Когния — это мы. Когния — это то, что происходило с нами. Поистине дар — возможность открывать свое сознание и проникать в прошлое предков, понимать, что они думали и чувствовали. Любой может отправиться в путешествие среди потоков и, благодаря им мы знаем, что всё связано между собой.

Надпись над входом в Артель

 

Гейл погрузился глубже и почувствовал, что связи уплотнились. Он видел, как они переплетаются, — гибкие, узловатые, тугие, будто корни древних деревьев. Каналы пульсировали, мерцали фиолетовыми, синими и зелеными красками. Наполнявшая потоки энергия ощущалась даже на расстоянии.

Иностранец исчез, словно никогда не входил в город. Гейл Луцен сталкивался с подобным впервые, но идти ниже было опасно.

Часовой запрокинул голову, высматривая просвет между связями. Перед возвращениями Гейл всегда казался себе ныряльщиком, влюбленно созерцающим муаровую глубину и позабывшим о времени, хотя кислород в баллонах почти закончился. Луцен сосредоточился, приготовился устремиться сознанием к поверхности и не заметил, что больше не один.

Кто-то толкнул его в спину. Часовой потерял равновесие и качнулся вперед. Он инстинктивно выставил перед собой руки и тут же с ужасом осознал, что пальцы разорвали тончайшую оболочку оказавшейся рядом связи. Брызги разлетелись во все стороны. Часть из них влилась в другие каналы; оставшиеся, утратив инерцию, повисли в пространстве блестящими сферами. Из дыры ударил мощный поток и накрыл Гейла с головой.

По телу часового пробежала дрожь, зрачки расширились, во рту пересохло. Луцена скрутила судорога, и он упал в канал. Заключенные там воспоминания, звуки и запахи погребли жертву под миллионами незнакомых ощущений. Часовой из последних сил рванулся назад, но связь спеленала его перламутровыми нитями, обездвижив. Хранившаяся в ней память хлынула в сознание Гейла.

Все мысли и чувства молодого человека подчинились потоку. Луцен расслабился, закрыл глаза, и свет Когнии поглотила темнота.

 

Гейл Луцен всегда стремился постичь Когнию — только так он мог компенсировать врожденный эмпатический дефект. В восемнадцать лет будущий часовой почти потерял на это надежду: его ровесники давно работали с поверхностными связями, а ему не удавалось рассмотреть даже самые очевидные каналы. Отчаявшись, Гейл уже смирился, что не сможет стать «таким, как отец», но судьба решила по-своему и открыла ему глаза.

Форси Луцен, отчим Гейла, не желал, чтобы сын пошел по его стопам, — не хотел создавать на пустом месте династию часовых и мечтал для мальчика о спокойном будущем. Однако Гейл, обретя связь с Когнией, сразу подал документы в академию при Артели. Он успешно сдал все вступительные тесты, оказался в числе десяти отобранных курсантов и спустя два года с отличием закончил обучение.

Последние восемь лет Гейл служил часовым, как и его приемный отец.

Часовые в Малке следили за соблюдением канона — свода законов-арок, регламентировавших существование города. Работа считалась престижной и доходной, но опасной для здоровья и рассудка. Не из-за преступников — из-за Когнии. Каждый часовой ежедневно подключался к нескольким сотням связей и пропускал через свой разум терабайты информации. Нестойкие срывались и отказывались от оперативной службы; самые невезучие же из них сходили с ума.

Гейлу не следовало забираться так далеко — к истокам. Здесь каналы становились очень глубокими, а наполнявшие их воспоминания превращались в бурные реки. Ни один человеческий мозг не смог обработать бы за раз такое количество данных, поэтому даже опытные часовые не спускались сюда без веской причины.

Луцен рискнул, и — зря.

 

***

 

— Очнись! Очнись, ну! — звучал сквозь темноту чей-то голос.

Гейл зажмурился, отказываясь приходить в себя. На языке горчило какое-то лекарство, виски ломило, голова раскалывалась, веки были неподъемными. Часовой простонал ругательство, но владелец голоса не унялся и продолжил трясти Луцена, пока тот не приоткрыл глаза. Яркий свет брызнул через ресницы, и Гейл заслонился от лампы рукой.

— Показатели стабилизировались, — доктор Скоя свернула мерцавший над ее ладонью экран, присела и сняла с часового диагностический шлем.

Старейшина Артели поднялся с колен:

— Ну, хорошо. Ты, Луцен, совсем с катушек съехал? Я понимаю — новички, но от тебя!..

— Мастер Осан... — выдавил молодой человек.

Он убрал руку от лица и сгорая от стыда уронил голову на ковролин. Гейл все еще находился в своей зоне Артели, в павильоне под стеклом большой полусферы, которая, точно магнит, притягивала каналы Когнии. Снаружи разгорался закат, зажигая небоскребы Малка, как спички.

— Если сейчас же не объяснишь мне, какого ты полез к истокам, — уволю. Честное слово, уволю.

Луцен всмотрелся в завихрения связей под куполом и вспомнил о чужаке. Иностранец прибыл вчера утром и до сих пор не зарегистрировался, хотя прошло больше суток. Однако не это выглядело странным — если бы все соблюдали канон, часовые лишились бы работы. Необычным было то, что в памяти города не осталось ни единого следа гостя.

— Луцен, хватит пялиться на Когнию! — рассвирепел старейшина.

— Мастер Осан, срочно, — в зону вошел его секретарь. — Сообщение от Данецарской особой службы.

— А они еще откуда? — развернулся тот. — Неймется им. Ладно. Луцен, дуй домой. Давай, вставай, все равно твое дежурство уже закончилось. Утром жду объяснительную насчет выходки. Усек?

Гейл кивнул.

— Скоя, пусть Луцен-старший его заберет.

— Не нужно, — часовой облизнул губы. — Я сам доберусь.

