Пролог

Жил человек по имени Ульберт. Он родился в деревне около Ортерига, название которой ныне забыто, и любил участвовать в походах за море. Ярл Хакон хорошо отзывался о нём и приглашал в дружину всякий раз, как сам возглавлял набег. В те времена Скаарвия жила в распрях, а потому набеги случались нередко. Однако когда Хакон взял власть в городе, он поселил Ульберта при себе как надёжного человека. Людей, состоявших при дворе, звать на дракар никто не решался, поэтому Ульберту пришлось искать себе новое ремесло.

Он познакомился с кузнецом, которого звали Грим, и попросил руки его дочери. Грим сказал, что Ульберт честный человек, и согласился бы выдать за него девушку, если бы жених занял его место у наковальни. Условия пришлись Ульберту по душе, и свадьба вскоре состоялась.

Кузница стала вчерашнему викингу вторым домом, но всё же иногда он тихо тосковал по морю. Когда его супруга была беременна первенцем, ярл созвал набег, и Ульберт покинул жену, отправившись с дружиной на юг. Набег оказался успешным: воин привёз домой много добычи, однако в Ортериге ему сообщили, что жена родила раньше срока и ребёнок не выжил. Ульберт тяжело принял это, а чтобы забыться, до ночи работал в мастерской. Время шло, и постепенно боль утихала.

Так проходила вся жизнь Ульберта. У него родилось шестеро детей, но все они умерли в младенчестве, когда их отец уходил в набег. Когда умер шестой ребёнок, кузнец заперся в мастерской на месяц, возвращаясь лишь ради сна и скромной пищи. В те дни он ни с кем не говорил, за что люди прозвали его Угрюмым. После того как сменился месяц, Ульберт вышел из кузницы с мечом, названным «Скорбью». Мастер повесил его в доме в качестве назидания самому себе, а потом отправился к ярлу. Ульберт просил Хакона, чтобы тот больше никогда не приглашал его в походы, и ярл, рассудив мудро, дал товарищу своё слово.

С той поры Ульберт больше не ходил в море. Его жена родила ему седьмого ребёнка, мальчика, которого назвали Хурт. Он был во всём похож на отца и успешно осваивал кузнечное ремесло. Однако, как и отец, Хурт хотел участвовать в походах. Распри в Скаарвии в те годы уже окончились, однако, когда началась война с Валарией, Хурт стал уговаривать отца отпустить его. Ульберт всякий раз отвечал отказом, но когда Хурту было четырнадцать лет, его отец умер. Бои на севере продолжались, поэтому, попрощавшись с родителем, Хурт отправился на фронт.

Юноша оказался крепким, и удача в битве сопутствовала ему. Он жил, перемежая войну и кузнечное ремесло, и стал уважаемым человеком в каждом из направлений. Однажды Хурту довелось отправиться в Дрегву, когда его супруга родила ему двоих наследников. Поход вышел успешным, и воин вернулся домой с трофеями. Однако на пороге ему сообщили, что прошлой ночью его дети умерли от болезни. Хурт, подобно отцу, искал утешения в кузнечном ремесле, однако, как и Ульберт, возвращался к насилию всякий раз, когда боль отступала. Так он потерял четверых детей.

Когда ярл в очередной раз стал созывать дружину, Хурт отказался идти на войну. Он объяснил, что понял судьбу предка и больше не может жертвовать своими детьми. Ярл согласился, что место Хурта в мастерской Ульберта, и не стал ничего требовать взамен. Следующим утром кузнец снял «Скорбь» со стены и много дней провёл за гравировкой. Когда работа завершилась, клинок вернулся на своё место с надписью «Война — смерть рода, жизнь его — труд».

Вскоре у Хурта родился сын, которого назвали Сван. Он оказался похож на отца, но знал о судьбе своих предков, а потому гнал от себя мечты о воинской жизни. Сван быстро научился всему у Хурта, и после его смерти сумел занять родительское место в кузне.

Когда Сван вырос, его умению не было равных во всей Скаарвии. Мечи из мастерской Ульберта заказывали ярлы и короли, а потом дарили их почётным гостям. У Свана было трое сыновей: Атли, Хаммонд и Рори. Сван хотел завещать мастерскую деда им троим, чтобы труд в кузнице объединял братьев, однако старший сын, Атли, воспротивился отцовской воле и подговорил Хаммонда вместе отправиться на войну. Кузнец не одобрил выбор своих детей и запретил им осуществить задуманное. Той же ночью Атли и Хаммонд собрали вещи и втайне покинули отчий дом.

Рори занял их место в мастерской Ульберта. Под присмотром родителя он совершенствовал свои навыки и в один день во всём превзошёл Свана. Отец гордился младшим сыном, но при случае всегда вспоминал и успехи его старших братьев.

Наступил день, когда Атли вернулся в Ортериг. Он пришёл к отцу и потребовал отдать ему кузницу как старшему из наследников. Сван тогда отошёл от дел, полностью доверив Рори фамильную мастерскую. Старый ремесленник спросил у Атли, где его брат Хаммонд. Тот ответил, что он погиб в бою и отправился к пращурам. Тогда Сван сказал: «Если ты не можешь уследить за одним Хаммондом, как тебе справиться со всей мастерской?». Атли ответил ему, что средний из братьев давно стал взрослым мужчиной и сам должен был следить за собой. Глава рода напомнил, что именно Атли уговорил Хаммонда пойти на войну. Так между отцом и сыном произошёл спор, и Сван выгнал отрока из своего дома.

