однажды рядом может не оказаться стражи или кого-нибудь вроде сюцая Кана. Вы свободны.

 

- Уфф… Обошлось, - сказала Лан. – И я знаю, чем могу отблагодарить тебя!

Кан вопросительно поглядел на неё. Уже пробили вторую стражу, и на улице было темно и пусто.

- Я приглашаю тебя к себе домой. Там ты получишь тарелку лапши, чашку чая и постель для сна.

- Это… выглядит заманчиво, но неприлично принимать подобные предложения от…

- Ах да, ты же сюцай, - надула полные губки Лан. – И даже падая в обморок от голода и усталости, ты не согласишься на предложение от кого-то вроде меня, так?

Кан, у которого от усталости действительно подкашивались ноги, подумал о том, что перспектива заманчивая – горячая еда, крепкий сон…

- Не соглашусь, - подтвердил он. – Я не отношусь к тому сорту людей, которым требуется награда за то, что они поступают так, как велит долг.

- Ну и дурак, - буркнула девушка.

Кан проводил её до дома, и, развернувшись, побрел было назад к управе, но тут же столкнулся нос к носу с тем стражником, что задержал его. На сей раз стражник был в гражданской одежде.

- Сюцай Кан, - кивнул ему стражник. – Я Шоу, командир стражи.

- Вы за мной следили?

- Ага, - Шоу ухмыльнулся. – Судья сказал проследить, чтобы вы двое больше ни во что не влипли. Кан, я знаю одно хорошее местечко, где можно хорошо пожрать, выпить и выспаться. Я сменился с дежурства, и потому у меня есть много свободного времени и немножко денег, и всё что мне нужно – это добрая компания. Считайте это приглашением от одного старого вояки другому – потому что я уже слышал, как вы относитесь к награде за добрые дела.

- Вы служили в армии?

- На северной границе, - широко ухмыльнулся Шоу. – Несколько раньше вас.

 

Времени было далеко за полночь, на столе стояло два пустых кувшинчика из-под вина и груда тарелок. Шоу был щедр, а Кан не видел повода отказываться, когда и желудок, и ноги требовали отдыха. Однако еда и вино привели его в чувство, и вскоре он уже хохотал от души над байками Шоу; он многое узнал о городе и его судье, который был назначен в этот уезд лишь недавно, но о нем уже шла слава как о человеке, который любого подонка из-под земли достанет и накажет. Ближе к третьей страже они распрощались, и Кан удалился в комнату, за которую заплатил загодя Шоу, и прежде, чем сон принял его в свои объятья, он подумал, что день был удивительным – он спас от подонков девушку, обрёл в чужом городе друга и, в конечном счете, будучи без гроша в кармане, спит в тёплой постели досыта наевшись. Кан чувствовал себя по-настоящему счастливым.

 

Это было прекрасное весеннее утро.

Кан подходил к постоялому двору, где остановился его учитель, погруженный в мысли о прошедшем дне, когда заметил, что из окна гостиницы вылетело чьё-то тело и грохнулось на мостовую. Следующее вылетело в дверь, из двойных дверей забегаловки вышел мастер Шао, который упёр в бока руки в развевающихся рукавах халата и сварливо сказал:

- Ещё раз вас увижу, ноги вырву.

Избитые поспешили скрыться в подворотне, а старик, увидев ученика, улыбнулся ему:

- Я чувствую, как жизнь наполняет твою душу. Ты нашел то, зачем я тебя послал?

- Э… Если вы о ночлеге и еде, то да, учитель, я их нашел.

- О да, и, похоже, ты разрушил свою стену, - ухмыльнулся мастер Шао.- Но, конечно же ты не нашел денег на завтрак, верно? Входи, сейчас нам подадут завтрак.

Постоялый двор был двухэтажным строением, первый этаж которого занимал обеденный зал и кухня, а второй был предназначен для постояльцев. В зале были следы разгрома.

- Кто были эти люди? – полюбопытствовал Кан, глядя на выбитое окно и вмятину на штукатурке стены.

- О, - широко улыбнулся мастер. – Сейчас мы это и узнаем.