Старейшина цыкнул на подчиненного, чтобы тот не спорил, и подошел к секретарю. Они обменялись парой фраз и исчезли в коридоре.

Доктор помогла Гейлу встать.

— Спасибо, Аль. Как думаешь, что случилось?

— Ты стал на шаг ближе к безумию?

— Нет, я про данецарцев… — начал Луцен, но осекся под ее бесстрастным взглядом.

Доктор работала в Артели больше тридцати лет — темноволосая, с черными холодными глазами, всегда спокойная. Аль никто не мог упрекнуть в эмоциональности, еще когда Осан только начинал служить, — слишком много часовых она проводила в малковскую психиатрическую лечебницу. Некоторые любопытные коллеги пытались понять эмпатически, что она чувствует на самом деле, но только не Гейл. Даже если бы он мог ощущать других людей, то не стал бы лезть к Ское в душу просто из уважения.

Поэтому Луцен замолчал и пошел собираться.

 

Химеры-химеры, — переодеваясь, задумался часовой, — что же вам могло у нас понадобиться?

Все города в системе координат Альменды существовали независимо друг от друга. Данецар находился на положительной оси абсцисс рядом с началом отсчета — недалеко, если скользить по гиперповерхностям. Подобно Малку, город жил по своему канону, но развивался как центр высоких когнитивных технологий. Данецарцы большую часть времени проводили среди связей и редко навещали общую реальность, хотя могли принимать в ней любую удобную для себя форму — их не зря прозвали «химерами».

Гейл не раз сталкивался с ними, и пары встреч хватило, чтобы молодой человек отказался от идеи побывать в Данецаре. Химер нигде не любили. Они слишком часто лезли в чужие дела, и большинство городов, включая Малк, предпочитали держаться подальше от навязчивых соседей.

Оставив в шкафчике белый рабочий халат, молодой человек спустился в холл, вышел на улицу и сразу увидел Форси. Отчим стоял, прислонившись к синему лётеру, и, прищурившись, смотрел на купола Артели. Заметив сына, старший Луцен махнул ему рукой и сел на место водителя. Гейл занял соседнее кресло и покосился на отца. Форси редко улыбался, но после таких случаев, как сегодня, всегда становился особенно мрачен.

Гейл не нуждался в эмпатии, чтобы понять причины. Он сам не единожды отвозил Форси домой после перегрузок и в те дни тоже испытывал это ощущение — осознание того, что твой близкий едва не сорвался в пропасть, по краю которой ходил долгое время. Луцены никогда не рассказывали друг другу о своих перегрузках, но оба понимали: любое погружение может стать последним.

Отчим, узколицый брюнет с сединой в жестких волосах, и Карол, невеста Гейла, были для младшего Луцена всем.

Отъехав от Артели, Форси все-таки заговорил:

— Карол звонила. Сказала, отменили прослушивание, и она приедет пораньше.

— Хорошо, — отстраненно ответил Гейл, доставая из бардачка таблетку обезболивающего. — Слушай, можно ли не отражаться в Когнии?

— Нет.

— А я?

— Твоя проблема касается лишь эмоций. Чтобы ничего не записывалось, нужен дефект посерьезнее.

Обычно отчим старался не упоминать об ограниченных возможностях приемного сына, но звонок Скои, похоже, вывел Форси из равновесия. Гейл бросил на него обеспокоенный взгляд, вздохнул и откинулся в кресле, ожидая, когда подействует таблетка. Чужак не выходил у молодого человека из головы, и часовой включил наладонник, чтобы сообщить коллегам о нарушителе.

У Форси запищал коммуникатор.

Старший Луцен свернул в ближайший воздушный карман и большим пальцем зажал кнопку на вставленной в ухо гарнитуре. Гейл приподнял голову, наблюдая за отцом. Хмурое лицо Форси напряглось; он выслушал сообщение, ответил несколькими рублеными фразами и, кивнув невидимому собеседнику, отключился.

— Звонил мастер Осан, — отчим повернулся к сыну. — У данецарцев сбежал заключенный и его отследили до Малка.

— Шутишь? Мы бы не пропустили химеру.

— Это иммигрант. Он приехал в Данецар пару лет назад, но не прижился: кражи, вооруженные грабежи. Герой стащил у охранников какую-то штуку, которая не позволяет отслеживать его через Когнию, — придется побегать по городу.

В голове Гейла что-то щелкнуло.

— Я заброшу тебя домой и вернусь в Артель.

— Погоди, — возразил он, — этим лучше заняться мне.

— Ты — дурак? — резко спросил Форси. — Мало получил?

— Я сегодня засек по камерам одного чужака. Попытался проверить через Когнию — чисто. Думаю, я знаю, кого искать.

Форси наклонился, пристально смотря на Гейла. Некоторое время отец и сын молча боролись взглядами. Потом старший Луцен развернул лётер.

 

Получив от старейшины материалы дела, Гейл понял, что чутьё его не обмануло. Беглеца звали Сарби Кацуб; он происходил откуда-то с отрицательной оси ординат, половину жизни изучал структуру связей и приехал в Данецар их исследовать. Судя по фотографии, городские камеры засекли именно его.

Луцен отправил снимок в аналитический отдел и тоже туда подошел.

Идмон Фаболи, старший обозреватель, вывел на дисплеи все сектора Малка. Молодой человек оглянулся: исторический центр, спальные районы, деловые кварталы, развлекательные комплексы. Фреймы парили под куполом, и внутри мелькали люди, машины и дома. Идмон управлял экранами с помощью перчаток-манипуляторов; гибкие серебристые нити с крохотными сферами на концах вытягивались из кончиков пальцев и перемещались от дисплея к дисплею, то укорачиваясь, то удлиняясь.

— Сможешь определить, где он? — Гейл кивнул на фотографию Кацуба в одном из фреймов.

