Мэр Клибернда, его превосходительство Аом Кеароа слушал говорившего со всё возрастающим интересом. Когда ты в отчаянии, то готов верить во всякую чушь и ересь, которые в определённых обстоятельствах предпочитаешь называть «альтернативные подходы к решению проблемы».

Мэру было с чего впадать в отчаяние. Поголовье овец, пасшихся на вверенных его опеке пастбищах, терпело невосполнимый урон.

На островных территориях, столицей которых Клибернд и являлся, волков сроду не водилось. Самыми опасными хищниками здесь считались лесной ивик, нелетающая птица, и морской тигр, разновидность тюленя. Как тот, так и другой могли, если подворачивался случай, завалить, утащить овечку-другую, чтобы полакомиться свежей баранинкой, но случай подворачивался настолько редко, что всё можно было списать на естественную убыль. Яд же местных, чрезвычайно ядовитых для людей, гадов для овец был совершенно безвреден.

Характер ран, полученных умерщвлёнными животными, снимал все обвинения с плотоядных эндемиков. Он указывал на обладателей мощных челюстей, снабжённых острыми, кинжалоподобными клыками. Бедных животных резали не только ради их мяса, но просто ради удовольствия пустить кровь и куража. На одну растерзанную овцу, от которой были отхвачены куски плоти, приходилось три-четыре с просто перегрызенным горлом.

На собак, имевшихся на островах, не пало даже и тени подозрения. Все они были исключительно пастушьих или декоративных пород и строение их челюстей не позволяло наносить такие ранения. А когда несколько собак были задраны тем же образом, как и овцы, с них окончательно сняли даже гипотетические подозрения.

Всё это начинало походить на какую-то мистику. Страх обуял население Клибернда и его окрестностей. Вначале овцы, затем собаки... Неужели на очереди люди?

Мэр Кеароа с нескрываемым ужасом ожидал известий о первых людских жертвах и сейчас слушал своего гостя с вниманием вконец отчаявшегося человека.

Гостя занесло сюда из самой столицы метрополии. Его внешность не отличалась ничем особенным, но, по сравнению с программными переселенцами, позарившимися на даровые земельные участки и получение подъёмных на развитие овцеводства на островах, было видно, что это птица вполне высокого полёта.

«Птица» представилась Ллойдрагом Крюгером, агентом Организации Независимых Расследований под личным патронажем кронпринца, и повела разговор, из которого сразу стало понятно, что он, помимо прочего, прекрасно разбирается в овцеводстве. В частности речь пошла об одном конкретном баране, некогда пасшемся на лугах метрополии. Он даже личную кличку заслужил – Керш.

Кеароа слушал.

Этот Керш сбежал из стада, и потом его несколько лет носило по малообжитым горам метрополии, где недостаток плотности людей на квадратный километр компенсировался повышенным волчьим поголовьем, которое было отнюдь не прочь поохотиться за отщепенцем.

Но баран оказался им не по зубам. Поначалу он приноровился сбегать от хищников по крутым скальным склонам, на которые волки попросту не могли взобраться, а затем у него выросла густая шерсть, которая, свалявшись, превратилась в непроницаемую для клыков хищников броню.

- Итак, - продолжал агент, - хищники покушались на Керша бессчётное число раз, и всякий раз терпели фиаско. В отдельных случаях нападавшие хищники лишались зубов, намертво завязнувших в массиве свалявшейся шерсти. Их, большей частью клыки, обнаружили во время первой стрижки Керша, поле того как его удалось благополучно отловить и вернуть законному владельцу. Постаревший к тому времени баран не особо противился - он уже вдоволь набродился на свободе, а бараний век, как известно, недолог. Вышел, образно выражаясь, на пенсию и вскоре упокоился с миром. Хотя, я отвлёкся... Вернёмся к нашим баранам.

Мэр бросил удивлённый взгляд на Крюгера.

– Извините за банальность... Фигура речи, так сказать, – заизвинялся тот. – К клыкам, конечно же!

– Так что же с клыками? – спросил Кеароа.

– Не все клыки оказались волчьими, – ответил, как провозгласил, Крюгер, – но псевдоволчьими, если можно так выразится! Вот, кстати, можете в этом сами убедиться.

Он достал из кармана что-то небольшое, желтоватого оттенка, острое. Протянул мэру.

Кеароа с некоторой опаской взял предложенный ему предмет и приблизил к глазам.

– Это зуб?

– Клык, – уточнил Крюгер. – Обратите внимание, какой он большой, и лишь отдалённо напоминает волчий. Совершенно иное строение!

