Пролог

Хирош неспешно ступал по выложенной мраморной плиткой тропе, ведущей к Источнику. Шёл мимо древней, украшенной каннелюрами и сетью трещин колоннады, возраст которой и приблизительно не мог представить. Даже он. Тропа вела через дивный сад, полный тропических деревьев и огромных душистых цветов. В воздухе беззаботно сновали бабочки, до ушей долетали звуки птичьих трелей. Всё как всегда. Всё, как и сотни лет назад. Но, как и сотни лет назад, Хироша мало заботили красоты этого места. Солнце стояло высоко, однако мрамор тропы, от чего-то, ещё не успел нагреться и непривычно холодил подошвы ног. Хирош мог бы назвать это чувство неприятным, если бы сумел вспомнить, что это такое. За столетия божественного бытия не мудрено забыть, что значит чувствовать неудобство.

Хирош уже бывал у Источника. Дважды. И оба раза он выдерживал испытание. Повезёт ли ему так же и в этот раз? Возможно. С каждым шагом приближаясь к Источнику, бог отчётливее ощущал набирающее силу чувство, в котором любой смертный без сомнений признал бы тревогу. Хирош знал: рано или поздно он вновь будет призван. Время идёт, и появляются новые боги. Значит, кто-то из старых должен покинуть трон, испариться, словно туман, остаться лишь в истории да, возможно, в сердцах кучки особо преданных фанатиков. Однажды каждому богу суждено уйти, словно его и не было никогда, словно он лишь причудливая выдумка, а все те столетия поклонений мёртвому божеству назовут тёмными веками невежества. Отчасти оно так и было. Каждый из когда либо существовавших богов обязан своим рождением лишь людской вере, полоумным пророкам, зловещим и не очень предзнаменованиям. Каждый из них был создан фантазией смертных, так нуждающихся в покровительстве высших сил. Каждый вскормлен их молитвами, слезами, мессами, жертвоприношениями, отчаянием, любовью и надеждой…

Наконец, тропа вывела к Источнику. С виду он походил на обыкновенный небольшой пруд, огороженный каменным бордюром. Хирош вгляделся в тёмную воду и отпрянул в смятении. От попытки представить, в какие глубины мироздания ведёт этот скромный колодец, богу стало не по себе. Прогоняя неприятное чувство, Хирош непроизвольно начал вылизывать шерсть на левой руке. Вера в него, видимо, совсем ослабла, раз даже не человеческое, но животное начало дало о себе знать. Антропоморфный кот – именно таким Хироша представляли поклонявшиеся его божественному величию. Стоящий на двух ногах, как человек, бог имел кошачью голову и был сплошь покрыт светло-серой шерстью. Из одежды народная фантазия наградила его лишь жёлто-коричневой схенти до колен, перехваченной золотым поясом. Правда, сейчас облик бога разительно отличался от изображений на фресках в храмах. Некогда лоснившаяся на свету шёрстка вылиняла и свисала грязными клочьями, правильную осанку сменила сутулость, правый глаз закрывало сизое бельмо, а оставшаяся половина зубов почернела.

- Отвратительно выглядишь, брат, - раздался скрипучий голос.

Хирош обернулся.

«Значит, Нирис. Ничего удивительного: дела у неё последние полвека шли неважно».

Стоявшая перед Хирошем богиня выглядела как женщина с крыльями птицы. В дни своего могущества Нирис была великолепна. Пронзительный взгляд, тонкие, слегка острые черты лица, горделивая осанка. Выраставшие по прихоти людской фантазии из спины крылья переливались на солнце золотым с синим оперением. Теперь же в изнеможённой старухе угадать всесильную богиню можно было разве что по сложенным за спиной крыльям. Только перьев на них почти не осталось, а из пор сочился зловонный гной. Неизменным остался лишь хитон небесного цвета.

- Ты тоже, сестра.

Хирош и Нирис были, можно сказать, одного поколения.

- Значит, Источник выбрал тебя мне в пару. Похоже, мы оба ошиблись, почивая на лаврах. Смертные слишком заигрались со своим прогрессом, - последнее слово Нирис произнесла с нескрываемым отвращением. – Эти жалкие туши близки к тому, чтобы назвать себя венцом творения Великой Колыбели.

Хирош всегда считал, что Нирис испытывает слишком много человеческих эмоций. Для богини.

- Не берусь угадать, кто из нас пройдёт испытание, но если это буду я, уж поверь, мой зажравшийся народец в полной мере узнает, что такое гнев богини Нирис! Каждый никчёмный шарлатан-учёный умрёт в муках, а его род будет проклят на десять поколений вперёд!

Хирош ни на йоту не сомневался в серьёзности намерений собеседницы. Он хорошо знал её нрав и методы. Однако усталого бога не интересовала судьба ни верующего в Нирис народа, ни её собственная.

- Сестра, скажи мне вот что. Откуда мы взялись?

- Из Великой Колыбели. Всё когда-то родилось в ней. Зачем спрашивать то, что все знают?

- А сама Великая Колыбель?

- Качается на ветвях Древа Илар, а корни этого древа питает Источник. Тот самый, кстати, который нас выбрал, - раздражённо фыркнула богиня.

- Ты не поняла, не о том я тебя спрашивал. Кто сотворил Колыбель? Откуда она взялась на этих ветвях? Откуда само Древо, Источник? Тебе никогда не было интересно, кто был до нас? Я не про богов, что ушли столетия назад так же, как суждено уйти одному из нас. Я про то, что стоит за всем этим, - Хирош неопределённо провёл взглядом полукруг. – Возможно, мы не самая божественная сила в этом мире?

Нирис издала похожий на карканье звук, явно неодобрительный.

- Слишком много вопросов задаёшь, брат. Люди тоже стали задавать их слишком много. И вот мы здесь. Нам была дарована власть. Своим рождением мы обязаны сумасшедшим и глупцам. И чтобы вера в нас не иссякла, мы должны были напоминать смертным о своём могуществе. А вместо этого мы пустили всё на самотёк, позволили людям жить своим умом. Но больше я такой ошибки не совершу, будь уверен! Вот и всё что я знаю. Вот и всё, что желаю знать.

Богиня явно не была настроена разгадывать тайны мироздания, понял Хирош. Продолжать беседу он не стал.

Боги молча стояли, глядя на чёрную гладь пруда. Именно глядя, ведь вглядываться в эту бездну было страшно даже им. Наконец, поверхность Источника подёрнулась лёгкой рябью. «Началось», - понял Хирош – и где-то в районе живота заскребло неприятное чувство. Тем временем под толщей воды шевелилось явно что-то огромное. На это указывали всё быстрее расходящиеся по поверхности круги. Вот, на мгновение показался край плавника, а под водой теперь угадывались бледные очертания гигантской рыбы. Продолговатое тело более всего напоминало сома. Чудовище сделало несколько кругов и, наконец, показало свою уродливую сплюснутую голову у края, где стояла Нирис. Почему-то в этот момент Хирош особенно отчётливо услышал плеск воды о бордюр.

«Значит, жребий пал на неё. Но это ещё ничего не решает».

С минуту пучеглазая рыба буравила богиню полу-осмысленным взглядом. Хирош прекрасно помнил, как смотрят эти буркала. Они видят саму твою суть, твою, как сказали бы люди, душу, и от них ничего не утаить. Этими глазами смотрит сам Источник. И познав тебя, он выносит решение.

Рыба открыла широкий овальный рот и выплюнула Нирис под ноги гладкий белый камень. Сейчас богиня узнает, каким образом должна вернуть веру в себя. Хирош знал Нирис достаточно хорошо, чтобы сомневаться в выборе Источника. И он не удивился, когда в середине безупречно-белого кругляша появилась алая точка. Подобно пятну крови под ушибленным ногтём точка стремительно расползлась по всей поверхности камешка. «Значит, горе и беды. Вот что Он увидел в Нирис. Быть милосердной действительно не её путь», - подумал Хирош. Тем не менее, это также не значило ровным счётом ничего. История знала случаи, когда людская вера угасала при ниспосланных на головы смертных благах. Люди могли превозносить своих богов за щедрые дары, а могли и возгордиться. Так же  болезни и войны, разруха и нищета заставляли одних людей молиться ещё ревностней, а бывало и так, что народы разочаровывались в небесных покровителях. Выпавшую ей карту Нирис могла разыграть по-разному. Одно Хирош знал точно: в этот раз от него ничего не зависит и он был такому раскладу даже рад. Бог чувствовал себя непривычно уставшим.

Рыба вильнула могучим хвостом и скрылась в глубинах Источника.

- Итак, начнём? – осклабилась Нирис.

 

Глава 1

Ронэ сосредоточенно подкручивал микрометрический винт. Он и ещё с дюжину сотрудников лаборатории старательно делали вид, что не слышат спора, будучи всецело поглощёнными своим делом.

- Сколько можно тянуть, Ривьен?!

- Как будто я специально.

- Ты знаешь, складывается именно такое впечатление!

- А вот это уже действительно тянет на оскорбление.

Гладковыбритый немолодой мужчина открыл было рот, чтобы сказать ещё что-то, однако в последний момент передумал. По квадратному лицу гуляли желваки, могучие ладони сжались в кулаки. Мешки под глазами мужчины свидетельствовали о регулярном недосыпании. Нечасто простому обывателю доводилось лицезреть Велия Крэмдж, достопочтенного мэра города-государства Йернфера, в таком виде.

- Извини, - чуть помолчав, сказал он. – Всё эта грёбаная плакальщица…

- Мы делаем всё возможное, Велий, - ответил старик в белом халате. – Уж поверь, днями из лаборатории не вылазим. Просто, вирус… э… необычный. Никогда с подобным человечество ещё не сталкивалось.