— Рано или поздно, так или иначе… — философски откинулся Фаболи.

— Как насчет жилого квартала? Там проще всего затеряться.

— Говоришь, он не регистрировался? Значит, его нет в малковском реестре?

— Ага.

— Ага, — эхом повторил Идмон и подтянул к себе экран с картотекой. — Тогда, если найдем всех не отметившихся туристов, то сузим круг поисков, так?

На ближайшем дисплее появилась разделенная на сектора карта города, и в них высветились какие-то цифры. Луцен с интересом остановился возле обозревателя. Тот свел полученные данные в таблицу, посмотрел результаты и закрыл фреймы с не представлявшими интереса районами. Большинство приезжих, вопреки ожиданиям Гейла, проводили время в центре.

— Всего пятьдесят человек, — резюмировал Фаболи. — Прекрасно. И целых сорок девять находятся в Малке меньше восьми часов. Смотри-ка, твой парень любит развлекаться.

— Отлично, — часовой хлопнул Идмона по плечу.

— Не торопись. Поищем, где он засел...

Обозреватель подключился к камерам, и вокруг вспыхнули сотни экранов. У Гейла зарябило в глазах от обилия картинок: он не привык работать с такими объемами графической информации, в отличие от обладавшего математически точным визуальным восприятием Идмона. Фаболи отыскал среди дисплеев фотографию Кацуба, обрисовал манипуляторами контуры его лица и загрузил абрис в программу-анализатор.

— Вот, вот и вот, — сказал Идмон через несколько минут.

Все фреймы, кроме трех, погасли; обозреватель сдернул оставшиеся вниз, поближе к Луцену.

— Этот, — часовой указал на иностранца.

Фаболи проверил найденного человека по картотеке и меланхолично произнес:

— Браво.

— Отличная работа, — поблагодарил Гейл. — Дай адрес, и я поехал.

 

***

 

Гейл взял служебный лётер без опознавательных знаков и отправился в центр. Перед выходными несколько улиц с клубами и барами превращались в сплошную пробку — Луцен едва нашел, где припарковаться. Бросив лётер в воздушном кармане на втором уровне, молодой человек спустился вниз и двинулся по выданному Фаболи адресу, на ходу включая коммуникатор:

— Идмон, чужак еще на месте?

— Да, попросил счет. Так что, поторопись.

— Понял.

Бар находился через два перекрестка вверх по улице, и Гейл ускорил шаг, пока не остановился перед большими и желтыми окнами заведения. На стеклах полыхала неоном реклама, однако все внутри просматривалось отлично. За стойкой суетился бармен, на сцене играл гитарист, сновали между столов официантки, а посетители приятно проводили время. Сарби Кацуб сидел у окна и слегка рассеянно смотрел на улицу. Луцен поспешно отвернулся, но — поздно.

Чужак его заметил — и узнал.

Он торопливо запихал плату за ужин в пепельницу, встал и заторопился вглубь зала.

— Объект движется, — сообщил Фаболи.

— Я в курсе и на хвосте…

Часовой вбежал в бар, нашел глазами долговязую фигуру Сарби и устремился за ним. Отмахнувшись от охранника значком Артели, Гейл протиснулся между официанткой и встававшим посетителем и ворвался на кухню в тот самый момент, когда чужак выскочил на улицу. Луцен бросился следом и едва не опрокинул на себя кастрюлю с кипятком. Повар выругался, но часовой не различил ни слова.

Оказавшись в переулке, Гейл потянулся за шокером и крикнул беглецу:

— Стой!

Кацуб даже не обернулся.

Он вылетел из переулка на запруженный людьми проспект, и на лице Гейла заиграли желваки. Не останавливаясь, Луцен вогнал оружие обратно в кобуру и тоже врезался в человеческий поток. Данецарский преступник определенно знал, как удирать от часовых, — только не на того напал. В отличие от многих коллег, для которых толпы превращались в сущую пытку, Луцену было плевать на любой эмпатический фон.

Подтвердив предположение Гейла, чужак скрылся в клубе.

Вот ты и попался, — ухмыльнулся часовой.

Беглец прошмыгнул под рукой амбала на входе и бросился к танцполу. Луцен показал охраннику значок, спокойно зашел внутрь и, чувствуя, что полностью контролирует происходящее, посмотрел на зал сквозь Когнию. Грохочущие каналы музыки, яростное возбуждение танцоров, застойные лужи пьяных, радуги влюбленных — буйство ощущений заставило растеряться бы любого — но не Гейла.

Его взгляд остановился на чужаке, дерганном черном пятне в вихре красок.

Луцен уверенно двинулся сквозь танцующих. Он обошел чужака по дуге слева и прыгнул вперед. Тот отскочил, однако недостаточно далеко, и Гейл схватил его за запястье. Кацуб развернулся, попытался с размаху врезать часовому в челюсть, но Луцен ушел от удара и сильнее сдавил кисть беглеца. Выкрутив ему руку, Гейл потянулся за наручниками.

Люди отхлынули прочь, винил взвизгнул под пальцами диск-жокея, кто-то позвал охрану.

— Сарби Кацуб, вы арестованы за нарушение четвертой арки третьего свода канона, — громко произнес Гейл, — незарегистрированное пребывание в Малке.

Луцен сковал беглецу руки и развернул к себе лицом.

Сарби выглядел так же, как на фото: лет сорока, в нелепых очках, русый, взъерошенный и остроносый. Он беспомощно щурился и напоминал скорее безумного ученого, чем грабителя. Дрожа, чужак с трудом разлепил бледные губы и сказал тихо, но отчетливо:

— Не отдавай меня им. Я прошу тебя: не отдавай.

 

Гейл вытащил Сарби из клуба и повел к лётеру.

— Гейл, у тебя все в порядке? — прозвучал в коммуникаторе голос обозревателя.

