Анастасия Кретинина

В гостях у мистера Блэка

Аннотация:

Известный учёный, светило современности Говард Блэк не очень-то рад внезапному визиту нерадивого племянника – Эдди вечно суёт нос не в свои дела. Приехав к дяде, Эдди получает коротенький свод правил: ложиться спать не позднее полуночи, не приводить в дом гостей и никогда, ни за что, ни под каким предлогом не приближаться к двери в подвал.

[свернуть]

 

Тема: На что способны тысяча клонов Эйнштейна

 

*

– А теперь с самого начала. Отдышитесь. Выпейте воды.

На стол опускается стакан. Тук.

«Тук-тук-тук» –  отдаётся в голове у Эдди. Гипнотизирующе, монотонно, как в ту ночь.

– Итак, Эдди. Вы утверждаете, что побывали в доме Говарда Блэка. Как вы туда попали?

– Приехал… кхм… в гости.

– Впервые за десять лет?!..

– Вы ведь знаете, кто он такой! Дядюшка Говард, на минуточку, занятой человек! Скажите спасибо, хоть раз в десять лет берёт трубку.

– Он держит месторасположение своего дома в строжайшем секрете. Неужели он доверил вам…

– Всё-таки я один из немногих его родственников!

– Допустим. И какой же адрес?

– Адрес?! – Эдди усмехается. Адрес…

– Если ехать долго-долго, до самой Большой пустоши, и не остановиться даже тогда, когда дорога оборвётся, поначалу сужаясь, покрываясь ухабами и трещинами, в коих можно разглядеть, пожалуй, даже земное ядро, а потом и вовсе прекратится, как в землю уйдёт, то можно добраться до Овражьего гулевища. Там, где ютятся жуткого вида коряги, а овраги, как памятные шрамы, не оставляют живого места на красном грунте, грызуны и те не обитают. По  левую сторону самого глубокого оврага можно заметить ржавый почтовый ящик. Но дома поблизости нет. До него ещё плутать и плутать, и если по…

– Довольно. Теперь опишите  дом.

Описать нечто, расположившееся в самом сердце пустоши? Обитель, окружённую флёром такой манящей, совершенной тайны, от которой щемит душу?

– Дом? Скорее крепость. Средневековый замок какого-нибудь правителя. В дядюшке удивительным образом сочетается любовь к ретро и ко всему новому, неизведанному. Он говорит, без интереса к прошлому не создать достойного будущего. Его жилище – олицетворение этой мысли. Музей времени. Каменный фасад, мраморные колонны, башенки с остроконечными крышами. Каждый хоть раз о таком мечтал.

– Я, знаете ли, не мечтал. Мне отлично живётся в ультра-капсуле. Ни на какой замок не променяю встроенный пульт для сна, изобретённый, между прочим, вашим дядей. Он был рад вас видеть?

– О, я бы не назвал его обрадованным. Дядюшка Говард всегда считал меня непутёвым. Учебнику физики я предпочитал томик стихов, понимаете? Что есть романтик, мечтатель против изощрённого в точных науках ума? Букашка, не иначе. Он и к цели моего приезда отнёсся со всей возможной иронией.

– И какова же была цель?

– Не могу сказать. Это личное. А то ведь тоже на смех поднимите.

– Как знаете. Продолжайте.

– Он стоял на крыльце. Изрядно постаревший, но всё с тем же дьявольским огоньком в глазах.

– Стоп-стоп, давайте без лишних подробностей.

– Как вы сказали? Лишних?.. – Эдди огорчённо щурится. Детали – даже крошечные, с игольное ушко – не могут быть ненужными. Важна каждая мелочь. И то, как осторожно, едва касаясь, дядюшка хлопает его по плечу. И плавные изгибы ножек столика на террасе, за который Эдди предложено присесть. И аромат странных блюд, стоящих там: нечто, напоминающее пурпурно-розовое желе, пахнет кремнием, а супчик из диких трав – свежим хлебом.