- Мне не оправдания нужны, а результаты.

- Опять ты за своё, - вздохнул учёный. Немногие могли позволить себе обращаться к мэру на-ты. – Для всего требуется время.

Мэр театрально вскинул руки. Было очевидно, что лаборатория номер шесть Йернферской научной академии в области биологии скоро услышит очередной упрёк в адрес ведущего специалиста.

- Четыре месяца прошло, Ривьен! Четыре! А что у вас есть?

- Ни вакцины, ни лекарства, - неохотно признал старик в халате, но чуть погодя добавил, - готовых… Разработки ведутся настолько быстро…

- Не быстрее, чем дохнут люди! – опять перебил мэр. – На улицах творится чёрти что. Люди мрут как мухи. Кругом беспорядки. Поголовное пьянство. Комендантский час игнорируют. Живут словно последний день. И знаешь что? Мне их даже винить не в чем. Я их понимаю.

- Хм, пир во время чумы, - пробормотал Ривьен, деловито откупоривая очередную пробирку с красной жидкостью и набирая её в капиллярную трубку.

- И знаешь что самое отвратительное?

- Плакальщица?

Учёный капнул алой субстанции на предметное стекло, привычным движением притиснул покровным и установил на предметном столике. Сухие узловатые пальцы профессора Ривьена Оэна проявляли завидное проворство, когда дело касалось склянок, спиртовок и прочей лабораторной утвари. И это несмотря на то, что в равной мере разделяли преклонный возраст самого профессора.

- Не смешно, Ривьен. Болезнь само собой главная проблема.

- Нириане.

- Именно! Тьма бы их всех побрала! Церковь Нирис, юблюдки-фанатики! Сколько людей они под нож пустили?

Кулаки мэра Йенфера опять сжались до хруста.

- Так почему не остановишь их? – задал резонный вопрос Ривьен.

- Вот ты вроде учёный, а дурак, - бросил Велий. – Верующих слишком много. Особенно с приходом этой сраной болезни все так резво бросились искать помощи у Нирис. Ривьен, вот ответь. Почему люди такие дебилы? Почему в час беды они ждут, что с неба спустится человекоптица и всех спасёт?

Ронэ украдкой бросил взгляд на работавшую рядом Лиару. Женщина, хоть и была всецело предана науке, тем не менее, свято верила в Нирис. Ронэ никогда не видел её без золотого пёрышка – символа веры нириан – на шее. Сосредоточенное лицо Лиары на несколько мгновений преобразилось палитрой смешанных чувств: причудливое соседство возмущения и снисхождения читалось в нахмуренных бровях и лёгкой печальной улыбке. Так родители смотрят на дерзящего подростка. Вскоре женщина вернулась к работе, и Ронэ потерял к ней интерес.

- Таковы мы, люди. Если не в силах справиться с бедой сами, нам необходимо верить, что некто всемогущий и всепрощающий заступится за нас…

- Вопрос был риторическим, Ривьен. Не знай я людской натуры – не стал бы мэром, - Велий Крэмдж вытер платком пот со лба. Уже спокойным тоном спросил, - Твои прогнозы? Когда будут первые значительные результаты?

Профессор несколько замялся.

- Э, значится… штамм мы уже выделили. Так, первые партии подопытных крыс благополучно передохли, о состоянии новых можно будет говорить не ранее, чем через неделю.

Квадрат лица мэра побагровел.

- Ответ «через неделю» меня бы устроил.

- Будет тебе. Иди лучше своё негодование на нириан выплесни.

- Ой, не напоминай! Эти ублюдки установили алтарь на центральной площади! Жрецы всё чаще взмахивают руками, сжимая в них нирис-кави* вместо своих членов. Столетия прогресса коту под хвост! Попомни мои слова, если эта вакханалия не прекратится, наша цивилизация будет отброшена в тёмное средневековье! И знаешь, что меня убивает? Когда - не если, а когда – ты найдёшь противоядие…

- Лучше сказать лекарство.

- Да плевать! Вот когда ты, и твои ребята спасёте наш несчастный город и земли окрест…

- Интересный у тебя выбор лексики, - пробормотал профессор.

- … эти сволочи хором затявкают, что это их обожаемая Нирис ниспослала благодать и так далее! Не хватало ещё, чтобы фанатики дорвались до власти!

- Вот мне интересно, ты больше за людей переживаешь или за свой пост?

- Ривьен, давай не умничай тут. Лучше вон в микроскоп свой смотри и там умничай. Выделяй там эти… штампы свои…

- Штаммы, - машинально поправил профессор.

- Да похер мне! По фаллосу, по пенису, по нефритовому стержню! – вновь вспылил мэр. После уже спокойно добавил:

- В общем, делайте своё дело. На этом всё, не буду мешать. Через неделю жду результатов. До свидания.

Дождавшись, когда за Велием Крэмдж закроется дверь, седой профессор почесал окаймлённую венцом волос лысину и лишь развёл руками.

«А ведь на публике умеет себя сдерживать», - отстранённо подумал Ронэ.

 

Глава 2.

Ночь дарила прохладу обессиленному городу. Но то был лишь освежающий компресс для умирающего от лихорадки. Вместе с тем ночь принесла на улицы города пустоту. Одни пропащие пьянчуги да отчаянные мародёры рыскали в потёмках, избегая патрулей. А ещё по намеченным маршрутам прохаживались бригады «чистильщиков», что собирали тела унесённых плакальщицей, вывозили за город и сжигали. В Йерфере поговаривали, якобы «чистилы» добивают найденных на улице больных. Вот только с подобным донесением в суд никто ни разу не обращался.

Однако, не спала в ту ночь и ещё одна душа, в Касианском** центральном соборе, главном оплоте нириан Йернфера. Из высоких стрельчатых окон под куполом лился свет ночи. Невыразительный, он превращал темень в тот самый полумрак, что придаёт всему налёт тайны и отчуждённости.

По преображённому двусмысленностью призрачного света залу растекалось размеренное и в то же время отрывистое бормотание, в котором легко угадывались интонации юности. Его охотно подхватывали и передавали дальше каменные стены собора, так что бубнёж молодого послушника достигал противоположного конца огромного помещения.

- … и пусть солнце воссияет нового дня, прославляя тебя, мудрость твою и любовь. Не корысти ради просим, защити. Смилуйся над нами и укрой от бед под крылом своим. Отведи скверну…

Юный служитель церкви Нирис стоял на коленях перед алтарём, скрестив руки на груди так, что ладони походили на распростёртые крылья – священный жест нирианства. Как правило, все служения положено было проводить при свете дня, но в исключительных случаях устои предписывали оставлять в храме кого-нибудь на ночной молебен. Сегодня честь выпала послушнику Аниру Винису. У юноши едва только обозначился пушок на лице, однако он проявил похвальное рвение и успехи в изучении нирианских трактатов. Воспитанный в преданной культу Нирис семье, Анир покорил учителей истовой верой и глубоким пониманием постулатов нирианства. Ему прочили как минимум место в совете старших жрецов.

- … в тёмный час молим тебя, отведи беду, прими жертвы наши и ниспошли прощение верным сыновьям и дочерям твоим…

Глаза Анира были закрыты в молитвенном экстазе, однако он почувствовал сквозь веки, как что-то закрыло огонь свечей на алтаре.

- Открой глаза, Анир, - раздался женский голос.

Послушник вздрогнул от неожиданности и скорее от испуга, нежели следуя приказу, разомкнул веки. Анир поднял взгляд и оторопел. Юноша ожидал увидеть банду грабителей, но его взору предстала всего одна женщина. Прекрасная женщина в голубом хитоне с острыми, но красивыми чертами лица. Сомнений быть не могло: сама светлоликая Нирис явилась молодому послушнику. Настоящая, словно только что сошла со свежей фрески лучшего живописца. Анир мог поклясться чем угодно, что не просто видит, но чувствует в стоящей между ним и алтарём женщине богиню.

- Ты услышала, - только и смог пролепетать юноша.

- Я слышу все мольбы детей моих. И я не обойду их своей милостью в час беды.

- Я и не… и помыслить не смел, что ты оставишь нас, - Анир смиренно склонил голову. – Я всегда верил, о всепрощающая мать, что ты не останешься равнодушной к страданиям детей своих, явишь нам свой светлый лик в дни отчаяния, принесёшь спасение и…

- Я знаю, что ты верил, дитя, - прервала богиня начинавшую набирать обороты тираду. – И мать никогда не бросит чад своих в объятия хаоса и скверны. Скоро, верь мне, скоро снизойдёт избавление на несчастные земли, - переливы её дивного голоса приняли оттенок торжественности, каждое слово выпархивало лёгкой пташкой, неся волю Нирис. – Но сперва паства должна проявить ещё немного терпения. И веры.

- Мы верим, о великая!

Анир Винис едва выдавливал слова. Внутри всё сковало железной хваткой восторга и страха. Богиня неспроста явилась ему. На него будет возложена огромная ответственность, осознал послушник. И неуверенность, справится ли он с заданием, мешала Аниру всецело отдаться радости лицезреть воочию божество, служению которому была посвящена его жизнь.

- Встань, дитя, - велела Нирис, - и подойди.

Анир повиновался.

- На твои плечи будет возложена особая миссия.

«Я знал. Я знал, что великая Нирис велит исполнить её волю! И я не имею права её подвести. Ценой собственной жизни, любой ценой я сделаю всё, что потребуется. Во имя светлоликой Нирис!» Но слова застряли у молодого послушника в горле, а каждый новый вздох стал даваться ещё тяжелее: Анир почти слышал, как хрустят под натиском лёгких рёбра.

