Пора завязывать со своей работой. Пора пожить для себя, остепениться, завести женщину, которая разродится детишками. Найти свой дом, и каждый день зажигать костёр для жарки лягушек.

Лягушки – лучшее мясо. Оно на вкус, как костлявая часть куриных крылышек. Ешь – и понимаешь: ты живёшь не зря.

- Так, значит, ты – клоун? – бросил мне не оскорбление, а типичный вопрос завсегдатай таверны.

- Значит, так, - кивнул я, прекрасно зная, что последует дальше.

Он попросит меня показать фокусы. Показать какой-нибудь трюк, после которого я искупаюсь в аплодисментах. А, если он – умнее, чем я думаю, он попросит научить его Представлению.

Но нет – он, мой собеседник, попросил лишь ещё стакан медовухи. И затем, когда стакан появился на его столе, он упал на него правым глазом.

Пора уходить. Мой напарник – неповторимый Ожд – уже пьян в стельку. Лежит под столом и гладит женские ноги. Не волосатые, насколько могу судить. И весьма неплохие. Такие, которые успокаивают лучше, чем перебирание чёток.

Люблю женские ноги во всех проявлениях. По сути, каковы ноги – такова и женщина. Это – моя теория. Теория человека, лучше которого в деле соблазнения женщин нет.

Если такие фокусы, как я, может показывать любой ученик второго года училища цирковых искусств, то такие выкрутасы с женщинами – никто. За исключением моего умершего отца, который и передал мне Технику.

Техника проста: я забираю душу девушки. Забираю, пристёгиваю к себе, - и затем смотрю, как у дамочки течёт помадка по губам. В этом мне помогает рунический шрам.

 

Я вышел из таверны. Друг остался там, и он просил его не забирать от тех женских ног. Он у меня – стеснительный. До такой степени, что даже не может купить духи. Ему страшно: а вдруг подумают, что это он себе их покупает? И все сочтут его геем (или, как правильно говорить на нашем наречии, «открывателем мужских пещер»).

Паршивое занятие. Лучше продавать мёртвых младенцев, чем быть таким «открывателем». Это знают все, даже слепые и немые.

Красивая девушка только что встала из канавы с грязью. Красивая, но гулящая. Она наверняка напилась – и потеряла контроль за собой.

Я уже рядом с ней. Различаю два запаха: духов и канавы.

Такую девушку отмыть, почистить, отпустить ей грехи – и она вполне могла бы стать принцессой. А так, в глазах тех, кто не разбирается в женской красота, она – путана.

- Родная, кто с тобой так? – спросил я и приголубил девчонку.

- Пять кружек медовухи – и вон тот тип, который сейчас с другой.

Метнул взор через улицу – и увидел бандита-придурка. Бандит он потому, что у него на шее – татуировка горгульи. Значит, клан горгульи. А придурок он потому, что выкинул эту деву в канаву, не позаботясь о месте её ночлега.

- Эй, дружище, - сказал я своим фирменным гортанным голосом. – Или ты сейчас извиняешься перед дамой, или сам будешь лежать в канаве.

- А кто ты?

- Клоун, - ответил я, и он расхохотался.

- Как же ты меня победишь? На дудочке сыграешь? Или пожонглируешь?

- Пожонглирую твоими глазными яблоками, - я говорил эти слова, сжимая его запястье.

Он взвыл, как петушок утром. Опустился на колени. Я всё сжимал его запястье.

- Ладно, - промычал он, признав поражение.

- Эй, иди сюда, - сказал я девчонке, смотрящей заворожённо. – Он будет извиняться.

Речь бандита длилась минут пять. Девушка, кажется, даже не слушала. Она лишь смотрела на меня жадными глазами. Так, словно хотела меня отыметь прямо здесь. Прямо в эту секунду, когда бандит уже устал говорить.

- Вали отсюда, - прикрикнул я, и бандит, который сейчас побежит жаловаться своим дружкам, начал движение.

