Батюшка крепко держал меня за руку, словно боялся, что я убегу. А я и не думала. Смысл? Ведь сама согласилась. Если убегать, то потом, чтобы семью ни в чём не обвинили. Не съедят же меня сразу?

Отец широко шагал по подъездной дорожке к широкому мраморному крыльцу. Почти тащил меня, иногда сердито дёргая за руку. Наверно, он думал, что я торможу его путь к заветной двери из-за упрямства, а у меня просто подгибались ноги от страха. К тому же путалась в юбке совершенно неуместного днём вечернего платья. Мысли о нём крутились в пустой от ужаса голове, помогая держаться и не срываться на бесполезный плачь, или даже визг. Проще ведь волноваться о том, чтобы не наступить на шлейф, или о том, что с обнажёнными плечами во время дневного визита буду выглядеть нелепо и неприлично, чем думать об ожидающем меня за порогом.

Мы поднялись на крыльцо, и отец несколько раз ударил по двери медным молотком. Батюшка открыл рот, собираясь назвать имя и цель визита, но дверь с тихим скрипом отворилась без всякой помощи человека. Тёмная глубина дома посмотрела на меня.

Страх скрутил внутренности холодной жёсткой рукой. В последней надежде я повернулась к отцу:

– Папенька…

– Иди уже, Лотта! Видишь, тебя ждут, – не дал договорить мне отец и сильно подтолкнул в спину.

Чтобы удержаться на ногах, пришлось сделать несколько неловких шагов вперёд, в сумрачную глубину особняка. Стук захлопнувшейся двери напомнил о крышке гроба. Моя прежняя жизнь закончилась. А может, и с просто жизнью придётся попрощаться. Нет, нельзя поддаваться панике! Ещё ничего не закончилось! Я ещё поборюсь!

После солнечного дня на улице здесь, в помещении, мои глаза приспособились не сразу, но постепенно из серого сумрака стали выплывать детали. Ничего особо зловещего в них не было. Круглый зал холла мало чем отличался от нашего. Даже лёгкое запустение напоминало о доме – налёт пыли на зеркале и мраморных фигурах, стоящих у основания парадной лестницы, тусклая, нечищеная медь ручки двери, за которую инстинктивно схватилась.

Я рассматривала эти малозначащие вещи, потому что боялась увидеть встречающего меня хозяина особняка – Чёрного колдуна. Но его не было. Никто меня не встречал. Сердце затрепетало заячьим хвостиком. Может, отец неправильно всё понял? И герр Шварц пошутил с отцом, потребовав дочь за карточный долг? Могу же я так думать, раз никто не ждёт на пороге. Если сейчас уйти, то отец с чистой совестью сможет поклясться, что расплатился. Только нельзя возвращаться домой, а то ему придётся меня вернуть.

Не думая о будущем, я потянула на себя дверь, собираясь сбежать, но она не открылась. Так легко впустившая внутрь, выпускать наружу она не собиралась. Как ни дёргала, дверь даже не шевелилась.

– Фройлян! Вы уже тут! Простите, что сразу вас не встретила. Поставила вариться кофе, а тут вы пришли. Не могла оторваться, а то бы убежало.

Это уютное воркование совершенно не вязалось в моей голове с обитателями страшного особняка, и я ошеломлённо уставилась на подходившую женщину. Коричневое платье и ключи на поясе ясно говорили о её статусе в доме – экономка. Она выглядела как самая обычная немолодая женщина – одного роста со мной, только более грузная, с лучиками тонких морщинок возле глаз и добродушной улыбкой на круглом лице. Ничего зловещего в ней не обнаруживалось. На зомби или призрака женщина совсем не походила.

– Позвольте представиться: я экономка герра Шварца, фрау Ханна Баум. А вы, как я понимаю, фройлян Хоффман? Ваше имя хозяин не знает.

Она вопросительно посмотрела на меня, и я ответила:

– Шарлотта, Шарлотта Хоффман.