Они присели за стол. Спустя несколько мгновений к ним подлетел бледный и трясущийся хозяин забегаловки:

- Что вы наделали?!

- А, собственно, что мы наделали?

- Это были люди ростовщика! Мне теперь конец, - хозяин закрыл лицо руками.

- Между прочим, - сказал мастер Шао. – Мне понравилось у вас. Я планирую остановиться тут надолго.

- Что?.. – хозяин с ужасом на него поглядел. – О Небо… За что мне такое наказание…

- Хозяин, - подал голос Кан. – Насколько я понимаю, у вас какая-то проблема с ростовщиком? Почему бы вам не рассказать мне об этом? Быть может, я смогу помочь.

- Кто вы такие, во имя Неба? Сначала вы громите моё заведение, а потом ваш друг утверждает, что может мне помочь?

- Он – сюцай, он - может, - важно сказал старик. – Его зовут Кан и он мой ученик; я же - его учитель, Шао - люди зовут меня мастером боевых искусств. А ты кто такой, чтобы причитать, вместо того, чтобы поделиться горем с сострадательными и справедливыми людьми?

- Меня зовут Ло, - хозяин присел на край лавки. – И я хотел превратить моё заведение в лучшее, нежели чем низкопробная ночлежка. На это нужны были деньги, и я обратился к ростовщику Ю, который ссудил мне три сотни лянов серебра, я привел заведение в порядок, но потом изменился торговый путь, и заведение, которое могло быть выгодным вложением, теперь насквозь убыточно. Три года я боролся, пытаясь расплатиться, но в итоге – я должен уже шестьсот лянов серебра. Люди Ю сказали, что если я не смогу расплатиться, он заберёт моё заведение…

- Не так. Они сказали, что если ты, грязная свинья, не отдашь деньги, то Ю заберёт твоё заведение, - вставил мастер Шао.

- Конечно же я отказался, я сказал что найду деньги…

- Ты сказал, что пусть Ю идёт в задницу, - поправил мастер Шао. – А ты не отдашь за шестьсот лянов серебра заведение, которое стоит в два раза больше. Между нами говоря, оно едва ли на тысячу тянет.

- Я знаю. Но это – единственное что у меня есть.

- Мне кажется, ростовщик Ю на самом деле грабитель, - пробормотал мастер Шао. – Чтобы драть по сто лянов серебра в год… Ладно. Хозяин Ло, мы с моим учеником хотели бы позавтракать. А затем мы разберёмся с этим вашим Ю.

Хозяин недоверчиво поглядел на улыбающегося старика, потом вздохнул:

- А, всё равно весь день насмарку… Я подам вам завтрак, мастер.

 

Кан рассказал о своих приключениях за завтраком.

- Ты дурак, - изрёк мастер Шао. – Но это лишь следует из того, что ты считаешь себя недостойным счастья. Делая счастливыми других, ты побуждаешь их платить тебе тем же, а если они не могут этого сделать, у них появляется чувство вины и чувство неполноценности, что ни к чему хорошему не приводит. Давай-ка заглянем к этой твоей девице Лан как закончим с чаем… Ах да, у нас ещё проблема с Ю. Положительно, как часто мелкие и низкие людишки вроде него мешают заниматься по-настоящему важными делами!

- Учитель, а разве не Ю является действительно важным делом?

Мастер Шао отмахнулся:

- Люди вроде него подобны назойливым москитам, отвлекающим от важных дел. Москита рано или поздно прихлопнут. Но, мне придется торчать здесь целый день, чтобы вышвырнуть отсюда очередных громил. А ты, проведай свою подружку Лан, - Шао порылся в рукаве и достал серебряную монету. – В гости принято ходить с дарами.

- Учитель, вы же говорили, что у вас нет денег!

- Не было, - Шао ухмыльнулся. – Но, после того как я выкинул этих грубиянов за дверь, я нашел на полу эту монету. Нашел – значит моё! Ну, я полагаю, ты справишься с тем, чтобы разузнать что это за человек такой, этот Ю?

