Звёзд всегда мало

 

Если я обернусь, то ничего не увижу за спиной. Это обнадеживает. Никто не следит, я не боюсь ошибиться. Да, никто и не похвалит, но зато ругать не станут.

Впереди – темное небо с жемчугом звезд, впереди – глубина океана с звездным жемчугом на дне. Жаль, звёзд так мало на дне, а мне надо так много. Говорят, где-то, через несколько морей, где синие воюют с красными, а жемчуг наш стоит невероятно дорого, даже ночью светло. Если так, то мне их жаль. При свете не найти тех камней, что нахожу я. Ночью я слышу волны и течения, и не слышу людей.

Днем я и так ныряю, за обычным жемчугом и раковинами альттеа. Днем все видят и мои худые плечи, и тонкие шрамы на спине, и рабский ошейник. Днем у меня нет имени. На базаре, куда я отношу добытые драгоценности, даже торговец господина отводит глаза. Днем я опускаю плечи, чтоб как-то скрыть свой рост, угловатые плечи и голую грудь.

Но сейчас еще не день. Нынче Шай-о-даар, самый темный час ночи, время, когда в моих родных горах спускается туман. Время охоты, время, когда дыхание замирает.

Все, что я нахожу днем, я отдаю хозяину. Все, что я нахожу ночью – мое и только мое.

Мне осталось еще найти девять звездных жемчужин до ста. И тогда я смогу быть свободна.

Я ныряю в глубину снова и снова.

***

— Эй, Трава! Не спи, утонешь!

Ну вот, хозяйская лодка приплыла на место. Иногда мне кажется, что я способна уснуть где угодно. Как-то мы плыли обратно в предштормовую погоду, волны гуляли знатные. Кэп до сих пор рассказывает в тавернах, как он принял меня за мертвую, после такой-то качки, когда всех швыряло по палубе, а я спала, обмотавшись веревкой, чтоб не смыло.

— Не утону.

Перебранка привычна, для них она шутка, для меня — нет. Мой народ живет в горах, где по ночам идет ядовитый туман. Мы способны обходиться без воздуха достаточно, чтобы найти забившегося в нору зайца, выйти с ним в чистое место и не умереть. Но им, нижним жителям не надо знать, что мы можем. Ради такого дела я даже научилась считать. Три раза по сто вздохов — так они думают, я могу плыть. Завидуют и шутят. А я не шучу. Я не утону.

К моей ноге привязана длинная, длинная веревка. В руках тяжелый камень, на поясе корзинка. На шее неизменный тонкий ошейник. Он сделан из чужеземной ткани, не мокнет, не тянет, но снять и порвать нельзя.

Я ныряю. Ночью я собрала горсть раковин альттеа, спрятала на глубине. Сейчас я быстро складываю их в сумку и ищу то, что действительно сложно найти: звезды.

Главное не сбиться со счета.

— О, хороший улов. Скоро вырастешь, так переименуем тебя в Русалку. Ныряй еще, Морская капуста.

По моим зеленым волосам стекает морская вода. Я плоская – ни дать, ни взять мальчишка. Ну да, вытягиваемся мы в горах рано, а взрослеем даже позже нижних жителей. Они уже три года шутят про Русалку, и, кажется, уже и не верят, что я изменюсь. Слишком уж нескладная. Трава. Морская капуста. Водоросль. Ламинария. Но это имя еще надо заслужить от того, кто выкормил меня.

Я могла бы выловить дневную норму быстрее, но я ныряю снова, отплываю подальше и позволяю себе отдохнуть. Просто покачиваюсь в прохладе моря, смотрю верх сквозь толщу воды и представляю, как однажды уйду отсюда.

От резкого рывка я ударилась головой о камень. Вот же проклятье, я позволила себе задремать. Кэп вытягивает меня за веревку, привязанную к ноге, и меня швыряет из стороны в сторону, а следом в воде остаётся кровавый след от ссадины.

— Тащи! Сдохнет горная Трава — хозяин вас заставит нырять!

— О, да ты живая.