Немного подождав, богиня дотронулась указательным и средним пальцами правой руки до лба послушника. Анир тотчас ощутил приятное тепло в точке прикосновения. Чувство быстро распространилось по всему телу, нивелируя благоговейный страх перед всемогущей обожаемой силой. А вскоре в сознании всплыло чьё-то старческое лицо. Оно принадлежало совершенно обыкновенному мужчине преклонных лет. Лишь ясный взгляд пусть и потускневших глаз выдавал в нём недюжинный ум.

- Человек, что ты видишь, угрозу несёт великую для истинно верующих детей моих, - молвила Нирис. – Он еретик и опасный колдун. Грязные ритуалы проводит, дабы людей от правды отвернуть, да в пучину мрака ввергнуть. Наводит заклятия, разум затуманивающие. Хула и чёрная магия – вот его оружие, - Нирис выдержала паузу. - На твою долю, о юный Анир, выпало остановить его!

- Я готов сделать, что нужно.

- Я ни мгновения не сомневалась в своём выборе! Сами звёзды нарекли тебя избранным. Тебе предначертано исполнить волю мою. А теперь слушай внимательно, дитя...

***

Нирис лежала возле Источника, харкая кровью на мрамор. Ассиметрично торчащие крылья лишились практически всего оперения и походили на две ужасающие культи. Редкие перья слиплись от гноя и лимфы и свисали, словно пиявки. Гордая богиня никогда прежде не чувствовала себя такой жалкой. Она понимала, что сильно ослабла. В прошлый раз она смогла обратиться к смертному в обличье ничем не примечательного господина, который готов был заплатить бандиту за смерть излишне любопытного журналиста. Теперь же сил едва хватило на то, чтобы явиться молящемуся ей фанатику в том виде, в котором её знают все земные почитатели.

- Каждый раз всё хуже и хуже, сестра, - насмешливый тон Хриоша раздражал как никогда. – Зачем тебе помощь этих ничтожеств?

- Ты же заешь, что сама я пока напрямую не могу устранять неугодных, - прохрипела богиня.

- Я о том, что так усердно цепляясь за жизнь, ты уподобляешься жалким смертным. Прими достойно то, что тебе уготовано, сестра.

- Как бы не так, брат! К хорошему привыкаешь быстро, а бессмертие – штука просто превосходная!

Нирис наконец поднялась на ноги и подошла к Источнику. Вытерев тыльной стороной ладони кровь со рта, она сполоснула руки в чёрной воде и умыла лицо.

- Богохульствуешь, сестра. Хех.

- Сам сказал, что я уподобилась смертным. Если им можно, почему нельзя богам?

- Мне тебя жаль, Нирис.

- Когда от тебя не останется и паршивого клочка кошачьей шерсти, мне тоже будет тебя жаль.

 

 

Глава 3.

Стоило Ронэ открыть глаза, как смутное чувство тревоги проскользнуло в него вместе с первым утренним вздохом. Холодным тритоном оно обосновалось где-то внутри живота, прилипнув к его стенкам и замерев до поры. И дело было отнюдь не в гуляющем за окном призраке плакальщицы: к этому врагу Ронэ давно привык. Нет, то было нечто иное. Инстинкт подсказывал: произошло что-то плохое и это что-то ещё аукнется ему. А инстинктам своим Ронэ привык доверять.

Опасения оправдались, когда на работу в лабораторию не пришёл профессор Ривьен. «Может, заболел?» - говорили одни. «Только бы не проклятой плакальщицей!» - восклицали в ответ другие. Но самые чёрные мысли из суеверной осторожности так и оставались невысказанными. Они прятались в тенях, невыносимо размеренном тиканье настенных часов, во влажных глазах Лиары. Чутьё подсказывало Ронэ, что профессор не просто приболел. Оно же, чутьё, настоятельно советовало не лезть в это дело. Однако что-то не давало Ронэ пройти мимо. Возможно, то было давнее чувство вины…

Шла середина рабочего дня, а Ривьен Оэн так и не появился. На лицах сотрудников лаборатории читалось смятение, у некоторых граничащее с отчаянием. Ничего удивительного: профессор был главой проекта, ведущим специалистом, а для некоторых так и просто олицетворением последней надежды. Если с ним что-то случилось, найти замену будет более чем сложно. Профессор Ривьен сочетал в себе ум, опыт, умение руководить, способность подбодрить, когда опускаются руки, неисчерпаемый оптимизм и неподдельную любовь к своему делу. «Хорошо бы зам мог похвастаться хотя бы половиной этих качеств», - думал Ронэ. «Эй, не сметь паниковать! - тут же одёрнул себя мужчина. – Ещё ничего не известно». Но внутреннее «я» лишь беспощадно прошептало: «Тебе уже давно всё известно. Чуять подобное тебя учили годами. Ты ведь не забыл? Он мёртв». Ему даже показалось, будто последнее слово альтер-эго растянуло с особым наслаждением. Земноводное в животе омерзительно шевельнулось.

Бесстрастные настенные часы едва успели отмерить два часа после полудня, как лабораторию посетили незваные гости. В помещение решительно вошли пять или шесть посторонних. Двое носили просто строгие костюмы – остальные были в форме йернферских стражей порядка. Пара в штатском привычным жестом явила взору публики значки детективов.

- Инспектор Коллер и инспектор Бэйви, полиция Йернфера, - представился один за себя и напарника. – С вашего позволения, мы бы хотели задать каждому из вас пару вопросов. Наедине. Кстати, здравствуйте, - «костюмчик» чарующе улыбнулся.

***

Ронэ трижды молнию темечком не ловил и даром ясновидения не обладал, но и без того отчётливо понимал: дело дрянь. В лучшем случае профессор без вести пропал. В худшем – мёртв, причём не добровольно.

Половина людей из лаборатории уже ответила на интересующие следователей вопросы и вернулась к работе. Остальные ждали в коридоре перед дверью в кабинет профессора (именно там детективы решили обосноваться для допроса). Наконец, очередь дошла до Ронэ.

Инспектор Коллер - тот, что представился за двоих – сидел за столом профессора в его кресле. Напротив был поставлен отрытый в недрах подсобки обшарпанный стул.

- Присаживайтесь, - указал детектив на него. Подпиравший шкаф у левой стены инспектор Бэйви слегка кивнул головой, как бы подтверждая серьёзность слов коллеги.

Ронэ сел. Быстрым взглядом окинул обстановку: всё как обычно. На столе ворох бумаг, в хаотичности которых разберётся только сам Ривьен Оэн, старые полки провисают под тяжестью научных трактатов и судеб их авторов, бодро торчит из горшка на подоконнике кактус. Только вместо профессорского френча на вешалке примостились пиджаки следователей. В помещении ощущались нотки уксуса, главной причиной чего, очевидно, помимо излишней мозговой активности, являлся обильно потеющий в летний зной детектив Бэйви. То был одутловатый мужчина лет сорока. Глубоко посаженные маленькие глазки его пристально изучали вошедшего из-под нависших бровей. Сочетание такого взгляда с врезавшимися в кожу между бровями рвами морщин и покатым лбом способно было вогнать во фрустрацию любого, решившего определить, хмурится детектив, или же его лицо сейчас бесстрастно. Вид серьёзного борца с преступностью особо подчёркивали блокнот и карандаш, готовые запечатлеть все нестыковки в показаниях свидетелей и подозреваемых.

- Итак, приступим, - начал Коллер бодрым тоном, должным, видимо, расположить к себе собеседника. В отличие от напарника, он не выглядел угрюмо. Даже наоборот: молодой, энергичный и белобрысый, он прямо-таки источал дружелюбие. Но Ронэ не спешил обольщаться на его счёт: улыбка допрашивающего полицейского не стоит и крысиного помёта.

- Господин Ронэ Ульвен, если не ошибаюсь, так? – осведомился следователь, заглянув в одну из лежавших перед ним папок.

Ронэ кивнул.

- Три тысячи восемьдесят первого года рождения… Это вам сейчас тридцать шесть лет, получается.

- Тридцать пять. Я осенью родился.

«Зачем я уточнил? У него же в досье должно быть написано».

- Да, знаю, у меня тут записано. Просто годы неправильно посчитал, - сообщил детектив с почему-то радостной интонацией, тыча пальцем, очевидно, в то самое место досье, где упоминалась дата рождения Ронэ.

«Переходи уже к делу, следак. Хватит любезностей».

- Значит, вы здесь занимаетесь поиском вакцины.

- Ого! Да вы взаправду детектив.

Коллер усмехнулся.

- А вы не любите прелюдий, верно?

- Вам моя бывшая жена сказала?

- Ценю чувство юмора в людях. Правда, ценю, - опять улыбка, широкая, чтобы создать эффект смеющихся глаз. - Вон видите Бэйви. Смурной как туча. А мне с ним приходится работать. Считайте, господин Ронэ, вы мне понравились. Так что не буду вас мучать, а перейду сразу к делу. Когда вы в последний раз видели своего начальника господина профессора Ривьена Оэна?

- Вчера в полдевятого, когда уходил домой с работы. Профессор намеревался ещё остаться. Больше я его не видел.

Несколько мгновений слышалось лишь шуршание карандаша по бумаге.

- Кто-нибудь ещё находился в указанное вами время в лаборатории?

- Все. Мы все работаем до половины девятого в связи с важностью исследований. Вам, наверно, уже говорили, - чуть погодя, добавил Ронэ.

- Разумеется. Процедура велит спросить каждого. А будьте любезны, ответьте на такой вопрос: как вы считаете, мог ли кто-нибудь желать зла профессору?

