Город спал беспокойно. Ему снились крадущиеся тени, запах дыма и неистовый танец пламени...

Старый кинотеатр, давно закрытый на ремонт, да так и не открывшийся, сгорел быстро. Жадное пламя быстро обглодало деревянный остов, пропитанный пылью кинозал и ряды тёмных кресел. Пожарным осталось только залить останки здания, чтобы тлеющий где-нибудь уголёк не породил новое пламя, способное сожрать окрестные деревья.

Пожарные свернули шланги и погрузились в машину. Разворачиваясь, она задела невысокий каменный столб с фонарём на вершине — пристанище духов. Таких немало сохранилось в старых районах, вроде Мо-мати. Столб накренился, но не рухнул.

 

Старый Шу, ковыляя утром из продуктовой лавки мимо дымящихся руин, остановился, оглядел то, что осталось от кинотеатра, и горестно вздохнул. Подошёл ближе, положил морщинистую руку на тёплый шершавый камень.

Много десятков лет назад, в детстве, Шу именно здесь, у фонаря, видел дух района Мо-мати.

Тогда на площади у кинотеатра был праздник. Пахло жареным мясом и жжёным сахаром. Звенели переливы флейт. Повсюду слышался смех и обрыки разговоров. Вредная Лин дёрнула Шу за ухо и бросилась наутёк — а ну-ка догони! Шу бросился следом, но быстро потерял её в толпе. С трудом протолкнулся на край площадки перевести дух.

Вот тут, в двух шагах от столба, он и стоял тогда, раздумывая, не обидеться ли на Лин. Он не сразу заметил высокую фигуру за каменным столбом. В плошке, заботливо установленной в выемке на вершине столба, ярко горело пламя, и Шу разглядел, что у незнакомца кабанья голова. Он совсем не испугался: бабушка рассказывала, что духи-хозяева раньше были духами природы, потому у них не совсем человеческий облик. Шу понял, что дух пришёл посмотреть на человеческий праздник, и улыбнулся ему. Дух добродушно прищурил кабаньи глазки и кивнул.

— Шу, вот ты где! Я тебе леденец принесла!

Он обернулся к Лин, хотел показать ей духа, но тот уже исчез.

 

Годы спустя, но почти также давно, танцуя с Лин под звуки граммофона на этой же площади, старшеклассник Шу снова заметил высокую фигуру с нечеловеческой головой у каменного столба. Но стоило начать приглядываться — фигура исчезла. Осталось лишь ощущение взгляда в спину, строгого, но одобряющего.

 

Ещё через три года, вернувшись из ратуши, где они с Лин давали брачные обеты и расписывались в толстой книге, молодой слесарь Шу до краёв наполнил плошку на верхушке столба лучшим маслом и, чувствуя себя немного смешным, оставил на каменной полке, опоясывающей нишу с плошкой, леденец. Бабушка говорил, что раньше так и поклонялись духам районов: жгли масло в фонарях и клали мелкие подношения. Но так было в годы бабушкиной молодости, а когда Шу начинал самостоятельную жизнь, поклоняться духам стало несовременно.

 

...ветер изменил направление, и старик закашлялся от едкого дыма. Вытер заслезившиеся от летящего пепла глаза, погладил неровную поверхность камня, где только память и дорисовывала грубоватый резной узор — бегущих кабанов. Время не щадит ничего и никого.

Лин покинула его восемь лет назад. Всё меньше оставалось мест, которые хранили дорогие ему воспоминания. Вот и старый кинотеатр, куда они с Лин в юности бегали на свидания, а позже водили детей, сгорел. А скоро и время самого Шу придёт.

Старик покрепче ухватил сетку с продуктами и побрёл домой, привычно обходя выбоины на дороге. Лавочку на соседней улице закрыли год назад, так что за хлебом и молоком приходилось ходить в соседний район. Полчаса туда. Полчаса обратно. Несмотря на преклонные годы, Шу любил ходить пешком, хотя с каждым годом уставал всё быстрее.

Ветер гонял по улице хлопья пепла и обрывки мусора, унесённые со двора пьяницы Вэ. Мусор из Мо-мати не вывозили уже третий год, и если старый Шу, ворча себе под нос, собирал и уносил свои пакеты на помойку в другой район, то Вэ давно махнул на всё рукой и бросал бутылки, бумагу, объедки рядом с домом. А ведь когда-то Мо-мати считался красивейшим местом в городе! Дом, возле которого Вэ развёл свалку, до сих пор напоминает замок: высятся по углам маленькие башенки, опоясывают здание резные узоры. Вот только у двух башенок отвалились шпили, а резьба потрескалась и на южной стороне почти обвалилась.