— Да, можешь передать мастеру Осану, что я уже везу в Артель данецарскую пропажу.

— Отлично. Так и сделаю.

Кацуб плотно сжал губы, смотря на часового из-под редкой челки. Луцен нахмурился: взгляд чужака, рассредоточенный и испуганный, совершенно не подходил преступнику. Только не отдавай, — эхом звякнули в голове молодого человека слова беглеца. Отведя глаза, Гейл подтолкнул его к лифту.

Двери сомкнулись, кабина поползла на второй уровень.

— Я не хочу обратно, — повторил чужак. — Данецарцы убьют меня. Они...

— Послушай, — перебил Гейл, — хватит. Ты свой послужной список видел? Я уже молчу о нашей встрече в Когнии.

— Но я проследил, чтобы тебя вытащили… — словно извинился Кацуб.

Луцен скривился; он не верил ему ни на йоту, а провал и так больно ударил по самолюбию часового, чтобы не требовались лишние напоминания. Будто прочитав мысли Гейла, Сарби обреченно ссутулился и замолчал.

Лифт остановился, и Луцен вывел подопечного на площадку перед воздушным карманом. Лётер стоял с краю — внизу в предвкушении выходных бесновался Малк. Часовой открыл дверь машины, сделал приглашающий жест, но Сарби не двинулся с места.

— Ты родился мертвым...

Луцен недоверчиво уставился на чужака.

— Мать и отец поругались и разошлись незадолго до того дня, когда ты должен был появиться на свет, — громче продолжил Кацуб, подбодренный неуверенностью Гейла. — Они не хотели иметь ничего общего и решили отключить твою ячейку от питания.

У молодого человека пересохло в горле.

— Откуда?..

— Твоя сфера в Системе рождения погасла. Если бы не твой отчим, она никогда бы не раскрылась. Он обожал твою мать, хотя та всегда игнорировала поклонника, и хотел получить хоть что-то о ней на память. Тем не менее, его желания было недостаточно: без ее любви ты родился незавершенным. Отчим считает твой эмпатический дефект следствием отключения сферы, но в глубине души знает, что лжет сам себе.

Гейл не удивился бы, знай Кацуб его имя, — не такая уж секретная информация, если умеешь работать с Когнией, — но детство... Луцен непроизвольно потянулся за шокером, однако тут же передумал и, схватив чужака за куртку, толкнул к лётеру:

— Откуда ты все это знаешь?

Позади разъехались, потом закрылись двери лифта.

— Ну, говори! Тебя подослали в Артель?! Под кого еще из часовых ты копал?!

— Я не... — Кацуб отшатнулся, прижавшись к ограждению. — Я лишь хотел, чтобы ты мне поверил! Я просто вижу такие вещи! Я!.. А-а-а!..

Он закричал, в ужасе уставившись за плечо Гейла. Луцен обернулся и краем глаза заметил какое-то движение. Сарби, не отрывая взгляда от площадки, медленно сделал шаг в сторону лётера и пролепетал:

— Д-данец-царец...

Сузив глаза, Луцен посмотрел на парковку через призму Когнии.

— Слева! — крикнул чужак.

Оттуда немедленно прилетел удар. Противник схватил часового за плечо и прижал к его затылку ледяную пятерню. Гейл резко вдохнул и почувствовал, что воздух застрял у него в горле: площадка, лифт, соседние небоскребы — общая реальность меняла очертания, дробилась и, шипя, стекала разбитым стеклом, обнажая краски Когнии.

Действительно, данецарец, — закашлялся Луцен и саданул противника локтем под ребра. Только химеры могли, как акробаты, прыгать из стандартного пространства в Когнию и обратно.

Тот отпустил часового и позволил ему упасть.

Луцена протащило через несколько поверхностных связей прежде, чем он сумел перегруппироваться. Если переговоры начались с кулаков, не стоит рассчитывать на дипломатию, — иронично подумал Гейл и извернулся, оказавшись подальше от слишком бурного канала; второй перегрузки за день часовой бы не вынес.

Он представил, как беспомощной куклой валяется сейчас в общей реальности и, сцепив зубы, рванулся обратно, наверх. Кипенный силуэт химеры преградил ему дорогу; очертания противника подрагивали и расплывались. Данецарец оттолкнул Гейла назад, выставил перед собой ладони, и часовой ощутил, как вокруг что-то неуловимо изменилось.

Противник скользнул мимо Луцена, словно хищник, загнавший добычу в ловушку и уверенный, что та теперь никуда не денется. Гейл повернул голову, и пространство вокруг закрутилось спиралью. Верх и низ, право и лево — все направления поменялись местами. Он протянул руку к одному из каналов, но нащупал только пустоту.

Код, — определил часовой, — программа.

Данецарец возник перед ним и ударил, заставив отступить. Луцен схватил его за предплечье, чтобы не упасть, — и вовремя: за спиной взревел поток. Кусок Когнии, созданный химерой, был не более, чем обманом восприятия, — на самом деле, все связи остались на прежних местах.

Гейл схватил данецарца и камнем рухнул с ним вниз — или вверх?

Какое-то время они боролись, прилипнув друг к другу, словно близнецы-дицефалы. Противник вырывался, точно бешеный, и Луцен чувствовал, как c каждым новым его ударом устает все сильнее и сильнее. Для данецарца Когния была родной стихией, и часовой понимал, что бьется на чужом поле. Разумеется, здесь синяки — обман, а боль — лишь игра сознания. Однако перегруженный импульсами разум в общей реальности мог умереть по-настоящему.

Гейл не видел истинное расположение потоков, но заметил, что от некоторых мест противник старается держаться подальше. Это навело часового на мысль, и, когда данецарец в очередной раз начал отбиваться с особой яростью, Луцен просто его отпустил и позволил отлететь на несколько шагов прочь по инерции. Краски вспыхнули, сияющие капли брызнули из-под ног химеры, и из потревоженного канала выстрелили тонкие нити, хватая жертву.