- Шутите? С подчинёнными у него были прекрасные отношения. О конфликтах вне этих стен я не слышал: у нас не принято лезть в личную жизнь друг друга. Но если так посудить, кому вообще может быть выгодно, чтобы что-то произошло с надеждой номер один нашего города, да и соседних земель? А ведь с ним что-то произошло. Иначе, зачем вы здесь?

После таких слов у мужчины всё внутри сжалось. Ведь он всячески избегал даже думать о том, что только что высказал вслух.

- Случилось с ним то, господин Ронэ Ульвен, - голос следователя враз преобразился, от дружелюбия не осталось и следа, - что он без вести пропал. Больше я вам ничего сказать не могу. Пока. Тайна следствия. Должны понимать.

Ронэ промычал нечто неопределённо-утвердительное в ответ. А холодный тритон, меж тем, вовсю сучил лапками, бегая по стенкам желудка. «Мёртв. Он точно мёртв. У следока на лице написано…»

- Номеру два выгодно, - вновь заговорил Коллер.

- Что, простите?

- Чтобы с надеждой номер один что-то случилось, выгодно надежде номер два. Если с номером один что-то стряслось, девять из десяти, что виноват номер два, - детектив развёл руками. – Статистика. Кстати, никого такого не знаете?

«Уж не на меня ли намекаешь? Мне то и до номера десять далеко».

- Нет, не знаю таких, - ответил Ронэ.

Пауза. Следователь явно пытался выудить из закромов памяти ещё вопрос. В ожидании, Ронэ снова окинул взглядом кабинет. На этот раз внимание приковала к себе лежащая на краю стола справа от детектива книга. На переплёте толстенного трактата было вытеснено «Э. Сотон Г. Инн Т. Венелин История Восточной Гоменлии Второй том».  Ронэ знал, что перед ним лежит очень серьёзный труд по истории, причём таких внушительных изданий существовала целая серия, включающая работы по всем эпохам развития человечества в каждом из уголков мира. В Йернфере каждая из книг данной серии была в наличии в одном единственном экземпляре в библиотеке Йернферской академии наук. И доступ к ним имел ограниченный список лиц. Самые влиятельные и заслуженные деятели города. «И как я раньше не заметил?! Вот кретин!» Рука уже было дёрнулась, готовая потянуться к книге, но мужчина вовремя подавил этот порыв. Глянул на реакцию Коллера и Бэйви – вроде не заметили. «Это ж надо такую деталь пропустить? – сокрушался Ронэ. – Зачем микробиологу трактат по истории? Тем более в такое время, когда не до посторонних увлечений». Мужчине даже казалось, что он видит прорехи меж страниц повёрнутой к нему верхним торцом книги. Профессор имел привычку загибать уголки. «Интересно, что такого на этих страницах?» Ронэ так и подмывало взять талмуд в руки. Желание подогревалось тем, что он действительно мог это сделать и детективы ему не стали бы перечить, однако они были отнюдь не  дураками, и фокус с внушением позже вызвал бы вопросы. Весьма и весьма нежелательные.

- И напоследок, - голос Коллера вывел Ронэ из задумчивости, - как вы считаете, насколько ваша команда под руководством профессора Оэна продвинулась в исследованиях болезни?

Ронэ замялся.

- Как бы вам доступно объяснить? На данный момент выявлены основные и побочные симптомы, характер воздействия плакальщицы на организм… эм… проведён ряд экспериментов с заражённым материалом…

- Вы просто скажите, - неожиданно подал голос Бэйви, - на какой стадии ваше исследование? На начальной, заключительной? Или, если хотите, какой процент работы уже выполнен?

«Вы такие интересные, парни. Откуда мне знать, какой процент, если вообще не известно, какой объём работы предстоит выполнить?»

- Ну, процентов семьдесят, - назвал он цифру наугад.

«Интересно, что на это другие ответили?»

- Хорошо. Спасибо. Это пока всё, что мы хотели узнать, - изрёк Коллер и цокнул языком, как бы ставя точку.

 

Глава 4.

Небо было выкрашено в закатный багрянец, а город в отчаяние. По улицам неспешно ползли длинные вечерние тени. Ещё четыре месяца назад никто бы не увидел в них ничего зловещего. Но сегодня это уже не просто тени, а призраки, пришедшие, чтобы схватить и утащить в неведомые глубины очередную душу. Много душ. Стены домов, призванные защищать своих обитателей, стали бесполезнее сандалий зимой. Аскетичные новостройки спальных кварталов, расхлябистые притоны старого города или же кичащиеся изяществом обители богатых господ – не важно. Невидимый враг уже захватил город. И для него не существует закрытых дверей. Войти в тот или иной дом, неся смерть, зависело только от его прихоти.

Первым явным симптомом болезни были слезящиеся глаза. Через пару дней из них начинала сочиться вязкая зловонная жидкость. Затем плакальщица поражала внутренние органы. Диарея, боли в животе, печени, почках. На последней стадии прокажённых начинало рвать кровью. Умерших в агонии даже не стоило пытаться разогнуть. Никто и не пытался. Если бы не приказ вывозить тела за город и сжигать, в моду могли войти овальные гробы.

Растущим по тротуарам каштанам было всё нипочём. Деревья радостно раскрыли листья-ладони и наслаждались солнцем. Вездесущие одуванчики и прочие дикие цветы охотно заняли заброшенные клумбы. Их ароматы абсурдно смешивались с вонью разлагающегося Йернфера. Ронэ на миг остановился. Пустынная улица Плотников казалась почти прекрасной в лучах заходящего солнца. Обласканный ими, красный кирпич домов приобретал дивный насыщенный оттенок. Впору писать картину. «Только это будет поневоле натюрморт», - горько усмехнулся Ронэ и двинулся дальше. Он прекрасно знал, какие настроения кроятся за лживым затишьем. Негодование горожан росло с каждым днём. И причиной тому являлись жертвоприношения. Последний случай подобных имел место чуть меньше столетия назад. Теперь же во имя Нирис каждый день под нож пускали человека. На глазах у всего города, на специально возведённом на центральной площади алтаре. Поначалу жертвами веры стали осуждённые за тяжкие преступления. Их жизни не стоили и гроша, а смерть не вызывала сочувствия. Плакальщица ежедневно забирала куда больше честных людей. Но спасение так и не было ниспослано крылатой богиней. Горожане с завидным постоянством продолжали умирать. И тогда жрецы заявили, что Нирис недовольна пропащими душами. Отныне в жертву требовались молодые полные сил и надежд юноши и девушки. Те, кто ещё не успел вкусить жизнь сполна, но страстно этого желал. Не малые дети, неспособные осознать, чего их лишают, не порабощённые рутиной взрослые, не отжившие свой век старики требовались Нирис, а именно подростки, полные сил и стремлений осуществить мечту. Их загубленное будущее, как считали жрецы, должно было прийтись по вкусу богине. Глава города и значительная часть совета высказались против подобных мер. Однако церковь Нирис была слишком сильна, а положение слишком отчаянным. Приказ забирать необходимых для ритуала подростков был принят на официальном уровне. Отбором материала занимались специальные команды во главе со жрецом.

Не трудно догадаться, что мало кто принял с восторгом идею отдать своё чадо в жертву ради всеобщего блага. Народ роптал. Горожане раскололись на два лагеря. Одни открыли в себе истинную веру и твердили о необходимости жертвоприношений, рассуждали о большем и меньшем зле. Другие клялись отомстить святошам и городским властям, грозились восстанием. Стоит ли уточнять, в каком лагере было больше людей с детьми? Ходить по городу в рясе или полицейской форме в одиночку стало опасным.

Около часа назад Ронэ посетил ту самую библиотеку при академии, где Профессор Ривьен взял на дом столь неожиданное для микробиолога чтиво. С библиотекарем молодой учёный церемониться не стал: лёгкое заклятие внушения – и тот поведал обо всех, кто брал в последнее время книги из той же серии, что и профессор. Известный в научных кругах – кто бы мог подумать! - историк Эндих Маарк, оппозиционный политик Гедуин Сиовелло, ещё один – вот сюрприз! – историк Линаро Квети, глава йернферского банка Водри Поммитер и член городского совета Кавелий Сатерли. Ронэ находил подобную компанию более чем любопытной. Интереса прибавлял тот факт, что вся шестёрка любителей истории на данный момент предпочитала не дышать. За последний месяц газеты успели оповестить о преждевременной кончине каждого из выше перечисленных деятелей. Смертям в чумном городе Ронэ не придавал особого значения. Однако то, что покойники были в чём-то замешаны, заставило молодого учёного взглянуть на их смерти по-новому. «Что же вы искали в прошлом?» - ломал голову Ронэ. Очевидно, что это связано с плакальщицей. Вопрос - как? За ответами он направлялся в дом Эндиха Маарка.

Дверь открыла женщина преклонных лет в чёрном платье до пят. По старческому лицу невозможно было определить былые черты, зато годы пощадили осанку и густые волосы, лишь выкрасив их в белый.

- Мадам Форция Маарк? – сделал он предположение.

- Да.

- Инспектор Гэвин Томиш, - представился учёный.

Немногие сумели бы уловить лёгкое безмолвное движение губ после фразы. Мужчина извлёк из кармана брюк портмоне и продемонстрировал так, словно держал в руке значок детектива.

- У меня есть пара вопросов касательно вашего мужа. Разрешите пройти?

- Конечно, - вдова посторонилась, впуская «инспектора» в квартиру. – Вы узнали что-то новое о смерти Эндиха?