После этого случая старый ремесленник заболел и спустя три недели покинул мир живых. Перед смертью он снял «Скорбь» со стены и заменил оплётку на рукояти меча.

Рори стал достойным наследником дела Ульберта и прославил мастерскую в Ортериге на весь мир. Рыжеусый и хорошо сложенный, он оказался во многом похож на основателя своего рода. Вечерами мастер терпеливо обучал своего сына Ньяля кузнечному ремеслу, как когда-то его самого наставлял отец. Семья Ульберта жила в достатке и всеобщем почёте, и с началом войны в Скаарвии жизнь её практически не поменялась. Так было до осеннего равноденствия.

В тот день утром Рори пошёл на рынок договариваться о поставках стали и оставил Ньяля присматривать за мастерской. Когда ремесленник планировал возвращаться, его отыскали добрые люди и сообщили, что в кузнице начался пожар. Глава рода Ульберта бегом добрался до неё, но на месте фамильной гордости обнаружил лишь пепелище. Рядом на земле лежал почерневший от копоти Ньяль, которого вытащили из пламени, но он погиб, надышавшись дымом.

Очевидцы сказали, что около мастерской долго ходили какие-то чужеземцы, а огонь разгорелся вскоре после того, как они ушли. Рори ничего не ответил им. Он поднял тело мальчика на руки и, баюкая его, направился к ярлу. Никто не знает, о чём говорили кузнец и владыка города, но спустя четверть часа первый покинул длинный дом уже без ребёнка. Избегая любых разговоров, ремесленник вернулся к себе в жилище и снял «Скорбь» со стены.

Глава I

Очевидцы рассказали Рори, что в предместьях Ортерига уже несколько дней орудовала банда разбойников с Рыбьего острова, которые ограбили здесь ромульского торговца шёлком. Некоторые из грабителей оказались похожи на тех людей, что видели у сгоревшей мастерской. Кузнец не усомнился в словах горожан и попросил знакомых довезти его до реки. Добравшись до Альмы, мастер первым делом нашёл рыбаков и договорился, чтобы те выделили ему лодку. Он хотел заплатить им золотом, но жители побережья отказались, потому как узнали в нём знаменитого ремесленника и глубокоуважаемого человека.

Рыбий остров находился в той части реки, где она особенно расширялась, и добраться до него по суше было нельзя. Раньше рядом с островом располагалось множество мест с добрым уловом, но теперь живности стало значительно меньше. К тому же, когда начинали таять снега, примерно треть острова уходила под воду. Вот почему в безымянной деревне на нём остались лишь те селяне, которым некуда больше податься.

Причалив к берегу, Рори отметил, что никому не было дела до его появления. Это казалось ему странным, ведь в подобных местах гости бывают нечасто, а потому должны вызывать интерес. В то же время ни один человек не подошёл спросить, что забыл здесь путник, а когда сам кузнец пытался задать вопрос, собеседники спешно удалялись. В деревне проживало с десяток жителей, хотя домов было почти в два раза больше, если не считать брошенных и разрушенных. Единственная улица вела к небольшому мысу, где, задумчиво глядя в море, сидел на скамье коренастый старик.

— Я видел тебя во сне, — протянул он, — и вот ты явился сюда.

— Ты один меня не боишься, — ответил кузнец.

— Потому что я знаю тебя. Ты Рори из Ортерига, наследник Ульберта Угрюмого, и ты пришёл мстить за своего сына.

— Сны о многом тебе рассказали.

— Явь со мной не менее откровенна, — после этих слов незнакомец встал и повернулся лицом к ремесленнику. — Я Ольгерд по прозвищу Бык, скальд и тот, кого недооценили твои враги.

Рори насупился, но рассудил, что сначала следует выслушать старика, и уже потом решить, как к нему относиться.

— Говори, — приказал он.

Старик погладил седую бороду и опёрся на посох.

— Несколько дней назад сюда причалила лодка с воинами, вождь которых тут же стал набирать лихих людей в набег. Он обещал отдать им почти всё, что окажется добыто в предместьях Ортерига, а взамен просил сжечь дотла мастерскую Ульберта, что находится за городскими стенами. Когда главаря спрашивали, зачем ему это, тот отвечал, что кузница должна была достаться ему по наследству, а теперь в ней работает человек, который недостоин продолжать дело Ульберта. Деревенские сомневались в том, что игра стоит свеч, но награда оказалась слишком соблазнительной. Так они попали в ганзу твоего брата, Атли Смутьяна.

Рори не нашёл, что ответить. Он крепко задумался о тяжёлой судьбе, которую боги уготовили для его рода. Ольгерд встал рядом с ним и продолжил рассказывать.

— Так вышло, что я подслушал планы налётчиков и знаю, куда они собирались отправиться после поджога. Однако я отношусь к своим снам очень серьёзно, потому как нередко они сбывались и уберегали меня от беды. Сейчас чувства подсказывают мне, что старый скальд должен поддержать продолжателя дела Ульберта в семейной распре и неотступно следовать за ним, пока не свершится месть.