Противник отскочил, будто ошпаренный.

Иллюзия мигнула, на секунду открыв настоящую Когнию.

Гейл засек, где находится самый глубокий поток и скользнул туда, поджидая данецарца. Тот встряхнулся, прыгнул к часовому. Они вновь сцепились, но теперь Луцен знал, как действовать дальше.

Закрыв глаза, он доверился собственному чутью часового и стал оттеснять противника к найденному каналу. Руки молодого человека онемели от боли, легкие горели от тяжелого и частого дыхания, но успех придал сил. Гейл сдавил данецарца локтями и коленями и навалился всем телом, заставляя миллиметр за миллиметром приближаться к связи, пока тот не дотронулся лопатками до невидимой оболочки.

От прикосновения поток превратился в брызги.

Кипенный силуэт вспыхнул, выгнулся дугой, и Луцен напрягся, вдавливая химеру в объятия полыхающей сети. Противник беззвучно закричал.

— Гейл! — голос Форси был, как глоток свежего воздуха. — Сюда!

Отчим возник, словно из ниоткуда. В его руках полыхал шар, сплетенный из нескольких связей.

Луцен бросился к старшему часовому, и Форси швырнул узел в химеру. Нити блеснули, как полихромные, и вмиг проросли сквозь данецарца. Гейла замутило. Будто пожирая, они раздирали химеру на части и по кусочкам вбирали в себя. Вспышки белого света вливались в потоки и гасли в синей глубине.

Программа данецарца отключилась.

— Как ты узнал? — тяжело выдохнул Гейл.

— Это не я, — ответил Форси и кивнул в сторону: — Кацуб подсказал.

Луцен посмотрел туда и впервые рассмотрел чужака в Когнии.

По спине молодого человека скользнул холодок. Поглоти безумие, но Сарби точно не был человеком!

 

Прошло несколько минут. Гейл сидел у ограждения и пытался отдышаться. Его тошнило, в ушах звенело, в глаза точно насыпали песка. Форси молча протянул сыну бутылку с водой; тот благодарно взял ее и, поморщившись, сделал глоток.

— Что он сказал тебе? — Гейл осторожно, чтобы не закружилась голова, кивнул в сторону запертого в лётере Кацуба.

— Ничего.

— Хочешь сказать, ты просто доверился какому-то преступнику?

— Мне не нужно было ему доверять, — сухо ответил Форси. — Ты лежал на площадке и задыхался.

Гейл смолк и отвел глаза.

— Я проверил то досье, которое подсунули данецарцы, — помедлив, продолжил отчим. — Фаболи связался с родным городом Кацуба и узнал, что такой человек там никогда не жил. В Единой базе Альменды — тоже пусто. Кем бы он ни был, нам солгали.

Молодой часовой без единого звука проглотил скрытый в словах отчима укор. Форси знал, о чем говорит, — прежде, чем бросаться за чужаком очертя голову, Гейлу следовало самому проверить досье.

— В общем, я понял, что ты влип, и поехал следом. Похоже, Артель просто использовали, чтобы добраться до Кацуба побыстрее. Сейчас Фаболи проверяет, действительно ли наши данецарцы работают на особую службу, или это тоже вранье.

— Идмон мог бы и предупредить... — мрачно пробормотал Гейл, поднимая руку к коммуникатору.

Однако динамик запищал сам.

Молодой человек удивленно приподнял брови, нажал на кнопку и тихо застонал от пронзившей виски боли. Это был не звонок — к Гейлу словно подключились напрямую из Когнии.

— Мастер Луцен, вам говорили, что воровать — нехорошо? — слова будто раздавались у часового в голове. — Мы позаимствовали кое-что у вас дома, поскольку вы взяли одну нашу вещь. Предлагаю вернуть друг другу любимые игрушки, пока события не вышли из-под контроля. Встретимся на обзорной площадке возле восьмой гиперповерхности.

Гейл нахмурился, ничего не понимая.

— Мы следили за вами с того момента, как вы подключились к делу. У нас — ваша невеста. Вы получите Карол в целости и сохранности, когда вернете нашу разработку. Пожалуйста, не заставляйте нас ждать — мы потеряли уже достаточно времени. Также не стоит обращаться в Артель: коллеги вряд ли вам помогут. До встречи, — голос стих.

Форси присел на корточки рядом с сыном и с тревогой заглянул ему в глаза:

— Что случилось?

— Карол... — прошептал молодой человек. — Химеры забрали Карол.

Гейл оперся на решетку, поднимаясь, и отчим помог ему встать.

— Чего они хотят?

— Кацуба — и рвануть из Малка, — Гейл запустил пальцы во всклоченные волосы. — Гори Когния с ее проклятой доступностью информации! Как они смогли?.. Так быстро?..

— Я поеду вместо тебя, — старший Луцен твердо сжал плечо сына.

Тот резко сбросил его руку:

— Форси, там — Карол!

— Здесь что-то не так. Ты видел Кацуба в Когнии?

— Тот, звонивший, назвал его «вещью», «разработкой», — заспорил Гейл. — Я думаю, они его преследуют. Он боится химер до колик.

— Значит, это я верю, кому не надо? — прищурился Форси.

Молодой человек растерянно посмотрел на него. Отчим был прав. Чужак умел убивать химер, не хотел снова попасть к ним в руки и выглядел в Когнии, точно причудливая вязь микропотоков, — вот все, что Гейл знал о Сарби Кацубе. На второй чаше весов находились данецарцы, чьи действия не укладывались в логику поведения заказчиков, которым достаточно подождать, пока беглеца не доставят с бантиком наручников на запястьях. Никаких причин доверять ни первому, ни вторым.