Позволяю себя вытащить из воды, голова кружится и даже играть не надо, что мне плохо.

— Ударилась о камень, — показываю на капающую со лба кровь.

Капитан щурится. Я понимаю, что под водой была слишком долго.

— Я бы заставил нырять еще, пока норму не выловишь. Но, боюсь, с такой кровищей тебя там кто-нибудь да сожрет. Перевяжите девчонке голову и поворачивайте к бухте. Ей еще раковины мыть, а нам подготовиться к вечерней рыбалке.

Мыть раковины альттеа дело не самое приятное. Чтобы они блестели и на суше, их надо выдержать в зольном растворе дерева думар, а потом до блеска натереть листьями эвалита. Эвалит растет выше, ближе к моей родине, и мне нравится его пряный запах. В плотных, кожистых листьях полно масла, и оно и дает долгий блеск раковинам и жемчугу нашего моря.

К полудню все готово, и я иду в город. Ошейник. Повязка на голове, повязка на талии. Вот и все, что у меня есть. Сумку перекидываю через плечо, чтобы скрыть шрамы, но по улицам на меня все равно пялятся. Казалось бы, за года уже пора бы привыкнуть, но нет.

— Горная Трава! – кричит мне вслед мальчишка и кидает камень.

Хочется закинуть его в воду и посмотреть, сколько он продержится и как потом будет кричать. Просто отвожу взгляд, шагаю и смотрю только под ноги.

— Говорят, сегодня плохой улов? — у входа в лавку меня встречает Даннион, один из тех, кто работает на хозяина. Вот не повезло. Я медлю, но деваться некуда, приходится зайти.

Рядом с лавочником стоит хозяин с сероволосым чужеземцем. Волосы у чужака как у старика, а лицо молодое. На мгновение смотрю на него, потом отворачиваюсь. Подумаешь, мы вот взрослеем позже. Откуда бы парень ни был, может они стареют раньше.

— Что ж, Лами, — голос хозяина обманывающе ласков. Когда я вернусь домой, мне достанется. — покажи свой улов.

Улов на сегодня небогат, и он это прекрасно знает. На меня он не смотрит, и под его не-взглядом я съеживаюсь. Хочется утопиться, но лишь бы он меня похвалил. Знаю, что это неправильно, но ничего поделать с собой не могу.

— Ты же понимаешь, что придется забрать у тебя одну звезду?

Я киваю. Сама виновата, заснула и слишком мало добыла раковин. Еще одна бессонная ночь. Он подходит и вкрадчиво произносит

— Ты старайся лучше, а то ведь повзрослеешь, придется в наложницы перевести.

И заботливо гладит меня по голове. Это редкость, и я невольно улыбаюсь. Он, конечно, купил меня много лет назад, но он и дал то, что многим рабам не позволено: мечту. Всего-то надо собрать достаточно звездного жемчуга.

Я ловлю взгляд чужеземца и мне становится не по себе. Хозяин машет мне рукой, мол, все, иди прочь. Обычно я ехала с лавочником к имению, но сейчас снова придется идти через весь город. Ужасно. Выходя я услышала, как чужеземец спросил, сколько стоит моя шея.

Все обратную дорогу я не замечала ни мальчишек, ни косых взглядов. Мне ведь немного звезд осталось, если не ошибаться, не нарушать правила, то я смогу освободиться через год или два. А этот, Серый, кто он такой?

К ночи я и забыла о нем, волновало меня только потерянная звезда и гудящая голова. Но хотя бы рана перестала кровоточить. Когда весь дом заснул, я тенью вышла мимо охранников, и свернула к бухте.

За спиной была глухая тьма ночи. И только вдалеке лаяли собаки. Идти через лес в темноте привычное дело, и вот я на берегу. Разбегаюсь, ныряю и плыву. Сегодня Луна и звезды сокрыты облаками, и не то что звездный жемчуг, я и обычную раковину найти не могу.

Мимо мелькает серебристый скат. Интересно, откуда он? Я не видела таких на этом берегу. Он чуть светится, как глубинные жители, покачивается около меня, и кажется, что я смотрю в глаза человеку.