— Я тебе не хозяин, — бросил Рори. — Делай что хочешь, только не доставляй мне проблем.

— Так тому и быть, — подытожил Бык и поднял с земли походную сумку. — После набега разбойники планировали сбыть награбленное, поэтому наш славный путь лежит на юг — в Картенон.

Рори и Ольгерд взяли экипаж от Ортерига и провели немало времени в пути. Однако за всю дорогу кузнец не проронил ни слова, иногда посматривая то на окно, то на «Скорбь». Скальд посчитал правильным не докучать своему попутчику и тихо предавался размышлениям до тех пор, пока кучер не остановил лошадей у постоялого двора. Стало темнеть, а потому пассажиры согласились с его решением остаться там на ночь.

Когда все сели за стол, чтобы поужинать, старик обратился к ремесленнику:

— Я сочинил вису, хочешь послушать?

Рори не ответил, но Ольгерд, подождав немного, продолжил:

— Зовом мстительным ведомый,

Молчалив Угрюмый Ульберт.

Славный голос наковальни

Песнь клинка заменит скоро!

Камнем в чёрную пучину

Его тянет груз решения.

Честь семейную спасая,

Оборвёт свой род навеки.

— Ты видишь меня насквозь, Ольгерд, и это раздражает. Я позволил поехать со мной, надеясь на твою помощь, в то время как ты вытягиваешь из меня размышления о моих самых болезненных проблемах.

— Тогда ответь на один вопрос, и я перестану лезть со стихами.

— Не могу обещать. Но если не перестанешь — прогоню.

— Почему ты зовёшь себя Рори Ульбертом? Не Ульбертсоном, не Свансоном, не Рори Кузнецом?

— Потому что в мастерской Ульберта может... мог работать только Ульберт. Это не просто родовое имя, а ремесленная честь, которую несут хозяин кузни и его потомки.

— А твой брат Ульберт?

— Нет.

— Почему? — любопытно протянул скальд.

— Он нарушил заветы отца и предпочёл молоту меч... — глава рода тяжело вздохнул. — Слишком много вопросов, Ольгерд, оставь меня в покое хотя бы до утра.

Старик согласился с этим, и герои, попрощавшись, отправились спать.

Следующим утром они продолжили путь, и дорога шла между покрытыми травой холмами. Ниже располагалась долина с небольшим озером, которое называлось Вёнерн. Рори долго смотрел на его поверхность, где плавали дети лет десяти, как заметил, что один мальчик оказался дальше остальных и начал тонуть. Кузнец высунулся и приказал кучеру остановить транспорт, а затем выскочил наружу и исчез в густой зелени.

Он бежал что было сил, но из-за высоких кустов едва не потерял направление. Вскоре послышались детские крики, и Ульберт ринулся на звук. Когда он оказался у берега, на водной поверхности уже никого не было, а ребята плотной кучкой собрались неподалёку.

— У вас всё в порядке? — неловко спросил ремесленник.

Дети оглянулись на него, но поначалу ничего не говорили. Затем самый маленький из мальчишек ответил Рори:

— Тут Свейн это... Захлебнулся... Но его брат уже вытащил... Только не говорите никому, что видели нас на озере!

— Хорошо, — запыхавшись, выдохнул мужчина. — Не скажу... Осторожнее тут, ребятня.

Мастер собрался вернуться к повозке, но в этот момент обнаружил, что меча в его руках уже не было. Он поднял голову и судорожно принялся вспоминать, в какой момент отпустил его, как из прибрежной поросли, хромая, вышел Ольгерд, весь в репьях и прицепившихся ветках. В руках скальда была «Скорбь».

— Староват я для таких пробежек, кузнец, — пропыхтел он. — Кажется, это твоё.

— Моё... В кустах нашёлся?

— В них. Тут всё хорошо?

— Да. Тонущему мальчишке помог его брат. Пойдём, кучер ждёт.

Оставшаяся дорога до Картенона прошла в тишине. Лишь тогда, когда экипаж въехал в город и уже надо было выходить, Ольгерд тихо обратился к спутнику:

— Хорошо, что у того тонущего мальчика был брат, который пришёл на помощь. Многих некому спасти от пучины.

Однако Рори ничего не ответил ему, сжав ладонь на эфесе меча.

Глава II

Первым делом путники направились на Бронзовый рынок, где, по словам скальда, обычно сбывали краденые вещи. Прилавков там оказалось много, и Рори не хватало взгляда, чтобы увидеть их все. Однако кузнец быстро обратил внимание, что разные купцы торговали разными типами товаров. Это напомнило ему слова очевидцев о грабителях с Рыбьего острова.

— Ищи палатку с дорогими тканями, — пробормотал он Ольгерду, и тот кивнул в ответ.

Поиски шли неудачно. Среди огромных статуй и литых пушек сложно было заметить тех, кто торговал бы чем-то меньшим по своим размерам. В то же время сами купцы узнали в скаарвах чужаков и недобро смотрели на них, готовые позвать головорезов. Время близилось к вечеру, а Рори начинал опасаться, что искомый торговец просто откажется с ними говорить. В этот момент он услышал за спиной торопливый женский голос.