– Очень интересно. – Кеароа вернул клык агенту. – Познавательно. Правда, я никакого понятия о волках не имею.

– Вам и не надо! – воскликнул Крюгер, но тут же опомнился, – Только не поймите меня превратно... Я имел в виду, что в данной ситуации речь о волках, как таковых, вообще не идёт. Характер ранений, нанесённых пострадавшим животным, не имеет ничего общего со строением зубов и челюстей псовых. Здесь нет волков! – категорично завершил свою тираду Крюгер.

– Спасибо, успокоили, – только и вздохнул Кеароа. – Что же тогда за существа творят такие безобразия?

– Те же самые, что покинули метрополию, едва запахло жаренным. Когда баран Керш вывел их на чистую воду. В метрополии они занимались тем же, чем занимаются здесь.

– Баран вывел кого-то на чистую воду?

– Именно!

– Каким же образом?

– Доказал их стопроцентное существование и одно из доказательств вы только что держали в руках.

– Этот зуб?

– Клык, – снова поправил Крюгер.

– Клык… – согласился мэр. – И он доказывает, что…

– Естественно! – Кеароа даже вздрогнул от эмоциональности собеседника. – ДНК-анализ материала, взятого как с этого, так и других клыков вскрыл весьма любопытные факты, которые, как я полагаю, напрямую могут быть связаны с некоторыми гражданами, обретающимися в подведомственных вашей администрации территориях.

– Как же сложно вы формулируете свои мысли, - пожурил Кеароа Крюгера. – Не могли бы вы изъясняться попроще. Я, как вы могли заметить, представитель коренной нации и, хотя язык метрополии знаком мне с детства, зачастую плохо понимаю сложносочинённые обороты.

– О, извините, – слегка сконфузился Крюгер. – Просто хотел сказать, что умерщвлением овец занимаются, кх-м, люди, если их так можно назвать... Оборотни.

– Оборотни? – переспросил Кеароа, и ахнул:

– Неужели кто-то из недавних переселенцев?

– Истинно так, – подтвердил его предположение Крюгер, который в душе благодарил провидение, что мэр не оказался материалистом. – Трансформируются в полнолуния из человеческих тел в псевдоволчьи и творят свои криптии.

– Но кто? Кто конкретно? Вы можете назвать виновных? Изловить их, чтобы они ответили за свои поступки? – начал сыпать вопросами Кеароа.

– О, я давно охочусь на них, – отвечал Крюгер. – Если вы немного поспособствуете, то я с помощью моей команды и некоторого наследия упомянутого барашка Керша, мог бы не только установить личности виновников истребления скота, но и помочь навсегда избавиться от них. Только никаких судебных разбирательств, – твердо заявил он. – Процессы над теми, кто перемещается на четвереньках – пережиток средневековья.

– Я согласен! – воскликнул мэр. – Как поспособствовать?

– Выделите моей организации, для начала, участок в черте вашего прекрасного города для возведения цирка-шапито.

– Всего-то? – удивился Кеароа, ожидавший больших требований. – Вы хотите устроить цирк?

– Будут ещё просьбы, – уклонился от ответа Крюгер. – Но участок должен быть именно там, где мы укажем.

***

Стены города Клибернда сплошь пестрели афишами. Они гласили:

«Столичный цирк! Впервые на островных территориях! Единственное представление! Воздушные гимнасты, акробатки, фокусы, клоуны, дрессированные хищники! Сольное выступление слона! Дешёвые билеты! Страховка жизни и здоровья включены в стоимость! Детям, родителям многодетных семейств и переселенцам скидки!»

Цирк-шапито разбили на пустыре в непосредственной близости от стен городской тюрьмы. По началу, это показалось обывателям странным, но когда стала известна стоимость предлагаемых билетов, которые начали продавать на каждом углу, им стало наплевать на странности.

Билеты, действительно, стоили удивительно дёшево и имелись в неограниченном количестве. Размеры возведённого за пару дней шапито поистине впечатляли. Колоссальная конструкция превосходила даже шпиль ратуши, самого высокого здания в городе, и доминировала над ним.

Цирк, забитый под завязку, казалось, вместил на своих трибунах едва ли не всех обитателей Клибернда, улицы и площади которого совершенно опустели в этот вечер. На представление пригнали даже немногочисленных заключённых из тюрьмы, специально отгородив им часть зрительских мест в одном из секторов.