– Пока я пробовал чудеса дядюшкиной кулинарии, оказавшиеся на удивление вкусными, он поведал, что разрешил мне заявиться сюда только из уважения к моей матушке. Попросил в следующий раз позвонить раньше, чем за день до приезда, после чего задумался и добавил, что следующего раза, впрочем, может и не быть. Под конец трапезы он вручил мне пожелтевший листок, на котором было написано «Правила». В полночь – отбой. Никаких гостей. Чудаковато: потенциальный гость скорее заплутает и сгинет в пустоши, чем доберётся до места к следующему утру. Разве только ящериц пригласить, да и их поди найди на этой безжизненной земле. А вот последнее правило оказалось куда любопытней: к подвалу не приближаться – никогда, ни за что, ни под каким предлогом. Надо ли говорить, как сильно мне в тот же миг захотелось узнать, что же такого там, в этом его подвале?

– Что было дальше? Он провёл для вас экскурсию по дому?

– Ага, как же. Он лишь проводил меня до гостевой спальни, а я во все глаза смотрел по сторонам. Не каждый день такое увидишь. В доме полно реликвий, антикварных вещих, скульптур. В холле – люстра, где вместо ламп – свечи. Самое что ни на есть живое пламя под потолком, только представьте! В нишах коридора – статуи рыцарей в доспехах. На ступенях лестниц выгравированы слова. Ночью они служат подсветкой: шагаешь на ступень, и тебе освещает путь какое-нибудь там «галактика», «материя», «эфир». В гостевой спальне меня ждала кровать под балдахином, но прежде, чем упасть на неё, я подошёл к окну. Что за вид мне открылся! Пустошь во всей красе тянулась, тянулась – до самого горизонта.

– Как прошла первая ночь вашего пребывания в доме мистера Блэка?

– Я плохо сплю на новом месте. Немудрено, что мне приснился кошмар. Во сне всё началось так, как и было на самом деле: таксист, старомодный мужчина лет за сорок с усами-голограммой, подвёз меня ровно до места, где обрывалась дорога. Я кое-как добрался до дома дядюшки, а там – пожар. Дом полыхает. А вот и хозяин: носится туда-сюда, кричит, как сумасшедший – не разобрать ни слова. Глаза горят адским огнём, ночной колпак с устрашающего вида помпоном вот-вот слетит, костлявые руки сжимают ведро, пользы от которого не больше, чем от первого изобретения дядюшки, о коем лучше не вспоминать. Наконец мне удаётся расслышать его крик. Это призыв о помощи.

«Эдди! Скорее сюда! Он там, спаси его!».

«Кто?!».

«Эйни!».

Эйнштейн – его любимый робокот, на самом деле – всего-то груда железа, наделённая искусственным сознанием. Спасать его, рискуя своей жизнью – по меньшей мере абсурд. Но дядя Говард как никогда серьёзен. Я в ловушке. Зажат меж двух огней. С одной стороны – сошедший с ума учёный, готовый толкнуть меня прямо в огонь, с другой…

– Простите, но ваш сон не имеет никакого отношения к делу.

– Что, даже не интересно, чем всё закончилось? – Эдди встречает холодный взгляд собеседника, разочарованно кивает. – Хорошо-хорошо. Я проснулся, охваченный страхом. Реальность пугала не меньше, чем сон. Мёртвая тишина и почти полная тьма. Я говорил, что боюсь темноты? Так вот. Боюсь. Было страшно даже просто выглянуть из-за балдахина. О, как мне хотелось выйти из комнаты и бродить по дому в ночи, шарахаясь от каждой тени, но я не решился. Струсил. Вновь засыпая, я расслышал вдали тишайший стук. Тук-тук-тук. Я принял его за игру воображения. Или это так тихо, далеко-далеко, на другом крае мира билось моё собственное сердце?..

– Как вы провели следующий день?