 

- Сволочь он редкая, - процедил сквозь зубы Шоу, стоя на площади перед управой. – Очень любит запугивать своих должников, а они люди тёмные и перед законом робеют. Так что судье не удается поймать его за руку, а люди не желают говорить с чиновниками суда – потому что если об этом пронюхает Ю, беднягам не позавидуешь.

- Мой учитель, похоже, решил положить конец его злодеяниям, - сказал Кан. - Ему чем-то приглянулась эта гостиница. Когда я уходил, учитель залез на крышу и декламировал стихи.

- Глупость какая-то, - недоуменно сказал Шоу. – Ну, зачем так делать? Кстати, что ты решил насчет предложения судьи?

- Я пока не уверен, - задумчиво сказал Кан. – Мне нравится в этом городе. Возможно, когда мы разберёмся с Ю, я смогу дать более конкретный ответ.

- Ну ладно. Вы только особо беззаконий не творите, судья очень сильно не любит, когда ему приходится наказывать по закону тех, чьи деяния ему симпатичны.

- Постараемся.

- У этого Ю целая банда, человек двадцать головорезов, которых он использует для запугивания народа.

- И он платит им серебром, - буркнул Кан. Он попрощался со стражником и направился на рынок, где купил овощей, мяса и риса, а затем пошел в гости.

 

Дом Лан представлял из себя маленькую хибару из трех комнат и кухни, где ютилась девушка вместе со своей одинокой матерью. Правда, самой Лан Хей дома не было.

- Право же я не знаю, как благодарить вас, сюцай Кан, - сказала мать девушки, увидев «дары». В этом доме, похоже, мясо ели редко.

- Не стоит благодарности, мой учитель послал вам этот дар, - сказал Кан. – Он мастер боевых искусств, ставящий заботу о простых людях превыше всего.

- Дочь рассказала мне о том, как вы спасли её. Право, это позор, что моя дочь занимается столь презренным ремеслом, - чтобы не смотреть в глаза гостю, женщина занялась приготовлением чая. Суть ремесла Лан Хей было в том, что она танцевала обнаженной перед гостями на вечеринках. Обычно такие девушки встречались на цветочных лодках, будучи проданными туда нищими родителями. Если они не умели петь, танцевать и музицировать, то становились обычными проститутками, в противном же случае их берегли, и за танцы они получали больше чем за торговлю собой; единственным способом сменить статус, для них было стать наложницей какого-нибудь богатого господина. Цветочные лодки были лицензированными заведениями, платящими налоги. Если девушка занималась этим самостоятельно, она могла попасть в неприятности – к тому же это было незаконно. Каким-то образом Лан Хей избегала неприятностей, но было очевидно, что долго так продолжаться не могло.

- А как вышло, что она стала танцовщицей?

Женщина вздохнула.

- Я вышла замуж за господина Лана, когда он ещё был состоятельным торговцем рисом. У нас был хороший дом, было бы всё хорошо, но мой муж связался с Ю, планируя расширить дело. Он взял в долг четыре года назад, но тут поднялись цены на рис, и оказалось, что он едва сводит концы с концами. А между тем долг рос, и однажды к нему пришли люди Ю и потребовали вернуть долг. Мужу пришлось продать дело, чтобы хоть как-то расплатиться, и мы поселились в этом доме… Вскоре я овдовела. Горе и невзгоды подорвали мои силы, и так получилось, что единственным способом существования стали танцы моей дочери. Я не одобряю это. Но иначе мы умерли бы с голоду.

Кан не нашелся что ответить.

- А где сейчас ваша дочь? – спросил он.

- Она целыми днями где-то пропадает, возвращаясь лишь к полуночи. И ничего мне не рассказывает.

Кан допил чай и откланялся. Размышляя о гнусных деяниях Ю, он направился в суд, надеясь раздобыть какую-нибудь информацию.

Вооружившись пачкой рисовой бумаги, бруском туши и кисточкой, он принялся рыться в архивах, начиная с пятилетней давности. Его интересовали налоговые декларации Ю и цены на рис за весь период. Работа заняла у него много времени, но когда он закончил, результат был настолько потрясающ, что Кан немедленно потребовал у пристава увидеться с судьёй.