— Молодые люди! Молодые люди! Eleis nem mi ouvem, молодые люди из Скаарвии, или откуда там вы взялись! Min fadlik, обратите на меня внимание!

Северяне обернулись и увидели даму средних лет с волосами медного цвета и острым носом. Она стояла за прилавком с рубахами и штанами и по-прежнему продолжала говорить, но из-за акцента её невозможно было понять.

— Что такое? — негромко поинтересовался Ольгерд.

— Ищете, но не знаете, что именно? — затараторила она. — Я таких, как вы, vedo de lontano, то есть сразу вижу, не один десяток лет тут уже работаю. Ходите, озираетесь, привлекаете внимание querpo entero, так сказать. Вы же нездешние, а таким, mie cari amici, на рынке никто другой ничего не подскажет. Kalimat sadcat!

— А Вы, стало быть, подскажете, — бросил Ульберт и на всякий случай осмотрелся.

— Само собой, mis queridas! Я Ида Кунлао-Берштейн, продаю одежду на любой вкус: рубашки, штаны, сапоги, юбки, шляпы, платки и дуршлаги — en demande entre los sectarios del sur! А северяне охотнее берут вёдра и строго не для себя, mama mia, уж не знаю, почему.

— Когда она говорит на нашем языке, я понимаю её так же плохо, как когда она говорит на своём, — прошептал кузнецу Ольгерд.

— Где здесь можно купить дорогую ткань? — суровым голосом спросил Рори.

— Ткань-ткань-ткань... Dio verde, non capisqo, зачем она вам сдалась, ведь можно купить прямо здесь с десяток добротных брюк и раскроить их на столько ткани, сколько вам хочется, да ещё и с карманами, чтобы в них...

— Где купить ткань? — прорычал мастеровой сквозь зубы, намеренно оставляя паузы между словами.

Ида пару секунд просто хлопала глазами, а потом ехидно заулыбалась.

— А-а, теперь я всё понимаю, вы ж не ткачи, не портные, значит, не парча вам нужна и не шёлк, а торговец. Mies amigos dorades, вам это ничего-ничего не даст. Разве вы не видите, какие товары лежат на прилавках! Ни один дорожащий жизнью купец не расскажет о своих посетителях! А вот о чужих... может, если вы у него что-нибудь купите. Вот у вас, мужчина, — обратилась торговка к Ольгерду, — плащ совсем износился. Dio verde, вряд ли он останется целым до завтрашнего вечера. То же и у Вашего приятеля, caro amigo. Вы что, по кустам в них скакали?

— Если честно, да, — осторожно подтвердил скальд.

— Como recolectores de hongas silvestris! Ну ничего, у меня есть отличные дорожные плащи из крепкого сукна, любого цвета, любой длины, и по вполне разумной цене.

Рори вздохнул и едва заметно коснулся кошелька.

— Скаарвские деньги принимаете?

— Mon ami, здесь в ходу любые монеты! Если пересчитать на ваши, то за два плаща получится... ровно десять крон.

— По пять за плащ? — возмутился Ольгерд и пробежался взглядом между торговкой и ремесленником. — Дороговато получается, Вы не находите?

Ида ничуть не смутилась от такой реакции и сказала, гордо подняв подбородок:

— Такая выделка везде стоит много, mis amigos. Но ради вас я готова уступить до девяти.

Ульберту нелегко далось это решение, однако он согласился на условия лавочницы и, пока скальд примерял обновки, украдкой расспросил женщину о своём брате. Та ответила, что Атли был на рынке прошлым вечером и продал портному шёлк за хорошие деньги. Только вот почти всю выручку он проиграл в кости, а потом спешно покинул город. Ида Кунлао-Берштейн не знала, куда отправился брат Рори, однако за льняную рубашку добавила, что он нередко ездит в деревню Эйсинг и, если верить слухам, там у кого-то ночует. Кузнец и его спутник решили не терять времени и сразу отправились к извозчику, чтобы договориться о транспорте. К этому моменту уже наступил вечер, а ни Ольгерд, ни Рори не хотели застать темноту в дороге. Поэтому путники заказали экипаж на следующее утро, согласившись между собой остаться на ночь на постоялом дворе.

Скаарвы ужинали скромно, стараясь не тратить лишних денег. Они сели за самый дальний стол и вели себя так, чтобы не привлекать внимания. Однако постоялый двор «У хромого Грэга» был невелик, и весь первый этаж, не считая кухни, легко просматривался с любого места. Потому Ульберт не особенно удивился, когда к ним подсел худощавый мужчина лет тридцати с тонкими тёмными усами.

— Как еда? — украдкой спросил он.

— Нам не нужны проблемы, — буркнул Рори, не поднимая глаз.

— А кто сказал, что я хочу проблем? У меня есть предложение.

— Ты ничего не знаешь о нас, незнакомец. Какие тут могут быть предложения?

Неизвестный расплылся в широкой улыбке.

— Кузнец без кузницы, отец без семьи. Поверь, о тебе я знаю достаточно. А о твоём попутчике... хватит и того, что он путешествует вместе с тобой.