– Я пытался работать над своим… хмм… проектом, но безуспешно. В конце концов я отчаялся и пошёл в пустошь. Бродил там, потеряв счёт времени. Если ничего не получится здесь, в уединённом, чудном месте, то и нигде уже не выйдет. Рядом с таким успешным дядюшкой я чувствовал себя ничтожным в своих жалких попытках. И он ещё подлил масла в огонь. Когда я вернулся, глянул на меня с усмешкой, спросил: «Нашёл, что искал?». Я не соизволил ответить. Мы ужинали на террасе, закатные лучи окрасили небо алым, а мне кусок в горло не лез. Мои надежды рушились. Всё, чего мне хотелось теперь – скорее забыться сном.

– Этой ночью всё и случилось?..

– Именно.

– Наконец-то. Я внимательно слушаю. Говорите.

Эдди закрывает глаза. Вот она, та ночь. Так близка и ощутима, что, кажется, её и потрогать можно, и вернуться туда при желании…

 

*

Проснувшись, он не сразу понимает, где находится. Где его жёсткий диван, при малейшем движении скрипящий так, что соседи начинают стучать в стену? А облезлые обои с летающими тарелками, больше похожими на шляпы? Он лежит в кровати под балдахином. Точно: он в доме дядюшки Говарда. Как и прошлой ночью, выглянуть из-за балдахина страшно, но на этот раз кое-что заставляет его пересилить страх: голод. Он так и не поужинал нормально и уже не уснёт, пока не исправит положения.

Поднявшись с кровати, он подбирается к окну. За стеклом – лунная ночь. Посеребренная прохладным светом пустошь завораживает. Мозаика звёзд яркая, отчётливая, не то, что в городе. Эдди почти готов предаться мыслям о прекрасном, когда его живот издаёт ужасающее урчание. Он так голоден, что даже луна кажется оладушком с пылу с жару. Это невыносимо. Взяв светильник, он идёт к двери. Приоткрывает её, раздираемый сомнением.

 

«В полночь – отбой», вспоминает Эдди. И что, совсем нельзя выходить из комнаты? А как же личные нужды, непредвиденные ситуации, такие, как неукротимый ночной голод? Да и дядюшка наверняка спит и даже не узнает…

Эдди ещё сомневается, но светильник уже в его руке, дверь  приоткрыта, и коридор манит в неизвестность.

 

С трудом вспомнив, в какой стороне кухня, он выходит и закрывает за собой дверь. Всё. Дело сделано. Внутренности сжимаются от страха, хочется закрыть глаза и преодолеть путь невидимкой. Кажется, один из рыцарей сейчас оживёт, поднимет топор и отрубит голову Эдди. Раздаётся писк. Индикатор зарядки светильника сообщает, что осталось пять процентов.

– Чёрт!

Эдди убавляет интенсивность. Ничего страшного. На какое-то время хватит. Вот уже и заветная дверь. Открыта…

*

Пламя-голограмма трепещет: на кухне сквозняк. Эдди шагает тихо, на цыпочках, почти крадётся. Ночью всё меняется. Стук ветра в окно становится когтистой лапой монстра, вьюны на лестницах – ядовитыми змеями, за каждой дверью – опасность. То, что днём было понятно, теперь – лишь очертание, тень от тени, игра тьмы.

Эдди даже у себя дома не любит лишний раз выходить из комнаты по ночам, а дом дядюшки Говарда по сравнению с их жилищем – дворец, подозрительно похожий на лабиринт.

Всё-таки не стоило покидать комнату за полночь. Ему жутковато, но в животе урчит так, что самый страшный зверь может спасовать перед этим звуком. Чувствуя себя воришкой, Эдди подбирается к холодильнику и уже в красках представляет себе сэндвич с беконом и помидорами, но стоит прикоснуться к ручке, как на дверце тут же загорается задачка по квантовой механике.

– Да чтоб тебя!

Поняв, что до сэндвича не добраться, он оставляет светильник в воздухе и принимается шарить по шкафам. Посуда, крупы, полно всякой всячины, чепухи, диковинок, но ничего мало-мальски вкусного. Найдя одиноко лежащую в вазе ретро-конфетку, Эдди радуется и ей.