– Какое милое имя! Пойдёмте, я покажу приготовленную для вас комнату. Если вас что-то не устроит, скажете сразу, и я постараюсь всё исправить. А где ваши вещи? Слуга принесёт их…

Фрау Ханна внимательно осмотрела холл и даже заглянула мне за спину, но никакого багажа не обнаружила и вопросительно глянула на меня.

– Я ничего не взяла, - признаться, что ехала сюда как на казнь и о вещах не думала, показалось почему-то стыдным.

– Но как же? Вам ведь нужно хотя бы переодеться, - и фрау Ханна выразительно посмотрела на запачкавшийся подол платья. – Впрочем, я найду что-нибудь для вас на первое время, пока слуга всё доставит.

От неловкости моим ушам стало жарко. Наверно, сейчас я покраснела, как помидор:

– Слуга ничего не привезёт. Я не подумала… не ждала…

Папенька, вернувшись под утро, поспав пару часов, едва открыв глаза, огорошил меня и маменьку новостью о своём проигрыше. После того как я услышала, что отдана Чёрному колдуну, и придётся ехать, иначе семья окажется на улице, думать ни о чём не могла. Это было как смерть. А кто же думает, что там, за гробом, ему потребуются перемена наряда и обуви.

– Ничего, ничего, милочка. Я отправлю Пауля к вам домой. Только напишите записку для вашей матушки, чтобы она собрала нужное на первый случай. А потом, если что-то понадобится, снова Пауля отправим.

Всё это я слушала, шагая вслед за шустро семенящей экономкой. Её слова ослабили ледяные тиски на сердце. Ведь они означали, что сегодня я не умру, и завтра тоже. Похоже, меня не планируют приносить в жертву. Во всяком случае в ближайшее время. А значит, есть шанс что-то изменить.

Отведённые покои мне, если бы не обстоятельства, понравились бы. Даже дома у меня не было таких просторных и уютных апартаментов. В детстве, пока наша семья жила в родовом поместье, мне по возрасту не полагалось такого. А когда я стала старше, то папенька уже его проиграл, и началась череда переездов из-за его всё новых проигрышей и долгов.

Оставшаяся часть дня прошла в хлопотах обживания на новом месте. Я писала записку маме, примеряла подобранные фрау Ханной платья, ждала, пока выбранное подгонят прямо на мне. Делала это молчаливая женщина. Её представили как мою служанку и одновременно личную горничную. Немая женщина средних лет по имени Паулина. Она казалась какой-то серой, словно присыпанной пеплом. Таких пригасших людей развелось в последние годы в нашем городе много. Говорят, что это Чёрный колдун пил из них жизненную силу, чтобы поддержать своё посмертие.

Её вид и пугал, и успокаивал одновременно. Пугал, потому что напоминал, почему я здесь оказалась, а то за хлопотами и вкусным обедом забывалось, что это не приезд в гости к дальним родственникам, а плен, рабство. Успокаивал, потому что из слов фрау Ханны стало понятно, что обе женщины служат Чёрному колдуну не первый год, и всё ещё живы. Я специально прикасалась к ним и убедилась в этом. Их руки были тёплыми. Теплее, чем мои.

Хозяина, герра Людвига Шварца, Чёрного колдуна, увидела только вечером. К этому времени я уже закончила вместе со служанкой раскладывать привезённые из дома вещи и смотрела в окно, бездумно рассматривая пустые дорожки и подстриженные кусты, деревья, догорающий закат. Читать от волнения не могла, выходить из отведённых мне комнат не рисковала. Боялась, что наткнусь в холодных сумрачных комнатах на хозяина или его прислужников.

Про герра Шварца в городе ходили самые мрачные слухи. Что он некромант, умерший и воскресший благодаря чёрному дару, данному ему от рождения. Говорили, что ему для существования нужны чужие жизни, что служат ему оживлённые им покойники, и я в это верила. Но увиденные пока слуги оказались самыми обычными людьми и у меня в душе ожила надежда, что и слухи о герре Шварце окажутся преувеличением.