- Есть кое-какие зацепки, - соврал Ронэ. – Пока не могу с вами поделиться.

- Понимаю, - промолвила вдова и устремила на мужчину ясный взгляд.

Жена историка и сама была человеком образованным, так что маразм на старости лет её не сильно затронул. «Надеюсь, моего лица она не вспомнит. Иначе, говно крысы цена годам в Лачуге Ткача».

Форция Маарк проводила лже-детектива в гостевую комнату. Не дожидаясь приглашения, Ронэ устроился в кожаном кресле: стражи порядка никогда не отличались особой робостью. Вдова присела на софе напротив.

- Желаете чаю?

- Нет, благодарю. Предпочитаю переходить сразу к делу, - мужчина достал блокнот и карандаш. – Скажите, с кем в последнее время общался ваш супруг не из привычного окружения?

- Но господин детектив, я уже ответила на этот вопрос в прошлый раз, - удивилась вдова.

Ронэ был готов к подобному.

- Разумеется. Процедура требует, чтобы вы повторили. Вдруг в памяти всплывёт ещё чьё-нибудь имя? Какой-либо интересный факт, не привлекший внимания ранее? Часто бывает, что свидетели вспоминают новые детали уже после первой дачи показаний.

Форция взглянула на биолога, как тому показалось, настороженно, однако на вопрос ответила:

- Сожалею. Ничего нового не припоминаю.

- Ничего-ничего. Просто перечислите имена вновь.

Вздох вдовы тонко намекал на то, насколько полезным занятием она считает повторное перечисление уже названных имён, но ей ничего не оставалось делать, как повиноваться. Помимо уже знакомых имён из клуба мёртвых любителей истории, Ронэ услышал новое – Брок Уллен, журналист.

«Держу пари, статьи он больше не пишет».

- Кто-нибудь из них наносил визиты вашему мужу?

По лицу Госпожи Маарк было очевидно, что и данный вопрос вдове не в новинку.

- Да, каждый из них.

Дабы предотвратить последующую череду вопросов, женщина заговорила сама:

- Почти каждый день. А бывало, и он пропадал на своих собраниях до самого комендантского часа. Не знаю как там, а у нас собирались по двое, по трое. По нескольку часов сидели в кабинете мужа. О чём говорили, не знаю. Но мой Энди, - голос её чуть дрогнул, - всегда казался взбудораженным после их визитов. Всё копался в своих книгах, что-то записывал…

- Куда записывал?

- В ежедневник. Ваши его уже забрали как улику.

«Ну разумеется! Глупо было рассчитывать на халяву».

- А вы уверены, что ваш супруг больше нигде не мог вести записей? – настаивал Ронэ. И тут же добавил:

- Я имею в виду где-нибудь, что мои коллеги пропустили? Поймите, важна каждая зацепка.

«Что я несу? Настоящие детективы вообще так выражаются?»

Форция Маарк призадумалась. Затем отрицательно покрутила головой.

- Простите. Всё что могли, вы уже изъяли. Все записи, все наработки моего мужа.

- Ладно. Значит, ничего больше нет. А вы сами что думаете о его последнем увлечении? – Ронэ использовал последнюю надежду.

- Знаете ли, я никогда не лезла в дела Энди. Да и он со мной не делился. Помню, взглянула мельком в ежедневник: он его раскрытым на столе оставил, я как раз прибраться решила…

Ронэ тут же сосредоточился. Вот он – его шанс!

- Там были выписаны события, как сейчас помню, катрийская засуха, последовавшее восстание, свержение фараона. И, как сейчас помню, зачем-то было упомянуто о культе бога Форка, что он сошёл на нет в течение столетия. Дальше был абзац об опять же катрийцах, только уже полторы тысячи лет спустя, - женщина нахмурилась, припоминая. – О том, как в пустыне нашли залежи антрацита. Помните из истории? Большой катрийский экономический подъём?

- Да уж, небывалая удача. И что ещё было в том абзаце?

- Это всё. Хотя нет. Ах, да! Там тоже про религию было. Как сейчас помню, богиня Кио. Про спад веры в неё. Интересно, да? Там про Форка – здесь про Кио…

- Вы правы, очень интересно, а что было написано дальше? – перебил Ронэ, теряя осторожность.

- Дальше я не смотрела, - ответила вдова. – Ежедневник ведь в полиции. Сами можете посмотреть.

- Разумеется, мадам. Просто, следовало узнать именно ваше мнение, - не нашёл лучшего оправдания Ронэ. – Что ж, спасибо большое за помощь следствию, - тут же заторопился он, - как появятся результаты – мы вам сообщим.

Учёный поднялся с кресла.

- Это всё? – удивилась женщина.

- Да на сегодня. Уже и время позднее. Слишком долго до вас добирался, знаете ли. Надо успеть к десяти домой.

- Как, комендантский час и на служителей закона распространяется?

- Ох, на нас в первую очередь. Если мы будем нарушать закон, то что уж требовать от гражданских? – мужчина натянуто улыбнулся, делая шаг к выходу.

Форция Маарк поспешила проводить гостя. Когда тот уже стоял на пороге, она неожиданно сказала:

- Он был замечательным человеком. Мой Энди. – голос вдовы сделался звонче обычного, а складки на горле мелко задрожали. – А его зарезали как скотину. Ножом по горлу, вот так, - Форция провела указательным пальцем по шее, - Энди не заслужил такую кончину.

- Плакальщица может забрать весь этот проклятый город. Быть может, все мы ещё позавидуем смерти от ножа.

Не самые удачные слова утешения, зато Ронэ впервые за вечер был искренним.

- Мне жаль вашего мужа, мадам Форция, - произнёс он и резким шагом устремился вниз по лестнице до того, как вдова успела бы поймать его в сети сочувствия и вынудить остаться на историю о том, каким замечательным человеком был её муж и как несправедливо обошлась с ним судьба.

Ронэ не имел ни малейшего желания выслушивать россказни о покойном историке. Подобных печальных рассказов Йернфер мог поведать немало – всей жизни не хватит, чтобы выслушать. Но у учёного была на примете идея, как использовать отмеренное ему время если не с большим удовольствием, то, по крайней мере, с большей пользой.

 

Глава 5.

Засуха, неурожай, смерть, восстание. Люди теряют веру в бога. Посреди пустыни находят уголь, его добыча подымает экономику страны. Люди теряют веру в бога. Где связь?

Ронэ лежал на койке, уставившись в потолок. Комнатку слабо освещала одинокая свеча в чаше на столе.

Итак, ещё раз. Засуха; плохой бог; вера гаснет. Богатство; хороший бог; вера гаснет. Не вижу логики. Будь у меня все записи Маарка, я бы понял. Закономерность должна быть. Просто, надо найти больше примеров из истории.

И всё же, напасть на след ему не удавалось. События мировой истории, описанные в учебниках, Ронэ помнил смутно. К тому же он никогда серьёзно не рассматривал исторические события и религию в их взаимосвязи. Но зачем шестеро серьёзных уважаемых мужей и один репортёр выискивали переломные моменты в развитии цивилизаций и соотносили с изменениями в вере? А если ещё учесть, что этим они занялись именно с приходом плакальщицы? Ответ, единственный, который приходил на ум, будоражил сознание. Но этого не может быть! Подлый тритон настойчиво засучил лапками по стенкам желудка.

«Отчего же? - то ли удивился, то ли возмутился внутренний голос. – Ты и сам видел то, во что многие не поверят. Так почему гонишь эту мысль? Отринь страх и признай то, о чём думаешь, возможным». Ронэ попытался сглотнуть, но в горле, как назло, пересохло. Поднявшись с койки, он достал из шкафчика джин и налил немного в стакан. Глотнул. «Хорошо. Предположим, плакальщица относится как раз к тем великим событиям, что меняют судьбы народов. Что из этого следует? То есть что из этого следует согласно открытой мёртвой компанией закономерности? Очевидно, люди перестанут верить в Нирис, - рассуждал биолог. – А может и нет. Но почему это важно? – мужчина подлил себе ещё. – А важно это в том грёбаном случае, если боги существуют! Вот до чего додумались профессор Маарк сотоварищи!» Ронэ даже не заметил, как выкрикнул последнюю фразу. С минуту он стоял, ошарашенный не столько данной мыслью, сколько тем, что вообще мог её допустить. «Ты знаешь, что надо сделать», - тихий голос мягко заполнил голову. Казалось, он и внутри, и снаружи, в комнате. Окружающий воздух стал сплошным вкрадчивым шёпотом: «Просто спроси». Наваждение прогнал лёгкий стук.

Встрепенувшись, Ронэ подошёл к двери, уже зная, что ничего хорошего его не ждёт. Открыл. На пороге стояла женщина приблизительно одних с ним лет. В сгустившемся мраке угадывались красивые черты лица, широко распахнутые глаза поражали глубиной, русые космы фривольно спадали на желанные плечи. Однако вид гостья имела измученный: высокие скулы лишь усиливали впечатление от впалых щёк, залёгшие под глазами тени мало в чём уступали ночным. Перед Ронэ стояла Тианна, бывшая жена.

- Ниара, - только и выдохнул он, мгновенно всё поняв.

***

- Пьёшь? Налей и мне, - в сухом её голосе слышалась горечь.

Ронэ протянул бывшей жене стакан джина. Стакан опустел за три глотка.

- Живёшь в конуре, а пойло отменное.

- Есть вещи, на которых нельзя экономить, - улыбнулся учёный.

- Присаживайся, - Ронэ указал жестом на единственный стул. Сам же устроился на койке.

Помолчали.

