Стояла поздняя осень. Вместо моросящих сутками дождей все чаще с неба падал снег. Дорожная грязь за ночь застывала, днем же превращалась в месиво, затрудняющее движение обозов и одиночных путников. Большая часть деревьев сбросила лиственные платья. В листочках, качающихся на промозглом осеннем ветру, жизни было не больше, чем в посохе путника, бредущего по дороге.

Серый поношенный плащ с капюшоном плохо защищал от непогоды. Время от времени широкие плечи передергивались в ознобе. Странник по очереди подносил мозолистые ладони к лицу, грел дыханием. Поднимал голову к небу, глаза с сеточками морщин в уголках выискивали среди туч известное лишь ему одному. Грудь медленно поднималась и опускалась, губы сжимались в тонкую полоску. Потом взгляд снова опускался на дорогу, глаза выискивали в затопившей все грязи хоть маленький островок сухой земли. Безрезультатно, мир будто превратился в изначальное болото. Мужчина перекладывал посох из ладони в ладонь, плечи опускались, словно на них невидимым бременем давила тяжесть земли и девяти небес. Ноги делали один шаг, другой, сапоги погружались в грязь по щиколотку.

Серые глаза путника, казалось, смотрели в одну точку. Выдубленная четырьмя ветрами кожа по количеству морщин могла поспорить с высушенным яблоком. Куртка из коричневой кожи нездешнего животного подпоясана чешуйчатым ремнем с диковинной пряжкой, витиеватой и даже изящной. Обычные для путников любых стран кожаные штаны заправлены в сапоги. Сбоку на поясе висел холщовый мешочек, оружия или припасов не было.

К вечеру, по его подсчетам, должен был достичь корчмы. Так и оказалось.

Когда небесная серость сменилась чернотой и ладони, что держала посох, коснулись первые снежинки, путник увидел вдали огонек. Ноги сами пошли быстрее, плечи расправились. В лице читалось облегчение, даже морщин будто меньше стало. Словно путник был не уверен, что найдет корчму здесь. Опасаться были все основания. Корчма знаменовала конец обжитых, изведанных территорий. Дальше шла неизвестность, и не у всех хватало духу узнать, что скрывает ее покров. Время от времени находились смельчаки, раздвигая границы обжитого мира… и корчма всегда оказывалась на его краю.

Подходя к крыльцу, странник еще ускорил шаг, ноги перепрыгнули через три ступеньки сразу, ладонь толкнула дверь и на мужчину обрушился шквал корчмовских запахов и звуков.

Ароматы жарящегося лука и мяса со звоном, отзывающемся сладкой истомой в животе, сталкивались с пивным духом. Почти все места в длинном зале были заняты, над столами сталкивались кружки с пивом, пена заливала все вокруг. Между столами носились служанки, ладони сидящих периодически старались шлепнуть ту или другую по заду. Девчонки пищали, мужчины гоготали и руки их снова и снова поднимали кружки с пивом.

За стойкой стоял хозяин. Детина в фартуке, рукава закатаны почти до плеч, оголяя волосатые, увитые мышцами, руки. Широкая улыбка украшала щетинистое лицо. Мужчина смеялся вместе со всеми, но глаза смотрели цепко. Двигаясь к стоящему в углу пустому столу, странник кивнул хозяину, тот ответил легким движением головы. Несколько человек посмотрели вслед путнику, пока тот двигался между столами и порхающими туда и сюда служанками, маленькими феями стоящей на границе корчмы.

После осеннего промозглого дня помещение казалось особенно уютным. За окнами, закрытыми по случаю непогоды ставнями, завывал ветер, набрасываясь время от времени на стены и крышу и раз за разом отскакивая в бессильной злобе. Мужчина устало вытянул под столом ноги, веки начали смыкаться. Со стороны могло показаться, что человек задремал, утомленный дневным переходом. На деле уши ловили каждый звук, различая все до мельчайших деталей. Через минуту по звуку сталкивающихся кружек человек уже мог сказать, за каким столом какое пиво пьют и насколько сильно хозяин разбавляет тот или иной сорт. Не потому, что вредный. Просто так принято.

Все как везде, подумал мужчина. Даже на границе корчма остается корчмой. Даже когда посетители – не простой люд, герои.

Герои… старательно гонимая и методично выжимаемая из себя капля за каплей грусть встала за дверью души. Молча и терпеливо будет ждать, пока появится хоть маленькая щелочка. Рывком распахнет тогда грусть кажущуюся такой несокрушимой дверь и превратится во всё разъедающую, огненно-нестерпимую, с привкусом железа, горечь.

