Эмби не успел ответить ворону, на стул перед ним опустился клиент. Точнее, клиентка. Точнее, Пиппи.

Эмби вздохнул и взялся за щётку.

Пиппи та ещё заноза, но платила исправно, и клиентов ему посылала. Имелся у неё такой пунктик. Она на дух не выносила грязи и могла отказать даже денежному клиенту, если у него обувь или платье не отличались опрятностью.  Поэтому вечерами у Эмби работы было навалом. Благодаря кому, он помнил.

Молчала Пиппи недолго.

– Эмби, тебе не кажется, что тебе нужна касторка? – спросила она, когда он принялся натирать ботинки ваксой.

– Касторка?! Зачем? – удивился он.

– Потому что у тебя вид такой, будто ты три дня в туалет сходить не можешь. Выпей касторки, Эмби! Полегчает! – рассмеялась она, тряхнув рыжими кудрями.

Пиппи не дурнушка, но и красавицей назвать нельзя. Лицо широкое, глаза далековато посажены, веснушки. Но таких роскошных кудрей, цвета яркой меди, нигде не найти. И смеха.

Смеха, как у Пиппи, ни у кого нет. Когда она смеётся, а смеётся она часто, Эмби делается светло и радостно, хотя чаще всего она потешается именно над ним.

Не только ему нравится смех Пиппи.

Эмби знал, что и метрдотель, и охрана, и управляющий ресторана, возле которого они работают, любят, когда Пиппи смеётся.

Вот и сейчас, стоило ей засмеяться, как подошёл мистер в сером пальто. Пара слов, и в фартук Эмби упал серебряный талер.

Пиппи ушла, оставив снежному воздуху привкус горечи. Но времени на грусть у Эмби не нашлось.

– Хороша! Но стоит ли вздыхать вслед? Заплати, и она твоя, – хмыкнул очередной незнакомец, заняв место Пиппи.

Эмби оторвал взгляд от дорогих ботинок.

Сначала он показался симпатичным – этот щегольски одетый господин. Но под дугами бровей прятался такой холод, что Эмби пробрало до костей.

– Всё дело в том, сколько заплатить, – подмигнул клиент и улыбнулся, высыпав в фартук Эмби десяток золотых гульденов.

Эмби не ответил. Давно усвоил – господам лучше не перечить. Тем более, такому как он – Эмби. Бабка, пока жива была, говорила, что матушка его путалась с троллями, поэтому и родила недоразумение. Низкорослого, почти квадратного, с непомерно длинными мощными руками.

– Я сегодня здесь, – незнакомец махнул тростью с золотым набалдашником в сторону ресторана, – надумаешь заработать в сто раз больше, спустись.

Эмби кивнул словно соглашаясь.

Едва господин ушёл, Эмби оглянулся, но старый тополь был пуст. Ворон не стал ждать ответа.

Желающих почистить обувь случилось много, поэтому до поздней ночи он махал щётками и ждал. Но Пиппи так и не показалась до полуночи. Эмби вздохнул, позже она не выходила.

Пиппи жила в комнатах за рестораном, и дорога туда шла через единственную узкую арку. Поэтому Эмби знал, когда она уходит и когда возвращается. А ещё он знал, кто приходит к ней. Зачем, Пиппи сама ему рассказывала, хотя он не спрашивал. У них не было друг от друга секретов, кроме одного. Да и тот был секретом, наверное, ни для кого, просто то, о чём они дружно молчали.

Имелся у Пиппи ещё один пунктик –- никого не принимать и не выходить после полуночи. О нём, как и о патологическом пристрастии к чистоте, знал весь околоток. Болтали разное. Чаще про тайного высокопоставленного любовника. Или шутили, что Пиппи ведьма, поэтому к ней так и липнут пузаны с набитыми кошельками. А отсутствие после полуночи объясняли полётами на шабаш.

Когда Пиппи спрашивали, почему она не работает после полуночи, она либо смеялась, либо отговаривалась тем, что другим девчонкам тоже нужно заработать.

Эмби мог бы рассказать, чем занимается Пиппи, когда остаётся одна. В её покоях имелось три высоких стрельчатых окна, на которые она не удосужилась повесить шторы, ведь выходили они на глухие стены тупика. Но он, конечно же, молчал.