- Они забрали её, Ронэ. Мою дочь, - голос Тианны был спокоен, твёрд, однако в нём слышались такая боль и ярость, что мужчина вмиг почувствовал себя неуютно.

Едва увидев бывшую жену на пороге, он обо всём догадался. Странно. Когда началась эпидемия, мужчина вспомнил о бывшей жене и падчерице, однако волновался о них исключительно из-за болезни. Ему и в голову не приходило, что Ниару могут забрать жрецы. Должно быть потому, что её он помнил двенадцатилетней девочкой. А ведь прошло уже четыре года. Ниара как раз в том злополучном возрасте. Проклятье!

- Я не дура, Ронэ. Как только стали резать детей, пристроила Ниару к одной знакомой, денег заплатила прилично, - Тианна налила ещё и сделала глоток. – Хорошо идёт, да. А сегодня та женщина пришла, сказала, что законники забрали мою девочку утром. Не уберегла, даже деньги пыталась вернуть… Ублюдки! Как они нашли?

- Ниара подросток. В этом возрасте тяжело усидеть в четырёх стенах. Даже если за окном эпидемия. Даже если знаешь, что можешь угодить на жертвенный алтарь. Кто из юных думает, что подобное случится именно с ним?

Ледяное спокойствие женщины дало трещину, на глаза навернулись слёзы.

- Я же ясно сказала ей: не высовывайся, - Тианна не сводила взгляда с огонька свечи, словно пока он горел, жила надежда. – Я не знаю, что делать, Ронэ. Мою дочь забрали на убой, и я бессильна её спасти. Никог не была так беспомщ, - процедила она сдавленным голосом, глотая окончания.

- Жрецы приносят в жертву по человеку в день, Ти. До Ниары очередь дойдёт не раньше чем через неделю, - рассуждал Ронэ. Как и все мужчины, вместо того, чтобы сперва выразить сочувствие, найти слова утешения, просто пообещать, что всё будет хорошо, он принялся за поиски решения проблемы.

- За это время можно что-нибудь придумать. Подкуп охраны? Я слышал, их держат в городской тюрьме, в специально выделенном отсеке…

Тианна впервые за время визита взглянула бывшему супругу в глаза. Цепкий взгляд ввинчивался с неумолимостью самореза. Ещё чуть-чуть – и оцарапает душу.

- Вытащи мою дочь, Ронэ. Она и тебе дорога, я знаю. Ты же в команде тех, кто изучает плакальщицу. Не последнее лицо в городе.

«Да уж. Профессор Ривьен был ещё более непоследним. И где он теперь? Не так уж нас и ценят, видимо».

- У тебя должны быть связи. Говорят, твой начальник был на короткой ноге с мэром, - продолжала женщина.

Ронэ решительно поднялся с кровати.

- Ти, прошу тебя, посиди пока у меня и подумай, где и сколько сможешь достать денег для взятки, а я пока прогуляюсь кое-куда. Если меня долго не будет, ложись спать. Домой идти даже не думай.

Ронэ обул ботинки, остановился в дверях. Ему вдруг сильно захотелось обнять сидевшую перед ним женщину, успокоить. Как-никак однажды они были влюблены. По крайней мере, им так казалось. Но он так и не решился. Ещё секунду поколебавшись, глянул на недопитую бутылку. «Нет, в таком деле лучше быть трезвым».

- Я ни о чём не спрашиваю, Ронэ. Я никогда тебя ни о чём не спрашивала. А ведь ты странный. Может, других ты и обвёл вокруг пальца, но с тобой я прожила пять лет. А я не дура, ты знаешь.

- Знаю. Ты даже успела об этом упомянуть сегодня, - усмехнулся Ронэ.

- Я ни о чём тебя не спросила тогда, - повторилась женщина, - и не спрошу сейчас.

- Спасибо.

- Просто делай, что считаешь должным.

Ронэ стоял некоторое время в нерешительности. Смотрел на Тианну, сжимал дверную ручку и молчал. Надо что-то сказать. Вдруг больше случая не предвидится? Спешно отогнав дурные мысли, он плавно надавил на ручку, отворил дверь и вышел.

***

Лунный свет лип как рубашка к вспотевшей спине, что было очень некстати. Зато запрет выходить на улицу после десяти вечера играл на руку. Меньше всего Ронэ хотелось привлечь чьё-либо внимание. Выбрав укромное местечко меж деревьев в заброшенном дворе, он остановился, осмотрелся по сторонам. Никого. Тишина. Ронэ облизал пересохшие губы, глубоко вдохнул ночь. Тремоло сердца постепенно притихло. Проклятущий тритон – за последнее время он заметно подрос – похоже, заснул. «Пора», - вновь этот гадкий шепоток. Ронэ до последнего не хотел обращаться к искусству, но больше ждать он не мог.

Подобрав тонкую ветку, мужчина стал вычерчивать на земле руны. Ронэ давно отрёкся от всего, чему его учили. Однако не забыл. Став мастером, он отвергнул искусство, покинул Лачугу Ткача, ушёл постигать науку. Совсем юный, он верил в силу нового знания, за ним видел будущее. Став же учёным, теперь он обращается за помощью к магии. Ронэ бы посмеялся, не будь на душе так погано.

Пятнадцать лет прошло, но руки помнили старое. Вскоре небольшой клочок земли украшали непонятные письмена. Руны – единственные помощники сегодня: от всех необходимых для ритуалов припасов он избавился полтора десятка лет назад. Ронэ оценил работу. Древние символы охотно уживались на узком участке, образуя прямоугольник. «Хорошо. Время задавать вопросы». Мужчина сел на землю под вязом, закрыв глаза и касаясь подушечками пальцев почвы. С минуту он медленно раскачивался слева-направо, затем в ритм движению полился низкий идущий от живота голос: «O voreà ki melifici felliniri bar vorea ki sotorp ùnqabà, an dlorse sovo kotka. O voreà ki losta drasà por sevenibeci bar vorea kin sevenici màédiri napa zordà, an dlorse sovo diura. O voreà ki mor ukrivà to ca memrebe bar vorea ki olo fité i pa i ro, an dlorse sovi dzaribe. O voreà ki cakuli drasà ca bar vorea ki vùja itosilà, an dlorse sovo esolima, - растекался мерный речитатив. – Turdo vin fi omeà tor klissebe gaturdovi voreà, fi nidreà cavezebeci gaturdovi voreà, fi loneà morebe qat memrebe gaturdovi voreà, fi janià ca tor lostabe gaturdovi voreà – cotasi!»*** И, прочтя заклинание на древнем языке давно почившей цивилизации, Ронэ добавил лишь одно слово: «Ривьен». После чего он открыл глаза и уставился на руны. Письмена на земле так и остались бы безжизненными каракулями душевнобольного, либо шарлатана, если бы не редкие серебристые искорки.

- А ты не торопился с вопросами, - раздался знакомый голос.

«Сработало. Впрочем, как и всегда».

Ронэ сфокусировал внимание на знаках на земле – условие не обязательное, но в контроле над призванным духом здорово помогает.

- Над чем вы работали вместе с Эндихом Маарк, Линаро Квети и остальными? – без обиняков начал Ронэ.

- Разве ты сам ещё не догадался?

- Отвечайте на вопрос, профессор.

- Занятно, да? Теперь ты, получается, надо мной начальник, кхе, - призрак нарочно медлил. – Кто бы мог подумать? Под моим началом работал настоящий колдун! Интересные факты узнаю после смерти.

Ронэ был терпелив: собеседник никуда не денется, пока он сам того не пожелает. Скоро профессору наскучит поясничать и он заговорит по делу. Магу не хотелось заставлять говорить того, к кому он питал искреннее уважение. Всматриваясь в руны, заклинатель то и дело замечал периферийным зрением мелькающую тень. Так и должно быть: поймать призрака прямым взглядом сложно, да и незачем.

- Кто же ты на самом деле, Ронэ, мальчик мой?

- Моё прошлое вас не касается, профессор. Вы меня знаете как младшего научного сотрудника шестой лаборатории. Им я для вас и останусь. А теперь, прошу, ответьте на мой вопрос.

- Твоя воля, колдун, - усмехнулся старик. – Только рад буду поделиться, да. Началось всё с того, что Эндих и Линаро  обнаружили странную закономерность. Не стану вдаваться в подробности, как они к этому пришли… Перехожу сразу к сути: во все времена исчезали и появлялись различные религии. Каждая со своим божеством. Внимание историков привлекло то, что когда вера в то или иное божество слабла, с землями, где данная религия была распространена, происходило некое переломное событие. Последствия могли быть как разрушительными, так и благоприятными для людей, - профессор и после смерти оставался профессором. Грамотная, логичная речь его так и просилась в конспект. – А после подобного значимого исторического события вера в бога либо крепла, либо увядала навсегда. Вот каким наблюдением со мной и ещё несколькими людьми поделились Линаро с Эндихом. На тот момент мы ещё не изучили достаточно материала, чтобы строить какую-либо теорию.

-  Но уже на раннем этапе связали подобный сценарий с плакальщицей.

- Именно! – подхватил призрак Ривьена. – А какой из этого всего напрашивается вывод?

- Что боги существуют и как только вера в них гаснет, они посылают людям либо напасть, либо погибель, - Ронэ будто вновь оказался на студенческой скамье. – И тогда боги возвращают себе былое могущество или теряют его окончательно. Это, конечно, интересно, но…

- Почему стратегия разная? А вот здесь мы к единому мнению не пришли.

- Значит, по-вашему, выходит, Нирис существует и плакальщица – её рук дело?

Повисло молчание. Ронэ вытер проступившую на лбу испарину – увлечённый диалогом, он даже не заметил, как вспотел.