Возле большой лужи, не просыхающей даже в самую жару, играли двое мальчишек. Бросали в грязную воду камни и смотрели, у кого брызги взлетят выше. При виде старика они опасливо посторонились: а вдруг будет ругаться? Это дети Нин, недавно переехавшей на другой конец улицы. Шу прошаркал мимо малышей, пробормотав приветствие. Дети вразнобой отозвались:

— Добрый день, дедушка!

— Здравствуйте, дедушка!

 

Из-за этой лужи старый Шу вчера целый день провёл в городской управе, разыскивая ответственного за ремонт дорог. Его с равнодушной вежливостью посылали из одного кабинета в другой, пока наконец ему не встретился внимательный молодой человек. Он предложил уставшему от лестниц и коридоров старику стул, выслушал жалобу и печально покачал головой. Ремонта дорог в районе Мо в планах нет. И, наверное, уже не будет.

— Там ведь половина домов уже принадлежит городу. Да и в оставшихся никто не живёт. Скоро снесём там всё, построим новые дома и новые дороги. А вот тут, — он провёл аккуратным пальцем по карте, разрезая Мо пополам, — можно построить эстакаду из Нандзи в Шан. По старому плану она должна идти через Суу-мати, но так даже короче. И дешевле выйдет.

— Как это “никто не живёт”? — обрёл наконец дар речи старый Шу. — А как же я? Вэ? Нин с детишками?

— Не волнуйтесь, дедушка, — успокоил его молодой человек. — Вам дадут квартиры в новом доме. Даже переезжать никуда не придётся. Разве что на время стройки, но сейчас это быстро делается.

Чиновник был совсем молод, моложе даже Шин, старшей внучки Шу. И так же, как она, не понимал, почему старик не может променять ветхий домишко на отличную современную квартиру. Не понимал, что нельзя отдать родной дом и память за горячую воду и удобства. И не поймёт. Шу поднялся и ушёл, забыв даже попрощаться с добрым в общем-то человеком.

Старик покачал головой, вспоминая разговор с чиновником. Там, вокруг управы, высились новомодные торговые центры и шумные высотки, от одного вида которых у старика кружилась голова. Добровольно переехать в этот муравейник? Туда, где люди сталкиваются друг с другом каждый день, но предпочитают никого не видеть? Нет. Уж кто как хочет, а Шу это не по нраву!

Он соорудил себе нехитрый ужин. Но едва сел за стол, как в дверь постучали. Пришла Нин, принесла домашних пампушек и всё интересовалась, как у него здоровье.

— Не жалуюсь, — буркнул Шу, принимая пампушки.

— Вы простите, — окончательно смутилась женщина. — Просто мальчики сказали, что видели вас. А вы, мол, брели, как старенький, хотя обычно быстро ходите. Я и подумала: не случилось ли чего. Извините...

Вот, дожил, Шу: ветхим стал.

— Спасибо, Нин. У меня всё хорошо. Дыма только надышался у пожарища, вот и шёл не спеша. И мальчикам твоим спасибо. С такими соседями не пропаду!

Шу улыбнулся — и Нин робко улыбнулась в ответ. Попрощалась и ушла.

После ужин, когда он уже собрался ложиться спать, ему позвонила Шин.

— Деда, здравствуй!

— Здравствуй, родная! — на душе стало тепло, как всегда, когда он слышал голос внучки.

— Деда, я слышала: ваши дома расселяют. Мы с Мином всё обсудили — ты переезжаешь к нам. Я уже комнату приготовила. Ты в ней ночевал, когда в прошлом году у нас гостил, помнишь?

Шу помнил: комната была светлая и уютная, но маленькая и душная.

— Будешь за моими хулиганами присматривать, а они за тобой! — засмеялась Шин.

Хулиганам было пять, семь и одиннадцать. Правнуков Шу почти не знал: Шин привозила их всего раз. Ей не нравился старый район с его узкими безлюдными улицами, по котором ветер гонял мусор.

— Спасибо, Шин, но мне и тут хорошо.

— Деда, вас сносят скоро! — возмутилась внучка. — Да и я всегда беспокоюсь: как ты там. Тебе ведь почти девяносто — возраст уже!