Однако Гейл упрямо наклонил голову. Луцен-старший сжал губы так, что на лице напряглись все мышцы.

— Езжай вперед, — отрывисто сказал он. — Я вызову подкрепление и поеду следом. Будь осторожен.

Не дожидаясь ответа, Форси развернулся и быстро пошел к своему лётеру.

Гейл заскочил на водительское место, включил системы и, сжав джойстик обеими руками, рванул вверх сразу на двенадцать уровней — на скоростную магистраль. Кацуба вжало в кресло; он дернулся и до крови прикусил губу. Луцен не обратил на пассажира внимания, сосредоточенно диктуя навигатору место назначения.

— Эй!.. — не выдержал беглец. — Если врежешься — грохнемся вместе!

Часовой бросил на него взгляд в зеркало заднего вида: чужак удивленно рассматривал кровь на рукаве, которым вытер рот.

— На парковке ты хотел мне что-то рассказать, — Гейл постарался отстраниться от мыслей о Карол. — Это о химерах?

— Ну, — беглец замялся, — да.

Луцен взглянул на навигатор:

— Сможешь за двадцать одну минуту убедить меня не отдавать тебя им? Если верить их досье, по тебе плачет тюрьма, откуда ты смылся с дорогим оборудованием для затирания следов в Когнии.

— Оборудование? — криво улыбнулся Сарби. — Данецарцы так сказали?

Часовой кивнул.

— Из-за них я сам себе оборудование: «проект», «экспериментальный образец». Они… Пытались найти подходящий для людей способ полного перемещения в Когнию. Ну, чтобы все остальные тоже могли существовать как химеры. Ты же, правда, не думаешь, что я такой в подпространстве благодаря какой-то технике?

— Не думаю. Как ты правильно заметил, я немного неполноценный. У этого свои плюсы: меня очень сложно обмануть в Когнии.

— Вроде как у слепого — чуткие пальцы, а у глухого — отличное обоняние? — Кацуб немного расслабился и усмехнулся: — Значит, вот как ты добрался до меня в том клубе…

— Откуда ты узнал про ту историю с Форси? — Луцен наклонил джойстик, перестраиваясь в центральный коридор магистрали.

— Случайно. Со мной много чего делали, и память — не исключение. Я постоянно подключен к Когнии и притягиваю к себе разные образы, ощущения, воспоминания…

— И ты еще не спятил?

— Нет, в общем-то… — несмотря на свои слова, чужак поежился. — Я как бы состою из множества маленьких связей, которые вращаются вокруг некоего ядра. Связи меняются, ядро остается. Информации — куча, но большую часть я сразу забываю. Там, ну, на парковке, я запаниковал и схватился за первый же серьезный факт, касавшийся тебя.

— Гейл, — ожила рация голосом Фаболи, — Форси все объяснил, мы уже в дороге. Задержи химер до нашего прибытия. Я навел справки: они не имеют никакого отношения к данецарским властям. Поаккуратнее, договорились?

Часовой зажал кнопку рации:

— Принято.

Навигатор замигал, напоминая о съезде с магистрали; Луцен послушно сдвинул джойстик. Поток лётеров мчался вперед, машины перестраивались и стремительно обгоняли друг друга. Гейл сменил несколько коридоров, оказавшись возле нужного поворота, и высотные здания центрального Малка окончательно остались далеко позади.

— В досье написано, ты приехал в Данецар изучать Когнию, но потом вылетел с работы и перешел на грабежи, — продолжил Гейл, чтобы не возвращаться к мыслям о Карол. — Итак, вместо тюрьмы тебе предложили быть подопытной мышью?

Сарби прикрыл глаза, его передернуло.

— Я ничего не помню до лаборатории.

Луцен замолчал. Амнезия многое объясняла.

Он еще раз повернул и начал снижаться, приближаясь к месту встречи.

— Послушай, — Гейл принял решение. — Я не знаю, что ты там сейчас улавливаешь, но я — часовой. Моя работа: следить за соблюдением канона. Карол или нет, данецарцы нарушили с полдесятка законов. Но, если ты мне солгал, окажешься в одной камере с ними. Усек?

Чужак пораженно раскрыл глаза. Не оборачиваясь, часовой бросил ему ключ от наручников и посадил лётер на обзорную площадку. Отсюда открывался поразительный вид: слева — на пригороды Малка, справа — на сине-голубую дымку Альменды. Однако Гейлу было не до пейзажей. Он нашел глазами три фигуры возле незнакомого лётера, вышел из машины и открыл дверь Кацубу:

— Пойдем.

Карол стояла рядом с химерами, мужчиной и женщиной. На ней была простая черная рубашка, свободные брюки и домашние туфли-лодочки; каштановые кудри легонько качал ветер. Заметив Гейла, Карол подняла голову, жестом показала, что все в порядке, и слегка нервно улыбнулась. Часовой подобрался, Сарби взглянул на него с опаской.

— Мастер Луцен, — громко поприветствовал Гейла данецарец, — вы быстро! Закончим, пока не приехали ваши коллеги?

— Да, — просто ответил часовой; врать не имело смысла.

Он подумал, что сообщение о Карол передал именно мужчина, и взглянул на данецарцев через призму Когнии. В общей реальности они выглядели как невзрачные клерки, одинаково невыразительные в мышиного цвета деловых тройках; волосы женщины стянуты в пучок, ее спутник гладко выбрит. В Когнии же это были кипенно-белые силуэты с масками человеческих лиц. Гейл скривился: химеры меняли кожу, как костюмы.

Мужчина взял Карол за плечо и подвел к часовому. Луцен обернулся на Кацуба — того колотило — и сказал:

— Иди.

Сарби затравленно уставился на Гейла.

— Верно, пойдемте домой, господин Кацуб, — данецарец протянул беглецу руку.