Ремесленник исподлобья взглянул на чужака и отставил посуду.

— Говори.

— Меня зовут Дариб. Я давно в этом городе и очень много знаю о тех, кто здесь бывает. В частности, о твоём брате.

— Ты знаешь, где он? — хрипло прошептал Ульберт.

— Нет, но я знаю, где и когда он появится. Только это уже не бесплатная информация.

— Сколько?

— Пятьдесят крон. Аккредитив в Банке Авидинни под истинность моих слов. Загляни туда завтра утром и положи деньги в ячейку. А как вернёшься со встречи с семьёй, подтверди клерку, что я не соврал. Никакого риска.

— Головой при входе ударился? У нас со скальдом нет таких денег.

— Есть, Рори, есть. Птичка, что летала над Бронзовым рынком, напела мне, сколько у вас двоих денег и в каких монетах.

Скаарвы напряжённо переглянулись.

— Блефуешь, — наконец выдавил кузнец.

— Немного, — хмыкнул Дариб. — Это была не птичка.

Тут в разговор вмешался Ольгерд.

— Ты требуешь слишком много, южанин. Сбавь цену, прояви благоразумие.

— Вы потратите куда больше, гоняясь за слухами об Атли Смутьяне, и вряд ли вообще встретите его на пути. Я же предлагаю точную информацию. Пятьдесят крон — ничтожная цена, когда речь идёт о цели всего путешествия. И ещё более ничтожная цена, когда речь идёт о смысле дальнейшей жизни, да, кузнец? Решайте сами: полсотни крон сейчас — и Атли у вас в руках, или не меньше полутора потом — и вы не найдёте его никогда.

Северяне долго переглядывались и перешёптывались, и в конце концов ремесленник взял слово:

— Мы готовы заплатить, но так у нас не хватит денег на экипаж, а без него мы вряд ли уедем из Картенона.

— Это не проблема, — ехидно прищурился Дариб. — Я вижу, у тебя на поясе отличный меч. Можете заплатить двадцать и прибавить этот клинок.

Рори злобно выдохнул, а его рука крепко обхватила рукоять оружия.

— Этот меч — фамильная ценность, его создавали поколения кузнецов, вложив свою боль в работу. Это слишком личное, чтобы отдать, — ответил за приятеля Ольгерд.

— А найти убийцу своего ребёнка — разве не личное? Может быть, стоит сделать выбор в семейных ценностях?

— Ты его не получишь, — прорычал Ульберт.

— Тогда разрешите откланяться, господа, — сказал южанин и с улыбкой встал из-за стола. — Успехов в вашем нелёгком поиске.

— Стой! — крикнул скальд, и на крик обернулся даже хозяин заведения. — Раз ты так бессердечен, возьми лучше это.

Трясущимися руками он снял с шеи серебряный кулон с изображением дерева, исписанный рунами, и протянул его незнакомцу.

— Что ты делаешь? — прошептал Рори.

— То, что считаю правильным, — ответил Ольгерд.

— Убери, не нужно...

— Нужно, мой друг, — улыбнулся он слегка дрожащими губами. — Так моё существование наполняется смыслом.

Рори быстро достал кошелёк, навскидку отсчитал пятьдесят крон и бросил их на стол. Однако Дариб уже взял кулон и бегло успел осмотреть его.

— «Долгая жизнь, быстрая смерть». Скальд готов отдать гораздо больше тебя, кузнец. Хотя это не его семья и не его ребёнок. Я возьму это и двадцать крон сверху.

— Бери пятьдесят, но оставь ему то, что взял, — почти приказал оружейник.

— Не надо, — негромко возразил Ольгерд. — Это мой выбор.

Ульберт сердито вздохнул, но принял решение товарища и убрал со стола деньги.

— По дороге на побережье на северо-восток отсюда есть деревня Эйсинг. Если от её пристани посмотреть строго на север, заметишь одинокую скалу. Сразу за ней имеется островок, который не видно с берега. Там Атли и его разбойники хранят монеты, вырученные за награбленное добро. Завтра сразу после заката они будут на острове, чтобы разделить добычу.

— Всё? — удивился кузнец. — За такую цену этого мало.

— Ты платил за точное время и место появления своего брата. Считай, что я даже добавил немного сверху, — Дариб усмехнулся и вернул кулон хозяину. — Мне пора идти, господа. Постарайтесь завтра не умереть. Хотя бы не все.

Кузнец и скальд проводили южанина взглядом и, дождавшись, пока он не покинет постоялый двор, отправились в свои комнаты на втором этаже заведения.

Глава III

Скаарвы встали с рассветом и сразу отправились по делам. Рори посетил банк, про который сказал южанин, и вместе с ним оформил аккредитив. В это время Ольгерд расплатился с хозяином постоялого двора, встретился с извозчиком и дождался возвращения товарища. Когда всё было готово, они отправились в Эйсинг.

Дождь, который прошёл вечером, размыл грунтовую дорогу, отчего путь занял больше времени, чем ожидалось. На выезде из Картенона Ольгерд поделился тем, что написал новую вису про кузнеца, однако не может придумать её окончание. Ульберт предложил ему заняться поэзией после того, как они проверят слова Дариба. Кроме этого случая, до самой деревни никто из пассажиров не проронил ни слова.