Но, не дойдя до перекрёстка, свалился. Девушка швырнула в его сторону свои трусики. Я покачал головой:

- Не следует так относиться к своему нижнему белью.

- Ты – мой герой, - девица повисла на мне, осыпая поцелуями мою шею.

- Бывает.

Я отвёл её в гостиницу. Утром пришёл напарник. Он попытался лечь рядом с девушкой, но я отвесил ему подзатыльник.

- Нельзя, - сказал я и уложил его на другую кровать. – Она – мой гость.

- Зная тебя, Гайрри, - ты выжмешь из неё все соки.

- Это да… - согласился я, испытывая ненависть к себе.

 

- Красивое платьице, - сказала девушка, отойдя в тень палатки, где продавали женское одеяние.

- Берём! – объявил я продавцу, и тот спрятал мои монетки в свой карман.

Я загорелся желанием сделать Ейллею настоящей принцессой. Она мне нравилась. Её искренние глаза, из которых, казалось, шёл дымок, и её походка, напоминающая передвижение лягушки.

Вот она стояла – и вот через секунду она в другом месте. Удивительная способность.

- Росла я в горах, - рассказывала она мне подоплёку своей походки. – У нас очень опасно. Постоянно летают грифоны, похищающие девушек. Постоянно какая-то жесть случается. Вот мою сестру – она умерла в семнадцать – угнали в плен горцы с другой стороны горы.

- А как ты оказалась в Старом мире?

- О, это долгая история! – она говорила и пила сладкий напиток, который я взял в соседней палатке.

Мы стояли в тени деревьев, ходили туда-сюда люди. Продавцов было больше, чем покупателей, но оно и неудивительно. Здесь такие цены, что даже многие короли не явились бы сюда.

- Рассказывай.

- Итак, я родилась на одной из Вечных гор. Там, на вершине горы, у нас – сад. И дворец нашего Повелителя – Гегны Первого.

Единственный доход нашей казны – продажа девушек. Красивые уходят по хорошей цене, посредственные – по цене коровы, а страшненькие – по цене глиняного горшка.

Меня продали, когда мне было девятнадцать. Чистый, невинный цветок. Даже никогда не прикасалась к мужчинам. Ну, если не считать трёпку от старшего брата.

И вот, меня притаскивают на рынок у основания Вечной горы. Моя мать всем кричит: «Совершенная красота!» Там собралась куча народу. Все тыкали в меня пальцами. Один мудак попросил обнажить грудь. Я кинула в него камень, но камень прилетел обратно. Мать сама сняла мне верх платья.

И полтора часа я стояла в клетке. Как какой-то гусёнок. Наконец появился толстый, как баобаб, мужик и сказал: «Даю за неё девять златцев». А за такую сумму можно купить четыре-пять красоток.

Так я оказалась в гареме. А бежать мне помог грифон, который как-то приземлился на крыше дворца, где я жила.

Он просто схватил меня за одежду – и понёс куда-то. Так я оказалась в Старом мире.

Она замолчала и начала задыхаться от переживаний. Я потрепал её по головке, затем прижал к себе. Я отчётливо слышал стук её ласкового сердца – лёгкий, как лапки лягушки.

- А о чём ты мечтаешь? – спросил я, когда нашёлся подходящий момент.

- Мечтаю? – она призадумалась. – Когда я жила на Вечной горе, я мечтала о муже. Когда оказалась в гареме, я мечтала сбежать. А, когда оказалась в Старом мире, я начала мечтать лишь об одном – о любви.

Она говорила и говорила, а я смотрел на её губы – и в душе пробуждалось неистовое чувство. Когда солнце ушло, я наконец нашёл в себе силы – и поцеловал её.

Я мог уложить в постель любую – в этом мне помогал рунический шрам. Его сотворил на моей шее отец – единственный уцелевший в Старом мире писатель рун. А затем отец погиб, унеся свой секрет в могилу, - но рунический шрам остался на моей шее.

Работает это просто: девушка смотрит на шрам – и влюбляется.