Так и не дождавшись подружку – часто перед тем, как запереться на ночь, она выходила поболтать – Эмби постоял под окнами, что в свете луны переливались чернозвёздным атласом, и отправился домой.

Ему даже не пришлось идти – управляющий рестораном подвёз его в своём экипаже.

 

 

Дом его расположился в самом начале улицы, что получила название в честь скалы, у подножия которой располагалась. Где-то там наверху покоились развалины старого города, разрушенного землетрясением, а на скале одиноко торчала древняя дозорная башня, знаменуя то ли преемственность поколений, то ли глупость жителей города, которые поселились так близко от места былой катастрофы.

Когда-то здесь жили не самые удачливые обитатели города. Но тот рос, разбрасывая корневища улиц всё дальше и дальше. И дом Эмби, построенный ещё прадедом, со временем оказался в самом сердце тихого и зажиточного квартала. Выглядел дом, возможно, и недостаточно респектабельно, но зато надёжно. Настолько надёжно, что тот самый незнакомец, который был с Эмби так невероятно щедр, не мог проникнуть в ворота.

Хотя дело, скорее всего, было не в крепких воротах, а в громадной псице, которую Эмби щенком подобрал на выстуженной северным ветром улице. Кровь собаки не была чистой, что отчётливо читалось в мягких тряпочках ушей, пегом окрасе и смешной коротышке хвоста, но сердце более надёжное, чем у его Долли, нужно было ещё найти.

В тусклом свете редких уличных фонарей Эмби увидел, что верная подруга – он нёс угощение из ресторана – сторожко наблюдает за незваным гостем с крыльца, а тот беззаботно курит, сидя в пролётке.

– Что же ты? Так и не зашёл. Или деньги не нужны? Тысяча гульденов не нужна?! – спросил гость, когда Эмби остановился рядом. На что тот опустил голову, надеясь, что господин сочтёт его слишком глупым для выполнения поручений.

– Не бойся. Ничего сложного. Нужно чтобы ты вывел свою вторую подружку, куда я скажу, а затем исчез. Я знаю, она не сможет тебе отказать, вы же, уроды, все друг с другом повязаны.

Эмби в ужасе отшатнулся, услышал сухое металлическое щёлканье и почувствовал, как ему в голову упирается дуло пистолета.

– Одно нажатие, и ты перестанешь дёргаться, навсегда, – со странной нежностью в голосе предупредил господин.

Эмби должен был испугаться. И очень сильно изумился, что этого не случилось. Слишком много всего за один день. Поняв, что страха нет, Эмби поднял голову, глянул в слабо различимое лицо противника, молча развернулся и зашагал к воротам.

Тишина улицы взорвалась грохотом выстрела, Эмби вздрогнул, непроизвольно втянул голову в плечи, ожидая боли. Но вместо этого над улицей взвился протяжный собачий плач.

– Это могла бы быть та рыжая шлюха! – выкрикнул господин, хлестнув лошадь. – Советую тебе подумать, что ответить мне в следующий раз.

Эмби его услышал несмотря на то, что рванулся к Долли. Пока он пытался зажать рану на собачьей груди, из-за которой светлая шерсть любимицы быстро темнела, пролётка растаяла в темноте.

Эмби вспомнил как ловко Пиппи перевязывала раны. Попытался уцепиться за надежду, но ему помешали.

– Перевязками тут не помочь, – услышал он хриплый голос над головой. На створке ворот сидел ворон. – Тут нужно что-то более мощное, – сердито проворчал он и взмахнул крыльями.

Раздался бой часов. Хлопнули невидимые крылья. Улица растаяла в промозглом тумане, вместо неё появились деревья. Из воздуха исчез запах пороха, потянуло сыростью, прелой травой и горящими сосновыми шишками. Вместо растревоженного лая Эмби услышал бурление воды и понял, где оказался.

Вскочил на ноги, подхватив тяжело дышащую собаку и бросился вперёд по аллее, к дому той, кого ему предстояло предать.

 

 

– Госпожа! Мне нужна госпожа! – задыхаясь, орал он в благообразно-недоумевающее лицо мажордома. Который впустил его в дом, но теперь пытался выставить обратно.

– Нод, пригласите господина Эрсенхайра, – прервал перепалку спокойный женский голос. По лестнице спускалась та, кто могла помочь. – И велите разжечь камин. Нам нужна вода, мыло и корпия. Срочно!