А что — возраст? Шу стало обидно: он сам себе готовит, ходит на прогулки каждый день, да и чувствует себя пока, слава духам, неплохо. Но для внучки он уже не просто старый — древний.

— Соседка твоя звонила сегодня: я ей номер на всякий случай оставила. Говорит: совсем загрустил ваш дедушка. Ну переезжай, деда! И тебе, и мне спокойнее будет.

В том, что внучка искренне за него беспокоится, Шу не сомневался. Может, он и сам виноват в том, что все его считают дряхлым? Вечно ведь ворчит, жалуется да вздыхает. Что ж, и то верно: ведёшь себя по-стариковски — не удивляйся, что к тебе как к старику относятся. Пора взять себя в руки и не стенать, а делом заняться.

— Спасибо, милая, но я останусь. Глядишь, ещё и не снесут Мо-мати.

— Снесут! У Мина брат в городской управе работает. Он точно сказал: снесут! Деда...

— Ну вот как пригонят технику, так я к вам и переберусь. А пока мне спать пора. Спокойной ночи, родная.

 

Весь следующий день Шу снова провёл в городской управе. До хрипоты доказывал, что Мо-мати — историческая ценность. Ему равнодушно улыбались и уверяли, что после реконструкции город станет ещё краше.

А один из чиновников прямо сказал:

— Почтенный, вот вы говорите: ценность. А между тем в вашем районе нет ничего примечательного. У нас на очереди ещё пять таких. Какие-то перестроим, как ваш. А какие-то реставрируем. Городской бюджет ограничен, так что нужно чинить то, что можно починить. А то, что совсем никуда не годится, — доломать. И на деньги инвесторов новое построить. Всё меняется, почтенный, всё обновляется.

Шу обиделся было, почуяв намёк на свой преклонный возраст, но, подумав, решил не тратить силы на пустые переживания. Тем более, что в другом кабинете симпатичная девушка посоветовала ему обратиться к волонтёрам. Мол, есть в городе такие ребята, которые помогают тем, кто себе уже помочь не может. Шу записал адрес: эх, на другой конец города ехать придётся! Потом выпил чаю в кафе за управой и отправился к волонтёрам.

Внимательные молодые люди встретили его с пониманием, усадили в почти удобное кресло и угостили свежими фруктами. Шу вдохновенно рассказывал им о том, как прекрасен был Мо-мати. Был совсем ещё недавно. Лет двадцать назад. О домах с башенками. О тенистых улочках с мощёными дорожками. О маленьком пруде, где каждый год селятся шумные утки. О том, как красиво было вечерами, когда местные украшали гирляндами деревья и зажигали огни в фонарях на старых каменных столбах. О гуляющих влюблённых парочках. О смехе и песнях, звеневших на маленькой площади Мо-мати.

Волонтёры заворожено слушали. Каждый словно вживую прогулялся с нестарым ещё Шу по его району.

Когда Шу замолчал, в комнате несколько минут висела благоговейная тишина, но потом одна из девушек грустно вздохнула:

— Извините: у нас всего десять человек постояно работает. А дел у нас не то что гора — континент! Мы ваш район обязательно занесём в список, но приедем где-то через полгода...

С нынешними темпами через шесть месяцев на месте Мо-мати уже новые дома встанут. Шу вздохнул, но ворчать не стал: видно ведь, что ребята стараются вовсю. Сил только маловато. Старик ещё посидел у волонтёров, послушал их рассказы о других районах. Подивился: чего только нет, оказывается, в родном городе. Растёт мир, меняется — хорошо. Старый Шу ведь не против изменений, он только хочет, чтобы в огромном новом мире было место и для тех улочек, по которым он бегал мальчишкой.

 

Когда Шу возвращался домой, на город уже спустились сумерки.

Шу на зрение не жаловался, но в сгущающихся сумерках не сразу понял, что творится под самым его порогом. Но едва разобрался — бегом припустил к дому.

— А ну хватит! Перестаньте!

Три щуплые фигурки бросились прочь от старика вверх по улице.

— Ты как, малец? — Шу участливо протянул руку мальчишке, которого только что колотили незнакомые подростки.

Старший сын Нин жалобно посмотрел на соседа и разревелся.

— Ну вставай, вставай, малой, — Шу поднял ребёнка и попытался понять, сильно ли чужие ребята его помяли: вроде цел. — Не плачь. Ушли уже хулиганы. Видел, как улепётывали? Испугались дедушку-то.

