Я волокла домой тяжёлую сумку и на ходу подсчитывала, хватит ли оставшихся в кошельке денег, чтобы купить завтра бытовую химию. В закоулки тёмного микрорайона свет от фонарей с трассы не добивал. Приходилось чаще смотреть под ноги. Тротуары у нас проложены не везде, и по дороге к дому легко можно увязнуть в глине или наткнуться на земляные отвалы. Поэтому я старалась не отставать от женщины, которая сошла вместе со мной на конечной. Счастливая обладательница фонарика налегке фланировала в нужную сторону, и я взмокла, догоняя её и перекидывая с руки на руку пакет с продуктами.

Мне сегодня замечательно везло целый день. Получила аванс. В мясном отделе удалось отхватить бройлерного цыплёнка и кости для бульона. А теперь ещё попутчица с фонариком отыскалась. Одной ходить здесь в тёмное время всё-таки страшновато. Вон наши окна. Ещё немного и окажусь дома. Только бы лифт работал. Каблучки женщины задорно стучали по асфальту. Как ей удаётся не наступать в грязь\влезать в грязищу? Я вчера долго глину с сапог отскребала. А пальто-то у неё какое! Похожее мне на рынке приглянулось. Только, где ж на такое денег взять?

Женщина свернула к моему дому. Надо же! Как нам по пути оказалось! Пока я перехватывала сумку поудобнее, дверь подъезда передо мной закрылась. Ничего, здесь-то уже светло. Выйдя из лифта на своей площадке, я опять наткнулась на незнакомку. Не просто наткнулась!

Она открывала дверь моей квартиры ключом! Опешив поначалу, я быстро отмерла.

- Вы это к кому? – возмущённо выпалила я, опуская пакет – не было у меня сил его держать. Женщина обернулась, ничуть не испуганно. Знакомое лицо. Симпатичная, зараза. В таком пальто, а в чужую квартиру лезет!

- Что это, - говорю, - вы себе позволяете?

- Машань, это ты? – на пороге мой Вася нарисовался. – Чего ты… не заходишь?

Смотрит так удивлённо, то на меня, то на неё. Опять борщ перед телевизором ел – вон, вся тельняшка в пятнах. Порошок стиральный завтра не забыть купить, себе напомнила.

- Ой, - говорит вдруг дамочка, - не знала, что ты, Маша, следом идёшь, с тяжёлой сумкой.

И, главное, голос такой приятный.

- А ты, Вася, чего ж Машу не встретил? – укоризненно так моему Василию. Пф, когда это он меня встречал? Даже на свидания в мореходку я к нему бегала. – Да, чего же мы на пороге стоим?

Смотрю, а Вася мой побелел весь, к косяку прислонился – вот-вот упадёт. Сглотнул так тяжело и палец трясущийся на нас поднимает.

- Вот она, - говорит, - горячка белая…

- Кто? – спрашиваю. А самой так страшно становится. Чувствую, не правильно что-то, а что, понять не могу. Аж внутри всё холодеет.

А мадам смеётся.

- А ты пей меньше, - говорит, ласково так по щеке моего мужа гладит и внутрь идёт.

- У нас поесть-то найдётся что-то? – из коридора спрашивает. – А то я быстро!

Вася смотрит на меня очумело и за дамочкой топает. Я – пакет в руки, и за ними. Не укладывается у меня в голове пока происходящее, только чувствую, несдобровать сегодня кому-то. Я женщина не злобливая, но, если кто выведет, шибко врезать могу. Даже Вася, бывает, побаивается.

А захватчица уже по-свойски на кухне шурудит.

- Вот, хорошо, - говорит, - рыба в морозилке есть. Пароварку, конечно, не купили до сих пор? Я хека с овощами запеку.

Вася мой, пожрать не дурак, мнётся, смотрю, пока я злость наращиваю и от наглости чужой до тямы прийти пытаюсь.

- Ну, не люблю я овощи печёные, Машаня, - ей, главное, говорит, - ты же знаешь.

А потом на меня смотрит, будто и ко мне одновременно обращается. Обидел он меня этим, вот что! Тут уж я не сдержалась, пакет на пол кинула – аккуратно так, чтобы яйца не побились, руки в бока упёрла и на пришелицу вызверилась.

- Да, кто ты такая, - говорю, - чтобы на чужой кухне распоряжаться? Тебя сюда, вообще, не звал никто! А, ну, выметайся!

Она смотрит так добродушно, будто я ей чаю выпить предлагаю.

- Что, не узнаёшь? – говорит.

- Я тебя – знать не знаю, и знать не хочу!

- Правда? – Смеётся. – А давай мы Васю спросим?

У меня прям сердце захолонуло – как есть, разлучница, шашни какие-то с моим Василём водила, теперь вот в квартиру к нам вторглась. Вася к ней так, бочком, бочком: «Я тебя, говорит, Машаня, в любом виде узнаю».

И лыбится. А у меня словно сердце остановилось, вот, как есть, замерло.

- Что же это, - говорю, - деется? При родной жене!..

А Вася, будто удивляется, даже пужается маленько – знает, что меня не доводить лучше до крайностей.

- Кто ж виноват, говорит, Машаня, что тебя так располовинило?

Врезала бы ему сейчас, только у меня в горле ком стоит от огорчения – не проглатывается, не даёт озлиться по-настоящему.

А нахалка не унимается.

- Ну, с кухней мы разберёмся как-нибудь, и с уборкой тоже, и с финансами. Решить нам стоит, как спать мы теперь будем с нашим мужем…

- С моим мужем?! – ушам своим не поверила.

- Он такой же мой, как и твой. Не поняла ещё, глупенькая? Ведь я – это ты.

Смотрю на неё недоверчиво. Я, конечно, в зеркало давно не смотрелась, только точно знаю, не похожа я на неё. А та и говорит, будто мысли читает:

- Такой ты была бы, если бы головой думала, когда требовалось. Если бы за Васю своего не выскочила на первом курсе, учёбу не бросила, друзей институтских не растеряла. Если бы за здоровьем следила, а не на тряпки копила. Пыталась я тебя предостеречь, да не слушалась ты внутреннего голоса. Тебе всё невтерпёж было. Поскорее бы, повкуснее, да, как-нибудь.

А Вася-то смотрю, бледненький такой, ко мне ближе перебирается. Прямо духу мне это придало супротив оккупантки.

- Чудо свершилось – живая я теперь, - продолжает, - но тебе нужна по-прежнему. Чтобы жила ты, не как хочется, а как надо, жизнь хочу помочь тебе выстроить. Больше возможностей у меня теперь. Неужели не сможешь договориться сама с собой?

- Как хочу, так и живу, - говорю, - тебя не спросила. Катись отсюда колбаской, ненормальная! Да, Василий?

Вася не подвёл.

- Моя Маша, - заявляет, - знает, какую рыбу я люблю!

- Что ж, - вздыхает вторженка, - будь по-вашему.

К двери направляется, долгим взглядом на меня смотрит.

- Извини, говорит, не буду я тебе больше помогать: беду отводить, здоровья добавлять, мужу не давать в пьянку скатиться. Сама теперь. Прощай…

Хотела я ей вслед крикнуть, чтоб убиралась ко всем чертям, да помешало что-то…

Вот такая история. Рассказать кому – не поверят.