Говорила дама тихо, но с такой силой, что мажордома, будто унесло порывом ветра.

– Эмби, положите собаку перед камином. – приказала она. – А теперь зажмите вот так. Нам нужно остановить кровотечение. – Она показала, как зажать рану и, о чудо! – кровь прекратила бежать.

– Успокойтесь, Эмби. Мы поможем вашей собаке.

С этими словами она посмотрела Эмби прямо в глаза. И Эмби замер. Глаза госпожи Иллис настолько выделялись на её лице, что казались украденными. Огромные, цвета предночной синевы, кажущиеся ещё темнее из-за белизны кожи и волос, они совсем не красили госпожу, но Эмби почувствовал успокоение. Словно вернулся на миг в детство, где бабка успокаивала его после очередной набитой шишки.

Тело Эмби передёрнуло волной, как бывает, когда рыдаешь долго-долго. И он смог выпить воды и что-то промямлить про вора, который пытался его обокрасть.

На его слова госпожа кивнула и приказала увести и накормить. А сама осталась помогать доктору, который показался Эмби настолько расфуфыренным, что больше походил на светского фата, чем на человека, могущего хоть кого-то вылечить.

Если бы не госпожа, Эмби никогда бы не доверил ему Долли. Но перечить женщине – которой служила его бабка – он не мог. Да и не хотел.

Но как бы ни сильна была госпожа, совсем лишить его волнения она не могла. Поэтому есть он не смог, хотя его усадили за длинный стол и накрыли ему как настоящему господину, выставив на стол закуски, которые он видел только на ресторанной кухне.

Рядом маялся слегка заспанный и очень сильно удивлённый лакей, предлагая ему попробовать хоть что-то. Но Эмби только кивал головой, якобы соглашаясь, а на самом деле прислушивался.

И хотя дом госпожи Иллис нельзя было назвать очень огромным или роскошным – если не считать сада, он был даже слишком скромным для кузины правителя города– но Эмби всё равно не смог бы услышать, что происходит с Долли.

Но при необходимости Эмби умел слышать не только ушами, недаром же его добросердечная матушка путалась с троллями, Эмби умел слушать мир. А тот дышал спокойно, не разрываясь от боли. Мир кутался в набитые снегом тучи и ждал настоящих зимних колыбельных. Мир чувствовал Долли, её сердце – оно билось слабо, но равномерно.

Напугав лакея, Эмби вскочил за минуту до появления госпожи. И покраснел, когда она огорчилась, что он не поел.

Глаза госпожи стали темнее и больше, лицо осунулось, а руки подрагивали. Но говорила она спокойно.

– С вашей собакой всё в порядке, Эмби. Её перенесли в курительную. Там же постелят вам. Она спит. Вам я советую поступить так же, – сухо распорядилась она. И вышла.

 

Проснулся Эмби от того, что его осторожно гладили по голове. По аромату фиалок он догадался кто, не открывая глаз. Пиппи пропустила между пальцев одну прядь волос, затем другую, но стоило разомлевшему Эмби решить, что он готов лежать так вечно, как она легонько шлёпнула его по плечу.

– Я знаю, ты не спишь! – сказала она и отодвинулась.

Эмби открыл глаза и первое что увидел, белую морду Долли с рыжеватым пятном возле левого глаза. Ночью он не смог уснуть, пока не лёг рядом с ней. Поэтому сейчас собака смотрела прямо на него.

– Прости, – слова с трудом прорвались сквозь вдруг ставшим цеплючим и шершавым горло.

Белая коротышка хвоста прошлась маятником туда-сюда и бессильно опустилась. Но розовый Доллин нос был холоден, а глаза чисты и спокойны.

– Не бойся, Эмби, – голос Пиппи звучал, как никогда мягко и проникновенно. Эмби встрепенулся, захотел взглянуть ей в лицо, но Пиппи сидела спиной к нему. Грела ноги у камина, но Эмби понял, что она хочет, чтобы он не видел её лица. – С Долли всё будет в порядке. Госпожа Иллис обещала. Но Долли потеряла много крови, поэтому ей нужен отдых и уход. Пусть она пока поживёт у меня! – резко обернувшись, попросила она.