Чужак попятился, снова посмотрел на Гейла — часовой кивнул. Вздрогнув, Сарби нерешительно шагнул к химерам. Мужчина довольно улыбнулся и отпустил Карол к Луцену.

Следующие несколько событий произошли почти одновременно.

Гейл поймал невесту и оттолкнул к лётеру. Данецарец схватил Кацуба. Женщина прыгнула вперед, теряя человеческие очертания, и Луцен, переключившись в Когнию, уклонился от химеры, схватил ближайшую связь и замкнул ее сферой вокруг себя, чужака и данецарцев. Карол увидела, как похитители растворились в воздухе, а жених и незнакомец застыли, смотря перед собой.

Химеры, часовой и беглец повисли в Когнии, стараясь не касаться оболочки потока. Человеческие личины спали с данецарцев, обнажив факельные тела. Сарби вспыхнул в руках противника и обжег его роем искр. Мужчина зашипел, попятился и грубо спросил:

— Что вы делаете, мастер Луцен?

— Я не могу позволить вам уехать, — Гейл отступил к границе сферы. — Вы арестованы за нарушение четвертой и шестой арок пятого свода канона, а так же за нарушение восьмой арки седьмого свода. Шантаж должностного лица, нападение на часового при исполнении и похищение с целью выкупа.

— А себе не хотите вменить пятую арку седьмого свода за убийство?

— Нет, — прищурился Гейл. — Первый же слепок с Когнии покажет, что это была самозащита.

Данецарец хмыкнул, а его спутница чуть-чуть подступила к Сарби. Гейл сосредоточился, изогнул оболочку сферы, перекрыв женщине дорогу, и у него закружилась голова. Вечерняя перегрузка, преследование Кацуба, драка на парковке и переживания за Карол вымотали часового и физически, и морально. Луцен встряхнулся, пытаясь собраться.

— Не боитесь проблем с Данецарской службой? — продолжил мужчина.

— Вы не имеете к ней никакого отношения, — Гейл не отводил взгляда от женщины.

— Уверены?

— Да.

Она продолжала приближаться к Кацубу. Луцен снова изменил форму сферы и дотронулся оболочкой до локтя химеры. Силуэт данецарки вспыхнул, и она метнулась назад.

— Мы будем стоять так, пока не приедут мои коллеги, — добавил Гейл. — Я видел, что случается, если искупать вас в канале.

— Вы догадались сами, или вам подсказал господин Кацуб? — мужчина склонил голову набок. — Он интересный экземпляр, не правда ли? Постоянное подключение к Когнии, полностью измененная схема взаимодействия с ней…

Женщина снова двинулась вперед, старательно минуя преграды часового. Гейл продолжал изгибать сферу и в какой-то момент заметил, что у него дрожат руки: сегодня он провел в Когнии слишком много времени.

— Знаете, почему его невозможно там обнаружить? Эти маленькие связи, из которых он состоит, просто разлетаются по миллионам других вокруг. Конечно, в каком-то роде мы уничтожили его личность…

Луцен слушал данецарца краем уха, чувствуя, что рухнет на месте, если Форси не появится в ближайшее время. Женщина и Сарби кружили по сфере, и чужак старался держаться от противницы подальше. Гейл шепотом считал, сколько раз они сближались и расходились, — ему требовалось на чем-то сосредоточиться, чтобы удерживать канал.

— …зато практически объединили с Когнией! Представляете, что будет, когда каждый сможет переключаться между реальностями и передвигаться со скоростью информации?

Так вот как они добрались до Карол! — отвлекшись, Гейл нашел ее взглядом за пределами сферы.

Заметив это, женщина прыгнула в сторону Кацуба. Луцен обнаружил маневр противницы в последний момент и едва успел преградить ей дорогу потоком, но химера резко изменила направление и кинулась на часового. На ее пути возник чужак. Он оттолкнул Гейла и подставился под удар. Луцен откатился в сторону, потеряв из виду всех, включая мужчину.

В то же мгновение ледяные руки данецарца сдавили горло часового.

Гейл дважды ударил противника локтем, но безуспешно — тот вцепился намертво. Легкие сперло; часовой зажмурился, сужая сферу, и ощутил, как мужчина напрягся, когда связь начала дробить его сияющую структуру. Гейл решил, что данецарец разожмет тиски, но вместо этого противник схватил Луцена одной рукой за волосы, развернул и, невзирая на боль в полуразрушенных каналом пальцах, окунул в связь.

Поток был неглубоким. В любое другое время Гейл шутя бы справился с нахлынувшей информацией, но сейчас он едва держался на ногах. Виски взорвались болью, в ушах пронзительно зазвенело, глаза полезли из орбит. Часовой забился в руках данецарца, пытаясь вынырнуть из вливавшихся в сознание воспоминаний, однако противник держал крепко. Гейл вдруг понял, что тот никогда его не отпустит. Он прекратил вырваться и затих.

Усилием воли Луцен выкинул из головы все чужие ощущения и сконцентрировался на сфере.

Неважно, что с ним случится. Ничего не важно, кроме канона, Карол, Форси и Кацуба. Он обязан удерживать сферу, пока не прибудет подкрепление. Фаболи сказал, что Артель уже в пути, — значит, осталось простоять недолго. Не отпускать связь совсем немного… немного дольше… еще чуть-чуть… еще… и еще. В конце концов, он — часовой. Страж городской памяти. Хранитель Малка, а не какая-то химера-выродок.

В общей реальности Карол увидела, как Луцен упал на землю и сжался в комок.

— Гейл! — крикнула девушка.

Она беспомощно оглянулась на группу снижавшихся лётеров с официальными знаками Артели и бросилась к часовому.

 

***

 

Луцен ощущал себя стеклянной статуэткой, разбитой на тысячи осколков-воспоминаний. Он стоял в абсолютной темноте и чувствовал, как они вращаются вокруг, словно спутники у своей планеты. Однако, в отличие от спутников, то и дело меняют траектории и как будто постепенно отдаляются, хотя на самом деле им больше всего хочется воссоединиться в прежней форме.