Он уплывает, а я погружаюсь глубже. Еще глубже, так, что начинает болеть голова. Черт, да у меня же кровь! Кручусь вокруг своей оси. Нет, пока нет никого больше в воде. Надо медленно всплывать, а то… меня сбивает резкий удар. Чудом я укорачиваюсь от зубов огромной рыбины. Акула отплывает, чтобы сделать второй заход, я в ужасе сжимаюсь. А передо мной повисает серебряный скат. Он колышется в воде между мной и рыбой, и та замирает. Казалась бы, почему. Не думаю, что этот малыш может ударить. Сказала бы спасибо, но не под водой. Киваю, и, не веря своему счастью медленно всплываю. Сверху начинается мелкий дождь. Я шагаю по мелководью и по с моих зеленых волос дождь смывает и кровь, и соль.

— Так ты всегда меня обманывала, Травка.

Он стоял на границе леса, один из рабов держали огромный зонт. Рядом стоял Седой, а вокруг его рук вился скат, балансируя в воздухе, как в воде.

— Он мне все показал, глазами ската, — хозяин кивнул на чужеземца. – За такую погрешность я заберу половину твоих звезд… Лами. Кроме одной. За такой обман никто за сезон тебя по имени не назовет. Для меня ты теперь просто поганая Трава. Ты пойдешь завтра на рынок без ошейника, а значит, каждый будет знать, что ты не под защитой. Но ты не сможешь сбежать с острова.

Я вздрогнула. Имя для моего народа священно.

— Нет, я…

Снова найду звезды.

— Я отдам вам все звезды, только не лишайте защиты.

Он усмехнулся и протянул руку. Но прежде чем взять жемчуг, он зацепил красный колокольчик мне на ошейник. У нас такие вешали на покойников.

— Ты не живая для всех, Трава. Пока я не решу. Если хочешь исполнить свою мечту, старайся лучше.

— Да, Господин.

Да, господин.

Он берет жемчуг и кивает Седому.

— Вот как надо делать дела. А теперь поговорим о твоем летающем скате? Моего жемчуга хватит, чтоб рассчитаться?

Тот качает головой, а я уже и не слышу ответа. Я сижу на мокром песке, и молча кричу в небо.

Дождь кончился, и прошел Шай-о-даар, и настало время тонких утренних сумерек. Надо найти силы и пойти к лодке. К Кэпу, который меня сдал. Для всех я неживая. Да и для себя тоже.

— Почему вы в это верите?

Седой стоит за моей спиной. Когда он вернулся, я понятия не имею.

— Я мертвая и говорить со мной не надо.

Он смеется.

— Я тоже там бывал, где смерть. И там получше, чем на этом острове. Нет поганых колокольчиков. А встречают те, кому ты дорог. Вот кому ты важна?

— Хозяину…

Первый луч солнца скользит по его лицу. Он молод. А волосы — просто серые. Ну, не повезло, как и мне. Только вот пора бежать. Может, если я поймаю достаточно, если прекращу нырять по ночам, хозяин сменит гнев на милость. Седой остается на берегу.

На лодке меня встречают молча. Слышат звон, и не поворачивают головы. Кэп протягивает мне сумку, и она вдвое больше вчерашней.

— Норма, Трава. Пока не наберешь, не выныривай.

Только вот стоим мы на пустом дне. Тут практически ничего нет. Я ныряю до вечера, но сумка заполнена разве что на треть. Хочется плакать, но сил нет.

Так продолжается три дня, с утра и до позднего вечера.

На четвертое утро меня отводят на парусник хозяина, привязывают длинной верёвкой. Значит, Хозяин лично хочет посмотреть, как я ныряю. Надежда расцветает в душе, надежда на прощение. Хозяин поднимается на парусник, а следом за ним Седой.

Команда меня на замечает, но Седой косится на меня время от времени. Сегодня с ним нет ската. Мы отходим на приличное расстояние от берега, проходим риф и бросаем якорь недалеко от прекрасной лагуны.