Шу задорно улыбнулся — и мальчик невольно заулыбался в ответ.

— Пойдём-ка в дом. У меня там печенье осталось. Чаю поставим, перекусим, а потом я тебя к вам домой отведу. Мамка-то на работе?

Мальчик кивнул, продолжая шмыгать носом.

— А братик твой где?

— Домой побежал, — хрипловатым от слёз голосом ответил маленький сосед. — Маму звать, как вернётся.

Шу завёл мальчонку в дом и в свете электроламп окончательно убедился, что тот отделался парой ссадин. Ну и напугался, конечно.

Шу поставил чайник, достал печенье и сказал:

— Странно, что тут чужие оказались. А что вы с ними не поделили?

Мальчик помолчал, пока дедушка вытаскивал чашки, блюдечко с вареньем и пару завалявшихся конфет, и сказал:

— Они хотели плохое сделать. Спички кидали под вашу дверь, дедушка Шу. А мама говорила, что со спичками никогда играть нельзя!

Шу похвалил маленького соседа, напоил чаем и отвёл на другой конец улицы. Навстречу им выскочила напуганная Нин.

— Ох, ужас какой! Я-то думала: тут хоть запущено, но дёшево и безопасно. А если в Мо такое творится, то переезжать надо. Только вот куда: везде жить дорого...

Она безнадёжно вздохнула, обняла сына и увела его в дом.

 

На следующий день Шу разжёг огонь в фонаре духа района. Бабушка рассказывала, что дух присматривает за детьми, может отгонять дурные сны и злые помыслы, делает прочнее стены домов и связи между людьми. Надо только верить в него. И оставлять подношения.

Шу положил в рядом с фонарём нарочно купленный в соседнем районе леденец. Прижал ладони к шершавому камню, наклонился к столбу и закрыл глаза.

“Дух-покровитель! Пригляди, будь добр, за соседями. Нин столько работает — пусть ей спится спокойнее. Её мальчишкам я заделье найду, но пока меня или их матери нет рядом, присмотри за ними, дух-покровитель! И пусть Вэ не упьётся насмерть в своём домище. Один же целыми днями. Помоги, дух-покровитель!”

Шу прислушался, но не уловил ни звука. Только ветер шелестел кронами деревьев. И больше ничего. Он постоял ещё немного, но дух не отзывался. Шу отошёл от столба, потёр затёкшую от непривычной позы спину и огляделся. Кругом затхлость и разруха. Может, из-за них дух перестал являться местным жителям? Шу представил вдруг, что его зовут погостить в пыльный дом, где одни комнаты пусты, а другие забиты рухлядью, а посреди одной из спален кто-то устроил свалку. Нет, он бы и близко не подошёл к такому жилищу.

Шу прошёлся вокруг площади, оглядывая её, как в первый раз. От клумб остались одни названия. Ветхий фонан забит палой листвой и мусором, а мозаика, бегущая по его чаше, потускнела и облупилась. Вот с площади и начнём, решил Шу.

 

В знакомом магазинчике ему охотно подсказали, где можно дёшево купить краску, малярные кисти, брезент и небольшую тележку. Инструменты, рабочие рукавицы и верёвку Шу нашёл в кладовой, куда не заглядывал с тех пор, как обновлял цветник для дорогой Лин.

Шу очистил от мусора чашу фонтана и затянул её брезентом. Обновил узоры на бортиках — и они засияли, придавая фонтану праздничный вид. Шу взялся грузить в тележку мусор, скопившийся на площади: ветки, обрывки бумаги, осколки бутылок. Нагруженное увозил к ближайшей помойке и снова собирал хлам.

Надо ещё подновить клумбы, покрасить старые скамейки и починить башенки-фонари. Тогда площадь станет уютнее, и, может бы, дух Мо-мати придёт, чтобы помочь людям.

Шу не сразу заметил, что за ним наблюдают. За тополями у края площади притаились дети Нин и глядели на старика во все глаза. Шу пару раз провёз тележку с мусором мимо ребят, а потом позвал:

— Ребятишки, хотите поиграть? Спорим, я больше вас мусора соберу за десять минут!

— Нет, мы больше! — тут же отозвался бойкий младший братец.

Мальчики вышли из-за деревьев и подошли к старику.

— Давайте-ка проверим, — подмигнул им Шу. — Сейчас ровно час дня. В час десять кладём добытый мусор с трёх сторон от тележки, потом подсчитаем. Чур, моя сторона с востока.