Некоторые воспоминания были совсем свежими, другие вызывали только смутное ощущение дежавю, третьи и вовсе принадлежали младенцу, с которым нянчился Форси. Гейл не понимал, как они связаны, и пытался сложить мозаику. Ничего не получалось, и с каждым новым фрагментом молодой человек лишь сильнее запутывался в датах, событиях и людях.

Справа звучала музыка Карол, слева раздавались нотации Осана, далеко впереди стрекотали щупальца-манипуляторы Идмона. Голоса вызывали вспышки воспоминаний, заставляя Луцена сбиваться и начинать сбор паззла с самого первого кусочка.

Позади послышался голос Форси, и Гейл быстро обернулся:

— Отец!

Ничего. Ни красок Когнии, ни направлений. Пустота…

— Он обожал твою мать, хотя та всегда игнорировала поклонника… — раздался голос Кацуба.

В голове Гейла в мельчайших деталях возник разговор на парковке.

Если бы Форси до безумия не любил мать своего приемного сына, Гейл бы никогда не появился на свет. Канон Малка следил, чтобы новорожденных не оставляли на произвол судьбы. Поэтому, когда семьи хотели продолжить род, они приходили к Системе рождения, огромному стальному дереву с тысячами сфер, сдавали соответствующие образцы, и сформированный плод помещался в ячейку, подключенную к Когнии. Параметры капсулы поддерживалась, только пока существовала особая энергия — связь-надежда, связь-ожидание — поток, возникающий из желания родителей заботиться о будущих детях.

Форси хотел. Карол — мечтала.

Карол, — пронзила Гейла мысль.

Луцен вспомнил, как помчался на обзорную площадку возле восьмой гиперповерхности, и закружился на месте, ища связанные с невестой воспоминания.

Не то. Всё — не то.

Он, точно слепой, ощупывал осколки, пока не наткнулся на знакомый фрагмент. Пытаясь различить в темноте подробности, Гейл поднес его к глазам и всмотрелся. Вначале часовой не увидел ничего, но потом сквозь черноту стали проступать смутно вспоминаемые очертания. Луцен напрягся, и окружавший его мрак вдруг вспыхнул блеском софитов.

Гейл сидел на трибуне стадиона, а внизу колыхалось танцующее море. В тот день он познакомился с Карол — на большом экране над сценой кадры старого черно-белого детектива резко перемежались с видео девушки за ударной установкой. Палочки летали в крепких и сильных пальцах барабанщицы, и она, не стесняясь, упивалась ритмом.

Ритм тек над людьми яркой и глубокой связью. Поток, как водоворот, втягивал в себя звуки, образы и ощущения — все то, что выплескивало из своих глубин человеческое море. Канал набухал, увеличивался в размерах — наливался силой, целиком заполняя стадион и заставляя людей ощутить себя частью чего-то единого и большего, чем просто шоу.

Тогда Гейл впервые увидел, как один человек создает новый поток и связывает тысячи сознаний в новую память. От этого захватывало дух, сжималось сердце, на глазах выступали слезы. На какое-то мгновение молодому человеку даже показалось, что он не только увидел, но и почувствовал творение Карол…

— На самом деле, обманул сам себя, — ностальгически улыбнулся Гейл, — хотя это ничего и не меняет.

Луцен закрыл глаза и представил невесту такой, какой запомнил при последней встрече: в черной рубашке, свободных брюках, белых туфлях-лодочках и с растрепанными каштановыми кудрями. До знакомства с ней часовой почти не задумывался о будущем — вся его жизнь состояла из дежурств в Артели и разговоров с Форси.

Карол протянула Гейлу руку, и часовой крепко сжал пальцы девушки — пальцы Кацуба.

— Кажется, я тебе должен? — негромко спросил чужак.

— Спасибо, — ответил Луцен и позволил ему выдернуть себя на поверхность.

 

Гейл открыл глаза.

Он лежал на койке в кабинете Скои, и Кацуб сидел рядом, опустив руку ему на лоб. Когда Луцен очнулся, Сарби с облегчением вздохнул и выпрямился. Часовой внимательно посмотрел на него — именно он, чужак и беглец без прошлого, подсказал ему выход из безумия.

— Ну, остальное ты сделал сам, — уловил мысли Гейла Кацуб.

— Знаешь, Сарби, — хриплым шепотом ответил Луцен, — если ты постараешься, то сможешь собрать себя по кусочкам также, как меня.

Чужак печально улыбнулся. Гейл напрягся. Он попытался вспомнить, что произошло после того, как данецарец искупал его в потоке, но из памяти словно вырезали несколько сцен.

— В чем дело? Мастер Осан и Идмон не смогли разобраться с химерами?

— Нет. Все хорошо, в общем-то… — успокоил его беглец. — Просто Сарби Кацуба больше не существует. Теперь меня зовут Марик Роц. Идмон покопался в Единой базе Альменды — так что, мой профиль не отличить от настоящего. А данецарцы под арестом. Химер обыграли на собственном поле. Мастер Осан собирается отправить их обратно в Данецар.

Гейл перевел взгляд с чужака на доктора. Аль с обычной безупречной невозмутимостью отслеживала по наладоннику состояние пациента, но на губах женщины молодой человек заметил легкий намек на улыбку облегчения. Подтвердив предположение Луцена, доктор подняла руку к коммуникатору:

— Показатели стабилизировались. Только погоди, Форси, дай ему отдышаться.

— Постой, — перебил часовой. — Пусть приходит. Он и Карол. Я бы не выбрался без них.

Аль с сомнением покачала головой. Однако Гейл упрямо повторил свои слова и как никогда прежде был уверен в том, о чем просит.