Рыжие хроники. Рыжий 1, пролог — Ух, ты!! Надо же... Огромный Бог, опирающийся на две... да, да, на две конечности, двумя другими тянется к Рыжему, и в голосе его — звучит неподдельная заинтересованность. Голос — несколько — искажается резиновой штукою. — Это — противогаз, — отчетливо думает Рыжий — и пытается заглянуть в запотевшие стекла. У Бога, в его глазах — Рыжий надеется увидеть... Что именно? Рыжий не знает, но выпрастывает небольшие рыжие крылья — и поднимается вверх, и ударяется о стекло. И не видит... Не видит ничего, кроме ослепительной вспышки, заливающей... У-бе-жи-ще?! Не-бе-са?! 2 — Трр!! — приветливо трещит — разбудившее Рыжего — Логово. Оно лишено — даже зачатков Разума, но его треск — успокаивает Рыжего, позволяет ему — выбраться из паутины — бесконечного сна. — Трр!! Нежное, робкое потрескивание, звучащее отовсюду. — Трр!! Рыжий пытается вспомнить — если не Бога, то хотя бы его... руки? — облаченные в резиновые, защитные перчатки. Руки ускользают. Вкупе со стеклами и фильтром, и приглушенным голосом, что пугает Рыжего — даже теперь. Ибо заглушает и треск, и привычно текущие мысли. — Надо же! Та-ра-кан! Настоящий, живой... переживший — и вспышку, и радиацию... О чем это?! И кому?! 3 — Трр!! Да, счетчик Гейгера — не самое приятное Логово, но треск отпугивает «низших». Т. е. других. — Делиться последними крошками?.. Рыжий дергает усиками — и перебирает, перебирает... — Белый, ржаной... Этого хватит на «человеческую» неделю, но дальше? Дальше — либо оставить Логово, либо мучительное погружение в небытие, заполненное треском и шуршанием бесчисленных лапок. Снаружи. — Белый... Логово с его нежнейшим, осмысленным треском... — Ни за что, — думает Рыжий, но, ах... За пределами Логова начинается — странная, еще не осознанная Жизнь. И, вполне возможно, что Бог из его бесконечного сна отыщется именно Там. 4 — Я... Рыжий представляет, как выбирается из Логова... — Я — такой же, совершенно такой же... Рыжего волнуют — бесчисленные Другие Рыжий боится. Другие не видят снов, не думают о происхождении Сущего... Другие — другие. — Я — такой же, — убеждает себя Рыжий, но... нет, он — не такой. Почему? Может, виною всему — яркая вспышка? Или чудовищный, прорезиненный Бог?! Рыжий не жалеет, что он — Рыжий, что отличает себя — от Других, что его Логово — его личное Логово, но... Как столкнуться с теми, кто — с виду — вылитый ты, но внутри, внутри... Увидеть себя, но жалкого, занятого исключительно — поисками корма и размножением?! Ни рефлексии, ни мелодичного голоса, коим заполнено его Внутреннее Пространство, даже не голоса, но чего-то — крайне отличного от шуршания лапок... Ничего... — О, я — такой же, такой же, такой... Ни-че-го. — О, я...не они... Совсем — не они!! 5 — Не они, — бормочет Рыжий, не замечая, что оставил — уже — свое трескучее Логово... И погруженный — в себя. — Не они, не они... Мы не... мы не уживемся. Мне будет тесно. С Другими. Ах... Выйдя наружу, Рыжий оказывается — в огромном... Из сна... У-бе-жи-ще?! Правда, потускневшем, кое-где покрытом — ржавым налетом... Но какое... Оно... ОГРОМНОЕ... О, это — не Логово. Им — всем — хватит места. И Рыжему, и Другим. И, наверное, Богу?! 6 Так... Это — санузел... И прихожая... И, наконец... — Кла-до-ва-я. Рыжий не понимает — этого языка. Но чувствует... Да и другие... Он слышит — их. Именно — оттуда. — Пи-ща... Там, где шуршание бесчисленных лапок, находится пи-ща. И жизнь... ЖИЗНЬ... ЖИЗНЬ, ПОСВЯЩЕННАЯ — ПОИСКУ СЕБЯ САМОГО... И НЕ ТОЛЬКО... 7 — Ого... Мешки с крупою... Мукою... И металлические банки... Банки... Бог называл их — консервами... НЗ... Рыжий исследует их, надеясь понять, что такое НЗ и консервы? Небольшие аккуратные этикетки, исписанные божественными значками... Может, в банках, НЗ и консервах — содержится нечто необходимое Богу? Бог поглаживал металлическую поверхность, прочитывал вслух — этикетки. — Тушенка, гороховая каша... В Рыжем — озвучивает эти слова, не значащие, увы, ничего.. Но уважение Бога... К словам и банкам... И Рыжий ползает по этикеткам, ощупывает усиками — выдавленные на банках цифры, и пытается понять, если не Язык, то природу уважения. — Ту-шен-ка... Или нет, тушенка касалась — банки поменьше?! 