Эмби увидел, что нос у неё опухший, а веки красные. Понял, что это она из-за Долли, и окончательно лишился способности говорить. Поэтому просто кивнул.

Пиппи сразу повеселела, будто порыв ветра сорвал с солнца маску из облаков.

– Вот увидишь, я буду хорошо за ней присматривать! И никто её не обидит. Госпожа Иллис даст порошки от лихорадки и мазь для раны. А когда народу не будет, ты сможешь её проведывать. И можешь пока ночевать у меня. Тогда мне не придётся вставать с утра, чтобы протопить печку. Буду тебя заставлять!

Теперь Пиппи улыбалась от уха и до уха.

– Будешь мальчиком на побегушках, а, Эмби? – Хихикая, Пиппи вскочила на ноги. – Пойду скажу госпоже, что барин изволил выспаться. Значит, мы можем ехать.

Звонко топая каблуками, Пиппи убежала, оставив Эмби улыбаться.

 

Но уехать сразу им не позволили. Сначала накормили, а Долли напоили, запретив пока давать еду. Потом пришёл доктор, ещё раз осмотрел собаку, выдал Пиппи кучу инструкций и пакетиков с порошками. Пока они беседовали, Эмби, смутно понимая зачем, сунул один из столовых ножей в карман. После этого Долли завернули в одеяло и погрузили на специальные носилки.

Выйдя на улицу, Эмби на мгновение ослеп. Пока они спасали собаку, зима раскрасила мир гризайлью, щедро добавив в городскую серость белил. Его ударило в грудь снежком, и он очнулся.

– Просыпайся, засоня! – хохотала Пиппи, и попыталась закинуть горсть снега ему за воротник. Но Эмби успел увернуться и нырнул в экипаж.

Всю дорогу до ресторана таращился в окно, стараясь выглядеть спокойным. Экипаж неторопливо ехал сквозь заваленные снегом улицы. Долли спала.

– Странный ты какой-то, – обиженно надула губы Пиппи, и отвернулась в сторону своего окна.

Эмби не хотел обижать Пиппи, но силы покинули его, и он сам чувствовал себя побитой собакой.

Оказалось, Пиппи уже всё приготовила. Отгородила ширмой специальный уголок и постелила старую перину.

– Так и знала, что ты захочешь спать рядом, – снова зацвела улыбкой она.

Эмби не стал отвечать. Убедившись, что собака устроена, он сказал, что ему нужно домой. И увидел, как Пиппи побледнела.

– Не ходи, Эмби! – схватила она его за руку. – Пусть госпожа Иллис разберётся.

Но Эмби мотнул головой и выскочил за дверь.

 

Больше всего Эмби хотел бы остаться в её квартире – топить печь, таскать воду, месить тесто для лепёшек и жарить их. А потом вытаивать на окнах маленькие окошки в большое зимнее царство, и слушать, как Пиппи рассказывает, что ей удалось выучить или прочитать.

Пиппи готовилась держать экзамен на поступление в школу сестёр милосердия. А Эмби был её помощником. Верным слушателем, объектом для тренировок, сопровождающим в госпиталь Святого Сердца, где Пиппи каждое утро проводила несколько часов, помогая ухаживать за больными. А иногда и утешителем. Пиппи тревожилась, что род её нынешних занятий помешает вступлению в общину. Но от работы отказаться не могла, копила деньги на ренту, чтобы не остаться без средств к существованию.

Эмби познакомил её с госпожой Иллис, которая была одной из патронесс госпиталя, чем спровоцировал немало вопросов. Пиппи хотелось знать, откуда у него такие знакомства.

Про то, что когда-то бабка и дед служили в доме госпожи, Пиппи узнала довольно быстро. Про свойства тролльей крови и связь между носителями, чуть позже. А вот, что дед Эмби спас госпожу, узнать ей было неоткуда, а Эмби молчал. Хотя в случае необходимости, попросить госпожу за Пиппи собирался, но и про это молчал тоже.

Когда Пиппи попросила смешать кровь, Эмби удивился, но поняв, чего она хочет добиться, согласился. Он на всё бы согласился, лишь бы Пиппи было спокойно.

 

До экзамена, а значит до разлуки, оставалось не так уж много времени. Но потерять его всё равно было обидно. Но он должен был выполнить поручение ворона. Так, как хотел он сам, а не как велела старая птица.