Жители Эйсинга встретили путешественников с опаской, особенно после того, как заметили меч у Рори на поясе. Догадываясь, что его друга приняли за разбойника, скальд решил взять инициативу в свои руки. Не без труда, но Ольгерд смог разговорить местных, однако те сказали, что уже давно не видели здесь Атли или кого-то из его банды. Между тем, старушка по имени Тюра согласилась одолжить путешественникам свою лодку и пригласила к себе домой, чтобы обсудить условия.

— Нечасто бывают у нас городские, — сказала она, когда гости зашли внутрь. — Так что не серчайте, что не признали вас сразу.

— Мы и сами не думали, что дорога заведёт нас сюда, — ответил скальд.

— Неужели ищете Смутьяна и его ганзу?

— Ищем... Как давно он тут не появлялся?

— Уж, считайте, лет семь примерно. А когда приезжал, только по девкам и шастал, дьявол. Теперь перевелись у нас девки, и Атли, видать, интерес весь утратил. Не знаю, судари, как моя лодка-то вам поможет.

— Люди говорят, что он должен появиться где-то на острове неподалёку от деревни. Вот туда мы и метим.

Тюра махнула рукой.

— Говорят, что кур доят, а вы-то уж легковерные больно. В Эйсинге часто бывают разбойники, но по островам их вряд ли найдёте — там деревень нет, грабить нечего. Впрочем, дело ваше. За две марки можете на лодке хоть до Треламара отправиться.

Пока Ольгерд говорил со старушкой, кузнец услышал шум на улице и обернулся к окну. Он увидел, как вооружённый топором человек толкнул на землю мальчика лет десяти, а кто-то другой крикнул: «Вяжи, в холопья сгодится!». Что-то в парнишке показалось Рори знакомым. Рост, волосы, черты лица — всё это напомнило ему Ньяля. Такого сходства было достаточно, чтобы Ульберт выскочил наружу.

Бандиты пришли впятером, двое с топорами, трое с булавами. Никто из них не был профессиональным воином, не носил доспехов, а по одежде они напоминали портовых рабочих. Увидев мужчину с оружием, нападавшие стушевались.

— Убирайтесь отсюда, — приказал ремесленник.

— А не то что? — задиристо спросил тот, кто толкнул мальчишку.

— Не то убью.

— Нам терять нечего, чужак. Хочешь драться, доставай меч! Или он бутафорский?

— А ты проверь, — бросил Рори и пошёл в его сторону.

От такого напора топорник невольно попятился и только потом рубанул сбоку. Удар оказался неумелым, потому Ульберт легко увернулся от него, а затем вырвал топор из рук нападавшего.

— Оружие — это не твоё, — сказал кузнец и толкнул противника на землю.

В этот момент другой разбойник попытался застать ремесленника врасплох, но тот заметил его вовремя и отбил булаву топором. Затем Рори попал по лицу неприятеля обухом, после чего тот перестал представлять опасность.

Не теряя ни секунды, мастеровой повернулся в сторону мальчика и приказал тому бежать в ближайший дом, однако не успел он договорить, как почувствовал удар по спине. Трое оставшихся головорезов попытались напасть одновременно, но Ульберт махнул кулаком в противоход одному из них и попал в челюсть, отчего тот выронил оружие и упал замертво. Другой бандит замахнулся булавой и лишь чудом не попал по голове кузнеца. Рори рухнул на колено и случайно взглянул в противоположную сторону.

Он увидел, как на помощь товарищам бежал тот, кто повалил мальчика, вооружённый ножом. Враг оказался настолько близко, что спастись от его клинка было уже невозможно. Однако, когда между острием и шеей Ульберта почти не осталось места, кто-то оттолкнул разбойника и повалил на землю. Им оказался Ольгерд, выбежавший из дома. Только он не смог удержать инициативу, потому бандит быстро опрокинул скальда и дважды ударил его ножом в живот.

Остальные нападавшие замешкались. Этого хватило, чтобы кузнец вырвался из окружения и тяжёлым ударом топора раскроил голову того, кто ранил скальда. Оставшиеся на ногах разбойники, увидев судьбу своего товарища, поспешили покинуть деревню, а Рори сразу же бросился к Ольгерду.

— Как я его, да? — кашляя, усмехнулся старик с Рыбьего острова.

— Не дёргайся, я найду лекаря.

— В Эйсинге? Не найдёшь.

— Должен же...

— Не должен, мой друг, — перебил скальд. — Такое тут не лечат. Моё время пришло. С самого начала путешествия я знал, что всё так закончится. Но у меня есть просьба: заверши мою вису.

— Вису? — растерялся кузнец.

— Да, ту, что я пишу про тебя.

— Но ты мне её так и не рассказал.

— Я подумал... Раз эта виса про твою жизнь, то тебе её и писать.

Так не стало Ольгерда по прозвищу Бык.

Рори и жители Эйсинга проводили скальда в последний путь и воззвали о нём к Великой Матери и Всеотцу, как того требовал обычай. Когда обряд был исполнен, кузнец присел на лавочку у причала, чтобы отдохнуть перед тем, как отправиться на встречу с братом. От усталости его вскоре сморило, и, опершись спиной о стену сарая, Ульберт задремал.