- Сюцай Кан, вы обдумали моё предложение? – первым же делом после приветствий спросил судья.

- Я пока не готов дать ответ, господин начальник. Однако, я хочу сообщить о преступлении.

Судья удивленно вскинул брови. Кан с поклоном передал ему пачку бумаги, покрытую числами.

- Речь идёт о ростовщике Ю, - начал свой рассказ Кан. – По словам госпожи Лан, её муж был торговцем рисом, и чтобы расширить дело, он занял у Ю в долг, однако по её словам, цены на рис поднялись, и он не смог расширить дело, и не смог рассчитаться с долгом. Ю выкупил у него лавку за бесценок. Эти цифры в первом отчете. Во втором – цены на рис, здесь, - он ткнул в одну строчку пальцем. – Это цена продажи в городе, здесь – налог. А вот здесь, - он показал на другую строчку, – указаны объёмы риса, поступающие в хранилища. За пять лет цифры почти не менялись, как и цифры экспорта. Когда мы с учителем шли по дороге в город, он обратил внимание на красоту долины. Здесь очень плодородная почва. И я спросил себя, как могли вырасти цены на рис четыре года назад?

- И как же? – судья с интересом просмотрел заметки сюцая.

- Невозможно повысить цену сбыта без того, чтобы это не отразилось на налогах. Но, можно повысить закупочную цену, это приведёт к вышибанию с рынка мелких торговцев, потому что прибыль от продажи не будет покрывать расходы на транспортировку в малых объемах. Хозяин гостиницы, в которой остановился мой учитель, сказал, что несколько лет назад изменился торговый путь, ранее пролегавший через долину, однако два амбара возле постоялого двора на холме не выглядят запущенными. Господин начальник, в вашем уезде кто-то прибрал к рукам всю торговлю рисом, направляя часть груза в обход города!

- Невозможно! Гильдия бы этого не допустила!

- Поглядите сюда, - продолжал Кан. – Гильдия занимается закупками риса у крестьян, как видите, закупочные цены достаточно разумные, но судя по налоговым записям Ю, гильдия регулярно берёт в долг, и так же регулярно его погашает, с процентами. Я сравнил записи по объёмам экспорта риса из города, и нашел несоответствие. Если бы всё было так, как написано, в городе был бы голод. Это означает, что риса закупается больше, чем написано, что в точности соответствует ожиданиям от столь плодородных земель.

- Негодяи! – прорычал судья, впившись в бумаги взглядом.

- Он уходит от налогов за счет малой разницы между покупочной и продажной стоимостью декларируемых объёмов риса, а «лишний» рис не доходит до городских хранилищ, оседая за городом, откуда затем идёт на экспорт, а, между тем, люди гильдии мухлюют с накладными, оплачивая налог лишь с того риса, что проходит через ворота! - заключил Кан. – Он предоставляет гильдии торговцев монополию на рынке и большие доходы, а они взамен «расплачиваются» процентами по займу. За последние десять лет Ю скупил по мизерной стоимости множество лавок – как я полагаю, это «перекрывание реки» прибылей путем манипуляции с ценами он делал с помощью своих сообщников из гильдии и головорезов - и сейчас просто некому заметить то, что я описал, а так как повода копаться в архивах у вас не было, эта махинация очень долго оставалась бы нераскрытой.

- Невероятно, - судья бросил бумаги на стол и хлопнул в ладоши. Появившийся пристав был тут же отправлен за Шоу, а судья взял лист бумаги и красной тушью написал распоряжение. – Я приступил к исполнению своих обязанностей лишь недавно, но правитель соседнего уезда должен был бы заметить такие объёмы экспорта и заставить гильдию заплатить налоги.

- Он этого не сделает, - мрачно сказал Кан. – Господин начальник, правитель этого уезда, в который меня назначили – негодяй, притесняющий простых людей и берущий дорогие подарки у торговцев. Я не мог работать у такого человека даже писарем, посему я отказался от должности и стал бродячим лекарем.