- Думаю, тебе не впервой говорить с умершими, - со свойственным профессорам авторитетом сделал предположение Ривьен. – То есть, ты знаешь, что там мы не встречаем ничего нового. Лишь пустота и покой. Смерть не открыла мне тайн мироздания, господин колдун, - посетовал призрак, - и я не знаю наверняка, существуют ли боги. Но я точно помню, кто меня убил, - старик выдержал паузу. – Послушник церкви Нирис. Думаю, это что-то да значит.

С подобным утверждением трудно было не согласиться. Слишком много совпадений. Слишком.

- Прежде, чем отпустишь, ответь на вопрос, - потребовал Ривьен. – Зачем ты ввязался в это дело? Твоя война не здесь, она за лабораторным столом.

- Скажем так, я задолжал живым, - уклончиво ответил маг.

Ронэ узнал всё, что хотел. Удерживать мёртвого в этом мире дольше причин не было.

- Спасибо, - вымолвил он. – Agnure okato****.

После этих слов призрак исчез. Колдун поднялся с земли, размял затёкшую спину и стёр ногой тайные письмена.

***

Ронэ стоял некоторое время, погружённый в мысли. В голове мага зрела идея. Очень опасная. Дерзкая. И практически невозможная. Если боги существуют и вина за беды людей лежит на них… Вывести небожителей на чистую воду, вот что нужно сделать. Нет, не просто кому-то нужно. Он должен это сделать. Ради Ниары, ради тех, кого ещё можно спасти… Ради тех, перед кем ему уже ни за что не оправдаться.

Лёгкий ветерок приятно обдул спину. Но к этому ощущению примешалось и иное, словно некто смотрит на него из темноты. Ронэ насторожился, прислушался к чувствам. Он всегда доверял инстинктам. Его научили.

- Наконец-то заметил, - резанул мягкий голос.

Сознание судорожно заметалось между «не может быть» и «я так и знал». Призрак прошлого. Слишком много призраков для одного дня. Слишком много прошлого.

- Долго же ты не решался обратиться к искусству, - продолжал тихий голос. Женский голос.

- Но от себя не уйти, Ронэ, буду называть тебя так.

- Что тебе нужно, Ашира?

На свет вышла тонкая женская фигура. Длинное чёрное платье, чёрные же перчатки по локоть. Струящиеся ниже плеч волосы сотканы из всё того же мрака. Лунный свет в них не отражается, словно теряясь в голодной пропасти. Левая часть лица почти полностью закрыта их непроглядной завесой. Контраст с чёрным создаёт матово-белая кожа. Не бледная, но именно белая, без просвечивающихся жилок, родинок, без намёка на загар. Острый подбородок, узкая челюсть, прямой тонкий нос, высокие чётко очерченные скулы – точно высечены из мрамора.

«Не изменилась», - отметил Ронэ, и внутри всё похолодело. Он не был удивлён отсутствием перемен в давней знакомой, однако от неприятного чувства избавиться не мог. На хрупком плече Аширы висела шлейка сумочки, слишком большой для одной пудреницы.

- Не мне. Не одной мне, - поправила женщина. – Это нужно нам.

- Нам, значит, - мрачно повторил Ронэ.

- Тебе, мне, этому городу… И Той что любит нас.

Ронэ знал, что услышит её последние слова. Пожалуй, в глубине души он знал, что к тому всё и приведёт.

- Не пойму, почему ты медлил? Говорящий с мёртвыми, ты мог давно всё узнать, просто использовав дар.

Ронэ почувствовал, как в нём пошевелилась злоба.

- Ты прекрасно знаешь, почему я не хотел прибегать к искусству.

- Зря. Сэкономило бы время. Поразительно, столько лет прошло, а ты вырвал призрака из небытия, словно делал подобное каждый день. Талант не пропьёшь, Говорящий с мёртвыми. Так ведь говорят?

- Давай без чинов, Видевшая бездну.

- Принимается.

Воцарилось молчание. Каждый ждал хода собеседника. Первой тишину нарушила Ашира:

- Ты ведь уже знаешь, что должен сделать.

- Да, - одним выдохом ответил Ронэ.

- Ты не справишься один.

- Вот как? А с тобой, значит…

- Не только со мной. С Той что скрывает нас.

Женщина не отводила пристального немигающего взгляда. Веки почти сомкнуты, так что не видно зрачка. Но Ронэ слишком хорошо помнил эту шутку – золотисто-зелёная радужка с вертикальным змеиным зрачком на человеческом лице.

- Какое дело Той что верит в нас до города?

- Тебе нужно знать лишь то, что цели Той что прощает нас на данном этапе совпадают с твоими.

- Вот как. И давно ты знаешь о богах?

- Давно. Тебя бы тоже посвятили, не покинь ты Лачугу.

Ронэ лишь хмыкнул, осклабившись.

- Как я мог не покинуть Лачугу Ткача после того, что сделал?!

Гостья из прошлого развела руками.

- Ответь, Говорящий… прости, Рноэ, когда ты пришёл к нам, тебе сказали, чем закончится обучение?

- Я был ребёнком! – едва не вскричал учёный. – Напуганным и озлобленным!

- Отвечай на вопрос, - настаивала собеседница. – Когда ты пришёл к нам, тебе сказали, чем окончится обучение?

- Да, - процедил колдун.

- Всё честно. Когда ты заявил о решении уйти, никто не пытался тебя остановить. Как и договаривались в первый же день. Деньги на первое время. Документы с новой личностью. Новая жизнь, в которой ты сам творец своего счастья.

Слова её мягко, словно кошка, шаг за шагом прокрадывались в сознание.

- Всё так. Честная сделка. Только, сколько лет ему было?

- Это было так давно. Я уж и не вспомню.

Действительно, какой нормальный человек всего упомнит? Ронэ стало тошно.

- Ловкая попытка присвоить себе человеческие черты. Сколько ему было лет?

- Девять.

- Девять, - сокрушённо повторил колдун.

- Он уже был обречён. Мальчику оставалось не больше месяца.

- И я у него этот месяц отнял. Мы отняли, - злоба, чувство вины, старая обида искали выход уже много лет. – Неужели ты думала, что я не припомню вам того преступления?

- Ты можешь ненавидеть себя, всех нас. Но знай, Говорящий с мёртвыми, Той что учит нас не нужны напрасные жертвы, - женщина сделала акцент на слове «напрасные». – А теперь хорошенько подумай и скажи, хочешь ли и дальше продолжать себя жалеть и отложить задуманное ещё на один день или же примемся за дело? Скоро рассвет.

На худом лице Ронэ ходили желваки. Взор красноречиво говорил о том, что колдун много чего не успел высказать, однако Ашира была права.

- Идём, - бросил он коротко.

 

Глава 6.

- Сдохните! Я хочу, чтобы вы все сдохли!

И жгучие слёзы текут по искажённому детскому личику.

- Я вас ненавижу!

И дыхание перехватывает от ярости. А карусель смеющихся детских лиц проносится мимо, размазываясь в солёной влажной завесе.

- Чтоб вам сдохнуть в собственном дерьме!

И крохотные кулачки сжимаются до хруста от злобы.

Пухлый мальчонка подбегает и ловким пинком отправляет плачущего прямиком в коровью лепёху, из которой торчат ноги деревянного солдатика. Ребятня вокруг пуще прежнего регочет с такой выходки.

- Я хочу, чтобы вы все подохли. А я… я нассу на ваши могилы, - хнычет мальчуган. Ему ещё никогда не было так обидно. Ненависть вдвойне сильнее в бессилии.

За что с ним так? Он ведь хотел им нравиться. Он хотел их любви.

В тот день отец привёз с ярмарки чудесную вещицу – деревянного солдатика. Нет, он, конечно, много чего привёз, но какое дело Тишу было до всяких баранок и тряпья, когда ему вручили такое сокровище! Солдатик с ладонь отца, а то и больше, искусно раскрашенный, с бравым лицом, настоящим мундиром и даже ружьём. Девятилетнему Тишу не терпелось расправиться с обедом, чтобы его выпустили погулять. Больше никто не станет над ним смеяться. Никто! Ведь ни у кого нет такой замечательной игрушки. Теперь его полюбят. Его точно полюбят.

- Пусть ваши тела закопают в землю и ваши глаза сожрут черви, - ползёт шёпот вслед убегающим мучителям.

А через день в муках умер Дори – тот, что бросил солдатика в коровью кучу. «Смотри, как твой заморыш жрёт дерьмо», - весело смеялся он. Говорили, Дори колотило три часа. Мальчишку то и дело рвало кровью. Ещё через день умер толстяк Лотри. После ещё двух смертей по деревне поползли слухи. Семье Тиша пришлось продать хозяйство и переехать в город. Но слухи расходятся быстро и вскоре и в городе на них стали смотреть косо. Родители любили Тиша. Не смотря ни на что, они бы не отвернулись от него. Но мальчишка не желал быть причиной их бед. Сбежать из дома в десять лет? Найти приют там, где его научат жить с тем, каков он есть? Каким силам было угодно даровать подобную удачу? По крайней мере, тогда Тишу это казалось именно удачей.

- Ты закончил? – прервал поток воспоминаний голос Аширы.

- Ага, - промычал Ронэ, выводя последний символ.

Колдун окинул взглядом жертвенный алтарь: монолитный камень тёмно-зелёного цвета длиною в человеческий рост был сплошь испещрён древними письменами. Последнее ложе обречённых уютно располагалось на вершине специально сооружённого деревянного зиккурата в три человеческих роста на центральной площади. Незаметно пробраться под носом у караула для Аширы не составило труда. Молча, Ронэ отдал напарнице стило из неприметного серого металла. Также, не говоря ни слова, та извлекла из сумки небольшую деревянную шкатулку и широкую кисточку. Быстрыми движениями Ашира начала покрывать камень чем-то из шкатулки наподобие пудры – и нацарапанные знаки исчезли. По крайней мере, для посторонних глаз.