Поэтому он нашёл экипаж, который домчал его в старый город настолько быстро, насколько это было возможно. Зашёл к поверенному, который вёл дела семьи со времён, когда Эмби ещё ползал. После поднялся в гору.

Ворон ждал его на ветви одной из священных серебристых акаций, что окружали древнюю башню полукольцом.

За древесной стеной снега не было. Круглая площадка вокруг башни оказалась залита льдом, до того гладким, что она казалась сделанной из мрамора – прекрасного голубовато-белого мрамора, в котором щедро отражались искорки звёзд.

Пока Эмби добрался до нужного места, стало темно. Небо над башней хвасталось звёздами, как престарелая красотка драгоценностями. Но стоило подойти к краю площадки и глянуть туда, где раскинулся город, как взгляд упирался в медленно вращающийся вихрь.

Эмби содрогнулся.

Города будто не стало. Сколько бы люди ни спорили с природой, у той всегда в запасе находилась парочка разрушительных козырей. А вот жить в гармонии – не получалось. Почему – Эмби не понимал.

Ворон сказал, что городу нужен хранитель. И чтобы он появился, призвал Эмби, человека, наиболее связанного с природой.

Дрогнув сердцем, Эмби ещё раз попытался убедить себя, что прав. Получалось не очень, поэтому махнул ворону, который следовал за ним, давая знак, что готов. Раздался бой часов. Хлопнули гигантские крылья…

 

– Так и знала, что этим закончится, – усмехнулась за его спиной госпожа Иллис. – Очень уж удачно ты родился после того, как я отказалась пройти ритуал. И очень иронично, что он использовал семью того, кто помог мне сбежать. Была у меня мысль – избавиться, но вот не смогла…

Эмби в изумлении обернулся.

Госпожа куталась в тёплый, подбитый белым пушистым мехом плащ. Лица не было видно из-за капюшона. Но ворон чуть расправил крыло, и сильный порыв ветра сбросил ткань на плечи.

Госпожа улыбалась. Без малейшего удивления или волнения. Эмби повернулся к ворону, желая понять, что происходит.

– Да, Эмби, спросите старого манипулятора, в чём всё-таки дело. А то он, наверное, рассказал про связь земли и города. Про то, как не нужно вредить природе. И что городу нужны хранители, иначе всё станет плохо и ужасно, а город снова будет разрушен.

Госпожа махнула на старую башню и прошлась вдоль площадки.

– Только он, наверное, забыл рассказать, что жертвы не приносятся более двухсот лет, а город стоит на месте, и никто его не разрушает. Разве не так? – Тут она остановилась напротив ворона и уставилась с вызовом. – Обряд очень нужно провести! Без него всё рухнет! Все умрут! – передразнила она птицу. – Только я отказалась участвовать в этом сумасшествии двадцать лет назад, и город цел! Почему же? И зачем тогда нужна моя смерть, если это ничего не меняет?

– Ты знаешь, что это не так! – Ворон устало перелетел на выступ башни. – Знаешь историю правителей. Откуда вы появились. И зачем городу хранители. Я делаю, что могу, но слишком стар и бессилен, чтобы победить вашу жадность.

– Эмби, не слушайте его. Он хочет меня убить! Уже пытался. Когда вас ещё не было. Но тогда меня спас ваш дедушка. А этот, так называемый хранитель, лишил разума вашу мать и использовал для того, чтобы создать существо, могущее меня принудить.

Эмби вздрогнул. Он привык верить госпоже Иллис. Она всегда помогала его семье. Да и не только его. Все в городе знали, сколько забот лежит на её плечах. Больницы, школы, ночлежки для бедных, кладбища, сточные канавы, даже общественные уборные.

Город процветал и был относительно уютным для всех, благодаря заботам госпожи, а не её кузена-правителя, у которого, впрочем, не было других наследников, кроме госпожи и её непутёвого младшего брата.

– Ты должна принять судьбу! Да, ты отказалась принести жертву и осталась жива. Но что с твоей семьёй? Правитель гниёт заживо, а твой брат… В кого превратился твой брат? В шлюху из распоследних. Сучку в вечном гоне. Я знаю, ты хочешь власти. Но другие хотят того же. Ты можешь этого и не понимать, но есть те, кто считает, что справятся не хуже тебя. Без поддержки хранителя – ты такой же человек, как все, а власть твоя – награда сильнейшему.