— Ныряй, — приказывает Господин. – Посмотрите, уважаемый, эта достаточно дорогая игрушка.

— Мой скат дороже. К тому же мне не нужен жемчуг и раковины. Мне нужна девушка.

— Да, но откуда мне знать, вдруг вы решить составить мне конкуренцию.

— Зачем?

Я не стала дослушивать и окатила их брызгами от погружения. То есть он хочет меня продать? И куда меня увезет седой? Вдруг не станет дожидаться, пока я стану на девушку похожа? Или никогда не освободит? Хозяин хотя бы обещал подарить мне свободу, если я наберу достаточно звезд.

Я достаю им жемчуг. Потом раковины. Потом еще. Четвертое погружение выходит безумно долгим, но я нахожу потрясающей красоты звездную жемчужину. Когда я выныриваю, то чистое небо над головой, уже затянуто облаками, а ветер сменился на пронизывающий север.

— Будет шторм, — щурится Седой.

— Не волнуйтесь, гость дорогой. Мы успеем вернуться к причалу.

— Не успеете, — безмятежно говорит Седой.

И нас начинают накрывать волны. Сильнее и сильнее, и мне бы удержаться, но резкий удар швыряет нас о риф.

Звезда так и остается в моей руке. Я хочу спасти хозяина, но в мутной темной воде плохо видно. Кто-то хватает меня за руку. Седой! Он протягивает мне старый ржавый нож и показывает на веревку, которой я была привязана. На удивление, невзрачное лезвие очень острое. Все, теперь можно плыть, я не вижу хозяина, не вижу.

Оборачиваюсь и не вижу Седого над водой. Ныряю – и он в глубине. Все ниже и ниже. Он же человек обычный! Поднимаю его к поверхности, и держу, пока он не начинает дышать. Нас кидает по волнам все сильнее и сильнее, одна я бы ушла в глубину, где всегда тихо. Но тогда Седой умрет. Только вот держать его тяжело, и силы меня покидают. Тогда я ныряю как можно глубже. Вот, дальше в стороне дно поднимается. Должно быть, берег. Да, так и есть. Вытаскиваю его, и мы оба падаем на песок.

Седой откашливается, а я грустно смотрю на волны. Хозяин спасся? Как мне вернуться домой?

— Малыш, ты опоздал, — ласково говорит Седой незнамо откуда взявшемуся скату. Тот ластится, как кошка.

— Вы же отдали его! — вырывается у меня против воли.

— Я обманул.

Он снова достает нож, взвешивает его и подходит ко мне.

— Ты хоть знаешь, какая это мерзость?

Нож у моего горла, а я ничего не могу сказать. В голосе мужчины брезгливость и ярость. «Это» — я? Слышала, на рынке, что чужеземцы любят убивать непохожих. Он хватает меня за ошейник, и одним движением разрезает как бумагу.

— Но… без него меня не пустят обратно.

— Обратно — куда?

Я не нахожусь что ответить.

Он идет по берегу и ищет плавник для костра. Мокрый, сухой – ему не важно. Он стаскивает в кучу, складывает, смотрит и что-то говорит на незнакомом языке. Скат дает разряд и костер загорается.

— Грейся. Как тебя зовут?

— Мое имя…

— Да-да, я слышал. Трава. Но все же, как тебя звали?

— Они звали меня Лами. А домашнего имени у меня не было. Его дают после седьмой туманной охоты. А вы… вы зачем меня купили?

Он замялся.

— Честь по чести, моей задачей было найти и уничтожить все ошейники. Однажды учителя учителя моего учителя зло шантажировали, угрожали убить его семью. И он создал эти вещи. Идеальный рабский ошейник, ни снять, ни сломать, ни волю проявить. Ты вроде и ловила звезды, но специально ошибалась. Чтоб навеки остаться с Дол-лейя. Хозяин для тебя все. А он, видишь ли, не знал, как его снять. Мне стало тебя жаль. Ты пострадала от моего народа. Я могу отвезти тебя куда хочешь.