Паулина помогла мне переодеться к ужину и проводила в столовую, оставив там в одиночестве. Почти. Из тени выступил одетый в ливрею лакей и предложил приступить к ужину:

– Господин сказал, чтобы вы его не ждали. Он подойдёт позже.

Я села на указанное место на одном из концов длинного стола. Белое полотно скатерти казалось бесконечной заснеженной дорогой от меня до второго участника застолья, пока отсутствовавшего, но обозначенного белым фарфором посуды и хрустальным блеском пустого бокала.

В другое время такое размещение показалось бы мне забавным излишней пафосностью, но сейчас длина стола только радовала.

Я думала, что не смогу есть от волнения, но получилось наоборот. Стоило увидеть золотые ломтики картофеля и куски мяса под густым соусом, почувствовать аппетитные ароматы, как рот заполнился слюной, и я принялась заедать тревогу поданными блюдами.

О появлении герра Шварца мне вначале сказал запах – внезапно усилившийся аромат лилий, к сладости которого примешивался какой-то неприятный гнилостный оттенок. Вилка выпала из моих ослабевших пальцев и с неприятным звоном упала на каменный пол.

– Поменяй даме прибор, - приказал слуге подошедший к месту хозяина дома высокий худой мужчина.

Слуга мог бы не утруждаться. Аппетит у меня исчез, убежал и забился в какую-то дальнюю норку. Мне не нужно было прикасаться к господину Шварцу, чтобы понять, что за столом со мной сидит мертвец. Заострившиеся черты, странная худоба, восковая бледность кожи, особенно заметная на фоне черноты одежды и волос, и главное – запах тления. Только блеск тёмных глаз в провалах глазниц придавал жизнь неподвижным чертам.

– Похоже, Лотта, вы уже поели, - с лёгкой насмешкой сказал Шварц, - тогда предлагаю поднять бокалы за знакомство.

По его кивку слуга налил мне рубиновое вино. Я вначале хотела сказать, что не пью, но увидела, как в его бокал наливают жидкость, подозрительно похожую на кровь, и передумала просить воду.

Вино, к моему огорчению, не отличалось крепостью, но всё же придало мне капельку храбрости. Я решилась прямо спросить, что меня ждёт. Лучше точно знать, чем умирать от страха неизвестности.

– Герр Шварц, - мой голос прозвучал слишком пискляво, и я прокашлялась.

– Людвиг, - прервал меня Шварц, - меня зовут Людвиг. Можете обращаться ко мне по имени. Как моя невеста вы имеете на это право.

– Невеста?

– Да. Мы с вашим отцом решили, что стоит именно так подать ваше пребывание в моём доме.

– Разве для этого не требуется моего согласия? Я ведь совершеннолетняя и по закону для вступления в брак…

– До брака, боюсь, у нас не дойдёт. – Сверкнули белые зубы, и я не сразу поняла, что это Шварц улыбнулся. – Вы дочь барона и ваше нахождение в доме холостяка иначе вас скомпрометирует. Статус невесты сохранит репутацию вашей семьи. Или вы против?

Репутация и титул отца остались единственным приданным для младших сестёр. Если она рухнет, то они обречены. Им никогда не выйти замуж.

– Не против, - с трудом вытолкнула согласие из пересохшего рта и поторопилась смочить его новым глотком вина. – Я согласна быть вашей невестой.

Герр Шварц внимательно меня разглядывал. Потом кивнул своим мыслям и произнёс:

– Рад, что вы, Лотта, оказались разумной девушкой. Не представляете, как я не терплю женские визги и вой.

Губы его брезгливо скривились. А мне очень захотелось завыть от ужаса, когда я живо представила, сколько плачущих девиц видел Шварц, и причины, которые вызывали их визг.

– Похоже с вами можно заключить сделку.

Я энергично закивала. Сделка – это возможность уточнить, что от меня ожидают, и выторговать что-то для себя.