Мэр Кеароа пришёл в цирк во главе своего многочисленного семейства, расположившись с ним на самых почётных местах в отдельной ложе, которая, к слову сказать, едва вместила его трёх жён и шестнадцать детей.

Представление началось с выступления воздушных гимнастов. Они выделывали на головокружительной высоте невероятные трюки: прыжки, перевороты, вращения. Публика, затаив дыхание, задрав кверху головы, погрузилась в созерцательный транс, опасаясь и ожидая неминуемых падений, которые… так и не произошли.

Выступление закичилось в звенящей тишине. Пару секунд спустя, зал перевёл дух и разразился мощным шквалом оглушительных аплодисментов, восторженных криков, топанья ног и свиста. Такого здесь ещё не видывали!

Но лиха беда начало…

Потом были фокусы.

Фокусник, элегантный и стройный, хотя и в летах, лощёный мужчина, облачённый во фрак и цилиндр, произвёл целый фурор, извлёкши из картонной коробки без дна, стоящей на хлипком тонконогом столике, двадцать два десятилитровых ведра доверху наполненных водой.

Куда до этого чуда исчезающим шарикам и невесть откуда берущимся картам или, даже, распиленным пополам женщинам! Откуда столько вёдер с водой из коробочки, в которой и одно едва уместиться?!

В конце номера фокусник достал из коробки две, полнёхонькие воды, хрустальные чаши и передал их подскочившим к нему клоунам-ассистентам с зонтиками на плечах. Несколько секунд спустя стало понятно, для чего они были нужны: из чаш вверх взметнулись фонтаны, заигравшие радугами в облаках брызг.

Зал рукоплескал.

– Вот это да! – пытался перекричать бурю аплодисментов один овцевод, обращаясь к другому. – Мне бы такую овчарню, как та коробочка! Места занимает – пятачок, а целое стадо поместится!

– Хотеть не вредно! – отвечал ему другой. – Если б такие фокусы проходили с барашками, мы бы пасли их во фраках.

Затем настала очередь акробаток.

Тонкие, затянутые в ярких расцветок трико, обманчивой хрупкости телосложения девушки выделывали на арене такие чудеса акробатики, как поодиночке, так и вместе, что зал только ахал. В оргазмическом исступлении мужской половиной, и в негодующе-восхищённом порицании женской.

Номер закончился под громовые аплодисменты и крики «Браво!!!» и «Бис!!!»

Бисировать акробатки, конечно, не стали, но насовершали таких акробатических прощальных поклонов, что на объявленный шпрехшталмейстером антракт публика выходила перекусить-оправиться, изрядно пополнив уже имевшиеся у них жизненные впечатления.

Антракт ещё не подошёл к концу, как начало темнеть. В этих широтах закаты были стремительны. Солнце падало камнем за горизонт в одно и то же время, в шесть пополудни.

Представление продолжилось.

За время антракта вкруг арены возвели высокую ограду из стальных прутьев. Стороной обращённой к зрительским трибунам она местами походила на лестницу из-за наваренных на прутья металлических полос-стяжек. Однако, внимание тех, кто мог заметить это конструкционное излишество, было полностью поглощено выбежавшим на арену гривастым львом и тройки тигров в сопровождении грозного вида дрессировщика, обряженного почему-то в костюм тореадора и с длинным хлыстом-шамберьером в руке. Он оглушительно им щёлкнул и грозно выкрикнул команду на непонятном и грубо звучащем языке.

Звери подчинились.

Они встали на задние лапы и гуськом дали по арене несколько кругов, при этом смешно подрагивая хвостами. Льву с его гривой эти хождения, как было видно публике, давались гораздо тяжелее, нежели тиграм. В конце он даже взрыкнул недовольно и почти агрессивно, но дрессировщик быстро пресёк этот порыв хищной природы, хлопнув по арене шамберьером перед самой львиной мордой.

Затем тигры поочерёдно перепрыгивали через льва, наигранно от них убегающего. После этого звери легли рядком, и дрессировщик прошёлся по ним взад-вперёд чинным, неторопливым шагом, не обращая внимания на возмущённое рычание.

Когда же он, сняв с головы треуголку, всунул в пасть поднятого им на дыбы льва, голову по самые плечи, на которые хищник водрузил огромные, косматые лапы, зал заохал. Сейчас зверюга откусит ему голову напрочь!

Музыка оркестра нагнетала соответствующий настрой… Осветители приглушили свет…

Не откусил! Под звуки литавр дрессировщик высвободился из зубов хищника и вывернулся из его тяжёлых, когтистых объятий.