- Хорошо. К рассвету успели, - констатировала она по завершении работы. – Уходим.

***

Рассвет небрежно растекался на востоке. Бликами от окон дома подавали друг другу сигналы, что настаёт новый день и пора встретить его во всём своём повседневном уродстве. Пришло время Йернферу сдавать отчёт, сколько судеб искалечено за прошедшие сутки.

Они сидели на крыше в центре очерченного мелом круга. Неровная семиконечная звезда выходила лучами за его границы. У острия каждого луча можно было разглядеть по багровому пятнышку. Ашира спрятала булавку в футляр и зажгла свечи. Две толстые свечи чёрного воска на серебряных, изображающих невероятных чудовищ подсвечниках. То не была дань безвкусному китчу. И цвет свечей, и форма подсвечников – всё имело смысл.

Они ждали молча. На крыше дома перед самой площадью. От любопытных глаз, знал Ронэ, их надёжно защищало колдовство Аширы. Наконец, площадь стала понемногу оживать. Первыми пришли самые набожные. Уже спозаранку стирали брусчатку коленями. Ближе к полудню объявились полицейские для охраны мероприятие. Как раз вовремя: процессия негодующих не заставила себя ждать. Между лагерями тех, кто за и против жертвоприношения, то и дело возникали стычки, а перепалки и не думали утихать. Крики «Нирис спасёт нас!» и вопли «Хватит убивать детей!» перекрывали друг друга, становясь всё яростнее. Наконец, сопровождаемые другим внушительным отрядом полиции, появились жрецы и, собственно, тот, без кого царившая вакханалия теряла смысл. Жертвой оказался высокий худой – впрочем, кто в те дни не отощал? – юноша. Несчастный плёлся, глядя под ноги, не замечая, как толпа пуще прежнего взревела при его появлении.

«О чём он думает последние минуты?  - отстранённо рассуждал Ронэ. – А о чём стоило бы подумать мне?»

Приговорённого, меж тем, положили спиной на алтарь и привязали за руки и ноги к стоявшим по углам камня столбцам. Старый жрец склонился над обречённым и зачитал молитву.

- Сдохните! – взмыл над площадью отчаянный крик. – Я вас ненавижу! Я хочу, чтоб вы сдохли!

Слова парня резанули как раскалённым лезвием. Ронэ содрогнулся.

- Соберись, - холодно сказала Ашира, - скоро твой выход.

Правый, открытый краешек рта пополз в сторону и чуть вверх в подобии улыбки. Из-под верхней губы медленно вылез длинный лиловый язык. Колдунья лизнула глаз, точно геккон, и спрятала язык обратно. Ронэ слегка замутило.

- Ты же знаешь, я терпеть не могу, когда ты так делаешь.

- Знаю, вставай. Начинаем.

Тоном помягче она добавила:

- Ты же понимаешь, что можешь не вернуться?

В ответ он лишь кивнул.

Ашира поднялась и взяла Ронэ за руку. Скрытые тканью перчаток, пальцы женщины оказались неожиданно твёрдыми и острыми.

«Наверно, стоило тогда попрощаться с Ти».

Колдунья вцепилась пальцами в подбородок мужчины, притянула к себе и впилась своими губами в его. Ронэ почувствовал прикосновение холодного и скользкого языка, до неприятного гибкого. Тем временем на фоне гула толпы солировал крик несчастного: ритуал пришёл к кульминации. Внезапный порыв ветра сорвал прядь волос с левой стороны лица колдуньи. В пустой глазнице зияла пропасть. А вокруг лишь голая кость. Лоскут кожи содран с лица аж до самой нижней челюсти. Ронэ не смог бы сказать с уверенностью, был ли он вообще когда-нибудь. Из провала глазницы толчками тяжёлым дымом вытекала чернота. Ещё миг – и вопли юноши смолкли. А после чернота окутала Ронэ, поглотив сознание.

 

***

Минуты не прошло с момента, когда стихло эхо последнего крика принесённого в жертву, как и его раны в животе начало сочиться нечто чёрное, наподобие дыма. Площадь дружно ахнула. Первыми в себя пришли жрецы. «Это знак! – заголосили они. – Нирис даёт нам знак, что так уходит скверна из наших земель! Мы истово верили – и наградой нам станет спасение!»

Вскоре клубы дыма растеклись вокруг зиккурата, приняли очертания пруда и двух фигур, постепенно окрасились в новые цвета. В одной из фигур люди с изумлением узнали ту самую Нирис, которую так любили одни и так ненавидели – хоть и отрицали её существование – другие. После недолгого благоговейного затишья толпа возликовала. Даже благочестивые жрецы готовы были пуститься в пляс. Рядом с Нирис стоял некий получеловек-полукот. Образованные люди с трудом могли признать в нём ещё одного бога – Хироша.

- Отлично выглядишь, - молвил полукот. – Жаль, скоро пройдёт. За счёт одной жертвы много сил не наберёшься.

- Ничего, братец, - отвечала Нирис. – Скоро я ниспошлю заблудшей пастве спасение, и их вера окрепнет как никогда прежде!

Внезапно чёрная вода в пруду забурлила, будто вскипела, и из неё поднялась тень, постепенно обретая человеческие черты.

***

- Похоже, у нас гости, - изумился Хирош.

- Смертный?! – вскинулась Нирис. – Ты как…

- Не ваше время задавать вопросы, боги.

Ронэ касался ступнями воды, но чувствовал не это. Самое его естество кричало о том, какая пугающая бесконечность простирается под ним. Но даже эти мысли меркли по сравнению с яростью. Ведь перед ним те, кто виноват в стольких смертях.

- Настал ваш черёд держать ответ, - Ронэ был на сто процентов не уверен, что эти слова только его. – Ты, Нирис, в ответе за чуму. Ты в ответе за убийства. Ты в ответе за жертвы.

- Таковы условия игры, - молвила богиня. И, похоже, она сама удивилась, с какой стати отвечает на вопросы дерзкой смертной пылинки.

- Не в твоей власти меня спрашивать, жалкий выскочка, - но в голосе было больше смятения, нежели божьего гнева.

- Ты так и не поняла? – глухо сказал Хирош. – Он не один. За ним стоит некто ещё.

- Мы желаем знать, - услышал Ронэ свой голос, - зачем ты шлёшь беды своему народу?

- Молчи, - зашипел полукот.

Сама не понимала почему, но Нирис отвечала:

- Это игра, я уже говорила.

- А мы, значит, игрушки?

- Людская вера сама рождает нас, богов, - продолжала Нирис. – Всякий раз, когда богов становится слишком много, те из нас, кто ослаб, должны сыграть. Мы шлём людям испытания либо благо. То решается жребием. Если и после этого людская вера не вспыхнет с новой силой, проигравший бог уходит в небытие навеки.

- Что же, - сдавленным голосом сказал Ронэ - он вдруг почувствовал, как силы покидают его, - думаю, теперь в ваше существование точно верят.

Напоследок он даже усмехнулся удачной остроте.

 

Эпилог.

Впервые за долгие недели пошёл дождь. Не смотря на это, небольшая группка людей продолжала стоять у свежевырытой могилы. Все слова уже сказаны. Оставалось лишь помолчать.

Ниара украдкой оглядела собравшихся: её мать, немногочисленные друзья усопшего, компания интеллигентного вида людей – очевидно, коллеги по работе – и странная дама в чёрном. Вот и все - не считая угрюмых мужчин с лопатами, державшихся в сторонке - кто пришёл проститься. Желающих могло быть больше: как-никак для многих Ронэ стал героем. Однако никто кроме собравшихся не знал. Их с матерью пригласила та самая жуткая женщина. Остальных, видимо, тоже. Всё походило на то, что именно она нашла умершего и организовала похороны. Пожалуй, так оно лучше. Ведь оставались и те, кто не поверил увиденному. Церковь тотчас обвинила Ронэ в чёрной магии и связи с демонами. Ниаре было плевать, даже если это правда. Благодаря тому, кто сейчас в земле, она жива и свободна, и пусть плакальщицу никто не отменял, кровавые подношения богине прекратились. Жрецов грозятся отдать под суд. Поговаривают, саму церковь Нирис запретят. Что же, как по ней, так отличная идея. А приспешников пернатой богини она с радостью увидит на дыбе.

Наконец, рабочие начали закапывать могилу. Понемногу люди стали расходиться. Предпоследними кладбище покидали они с матерью. Мрачная женщина в чёрном так и осталась мокнуть под дождём, когда они уходили.

 

 

 

 

Примечания

* (досл. пер. с древнекасианского: милость Нирис) нож для жертвоприношений в культе богини Нирис

** Касиана – государство, существовавшее ранее на территории Йернфера и соседних государств

*** перевод с древнего языка (к сожалению, сведения о его происхождении утеряны): Из мира, где текут реки к миру, где стынет время, обращаю свой взор. Из мира, где солнце рождает тени к миру, куда тени уходят после заката, я обращаю свой слух. Из мира, где кровь питает землю, к миру, где нет ни того, ни другого, я обращаю свой глас. Из мира, где рождается боль, к миру, где царит покой, я обращаю свой разум. Того, кто больше не дышит воздухом этого мира, не топчет дорог его, не проливает на его землю кровь, не радуется его солнцу – яви.

**** досл. пер.: делаю свободным