8 Бог, создавший Рыжего... Создавший НЗ и консервы... Все это — не помещается в сознание Рыжего, и оспаривать — создающего? Оспаривать создающего — Его созданию? Нет, нет. Единственное, чего не понимает рассуждающий... только рассуждающий Рыжий... Совсем, совсем не понимает. Зачем Он создал — Других?! Вот они — разглядывают Рыжего, шевелят усиками и — опасаются... Они — опасаются. Ненужные Рыжему — они. Неужели Богу не хватило бы — единственного, влюбленного в Него индивида?! Единственного и неповторимого. Да, Рыжий — не Вселенная и даже не Кладовка, но его маленькая любовь... Рыжий сравнивает себя — с Другими. Такие же — лапки. И крылышки, усики... Другие, меж тем, окончательно осмелели... Обступив Рыжего, Другие ощупывают его... Ай!! Изучают... Такие похожие. О, зачем?! Зачем Он создал — Других?! Остановился бы — на Кладовке и Рыжем. Или — сотворил бы их не в Кладовке. Чтобы не видеть похожести, чтобы не плакать, взывая к молчаливым и безразличным... бетонным небесам... Брр!! Какие же они... Все... Они. Эти. Другие. 9 — Вы... Другие смотрят на Рыжего. Усики их подрагивают, выдавая волнение. — Вы... Рыжий пытается выразить — самое сокровенное. Самое-самое... Что переполняет его хитиновое естество. — Вы... И рассказывает, сбиваясь, — об одиночестве, о видении Бога, единственного и, может быть, не менее одинокого. Рыжий должен, обязан — вернуться к Нему. Обрести Его — навсегда. О, чудесное чувство — озвучивания себя самого. Рыжий увлекается... И не замечает, как Другие бросаются прочь. Прочь — от странноватого чужака со светящимися крылышками и глазами, воспроизводящего противные тараканьей природе — ужасные звуки. 10 Огромная, бронированная дверь — отделяет Рыжего... Огромные, заржавленные механизмы, которых не сдвинуть никому, кроме Бога. Бог повернул — их. Бог по-вер-нул — их, и все... Что же за ними?! Может, такие же бесконечные полки? И Другие? Нет, нет. Это — слишком, чересчур просто. Рыжий начинает завидовать — бестолковым другим. Другие не знают, не помнят — смеющихся глаз. Другие — счастливы, пребывая во тьме. Но Рыжий... Он все ползает по двери, все пытается представить... Зачем?! 11 — О, пожалуйста... Рыжий упирается в холодную, такую холодную дверь... За нею... За нею — не будет Других... За нею... Да, Рыжему — ее — не открыть... Но именно Там... — О, пожалуйста... Рыжий отступает... Вернуться — назад?! Но Логово — слишком мало... К тому же — Другие... Затаившиеся в темных углах. Аварийная лампочка — еле мерцает. И Рыжего, наверное, впервые охватывает... УЖАС?! ПЕРЕД ЧУЖИМ — ДЛЯ НЕГО — МИРОМ?! МИРОМ ДРУГИХ?! И это — переполняет его. Такого маленького... И беззащитного. 12 — Я не вернусь... Рыжий бросается — на тяжелую дверь. И еще... Лучше — разбиться. И лучше, и проще. Оставленный Богом... С Другими... О, лучше — разбиться. — Ты... И удар!! — Зачем Ты создал — меня?! И УДАР!! И УДАР!!! — Я не могу... не хочу, не мо-гу. И УДАР!!! УДАР!!! Рыжему больно, а только черное, переполнившее его — изнутри, — гораздо больнее. — Ты-ы... И захлебываясь проклятьями, Рыжий несется — навстречу не-бы-ти-ю. И замирает, не добежав... Резкий, пронзительный скрежет — и тяжелая, бронированная дверь... От-кры-ва-ет-ся. И щелкает выключатель... И ослепленный вспыхнувшим светом, Рыжий все тянет — свое бесполезное: — Ты-ы-ы... 13, эпилог Рыжий расправляет крылышки и, подергивая усиками, поклоняется — смеющемуся Богу. И озирается на Других, и Другие, ужаснувшиеся размерами Бога, пятятся прочь и скрываются в углах божественного Убежища. Другие не понимают... Смеющийся Бог подставляет Рыжему резиновую ладонь и — приглашающе кивает. — Ты... Бог подбирает слова, чтобы обозначить Рыжего, вписать его — в собственный божественный мир. — Я — Рыжий, — лопочет Рыжий и помогает себе — лапками, крыльями и всем своим существом. — Ты... Бог подносит Рыжего к своему резиновому лицу и двойным глазам... Одни, внешние, — явно из стекла. Другие... Внутренние... В них плещется — неудержимое, истовое веселье. — Ты... И Рыжий зажмуривается и слышит, как трепещут спрятавшиеся Другие. Другие не понимают, они думают, что Бог проглотит Рыжего... Не думают. Они — не думают. Они — Другие. Но Бог... — Ты — Рыжий. Я назову тебя — так. И Рыжий содрогается от восторга, и теряет сознание, успев проскрипеть, прошептать: — Да, я нашел Тебя. И счастье, хлынувшее отовсюду, накрывает его горячею волною, и Рыжий отдается ему, отдается — целиком. Без остатка. И что ему — перепуганные Другие? Что ему — его прежнее Убежище? И страхи, и надежды? В резиновой ладони — под смеющимися двойными глазами. Бог принял его. И назвал. 1 (?) Грозный смеющийся Бог Рыжему видится — всюду... В капельках — даже — воды... 2 Гейгера счетчик тр-р-рещит... Рыжему слышится в треске — Песня Последней Зимы... 3 Холод Последней Зимы Рыжему вовсе не страшен... Страшно, что он — нав-сег-да... 3 Рыжий глядит в небеса, Серые, серые — слишком... Синий — придуманный цвет?! 4 Ка-па-ет сверху вода... Рыжий — под краном — кейфует: О, сантехнический дождь... 5 Воздух, припасы, Зима... Может, и Рыжий — последний? Снова — рефлексия? — брр... 6 Обсудить на форуме