Вошел Шоу, и судья вручил ему лист:

- Я повелеваю арестовать ростовщика Ю и представителей гильдии торговцев. Тащи сюда этих подонков!

Шоу поклонился и вышел. Кан поднялся:

- Я слышал, у Ю целая армия головорезов, запугивающих людей, чтобы никто не мог пожаловаться властям.

- Не волнуйся об этом. Шоу – человек неисчислимых достоинств, но в данном случае важно только одно: когда он оказывается на месте преступления, первым делом он арестовывает всех, кто попадается ему на глаза, а уже потом разбирается что к чему.

- Иногда невозможно найти что-либо, если не знать, что именно нужно искать.

- И именно поэтому мне нужен такой человек, как ты. Как уже говорилось, я назначен в этот уезд недавно – это моё первое назначение - и ещё не успел разобраться с целым ворохом дел, оставленных мне моим предшественником, - судья сжал кулак. – Драки, шлюхи, грабежи и кражи… За этими стаями мелкой рыбёшки я не могу разглядеть акул преступного мира.

- Мне нужно подумать.

 

Кан шел к постоялому двору и размышлял. Ему грела сердце мысль, что Ю получит по заслугам, однако он не ощущал себя сопричастным к свершению справедливости. Он исполнил свой гражданский долг, раскрыв преступление с помощью горы бюрократической писанины – что так разительно контрастировало с рассказами о следователях, которые разгадывают загадки с помощью хитрости, изобретательности и вынуждают преступника сознаться с помощью театрального мастерства. И вновь он подумал, какой была бы жизнь – вместе с Шоу ловить преступников и помогать честному и справедливому судье вершить правосудие во славу Нефритового Трона, а после работы проводить время за кувшином вина и снова смеяться над рассказами Шоу.

На скамейке возле постоялого двора сидел мастер Шао, созерцая клонящееся к закату солнце.

- Ты сделал то, о чем я тебя просил? – спросил он.

- Да, и даже больше: в этот самый миг судебные приставы идут арестовать Ю, - Кан рассказал о том, что он для этого сделал, и мастер Шао с удовольствием кивнул. – А, как там барышня Лан?

- Её не было дома.

- Ну, так пойдем, найдем её, - мастер Шао поднялся и, взяв посох, решительно зашагал по улице.

- Зачем она нам, учитель? – спросил Кан, едва успевая за широкой поступью учителя.

- Найдем – узнаем, - философски сказал мастер Шао.

- А куда мы идём?

- Пока ты шатался по городу, я предавался медитации…

- Вы залезли на крышу и орали стихи, учитель, - с укоризной сказал Кан.

- Существует много техник медитации, - отмахнулся мастер Шао. – В ходе этой я концентрировал своё внимание на людях, а для этого их нужно собрать в одно место. Лучшего способа, чем эпатажное выступление с крыши постоялого двора у ворот я пока что не придумал. Я нашел человека, который был мне нужен довольно быстро и поговорил с ним, - старик усмехнулся. – В городе много людей, и они что-то да видят. Я просто сказал им, что я хочу найти, и они сказали мне, где я могу это найти.

- И что вы искали?

- Вот это, - мастер Шао указал на невзрачный дом в переулке. – Я полагаю, время для очередного урока.

- В смысле?

Но старик уже прошел сквозь дверь в дом – и та разлетелась в щепки. В очередной раз подивившись удивительной силе старого мастера, Кан последовал за ним.

Это была забегаловка крайне низкого пошиба, в которой ошивалось разное отребье; в числе прочих Кан заметил там нескольких людей, которых он уже видел. То были двое избитых им и отданных под суд оборванцев, которые валялись на циновках спиной кверху и стонали, ещё парочка были избитыми мастером Шао головорезами Ю. Остальные так же не внушали доверия, и более того, едва старик вошел в дом, как оборванец с разбитым лицом заорал:

- Это тот старик, что избил меня! Это он спрашивал, где мы собираемся!

- Это его вы «спросили», учитель?