– Вы попали сюда, потому что вами расплатился отец.

Сердце сжалось от этих безжалостных слов, и стыд обжёг щёки.

– Но это решение вашего отца, а не ваше. Предлагаю вам следующее. Вы полностью подчиняетесь мне, а за это я буду оплачивать долги ваших сестёр и матери, позабочусь, чтобы их не выгнали из арендованного вашей семьёй дома, они не знали нужды и с вашими сёстрами никогда не случилось то, что случилось с вами.

Шварц внимательно смотрел на меня, ожидая ответа. Горло у меня сжалось. Шварц ничего не предлагал мне кроме возможности стать жертвой, покупающей благополучие матери и сестёр. Хотелось заплакать. Только слёзы ничего не дадут. Никто меня не пожалеет. Что же, пусть хотя бы мама и сёстры перестанут страдать от безумных трат отца.

–Что от меня требуется?

– Жить в моём доме и спать в моей кровати.

Запах тлена забил мне ноздри, и тошнота подкатилась к горлу. Видимо, мой взгляд оказался достаточно выразителен и Шварц пояснил:

– Не волнуйтесь, фройлян. Именно спать. Вашей чести ничего не угрожает. Я мертвец.

– Тогда зачем?

– Для поддержания моего подобия жизни мне нужна ваша энергия. Проще и безболезненней для вас получать её так – достаточно долгое время держать как можно ближе к себе. Я добьюсь этого в любом случае, но с вашего согласия предпочтительней.

Шварц говорил правду. Он может заставить. Отец отказался от меня и защиты нет.

– Хорошо. Я согласна.

 

****

Человек привыкает ко всему. В первую ночь в постели со своим мёртвым женихом я умирала от ужаса и отвращения. Лежала, крепко закрыв глаза и уткнувшись носом в подушку. Меня колотила дрожь, и я боялась открыть рот, борясь с тошнотой. Но Шварц даже не пытался прикоснуться ко мне, просто молча лежал рядом. Он не дышал, сердце его не билось, так что пока он не шевелился, то можно было забыть о его присутствии. На следующую ночь я уже боялась меньше и мне даже удалось немного поспать, но утром всё равно встала разбитая.

Днём мы встречались нечасто, но всё же час или два проводили вместе, и я постепенно привыкла к его запаху и виду, почти перестала обращать на них внимание. Обычно мы встречались за ужином. Шварц всегда приходил позже, давая мне возможность поесть, потому что после его появление кусок не шёл мне в горло.

Потом мы молча сидели в одной комнате. Шварц читал или что-то писал, я вышивала или тоже читала.

Теперь по дому и прилегающему к нему парку я ходила свободно, нашла путь в библиотеку, где хранились книги на любой вкус. Но всё же я предпочитала тёплые дни проводить под открытым небом. Так прошла неделя. Ничего не происходило. Я жила как в гостях у доброго дядюшки, который заботится, чтобы племяннице было комфортно, но предпочитает сводить общение с ней к минимуму. Меня это вполне устраивало. Если бы я его совсем не видела, то считала бы эту неделю лучшей в жизни.

Сковывающий меня вначале ужас отступил, и я начала задумываться. Образ Чёрного колдуна, о котором слышали страшные истории все жители нашего герцогства, не совсем совпадал с тем Людвигом Шварцем, которого я узнала. Он действительно оказался мертвецом, как все и говорили. И пил кровь, что я не раз наблюдала. Правда, не из жертвы, а из бокала. И не человеческую, как я боялась, а свиную или баранью. Об этом однажды к слову сказала экономка. Никаких оргий или жертвоприношений, о которых с множеством жутких подробностей шептались горожане, мне пока наблюдать не пришлось. Но кто знает? Может, эти страшные ритуалы он творит только в определённые дни – в полнолуние или в какое-то ещё особое положение звёзд. С этим стоило разобраться. А то я расслаблюсь и не замечу, как окажусь на жертвенном алтаре.