Он снял рубашку и протянул ее мне.

— Накинь. Расскажи мне, откуда ты. И что у тебя со спиной?

— Говорят, много веков назад, у предков были крылья, чтоб подниматься над туманом. А у нас их нет. Поэтому наросты удаляют в младенчестве. А ты почему Седой?

Он замолчал. Лица его не было видно, и меня накрыл страх.

— Извините, если сказала лишнего.

— Может, ты еще не поняла, но я тебе не хозяин.

— Надо понять, где мы. И как мне добраться до корабля. Поднимешься, малыш?

Скат качнулся, и поплыл по воздуху. Седой замер, будто прислушиваясь.

— Мы южнее, чем Сандар.

— Но южнее Сандара нет островов. Наш порт самый южный.

Меня кидает в дрожь. Южнее Сандара может быть только один остров.

— Нам надо уходить, Господин. Здесь живут дикие люди.

— Я тебе не Господин, Лами. Почему они дикие?

— У них есть крылья… — не успеваю закончить фразу, как сверху приземляется человек. Сизые волосы, прозрачные глаза. Он так похож на меня!

Он смотрит на нас, на меня, зло сводит брови.

— Мне убить его, дитя Шари-йаа?

— Нет! За что? Кто вы?

— Мы те, кто выбрал жить не в тумане, дитя Шари-йаа. Мы пересекли море. Так кто убил твои крылья?

— Хозяин и господин на Сандаре… он вырастил меня.

— Он будет убит. — изрекает крылатый.

Боже, что я натворила!

— Не надо! Он хороший!

Седой хмыкает.

— Хороший? Да что с тобой не так? Ошейник вроде давно снят. Он объявил тебя мертвой.

— Но я сама виновата...

Крылатый вдруг гортанно кричит, а потом вырывает из правого крыла небольшое перо, и бросает в огонь

— Дети Шари-йаа не бывают виноваты! Смотри, и ты поймешь! О подхватывает меня и поднимает в воздух. Легко, будто я ничего не вешу. Мы поднимаемся в ночи выше облаков, ветер затыкает мне рот и я просто дышу. Рядом, едва успевая, скользит в потоках волшебный скат.

— Смотри! Кто смеет отнимать у нас небо, тот проклят навеки! А теперь — лети!

Он отпускает руки, и я падаю. Рядом все также скользит серебристый скат. Начала я падаю быстро, но чем ближе вода, тем медленней я лечу. Лечу? Скат создает вокруг меня воздушный поток, и я медленно снижаюсь, пока не касаюсь воды и не плыву.

— Ты должна была лететь. — грустно говорит крылатый страж. — А ты, волшебник, спасибо.

Седой сдержанно кивает.

— Ты спас дитя тумана и гор, нашу дальнюю родственницу из народа Шари-йаа. Что ты хочешь?

— Мне бы в порт Сандара.

— хорошо, но ее мы оставим на острове.

— Но я должна идти к Господину…

Оба: Седой и Крылатый смотрят на меня как на дуру, и мне хочется спрятаться под камень.

— Мы ее научим жить в свободе, — улыбается крылатый, — и давно-то мы не делали набеги на Сандар. Они, кажется, забыли, что мы можем. Как эта девочка забыла вкус воли.

Наверное, стоило стоять на своем, стоило нырнуть и плыть обратно, и, может, я бы доплыла. Но Седой касается пальцами ската и говорит:

— Останься. Если научишься быть свободной, то мы снова встретимся.

Я не понимаю его. Крылатый поднимает чужеземца в воздух, а я остаюсь на берегу вместе с серебряным скатом. Час Шай-о-даар, сердце стучит медленней, дыхание замирает, на шее больше нет ошейника, и самое время задуматься:

— И правда, что со мной не так?

Надо мной загорались звезды, в воде их было еще больше. И боже мой, мне не надо было их собирать! Почему-то от этой мысли стало очень тепло.

 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 3. Оценка: 4,67 из 5)
Загрузка...