Ему приснилось полярное сияние, каких мастер не видел с поездки в Валарию: яркое, переливавшееся зелёными волнами. Под шум зимнего ветра он услышал голос Ольгерда, который читал свою незаконченную вису:

— Заждались меня в Вальгалле,

Двадцать лет уже минуло

С битвы, где бесславно выжил,

С боя, где не к месту спасся.

С той поры я жил напрасно,

В ожидании кончины,

Но кузнец, гонимый скорбью,

Вновь мне подарил надежду.

Песнь клинка его готова

Заиграть свои аккорды,

— Но о чём расскажут строки,

Лишь кузнец один решает, — закончил за скальда Рори и проснулся.

Его разбудил мальчик, которого ремесленник в тот день спас от разбойников. Он подошёл к сараю и застенчиво переминался с ноги на ногу.

— Извините, что разбудил Вас. Я просто хотел сказать спасибо.

Ульберт потянулся и кивнул на свободное место на лавке:

— Садись, дружок. Как тебя зовут?

— Эгиль, — заикнулся он и присел рядом.

— Эгиль... А меня Рори.

— Куда Вы собираетесь плыть?

— В одно очень опасное место, где наверняка будет много разбойников.

Мальчик опустил глаза, но почти сразу продолжил.

— Вы же плывёте за папой, да? Не убивайте его.

— Что? — удивился кузнец. — За папой? Ну-ка скажи, как зовут твоего отца?

— Атли. Он из Ортерига. Бабушка постоянно ругает его, но мама говорила, что он хороший, просто связался не с той компанией.

Рори внимательно взглянул на парнишку.

— Значит, не зря вы с Ньялем оказались похожи... С кем ты живёшь здесь?

— С бабушкой Тюрой. Когда прошлой зимой умерла мама, она взяла меня к себе, хотя там уже жили Ильва и Тости.

— Кроме неё, из родных кто-то остался?

Мальчик помотал головой. Ремесленник глубоко вздохнул и посмотрел в сторону одинокой скалы в море

— Я не могу обещать тебе, что не убью его.

— Почему?

— Потому что твой отец сделал очень много плохих вещей.

— Но ведь... ведь он наверняка делал и что-то хорошее.

Рори обхватил рукоять меча, встал с лавки и сказал:

— Я о таком не слышал.

После этого мастер погрузился в лодку, а затем отправился в то место, о котором говорил Дариб.

Глава IV

Рори добрался до одинокой скалы, когда солнце село, и остановил лодку в таком месте, где островок с кладом был виден лучше всего. В тот момент недалеко от берега уже стояли восемь человек, а рядом лежал окованный железом ларец. Присмотревшись, кузнец узнал среди них своего брата, который носил короткую кольчугу и кривую саблю на поясе. Большинство остальных оказались одеты в гамбезоны, которые видали лучшие времена. Между людьми начался спор, и из обрывков фраз ремесленник понял, что Атли проиграл в кости слишком много, из-за чего остальные хотели получить его долю и разделить её между собой. Никто из разбойников не выступал на стороне Смутьяна.

Рори замешкался, и дело было вовсе не в количестве воинов на том островке. Когда долгая дорога осталась позади, кузнец уже не был уверен в правильности поставленной цели. Поэтому он не мог ни отступить, ни двигаться дальше. Однако, увидев в руках головорезов клинки, ремесленник принял решение и налёг на вёсла.

Бой начался, едва он причалил к берегу. Из-за потасовки бандиты не сразу заметили чужака. Лишь когда последний оказался совсем рядом, один из них крикнул:

— Это ещё кто?

Однако мастер застал его врасплох и размашистым ударом отрубил неприятелю голову. Атли сразу заметил это и принялся сражаться особенно яростно. В этот момент на Рори напал ещё один разбойник, попытавшийся уколоть его в живот. Кузнец отбил удар, контратаковал и заколол врага в шею.

Краем глаза он заметил, как сбоку на него вот-вот должен был налететь топорник. В ту же секунду ремесленника окликнул брат и кинул ему круглый щит, который и принял предназначенный для Рори удар. Не теряя времени, младший потомок Ульберта успешно уколол противника из-под щита, но тот вновь обрушил на неприятеля топор и расколол им щит. Кузнец успел отбросить остатки, а вместе с ними отвести оружие бандита в сторону. Пользуясь моментом, Атли зарубил врага со спины, однако тут же получил кинжал в левое бедро. Он оступился, однако разбойник не успел ничего предпринять, поскольку Рори ударил его в висок умбоном, оставшимся от щита.

— Отвратительный звон! — ругнулся Смутьян.

— Ты ещё не слышал звон уносимого золота, — ответил ему брат и указал в сторону берега.

Пока шло сражение, трое головорезов унесли ларец в лодку и только что успели отчалить.

— Не мой сегодня день, Рори, — выдохнул старший брат.

Кузнец увидел, что кроме них на острове никого не осталось, вытер «Скорбь» и убрал её в ножны, а затем присел рядом.

— Сильно тебя задели?

— Ерунда. Дай какую-нибудь тряпку, перевяжусь.