Я вдруг понял, что Ейллея весь разговор не спускала взгляд с моего шрама. Она только на него и смотрела! И, получается, она влюбилась не в меня – точнее, в меня, но я тут сыграл маленькую роль.

Внезапно она потянулась снять мне штаны. Я легонько оттолкнул её. Она пригорюнилась, глядя под ноги. Я протянул ей свёрток с монетами.

- Бери, это тебе, - сказал я. – Я не могу принять твою любовь. Поверь мне, хочу, но не могу.

- Не понимаю, - она замотала головой. – Я тебе нравлюсь, ты мне нравишься. В чём же проблема?

- В том, что… такова судьба. Ну, перед тобой все двери открыты. Найми себе здесь охрану – моих денег тебе хватит на десять лет точно.

- А ты куда? – бросила она мне в спину.

- Пить.

 

Дальше дни побежали, будничные дни. Представления, арена цирка, постоянная выпивка (дешёвая, но вкусная), и девушки, которые, глядя на мой шрам, сразу таяли.

Но Ейллею забыть не мог. Ложился, закрывал глаза, - и её эротичный танец будоражил меня.

Иногда я вскакивал, выходил на балкон, - и, глядя на полную луну, выл о своей любви.

Я хотел зацепить Ейллею собой, своей харизмой, красотой своего голоса, своими искусными руками, - но мне помешал шрам. Шрам, который с такой тщательностью создавал на моей шее отец.

Он работал три недели кряду, по шесть-семь часов каждый день. И, когда его шедевр был готов, он сказал:

- Теперь ты – такой же, как и все мужчины из твоего рода.

Затем он запил. Это случилось примерно через год после того, как рунический шрам был готов. А ещё через месяц батя ушёл из мира, оставив после себя множество ярких воспоминаний.

 

Это была ночь Третьего месяца лягушки. Всю ночь мне болела голова, а шрам обжигал. Он требовал жертв – вот уже полтора года я не был с женщиной.

Наконец я схватил кинжал, ринулся к зеркалу. А затем просто вонзил кинжал в шрам.

Я увидел вспышку. Она засасывала меня и мой шрам. Я повалился без сознания, не в силах вместить в сознании происходящее.

А проснулся от толчка. Рядом стоял напарник. Он был полупьян, и на заднем фоне я видел женские трусики с краснотцой.

- Где твой шрам? – спросил Ожд.

- Я его вырезал, - ответил я, не в силах подняться.

- Мудила ты. Кто теперь мне будет девушек приводить?

 

Разузнать, где сейчас Ейллея, было несложно. У неё уже появилась семья, и, если верить информации, она хотела уйти от мужа, оставив ему двух детей.

Славный город Байррон, славящийся архитектурой и доступными женщинами. Туда я и явился под конец Четвёртого месяца лягушки.

Два дня я сидел в гостинице, приводя внешность в порядок. Также смачивал чайными листьями искорёженный рунический шрам. Он болел, как окровавленный палец. Выл, зудил, чесался.

Была-не была.

Дом Ейллеи стоял на отшибе. Там был колодец, большой двор, всё было убрано, аккуратно, с эстетикой.

На крыльце сидела женщина. Я сравнил её с образом Ейллеи в голове. Нет, моя любовь – худее, элегантнее, красивее…

- Гайрри! – воскликнула женщина и резко встала, после чего корыто с её колен опрокинулось. – Любимый!

Она ринулась мне навстречу. Я смотрел куда-то вбок. Она обняла меня, ошпарив ароматом сена.

Наконец она отстранилась, посмотрела на меня безразлично. Я посмотрел на неё и вдруг увидел на её оголённом плече остатки шрама, который удалили с год тому назад. И я его видел вообще впервые, клянусь сердцем.

- И что я в тебе нашла? – заговорила женщина. – Раньше ты был красивым мужчиной с харизмой.

- А что я в тебе нашёл? – спросил я, не спуская глаз с её выведенного шрама.

- Знаешь, что? – она приблизилась, пристально глядя на мой выведенный шрам. – Пошли выпьем по чашечке чая.

- А пошли.