Ещё один слух, который ходил про Шварца, это что он пребывает в этой полужизни, полусмерти чуть ли не триста лет. Глядя на него, в это трудно было поверить, но, с другой стороны, я слышала страшные сказки о нём с самого рождения, и моя нянюшка говорила, что услышала истории о Чёрном колдуне ещё от своей матери. Так что он умер не вчера. Он утверждал, что для поддержания своей псевдо-жизни, ему необходимо подпитываться. Значит, я не первая девица, проводящая ночи в его спальне. Куда же делись мои предшественницы?

И следующие недели я посвятила поискам ответов. Чем больше я буду знать о Шварце, тем больше шансов спастись. Мне не хотелось угасать в четырёх стенах до самой смерти, подпитывая живого мертвеца.

Я исследовала особняк от чердака до подвалов, осторожно расспрашивала слуг, рылась в пыльных фолиантах в библиотеке, но это лишь добавляло загадок

Первое впечатление заброшенности оказалось верным. В своих путешествиях по особняку я часто натыкалась на закрытые комнаты. Чердак был покрыт пылью, а несколько чуланов заросли паутиной. Стоя у закрытых на заржавевшие замки дверей, я вспоминала сказку о Синей Бороде и его пропавших жёнах. Боялась и жаждала заглянуть в них. Вдруг там найдутся следы моих предшественниц?

Людвиг Шварц наблюдал за моими поисками, но никак не вмешивался, пока однажды меня чуть не зашибло упавшим старым шкафом. Я успела отпрыгнуть чуть в сторону, взмахнула рукой и сшибла ещё и этажерку, стоявшую рядом. Что-то ударило меня по голове, и я потеряла сознание. Очнулась на полу, среди осколков статуэток и посуды, придавленная стенкой развалившегося шкафа. Точнее, придавило не меня, а мою юбку, но в результате встать я всё равно не могла. На мои крики о помощи долго никто не откликался, что не удивительно. Слуг в доме было мало. Этим и объяснялась неухоженность особняка. На эту нежилую половину дома они заходили редко, стремясь поддерживать в порядке хотя бы ту, где обитали мы с Людвигом. Он меня и нашёл, когда я почти отчаялась.

Шварц освободил меня, показав недюжинную физическую силу. Помог подняться, усадил в кресло и осмотрел в поисках повреждений.

– Руки, ноги целы. Пострадала лишь голова, - сделал заключение он и добавил. – И поделом. Чья вина, того и страдания. Какого лешего вы здесь очутились? Ещё и одна!

– Мне интересно. И я хотела поменять в своей гостиной шторы и скатерть. Вот и искала. Думала взять в одной из нежилых комнат.

Пока я говорила это, Шварц приложил к моему виску левую руку, и я почувствовала, как перстень на ней слегка кольнул кожу. Тепло окутало меня, и боль прошла.

– В следующий раз, отправляясь на поиски скатерти, прихватите с собой фрау Ханну или Паулину, чтобы было кому позвать на помощь.

– Вы разрешаете?

– Разумеется. Можете осматривать особняк, менять шторы и мебель, чувствуйте себя хозяйкой.

Возможно, в этом ответе было чуть больше насмешки, чем надо, но я предпочла сделать вид, что приняла его за чистую монету. И уже с фрау Ханной обошла все закрытые раньше комнаты. Каждый раз, когда она поворачивала ключ, сердце моё замирало, ожидая найти за дверью что-нибудь необычное. Но ничего кроме пыли и пауков не находилось. Просто комнаты, в которых давно не жили.

– Да, непорядок, - ворчала Ханна, - но нам не справиться. Вы бы поговорили, госпожа, с хозяином. Пусть разрешит нанять людей, чтобы привести всё здесь в порядок. А потом нанять ещё хотя бы пару служанок, чтобы Паулина осталась только вашей горничной.

Людвиг не возражал и скоро мы с экономкой командовали маленькой армией, приводя особняк в порядок.