Позади раздаётся шум. Что-то тихо шуршит по паркету: тш-ш-ш, тш-ш-ш, тшшш. Эдди замирает. По спине бежит холодок.

Не смотри. Не смотри. Но посмотреть всё равно придётся…

Господи да боже. Всего лишь робокот. Эдди выдыхает с облегчением.

– Эйнштейн… – присев, он поглаживает механическое тельце. Кот мурчит.

Эдди поднимается, выходит из кухни, замирает перед лестницей. Тишина.

Мысли о сэндвиче не выходят у него из головы. Он знает, что уже не уснёт. Неизвестно, когда в следующий раз ему выпадет такая возможность, а значить упустить её – преступление. Пора побороть свой страх и отправиться на разведку.

 

Но с чего начать? Куда податься? Эдди ступает на лестницу. Перешагивает «рождение», «жизнь», «смерть». Спрыгнув с «призвания», первым делом он идёт в оранжерею.

Переплетения ветвей отбрасывают причудливые тени. Эдди останавливается у деревца с плодами, похожими на апельсин, только синего цвета. Сорвать? Лучше не надо. Каждое растение – эксперимент. Не зная, что Говард Блэк – учёный, подаривший миру лучшие изобретения, можно принять его за колдуна, что выращивает здесь ингредиенты для зелий. Резкий гул нарушает тишину: включается автоматический полив. Эдди выбегает из оранжереи. Пора двигаться дальше.

Тёмный коридор бесконечен. Одной лишь ночи не хватит, чтобы заглянуть во все потаённые места, в каждую комнату, обшарить все углы. Приходится выбирать, но и выбор ограничен – многие двери заперты. Чтобы открыть их, нужно решить задачу, уравнение или ещё чего-нибудь – словом, доказать, что ты достоин сакрального знания.

Эдди не достоин. В точных науках он – профан.

…Следующая дверь поддаётся. За ней – пункт наблюдения за ночным небом. На стенах – схемы и карты, у большого полукруглого окна – телескоп. Эдди тут же устремляется к нему. Секунда – и он среди звёзд.

Он стоит там, забыв обо всём, и отрывается от телескопа лишь тогда, когда звёзды просто перестают быть видимыми: над домом мистера Блэка сгущаются тучи. Не лёгкие дождевые облачка, а косматая чернота, скрывшая даже луну.

Теперь в коридоре – хоть глаз выколи. Эдди не помнит, с какой стороны пришёл. Светильник в его руке трясётся, как в лихорадке, а потом и вовсе гаснет – чёртова батарея.  Вдалеке опять раздаётся это «Тук-тук-тук». Эдди прислушивается. Сомнений нет: звук идёт откуда-то снизу.

Откуда-то?!..

Его как током ударяет. Ну конечно!  Место, куда нельзя соваться. Подвал! Вот где кроется тайна, которую Эдди почуял, едва увидев дом. Его тянет туда, как магнитом. Там он и найдёт то, за чем приехал…

Ко всем чертям правила. Даже если бы дядя пригрозил ему гильотиной, он всё равно рванулся бы на поиски лестницы, ведущей вниз.

…Но безуспешно. Везде – тупики. Слышится раскат грома, сверкает первая молния, на миг всё озаряется светом, и в конце коридора Эдди видит медленно движущийся силуэт. Он похож на корягу из пустоши, но это человек. Дядюшка Говард. Бредёт во тьме, тоже без светильника; словно крот, знает каждый изгиб своей норы. Тш-ш-ш, тш-ш-ш, тшшш – скользит вслед за ним кот. Не раздумывая, Эдди пускается за ними – тихо и незаметно, тенью.

Они скрываются в одной из ниш коридора. Там, прямо за рыцарем – зал, где и находится заветная дверь в подвал.

Слышится звон ключа. Так просто, но хитро: в век, когда этот механизм давно уже не используется, запереть им потайную дверь. Вдруг дядюшка оглядывается, и у Эдди падает сердце – не заметит, так почувствует его присутствие, и дело с концом, – но нет. Тьма – надёжное укрытие.