Почти всех посетителей мужчина знал лично. Такова участь всех отщепенцев, бродящих по границе мира людей – знать друг друга. О многих из них ходили легенды, почти про всех были сложены баллады, песни, стихи, оды.

Через три столика, ближе к выходу, сидели драконоборцы. То есть, народ звал их так – драконоборцы, даже не задумываясь, что толкает человека бросить все и с риском быть тотально прожаренным пойти отрубать конечности незнакомому ящеру. Не бывает так, что человек ни с того ни с сего встает и объявляет: «Пойду, порублю к обеду во-он того, зелененького, с гребешком. А ты, жена, пока грей еду, я ненадолго». Как правило, семей у драконоборцев нет. Да и стали они драконоборцами как раз потому, что зелененький с гребешком в отсутствии главы семьи прилетел и сжевал семью подчистую, закусив бегающей по двору и орущей на разные лады крупной и не очень скотинкой. Или наоборот, сперва скотинка, потом люди. Немногие из убитых горем мужей способны рассуждать здраво и идти создавать новую семью. Как правило, охваченные безумием мужчины хватают что под руку попадается и идут туда, откуда, по их мнению, мог прилететь голодный ящер. Еще меньшему количеству удается дойти, не свернув. И единицы только, дойдя до логова дракона и обнаружив его дрыхнущим после еды, способны что-то сделать. Испугаться, уйти. Сразиться, убить. Умереть.

Народ всего этого не знает. В красивой легенде рыцарь в сияющих доспехах, на белом коне подъезжает к логову ужасного дракона, бьется с ящером день, иногда ночь, и неизменно выходит победителем. Грязи и вони, блевотине и дрожащим от нестерпимого ужаса человечкам нет места в народных сказаниях. К добру или к худу, память человеческая избирательна.

Путник вздохнул, горечь пела победную песню, экзальтированно терзая до предела натянутые струны души. Взгляд нашел среди сидящих возле стойки знакомую фигуру, тяжелый вздох вырвался из груди странника.

Сидящий у стойки был великим воином, победителем черного мага. Маг жил, разумеется, в башне, творил козни на все четыре стороны света. Многие пытались сразить злодея, получилось только у одного. Остальные были сожжены на подступах к башне, отправлены в иные измерения, превращены в камень, скормлены состоящим из одних клыков и когтей животным… Рано или поздно злодеяниям, как все знают по легендам, приходит конец. Нашелся тот, что дошел и сразил, снискав расположение короля той страны, одаренный в итоге золотом и каменьями безмерно, сосватанный за принцессу. Жили они, герой и принцесса, долго и, как водится, счастливо. Конец легенды.

О том, что маг и герой были единоутробными братьями, в легенде нет. Потому и не подействовало колдовство чародея на рыцаря. О том, что король одарил героя золотом не из уважения, а из страха перед могучим воином, умолчали. Испугался, что тот попробует завоевать трон, откупился. О том, что не нужен будет трон и золото рыцарю, ни слава, ни принцесса в легенде нет. Коротка дорога в герои - перешагнуть через теплое еще тело старшего брата и выйти с улыбкой к рукоплещущей толпе…

Под веками стало мокро. Нагулявшаяся всласть горечь полезла наружу, через горло к глазам, походя задев сердце и заставив зайтись его в истошном надрывном биении. Мужчина с силой провел ладонью по лицу, стряхивая с себя не ко времени накатившуюся слабость.

Все эти люди, подумал мужчина, на один раз. Герой появляется в нужном месте в нужное время, делает, что от него требуется, уходит. Ни до, ни после толпе он не нужен. До подвига он никому неинтересен, после – его все боятся. Убить дракона, мага, чудовище, побить чужую армию могут единицы, исключения из общего правила. Исключения нужны в исключительных случаях, в повседневной жизни герои слишком выделяются, слишком мозолят глаза одним лишь своим существованием. Не так важно, тренировался ты всю жизнь в побивании ящеров или случайно оказался в ненужном месте и смог. Важно, что ты сделал работу, о которую никто больше не хотел мараться. Вот награда, выход найдешь сам.

Путник тяжело вздохнул и поднялся. Накинул плащ, ни на кого ни глядя двинулся к выходу. Непогода пела победную песню. Выйдя из корчмы, мужчина посмотрел на небо. Ветер на долю мгновения стих, в разрывах туч появилась луна, отразилась в блестящих глазах странника и снова спряталась.

Отличная погода, подумал мужчина. Самая лучшая для нанесения визита крылатой ящерице. Зелененькой такой, с гребешком.