Кланяющегося дрессировщика, льва, припавшего на одну переднюю лапу, и вставших на задние лапы тигров публика приветствовала шквалом аплодисментов, криков, свиста и топанья.

Под щёлканье хлыста и бравурный марш хищники чинно удалились за кулисы, увозя прочь дрессировщика на львином загривке.

В большое круглое вентиляционное отверстие купола шапито заглянула яркая полная луна, словно крышкой запечатав его.

– Встречайте! Всемирно известные клоун Пупс и его механический бяшка Мехобяш! – торжественно провозгласил шпрехшталмейстер.

Из-за кулис на таком низком, что колени ног, крутивших педали, ударяли в грудь, трёхколёсном велосипеде на арену выкатился косматый, рыжий клоун в шляпе-котелке. Он был облачён в ярко-пёстрые лоскутные шаровары на подтяжках и в тельняшку в широкую полоску, резко контрастирующую с огромной синей в ядовито-жёлтый горошек бабочкой на шее. На лице цвета белого мрамора красовался ярко-алый нос-помпон. Ластоподобные чёрно-бело-красные клоунские ботинки семидесятого размера завершали ансамбль.

Мэру Кеароа вдруг на миг померещилось что-то неуловимо знакомое в облике клоуна, но, что именно, он так и не смог распознать.

– Привет почтенной публике! – выкрикнул клоун Пупс.

Он соскочил с велосипеда, сделав невероятный кульбит, в результате чего котелок оказался в руке, а волосы парика распустились, явив подобие гигантского, огненно-рыжего одуванчика. Каким непостижимым образом они умещались в этой нелепой шляпе, зрителям оставалось только гадать.

– А что у меня есть?! – Пупс зашарил свободной рукой в котелке. – Вот что! - Он выудил из шляпы нечто, похожее на пульт дистанционного управления, что, впоследствии, им и оказалось.

Клоун нажал на одну из кнопок пульта, и из-за кулис вышла, семеня суставчатыми ногами, гротескная механическая конструкция, сильно смахивающая на барана, только раз в пять больше оригинала и ростом, в холке, с самого Пупса. Курчавая шерсть механического барана отливала металлическим блеском, голова, увенчанная витыми рогами, забавно моргала рубиновыми глазами и прядала ушами.

– Посмотрите-ка, кто к нам пришёл! – кричал клоун неподдельно-восторженным голосом. – Да это же – любимец публики всех континентов барашек Мехобяш! Поприветствуй публику! – Пупс водрузил свой котелок на голову барана меж рогов и нажал очередную кнопку на пульте.

Мехобяш широко расставил стальные суставчатые ноги и совершил нечто вроде реверанса, делая оборот на триста восемьдесят градусов. Его горящие рубиновым светом глаза, казалось, просканировали публику.

– Ай, какой молодец! – похвалил клоун механическое создание. – Приступим к нашему коронному номеру? Ты не против?

Мехобяш кивнул металлической, похожей на навершие античного тарана, головой, соглашаясь.

– Внимание публики! – прокричал клоун Пупс, воздевая руку, отчего та обнажилась по локоть.

– Смертельный номер! Исполняется впервые! Держитесь покрепче за подлокотники кресел. Ни при каких обстоятельствах не отпускайте их и не двигайтесь во время номера. Пострадавшим окажут квалифицированную помощь и выплатят страховки! Начинаем!

Оркестр исполнил туш и стих. Лучи всех осветительных приборов сконцентрировались на клоуне и его механическом баране. Зрительские трибуны окутала полнейшая тьма, нарушаемая лишь подсветкой лунного диска сквозь вентиляционное отверстие в куполе шапито.

Мэр снова всмотрелся в клоуна, теперь прекрасно освещенного прожекторами и софитами. Ему показалось знакомой эта обнажившаяся из-под клоунской одёжки рука - в тёплом климате островных территорий все ходили с короткими рукавами.

«Да это же Крюгер!» – узнал мэр своего давешнего гостя, ряженного в клоуна Пупса.

– Але-оп! – Крюгер-Пупс нажал на пульт и сразу после этого вставил себе в глаз монокль на толстенном шнурке.

Никто в зале не заметил, откуда он его взял.

Ловкость рук – кормилица циркача.

– Бе-э-э-э-э! – громко, надрывно и дребезжаще заблеял механический баран.

Блеянье многие зрители восприняли слишком лично, как издевательство и глумление над их личностью – настолько его дребезжание, как нож по стеклу, скрипело по струнам души и нервам.