– Быстрее, Эйни, – бормочет дядюшка коту, который еле движется. Тш-шшш становится звонче, поскрипывают колёсики. У Эдди есть время, чтобы успеть прошмыгнуть в дверь, пока дядюшка мешкает, отвернувшись…

*

– Вам удаётся?

– Невероятно, да? Трясусь от ужаса, застываю в паре шагов от дядюшки.

– И он не замечает?

– Старость, как-никак…

– Что же дальше?

– Наша маленькая ночная процессия спускается по лестнице. Медленно, осторожно. Внизу виднеется яркий свет – дальше мне идти нельзя. Приходится затаиться. И вот я стою, пытаюсь восстановить дыхание и слышу знакомое «тук-тук-тук» – уже не тихое. Теперь понятно, что это – удары пальцев по клавишам. Удары сотен пальцев. Любопытство пересиливает, и я начинаю медленно спускаться ниже, постепенно, по одной ступеньке, пока наконец не вижу зал под низким потолком. Огромный – ни конца ни края. Повсюду – столы, рабочие места, куча всякой аппаратуры. И люди в белых халатах. Все – на одно лицо. И это лицо мне знакомо. Я точно видел его где-то, но не помню, где. Понимаете, я совсем не любил физику в школе… Вот будь это лицо Эдгара По или, скажем, Франца Кафки, – узнал бы в долю секунды. Но Альберт Эйнштейн! Память не сразу подсказала мне это имя. Вспомнить помог, наверное, его тёзка-робокот, бывший где-то неподалёку.

– Хотите сказать, там был Эйнштейн?

– Не совсем. Его клоны. Сотня, а может и целая тысяча…

– Но как? Откуда? Для чего?

– А вы не догадываетесь? Правда в том, что дядюшка Блэк никогда не был гением. Но хотел им стать. Помните новость о краже того, что осталось от мозга Эйнштейна? В то время дядюшка как раз странствовал по миру. Понимаете его жуткий план? Создать клонов гения, а потом заставить их работать на себя, изобретать все те вещи. Всё, прославившее его – ложь. В тесной подвальной лаборатории трудились они, втайне ото всех, днями и ночами, а он лишь выдавал их работу за свою. Но так не могло продолжаться вечно. Слава, изобретения – всё это наскучило. А что делать, когда в твоей власти целая орава гениальных умов?

– Захватывать мир? – собеседник усмехается.

– Бинго! – Эдди не до смеха. – Из обрывка разговора дядюшки с Эйнштейном-1 я понял не так много, но речь шла о будущем. Об обществе, где не будет места таким, как я. Долой тех, кто не может решить простейшую задачку по термодинамике! Там, на стенах, висели чудовищные схемы с полотнами формул и чертежей. Я не разобрался бы в них за целую жизнь! Ничтожество, бездарность! Хотелось рвать и метать, но нужно было затаиться и ждать, пока дядюшка решит покинуть подвал. И вот наконец он поднимается, только – о ужас! – на этот раз он берёт кота подмышку. Что бы вы выбрали – рискнуть, бежать и быть замеченным дядюшкой, или остаться там, рядом с этими заумными клонами, от которых можно чего угодно ожидать? А вдруг они разорвали бы меня на кусочки – так, от скуки? Нужно ведь изредка отдыхать! Дядюшка, по крайней мере, вряд ли стал бы это делать, и потому я рванулся в открытую им дверь…

*

Уронив кота, он хватает Эдди за руку. Вцепляется костлявыми пальцами прямо в его запястье, когда груда железа со скрежещущим «Мяу» ударяется об пол.

– Эдди, негодник! Я ведь предупреждал! – хватка старика на удивление крепкая. Другой рукой он тянется к карману – наверняка, за машинкой забвения. Но Эдди не позволит. Никто не вправе отнять у него память. Он наступает на робокота и со всей силы запускает его под ноги противнику.