– Отпустите меня! – некрасиво закричала госпожа, заставив Эмби отшатнуться. – Ты не знаешь, что это за обряд! Убьёшь меня и сам сдохнешь вместе со мной! А потом будешь, убивать ни в чём не повинных людей, чтобы найти мне замену.

– Она права, – грустно признал ворон. – Правителю нужен проводник. Но и не права тоже. Давным-давно её предок добровольно стал хранителем, и для меня было честью стать ему компаньоном. Два века мы несли стражу, пока он не ушёл к звёздам. Но обернулось это тем, что люди решили – можно только получать. И ничего не давать взамен.

– Это всё сказки! Злые, никому не нужные сказки! Мы правим много лет. Почему я должна умирать?

– Я говорил тебе, – вздохнул ворон, – твоя кровь самая сильная.

– Неправда! Я не самая сильная. Его наивная подружка, – госпожа Иллис ткнула в Эмби, – не знает ещё, но скоро станет матерью. И отец не абы кто, а мой любимый братец. Он умеет не только по драгунам таскаться, но и девкам подолы заворачивать, если ему приказать.

Госпожа тихо и жутко засмеялась, глядя на растерянных Эмби и ворона.

– Спасибо вам, Эмби! Теперь она тоже из наших. И не из самых слабых. Они же, дурачки, смешали кровь, не понимая, к чему это приведёт. Ещё немного, и она была бы сильнее меня. Но не дотянула. Пришлось братца подключать. Помогать. Так что ребёнок сильнее меня. Я точно знаю. Вот и забирайте шлюху вместе с ублюдком, а меня оставьте в покое. Мне и в этом мире есть чем заняться. В вечности, вам веселее будет с вашей рыжей наперсниуей.

– Хороший план, – очнулся первым ворон, – обдуманный. Но нерождённый ребёнок не сможет управлять силой.

Госпожа Иллис посмотрела на него с искренним презрением.

– Нерождённый не обязан управлять силой. Управлять сможет его мать, а он будет источником. До рождения они едины. Освободите уже меня! И дальше сами разбирайтесь.

Эмби с ужасом оглянулся на птицу. Понял, госпожа права. А ворону всё равно, кто будет жертвой. Вспомнил страхи Пиппи, о которых она рассказывала. Давным-давно гадалка предсказала ей, что её зарежут после полуночи, и с тех самых пор она боялась ночи.

На этом сомнения Эмби улетучились, словно и не было. Он сделал то, что придумал вчера, но никак не мог решиться. Хотел отблагодарить за спасение Долли, а получилось, чтобы спасти Пиппи.

Не ожидая, когда ворон с ней согласится, он щедро чиркнул по своему запястью ножом, после схватил госпожу за руку и полоснул по ней. Та закричала, вырвала руку, не дав крови смешаться, и побежала. Пришлось догонять, хватать, уворачиваться от ударов, удерживать. Всё это походила на безумную игру в догонялки, целью которых было отнять не мячик, а кровь. Крови было много и её, и своей. Постепенно лёд сделался красным, но ему всё никак не удавалось удержать госпожу достаточно долго, чтобы увериться – они кровные брат и сестра.

Во всей этой безумной схватке с женщиной, которая была для него идеалом, утешал – ворон, спокойно наблюдающий за происходящим. Краем глаза Эмби несколько раз замечал его то тут, то там. Тот не пытался прекратить их борьбу, хотя, наверное, мог, и Эмби даже померещилось одобрение в его глазах.

Госпожа же, судя по всему, не поняла, что он задумал, а потому и сопротивлялась с таким упорством и яростью. Эмби пытался сказать ей. Но она то ли не слышала, то ли не верила. Или он говорил не те слова.

В какой-то момент он так измотался, что ослабил хватку. Госпожа выхватила нож и одним точным ударом, снизу-вверх, пронзила его сердце.

Эмби понял, что произошло, но страха не было, не было и боли.

Закончилось самое злое и неправильное время в его жизни. Время, когда от него требовали делать то, чего он не мог делать не хотел. Время боли и страха. Время ненависти.

Теперь он мог быть спокоен.

Он позаботится о Пиппи, позаботится о Долли, и о бедной женщине, которая билась в истерике рядом со своим телом, позаботится тоже.