— Паршивая рана, — подметил ремесленник. — Пошли в лодку, доберёмся до Эйсинга. Меня ждёт экипаж, доедем до Картенона, там точно найдётся врач.

Атли согласился, и Рори помог ему добраться до судна. Ночь была лунной, но над водой оказался туман, поэтому плыть приходилось медленно. Кузнец держал вёсла, в то время как его брат полулежал на корме, стараясь не опираться на левое бедро.

— Скажи честно, — начал старший из них. — Ты прибыл сюда, чтобы убить меня?

— Да, — бросил младший.

— Что ж не убил?

Ремесленник сердито вздохнул.

— Нет, правда, — продолжил первый. — Это ж я приказал сжечь мастерскую Ульберта. Это мои руки отняли у тебя кузницу.

— Чёрт с ней, с кузницей, Атли. При пожаре погиб мой сын, именно поэтому я отправился за тобой.

— Исключено, внутри никого не было, мои люди всё осмотрели.

— Не всё.

Старший брат отвернулся и какое-то время молчал.

— Я этого не хотел... Всю жизнь держал в себе обиду на отца, а выходит, что он был прав. Размениваюсь жизнями родных ради своих никчёмных стремлений... Слушай, раз ты ещё не убил меня, помоги перевязать ногу поплотнее, а то кровь никак не останавливается.

Рори молча помог раненому, после чего последний сполз на дно лодки и лёг.

— Лучше бы теперь подумал о своём отпрыске, — в конце концов сказал кузнец.

— Об Эгиле? А что с ним не так? Он живёт у старой Тюры в Эйсинге, не болеет и хорошо ест.

— Вот именно. При живом отце парень вынужден обитать у чужих людей.

— А что ты предлагаешь? — зевнув, спросил старший брат. — Воспитывать его в окружении головорезов? С малолетства приучать к грабежам? Лучше вовсе жить без отца, чем с таким как я. Как подрастёт, в Картенон поедет, найдёт там работу.

— У мальчишки за душой ни кроны нет. Если Эгиль и устроится куда-то, то только на самый грязный промысел.

— Не грязнее моего, — медленно ответил Атли.

— Не смей засыпать! С такой раной лучше оставаться в сознании.

Старший сын Свана взглянул на брата усталыми глазами.

— Знаю, ты думаешь: как я до этого докатился. Потомок Ульберта стал бандитом с большой дороги. Дела шли паршиво. Раньше я был кондотьером, но потом... Связался с островными эльфами, грабил экипажи, гружёные сталью, старые бойцы ушли от меня. Вместо них появились просто жадные скоты, с которыми и я оскотинился. Семь раз меня пытались зарезать, Рори. Говори, что хочешь, но в такое болото я сына не потяну.

— Когда Эгиль подрастёт, он сам попробует тебя найти. Кем бы ты ни стал, Атли, для мальчика ты всегда пример. Поэтому я и не одобряю твои методы воспитания.

Старший из братьев протёр глаза и решил сменить тему:

— Лихо ты сегодня всех порубил. Это же «Скорбь», да?

— Она самая.

— Можешь дать её мне? Сто лет не видел этого клинка.

Кузнец пожал плечами, снял с пояса меч и протянул Атли. Тот слегка достал оружие из ножен и принялся разглядывать гравировку.

— «Война — смерть рода, жизнь его — труд». Как же мудры были предки. Сколько раз мы с тобой и Хаммондом просили отца снять меч и читали эту простую надпись! Почему её смысл дошёл до меня лишь тогда, когда ни отца, ни Хаммонда в живых уже не осталось?

— Потому что балбес ты, братец.

Атли хрипловато рассмеялся, и голос его стал слабеть. До пристани оставалось не больше пары минут.

— Вздремну я, пожалуй, — медленно пробормотал он.

— Никакого «вздремну», не смей мне здесь умирать!

— Умирать? Рори, не говори ерунды.

После этого старший из братьев закрыл глаза последний раз и отправился к предкам.

Эпилог

Рори Ульберт был честным человеком, а потому вскоре вернулся в Картенон и встретился там с Дарибом. Вместе они вновь посетили Банк Авидинни, где кузнец подтвердил истинность слов южанина. Последний получил то, что должен был, по аккредитиву, после чего они оба сошлись во мнении, что лучше бы им никогда не встретиться снова.

Перед отъездом кузнец вернулся в Эйсинг и забрал Эгиля с собой в Ортериг, где организовал похороны его отца. Последний нашёл покой в фамильном склепе на городском кладбище, а на церемонии Рори вложил ему в руки «Скорбь» и повелел написать на надгробии, что здесь лежит Атли Ульберт, старший сын Свана, потомок Ульберта Угрюмого, который познал на себе мудрость великих предков.

Спустя пару месяцев ремесленник построил на пепелище новую мастерскую и стал обучать племянника основам кузнечного ремесла. Эгиль оказался способным учеником и очень скоро стал помощником своего знаменитого дяди. Оснащение мастерской значительно уступало тому, что было раньше, но самое главное в ней всё же пережило пожар. Ведь жизнь рода Ульберта — в труде, а жизнь его труда — в крепких руках мастера.