Срабатывает.

Слыша проклятия упавшего дядюшки, Эдди пускается бежать. Быстрее, ещё быстрее, мимо дверей и рыцарей, рассекая тьму. Последний раз взглянуть на холл, озарившийся светом молнии, разбить окно кованым стулом…

Свобода встречает его ливнем. Вмиг промокнув до нитки, Эдди пускается куда глаза глядят. Пустошь охвачена стихией. Гром оглушает, молнии рисуют в небе необычайные узоры. У него дыхание перехватывает от страха и одновременного восхищения, замереть бы и любоваться, но всё, что он должен делать – продолжать бег. И он продолжает. Так долго, что теряет счёт времени. До тех пор, пока не запинается об корягу и не падает в овраг.

Эдди приходит в сознание в рассветных сумерках. Ни ливня ни грозы. Он лежит в грязи. Уходящая ночь видится страшным сном. В его голове сотни вопросов, только ответов пока нет.

Он понимает, что если бы дядюшка хотел, то давно нашёл бы его. Значит, не так это ему и нужно. Значит, он не боится, что Эдди выдаст его тайну. Он просто думает, что никто не поверит какому-то там наивному юнцу. Чёрта с два. Он сейчас же выберется из оврага, а когда доберётся до города, сразу пойдёт в полицию. Ему поверят. Ещё как поверят…

*

– Вы же мне верите?..

Гробовое молчание. Тик-так – старинные часы на стене, властители нещадного времени.

– При всём уважении, сэр. А вы не думали податься в писатели?..

– Что? Вы о чём это?

– О книгах.

– В наш век так мало хороших книг, – Эдди потирает руки. – Эти новомодные авторы…

– Так исправьте положение.

– Я?! Не уходите от темы. Вы не ответили на мой вопрос!

*

Его душещипательной истории, конечно, не верят. Говорят, в ней полно нестыковок, да и вообще, но Эдди продолжает настаивать. Он так расписывает всё в красках, что в пустошь всё-таки отправляют группу для разведки. Впрочем, это ни к чему не приводит. Там, где по его словам должен стоять дом дядюшки Блэка, обнаруживают пробудившийся вулкан. Эдди, разумеется, знает, что это – всего лишь новая технология маскировки, но уже не пытается ничего объяснить. Всё равно никто не поверит.

Вместо того чтобы зря тратить время, он отправляется в библиотеку и берёт лучшие ретро-учебники по квантовой механике, физике, робототехнике и ещё чему-то там, что язык не повернётся выговорить. Закинув книги в рюкзак, уходит в закат. Эдди знает, что делать. Пока ещё у него недостаточно знаний для того, чтобы спасти мир и рассказать всем правду. Но когда-нибудь…

*

Энтузиазма Эдди хватает всего на пару дней. Как он ни старается, точные науки не хотят ему поддаваться. В мире, где будут править клоны и дядюшка Говард, ему не выжить.

Почти смирившись со своей участью, Эдди садится за стол у себя в квартирке, смотрит в окно, размышляет. Достаёт старую тетрадь. Вслушивается в шёпот страниц.

Наступает вечер. В воздухе вдруг начинает витать горячая, почти кипящая тайна, руки потеют, пульс отдаётся в висках звёздными вспышками, и Эдди, рвущий на кусочки исписанные листы, уже ни в чём не уверен.

Визит к дядюшке в поисках вдохновения кажется ему размытым, далёким, словно в прошлой жизни. Теперь он не знает, было ли всё так на самом деле или он просто увидел то, что хотел – неважно, во сне или в своём воображении.

Эдди вырывает последнюю исписанную страницу тетради и выбрасывает её подальше. Обмакивает ретро-перо в чернильницу – любовь к подобным вещицам досталась ему от дядюшки, разумеется – и витиеватыми буквами выводит вверху белого листа:

«В гостях у мистера Блэка».

Так будет называться его первый роман.

***


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 11. Оценка: 4,09 из 5)
Загрузка...