Лишь в одних покоях Шварц запретил что-то менять. Это были единственные комнаты, где явно чувствовались следы хозяйки. Правда, судя по платьям уже почти век как вышедшим из моды, жила она здесь давно.

- Здесь жила ваша прежняя невеста? – рискнула спросить я.

– Это покои моей матери. Невест до вас у меня не было.

– Но как же? Вы же сами говорите, что без девушки рядом вам никак…

– Лотта, неужели вы ни разу не слышали, что есть женщины, продающие себя за деньги? Для них ночь в моей постели за праздник. Плачу я хорошо, а делать им ничего не нужно.

Такое откровенное упоминание о куртизанках смутило меня, но я всё же спросила:

– Зачем же тогда вы заставили папеньку поставить меня на кон?

– Я?! Это он потребовал принять вас в качестве ставки. Я отговаривал барона, но безуспешно. Пришлось играть и выиграть, потому что и без меня нашлись желающие получить такой приз. Решил, что у меня всё же невинной девице будет лучше, чем у некоторых других претендентов.

Голос его звучал язвительно, разъедая солью раны на моей гордости.

Так загадка моих предшественниц была разгадана. Их никто не приносил в жертву и не прятал в закоулках особняка. Они приходили и уходили, не задерживаясь надолго. И я склонна была этому верить. Люди, которые жили в доме, не выглядели запуганными и выказывали искреннюю преданность хозяину. Если бы он на их глазах совершал какие-нибудь злодейства, то они бы его опасались. А этого не было.

Да и никаких действующих жертвенников в доме тоже не нашлось. Вообще, герр Шварц на удивление редко пользовался магией для могучего колдуна, каким его считали. Лишь один раз он воспользовался магией чтобы вылечить мою ушибленную голову, да и то при помощи артефакта.

Магическая лаборатория, которую я отыскала в подвале, стояла заброшенной. Войти туда мне не позволила защита, но сквозь загустевший внезапно воздух ясно виделся толстый слой пыли на деревянном столе и пожелтевшая от времени бумага в раскрытой тетради.

В общем, Людвиг Шварц походил больше на самого обычного человека, если так можно сказать про живого мертвеца, чем на сильного мага.

Хотя о магии он знал много. Однажды Шварц застал меня в библиотеке за просмотром книг по некромантии, где я пыталась отыскать заклинание, которое бы позволило его победить. На его вопрос, что меня заинтересовало в некромантских талмудах, я соврала, что мечтаю стать магом.

Не знаю, разгадал ли он обман, но решил проверить меня на наличие дара. И пусть слабенький, но он нашёлся.

– В некроманты вы не годитесь, но для бытовой магии вашего дара вполне хватит. Главное – заниматься. Пожалуй, стоит поучить вас, Лотта.

Людвиг оказался прекрасным учителем и теперь мы проводили вместе заметно больше времени. Он прекрасно всё объяснял, только показать мало что мог. Теперь я убедилась, что сил у него почти нет. И оплести чарами город, герцога и магистрат, в чём его обвиняли, мой жених не сумел бы, даже если бы хотел. А я уже сильно сомневалась, что Людвиг желал творить те злодейства, в которых его обвиняли.

 

****

В герцогском дворце я была лишь один раз – во время представления ко двору. Потом отец разорился и в высший свет наша семья больше не попадала. Когда-то я мечтала попасть сюда на бал и станцевать с герцогом, который казался воплощённой мечтой каждой девушки. И вот сейчас я поднималась по лестнице дворца в потрясающе красивом платье, в сверкающих как слёзы бриллиантах. Все смотрели на меня и моего спутника. Вот только ничего не могло быть дальше от моих девичьих грёз, где виделась мне подобная картина.

Стальные тиски сдавливали грудь и боль разрывала сердце. Сегодня Людвиг окончательно умрёт из-за меня.

Мы вошли в зал, заполненный людьми, и они расступались перед нами, освобождая дорогу к улыбающемуся герцогу.