- Он был неразговорчив, - пожал плечами мастер Шао. В следующий момент на них налетела вопящая свора головорезов.

Всего их было шестеро, вооруженных ножами, дубинками и цепями.

- Поехали, - мастер Шао влепил одним концом посоха между ног ближайшему противнику, затем другим концом ударил в лоб второго; он шел вперед, раздавая направо и налево удары, а идущему за ним Кану оставалось только вырубить каждого из вопящих от боли крепким ударом кулака. Цепь захлестнула посох, и мастер Шао, крепко держась за него обоими руками, резко дёрнул, нанося высокий удар ногой в лицо подавшемуся вперед противнику, потом подсек следующего ударом посоха в колено…

Уцелевшие оборванцы подались назад, со страхом взирая на избитых, валяющихся на полу.

- Этим я обещал вырвать ноги, - хмыкнул мастер Шао. – А ты сходи, проверь второй этаж.

- Да, учитель.

Поднимаясь по лестнице, Кан краем глаза заметил, что старик загнал оставшихся на ногах в угол и держит их там, вращая перед собой посох.

На втором этаже из комнатушек выскакивали новые противники. По описанию Шоу у Ю было двадцать человек, на огороженное балюстрадой узкое пространство лестничной площадки, переходящей в коридор меж комнат выскочили ещё четверо, причем первого же, кто на него набросился, Кан спустил с лестницы схватив за пояс и перебросив через себя, а второго отправил через балюстраду в зал ударом кулака. Внизу раздался грохот.

В тесном коридорчике пространства для маневра у двоих оставшихся не было, однако эти двое были значительно крепче предыдущих. Здоровенный громила взял Кана за горло и ударил так, что Кан выбил спиной дверь в одну из комнат. Юноша растянулся среди щепок, глядя как мускулистый верзила входит в комнату. Под руку попался табурет, который с треском разлетелся о бритую голову здоровяка, Кан уже стоял на ногах и высоко подпрыгнув, выкинул вперед ногу – удар в подбородок заставил противника улететь назад в коридор и с треском влепиться в стену. В дверь тут же влез второй негодяй, вооруженный ножом. Острое лезвие описывало зигзаги и круги, не давая Кану возможности ударить. Пришлось отступать под натиском – под колени попалась кровать, и Кан перекатившись по ней, содрал с неё одеяло, которым тут же швырнул во врага на манер сети, и раньше чем тот успел от него избавиться, бросился вперед, нанося удар ногой в прыжке. Головорез влепился в своего более рослого товарища и остался недвижим.

- Уфф, - Кан вытер окровавленное лицо. Голова слегка кружилась, а тело побаливало.

- Ты уже закончил? – раздался снизу нетерпеливый голос мастера Шао.

- Всё в порядке, - крикнул в ответ Кан. Он вышел в коридор и начал открывать двери в другие комнаты. В одной из них, судя по всему, разбойники играли в карты, две другие, судя по запаху, использовались как комнаты для свиданий. Последняя дверь была заперта, и была немедленно разнесена ударом ноги.

В комнате сидела связанная девушка в изорванной одежде, с покрытым синяками лицом.

- Лан Хей?! – воскликнул юноша. Девушка закивала, пытаясь выплюнуть кляп, от которого мгновением позже была избавлена. – Что ты здесь делаешь?

- Они всё-таки схватили меня, - еле ворочая языком, сказала она. – На рынке, днём.

Пока Кан разрезал узлы, она рассказала, что после смерти отца, она разбирала его бумаги и наткнулась на некоторые странности в ценах на рис, тогда она заподозрила что Ю просто надул их семью. Она пожертвовала своим именем, став танцовщицей под псевдонимом Белое Облако, чтобы проникнуть в дом Ю и найти доказательства преступления, однако ей не повезло – прошлым вечером Ю заметил, что кто-то рылся в его бумагах. Узнав от сообщников головорезов которые после выступления решили поразвлечься (что и привело в итоге их к драке, а затем и под суд, где им всыпали столько палок, что те не могли лежать на спине) что танцовщицу на самом деле зовут Лан Хей а не Белое Облако, Ю разозлился и велел продать девушку в доходный дом. Её поймали и заточили в комнату, ночью её должны были вывезти из города и переправить в соседний уезд для продажи.

