За горой, да за-под лесом, да за речкой под мостом была деревня. Жил там поп. Демьян-поп. Страшный любитель огурцов. Усаживал все огороды ими, солил впрок, зимой с картошкой ел. Картошку дьячок его ходил по деревне да выпрашивал.

Больше огурцов в этой жизни щекастый бородач любил лишь деньги. Благо, в церквушку, за коей он присматривал, ходили довольно щедрые люди. Никому было не жалко потратить на богоугодное дело часть своих сбережений. Должно быть, верно, мало кто знал, что угодно всевышнему, чтобы слуга его в тереме жил, а не избушке приогородной. А то бы, может, побольше да пошустрее скидывали. А так хватало нашему святейшему на мантию себе новую из города иль на икону покрасивше. Но в целом не жаловался поп.

Заказал он себе как-то на все сбережения в городе бочку дубовую. Привезли ее на десяти лошадях, поставили перед поповской избушкой.

Здоровенная бочка, громадная. Смотришь так на нее, и шея затекает. Тянется за ней ввысь труба печная, да не дотягивается маленько. Широченная бочка. Возьмутся пятеро здоровых мужиков за руки, захотят обхватить в кольцо, да не обхватят. Смотрит на свеженькую утварь поп, не нарадуется.

Местный столяр соорудил богослужителю лестницу крепенькую аккурат под величину бочки. Приставил Демьян ее и полез до утора. Глядит внутрь бочки, а у самого улыбка за уши забралась. Ух, сколько огурцов сюда влезет!

Вдруг покачнулась лестница, и рухнул Демьян-поп в бочку. Всей спиной распластался по днищу. Поохал-поохал маленько, да встал. Посмотрел наверх: высоковато! Как теперь выбираться-то? Ну, ничего. Кто-то обязательно будет мимо проходить, он и окликнет из бочки.

Долго, однако, день шел. Уже и смеркаться начало. А на дворе никого. И вокруг – никого. Никакой божьей души. Даже страшновато немного.

Вдруг слышит поп – шаги! И ведь недалече от бочки-то.

- Кто там? Дьячок, ты ли это, дорогой? Отзовись!

Шаги тут же утихли. Но никто не отозвался. Демьян-поп, было, еще покричал, но в ответ все одно – тишина. Пришлось святейшему ночевать под открытым небом.

Наутро проснулся рано. Тревожно на сердце, однако. На улице никого. Принялся поп снова ждать. А ничего не поделаешь, в бочке поразвлечься нечем.

Солнце уже палит с вершины. Снова шаги.

- Кто там под дверьми моими? Кто к попу заглянул? Не ты ли, дьячок, друг мой родимый?

- Я! Я, дьячок, – отозвался прохожий. – Так вот вы где, батюшка. Заискалися вас. На утренней не были, пропались куда-то. Теперь вот ясно, куда. Как вы здеся?

- Очень плохо, дьячок, очень плохо. Голоден, страсть как. Можешь мне чего съестного раздобыть? Мясца там, орехов в меду?

- Все будется, батюшка, все будется!

Насобирал дьячок всяких разных вкусностей, даже вина раздобыл. Скинул все это в бочку попу и ушел, к вечеру обещался вернуться.

Наелся поп – все съел. Переводил дыхание, пока солнце не зашло за лес и в бочке не стало окончательно темно. Запереживал святейший, что дьячка давно нет. Обещался-де к вечеру вернуться, а уже, почитай, ночь скоро. Но тут послышались шаги.

- Кто там ходит? Не ты ли, дьячок-дружок?

- Нет, батюшка, не дьячок. Это я, кузнец. А вы как там очутились, в бочке-то?

- Упал, спину всю расшиб. Болит. Ты должен помочь мне выбраться отсюда, кузнец.

- Конечно, батюшка. Но как?

- Вот слушай. Завтра поутру пусть приходит сюда вся деревня, и пусть все кидают в бочку деньги. Как только она наполнится до краев, я смогу вылезти. Все понял?

- Все понял, батюшка. Завтра всех соберу.

Как солнце встало, народ собрался во дворе попа. И давай каждый швырять в бочку монеты. Медяки в основном. Много медяков. Целый дождь на голову богослужителю. Уж и днище почти закрыто, а люди все швыряют. Поп смотрит, наслаждается металлическим блеском. «Вот как вылезу, закрою бочку. На всю жизнь хватит!»

Кидают все люди, кидают свои сбережения. А поп все не показывается да не показывается за досками. Тут не стерпел кузнец.

- Да это, наверное, черт в бочке завелся, люди! И выманивает у нас деньги. Давайте сожжем его от греха подальше!

Остановились люди. Пошло роптание. Перерастало в недовольство. И под возгласы одобрения начали крестьяне поджигать бочку.

Испугался поп, что сгорит сейчас все, и давай монеты поедать.

Выгорела бочка, рассыпалась на угольки. Смотрят люди: сидит черт на пепелище. Черный весь, грязный, страшный, взъерошенный. А денег нет. Будто и не кидали в бочку ничего. Обозлились крестьяне, накинулись с вилами, палками на нечистого. Попытался тот убежать, да поймали-таки. Шкуру содрали и отпустили.

Попа же найти никто не смог. Да и не вспоминали о нем особо.