«Так вот что имел в виде Крюгер, когда говорил о наследии Керша… Они записали и воспроизводят его блеяние», - осенило Мэра.

– Бе-э-э-э-э-э! – продолжал гнобить публику Мехобяш. – Бе-э-э-э-э-э!..

Крюгер в тепловизор, замаскированный под монокль, наблюдал за реакцией зала. Все зрители выдерживали более-менее однородный температурный рисунок свойственный людям в состоянии лёгкого раздражения.

«Неужели ошибка? – встревожился Пупс-Крюгер. – Просчёт дорого обойдётся… Неужели не клюнули? Даже на цирк? Не может быть такого! Все любят цирк! Особенно со слоном…»

Он снова даванул пульт.

На сей раз извлечённое из недр Мехобяша «Бе-э-э-э-э!» сработало, как пресловутая соломинка, сломавшая хребет верблюду.

В одном из секторов ярко-белыми пятнами взметнулось несколько фигур. Навскидку, пять или шесть.

– Это невозможно! – раздался из сектора полный ненависти крик. – Ты же сдох!

Крик перерос в яростный рык.

– Бе-э-э-э-э-э!!! – прозвучал ответ.

Крюгер увидел, как в темноте ярко-белые фигуры стремительно ринулись вниз, не разбирая дороги, к арене, к освещённому Мехобяшу, прямо по плечам и головам зрителей. Ещё он увидел, как они стали трансформироваться, на ходу теряя очертания человеческих фигур и превращаясь в хищно-звериные силуэты.

В считанные секунды эти косматые, клыкастые ликантропы в ошмётках одежды, которая разлезлась на их трансмутировавшихся телах, добрались до ограды.

Зал загудел – зрители увидели этих бестий, вышедших на свет.

Ещё секунда и ликантропы вскарабкались по наваренным на прутья ограды полосам, как по лестницам, и спрыгнули внутрь, на арену.

Их было шестеро.

– Ух ты!!! – только и выдохнул зал, увидав невиданных зверей во всей их красе. – Вот это номер! Спрятали хищников прямо в зале! Среди людей! Круто!

– Бе-э-э-э-э!!! – надрывался Мехобяш, а давивший на пульт клоун поспешно отступал к выходу с арены.

Мэр Кеароа не своди выпученных глаз с оборотней, виновников бед, внезапно обрушившихся на курируемое им скотоводство. Крюгер сдержал обещание! Вывел виновных на чистую воду. Как же он их теперь стреножит? Как? Он просил только освободить тюрьму, но не просил содействия ни у полиции, ни у армии…

Оборотни хором взвыли и синхронно набросились на механического барана, впиваясь всеми клыками в его густую шерсть, намереваясь изорвать его в клочья.

Крюгер-Пупс только того и ждал.

– Попались!!! – крикнул он и щёлкнул на пульте тумблером.

Грохнул доселе безмолвствовавший оркестр, и зверюги, налипшие на Мехобяша, вдруг затряслись мелкой дрожью. Крюгер активировал аккумулятор и по синтетическим нитям шерсти барана пошёл ток, который судорогой свёл челюсти вервольфов, поймав их в капканы собственной анатомии.

– Спасибо за внимание! – крикнул клоун Пупс, обращаясь к трибунам. – Потерпевшим просьба обратиться за помощью и страховыми выплатами! Прощайте!

Он взгромоздился на свой трёхколёсник.

Под громовые аплодисменты Мехобяш сделал прощальный реверанс и ведомый своим хозяином удалился за кулисы, таща на себе трепыхающихся зверюг…

– Транквилизаторы! Сети! Намордники! Наручники! Поножи! – посыпал распоряжениями Крюгер, ещё не успев встать с велосипеда.

Его многочисленных подчинённых не смущала клоунская атрибутика начальства.

Крюгер продолжал:

– Сообщите начальнику тюрьмы, что нам нужно шесть одиночек! Не забывайте фиксировать пойманных к носилкам ремнями. Быстро, быстро, быстро!

У него была веская причина торопиться самому и поторапливать подчинённых.

Во-первых, чтобы без лишних свидетелей упаковать и переместить пойманных на живца, ещё не оправившихся от электрошока, оборотней. Во-вторых, …

– В сторону! – услышал он требовательный голос. – Освободите проход!

И нужно было освобождать как можно быстрее, потому что вышедший на арену шпрехшталмейстер торжественно объявил:

– А сейчас, почтеннейшая публика, на арене - слон!