Кан наскоро обработал ссадины девушки снимающей боль мазью и помог ей спуститься вниз, где с сияющим лицом над штабелем стонущих тел стоял мастер Шао, уже успевший спустить с лестницы тех двоих, что оглушил Кан.

- Мы нашли то, что хотели узнать? – спросил старик.

Кан поглядел в светящиеся благодарностью глаза девушки.

- Я думаю, да.

- Ну, тогда пошли отсюда, пусть этим сбродом займется стража, - мастер Шао огляделся и подобрал свой посох.

 

Позже, за чашкой риса в гостинице «Приют усталых ног», Кан поведал обо всем, что узнал от Лан Хей.

- Обрати внимание, - сказал мастер Шао. – В этой истории всё случается дважды. В первый раз ты отказался получить награду за спасение Лан Хей, но согласился на приглашение на ужин от Шоу; ты дважды спас эту девушку и дважды был в суде.

- И что это значит?

- Да ровным счетом ничего, - пожал плечами старик. – Если, конечно, она тебе не нравится.

Кан покраснел.

- Я всего лишь старый мастер боевых искусств, который показывает путь, - продолжил мастер Шао. – Ты хотел быть достойным счастья – и я привел тебя в город, где твои знания и навыки помогут людям, и ты отдал под суд этого мошенника Ю. Теперь все те, кто стал жертвами его алчности, придут в суд и получат компенсацию.

- Но я всего лишь порылся в архиве и составил отчет для судьи, - сказал Кан. – Шоу его арестует, а судья докопается до всех нюансов этого дела, моей заслуги в этом здесь нет.

Старик внимательно поглядел на Кана.

- Хочешь, я дам тебе ещё один урок? – спросил он. Кан кивнул. – Тогда встань и погляди в окно.

Когда ученик встал и выглянул в окно на вечернюю улицу, по которой шли домой усталые люди, мастер Шао вздохнул и отвесил ученику смачного пинка под зад так, что тот вылетел из окна. Люди, увидевшие как Кан растянулся в грязи, принялись смеяться. Кан, сконфужено отряхнулся и вернулся в гостиницу.

- Теперь понял? – спросил мастер Шао. Кан, потирая копчик, мрачно покачал головой. – Хорошо, тогда у меня для тебя есть ещё одно повеление, которое поможет тебе понять смысл этого урока.

- Что мне нужно сделать?

Мастер Шоу выпрямился во весь рост и провозгласил:

- Ты должен немедленно пойти к судье и принять его предложение. Ты будешь работать в поте лица своего, служа великому черноволосому народу и защищая каждого, кто в этом нуждается от воров, мошенников и убийц! Ты женишься на Лан Хей – потому что ты не для того дважды спас её честь, чтобы она досталась какому-нибудь проходимцу! С первой же зарплаты ты вернёшь долг Шоу, пригласив его на ужин. И когда ты всё это сделаешь, пройдет время, за которое прах стен, ограждавших твоё сердце, осядет, и ты поглядишь в сверкающее зеркало реки Жизни, что наполняет его, чтобы увидеть истину о том, кто ты. Тогда ты поймешь мой урок.

Кан ошеломлённо смотрел на учителя, не зная, что сказать.

- Это как раз тот случай, когда тебе следует согласиться, вместо того, чтобы спорить, - подмигнул ему мастер Шао. Затем он достал из-под стола узел со своими вещами и направился к выходу, опираясь на посох. – Я показал тебе путь. Последуешь ты им, или нет – дело, конечно твоё. Но когда я вернусь, лучше бы ты понял урок, иначе я тебе его повторю.

Старый мастер боевых искусств шагал по дороге, проходящей через плодородную долину Сунхуа – а его ученик меж тем допивал чай, глядя в окно, созерцая красоту деревьев – почти черных - на фоне заходящего солнца, покрытых белыми, с розовым отливом, цветами.

 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 1. Оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...