– Людвиг, рад видеть тебя с твоей спутницей. Давненько ты не появлялся во дворце. Наверно, даже не все вспомнят, - и тише. – Ты принёс?

– Ваше Высочество, я жду вашей клятвы, - церемонно и громко произнёс Людвиг.

Герцог помолчал, разглядывая меня тусклыми серыми глазами. Я удивилась, почему никто не замечал, какой мёртвый у правителя взгляд. Теперь он не казался мне таким уж красавцем. Пугал не меньше, чем Людвиг при первой встрече.

– Хорошо, - герцог вытянул руку и громко произнёс. – Клянусь перед людьми и богами, что не причиню Шарлотте Хоффман боли и вреда, не покушусь на её жизнь ни в мыслях, ни действием.

Людвиг отпустил мою руку. Снял с пояса ножны и протянул их с поклоном герцогу. Тот выхватил подношение и торопливо выдвинул лезвие.

– Он, Рассекатель!

– Теперь мы можем уйти? Встретимся завтра? – тихо спросил Людвиг.

– Нет уж. Не хочу тянуть. И так я слишком долго ждал. Пора тебя упокоить.

– Как хочешь. Я готов. Действуй.

– Нет, я не стану делать это сам, - с неприятной усмешкой сказал герцог. – Вдруг ты что-то ещё придумал. Пусть последний удар нанесёт твоя невеста.

И он протянул сверкающий кинжал мне.

– Я не стану.

– Не спешите, фройлян. Прежде чем ответить, подумайте о своих сёстрах. На них ведь моя клятва не распространяется.

– Возьми, Лотта. Удар от тебя станет последней милостью, - Людвиг почти улыбнулся.

Я взяла Рассекатель. Почувствовала, как в моей крови запела его честная и сильная магия.

На мою талию легла горячая рука герцога.

– Людвиг, знаешь, мне тоже хочется кое-что сказать тебе напоследок. Я не собираюсь нарушать клятву и вредить твоей невесте. Наоборот, постараюсь её порадовать и радовать до тех пор, пока она не родит мне моего первого сына. Моего, а не твоего! Ударь, Лотта!

Он засмеялся, торжествующе глядя на Людвига. Гнев жаркой волной затопил меня. Он обманет меня, как сейчас обманул Людвига, не оставит сестёр в покое просто потому, что ему нравится мучить других. Так не должно быть! Людвиг уйдёт, а он останется? Это неправильно! Мне захотелось причинить герцогу боль и я, не думая ни о чём, воткнула Рассекатель в руку, лежавшую на моей талии, вливая в этот слабый удар всю ярость, что сжигала меня.

Раненая рука почернела, и чернота стремительно расползалась от Рассекателя. Я выпустила рукоятку и отступила на шаг, переводя взгляд с герцога на Людвига и обратно.

Они оба чернели, словно обугливались изнутри. Глаза их закрылись и тела упали. В голове словно взорвался огненный шар, темнота заволокла всё. Последнее, что я услышала – глухой стук от встречи моего затылка с полом.

****

Меня звал знакомый голос Людвига:

– Лотта, дорогая, приходи в себя.

Какой странно реальный сон. Или я тоже умерла?

Наверно, всё-таки умерла, раз, открыв глаза, увидела Людвига, державшего меня за руку. Он изменился. Больше не походил на мертвеца, и рука его была тёплой.

– Я умерла?

– Нет, ты жива. И самое странное – я тоже жив.

– Как?

– Твой удар разорвал связывающее нас с Вольфгангом заклятие. Похоже, когда он пытался оживить меня тогда, в прошлом, то как-то изменил моё колдовство, и теперь почему-то забранная им у меня магия вернулась ко мне вместе с его даром. Он умер, рассыпался в прах, а я жив. По-настоящему жив и могу сделать то, о чём давно мечтал.

Людвиг наклонился ко мне и поцеловал. Он больше не пах лилиями и тленом, и тёплые губы убедительней слов подтвердили – мы живы!