— Моя с юга! — закричал младший.

— Хорошо. А зовут тебя как?

— Юнги. А брата Тэ.

— А я дедушка Шу. Ты какую сторону берёшь, Тэ?

— Северную.

Юнги хитро спросил:

— А кто победит, тому что будет?

— Свежая плюшка! С корицей.

— Ура!

— Ну, давайте начинать!

Соревнование затянулось. В первый раз выиграл Шу, потому что мусор вокруг он уже убрал и точно помнил, где теперь искать фантики и ветки. А палая листва за мусор не считается. Юнги взялся спорить — и решено было переиграть. Так старик и ребята соревновались целый час, а потом Шу повёл детей в булочную в Суу-мати за плюшками.

Потом Шу разрешил ребятам покрасить скамейку в солнечно-жёлтый — мальчишки обрадовались, увлеклись и к концу дня, посовещавшись, решили помогать соседу просто так.

На завтра Шу поручил ребятам голубую скамейку, а сам пошёл смотреть, что осталось от кинотеатра. Руины портили начавшую преображаться площадь и печалили старика.

Убедившись, что всё уцелевшее прочно стоит или лежит на своих местах, не грозит осыпаться или рухнуть, Шу предложил маленьким помощникам организовать замок.

Развалины по мере сил расчистили, украсили завалявшимися у Шу бумажными гирляндами и водрузили на импровизированные башни три флага, сшитые Нин по просьбе сыновей. Четыре дня — и Замок-на-развалинах был готов.

Вечерами Нин навещала соседа, принося то кусок пирога, то контейнер с рагу, и со счастливой улыбкой рассказывала, как радуются мальчики.

 

На пятый день мальчики не примчались, как обычно, а пришли тихонько и молча взялись расчищать клумбы. Шу отложил починку мостовой и взялся расспрашивать ребят. Мальчики помялись, но рассказали, как вчера у их мамы украли сумочку. А в ней зарплата, мамин любимый кошелёк с золотой рыбкой и телефон. На неё налетели незнакомые подростки и ловко выдернули старенькую сумочку.

— Если бы я там был, я бы им показал! — сердился Юнги.

Старший брат смотрел на него с высоты своих лет и одной-единственной драки и только молча качал головой.

 

Ночью Шу бессонно таращился в потолок и думал. Дух Мо-мати непонятно, куда смотрит, да и от людей помощи не дождаться. Значит, нужно попросить других духов. В детстве Шу слышал, что тот, кто хочет собрать всех духов города, должен обойти каждый район и всюду зажечь хотя бы один фонарь. Потом нужно в полночь явиться на площадь в Старом Городе и надеяться, что духи не сочтут просьбу недостойной.

 

Шу обошёл и объездил все пятнадцать районов. В старых кварталах каменные столбы с фонарями находились легко. И разжигая огонь в четвёртый раз, он уже не чувствовал себя нелепо.

В тех кварталах, что строились позже, Шу пришлось поплутать, но в итоге ему встречались старые скверики, где среди разросшихся деревьев прятались столбы, помнившие город совсем молодым.

Его трижды облаяли собаки и четырежды — люди. Две добрые женщины попытались проводить его домой, решив, что чудной старик заблудился. Раз пять его приглашали выпить чаю, желая узнать, зачем он зажигает огонь в старых фонарях средь бела дня. Шу отшучивался: мол, стариковская причуда, охотно пил чай и обменивался историями с гостеприимными горожанами. А однажды молодые ребята попросили сфотографироваться с ними и рассказать, зачем вообще тут стоят эти каменные штуки. Шу рассказал.

В самых новых районах, роскошном Нанзди и деловом Шан, Шу пришёл в отчаяние: старых фонарей тут не было вообще. Только новые высоченные палки из бетона и металла. Загораются они от электричества и только по расписанию.

У Шу гудели ноги от бесконечных прогулок по районам, и вдобавок разболелась голова: в новых районах отовсюду лилась музыка и раздавались громкие рекламные объявления. А едва стемнело, старика ослепила круговерть ярких вывесок, светящихся витрин и мерцающих гирлянд.

Вконец обессилев, Шу решил зайти в кафе: благо их тут было великое множество. Выбрал взглядом дверь, обещавшую покой и тишину — без вспышек, искр и мерцаний. Да и название хорошее — “Старинный дворик”.

В кафе уютно теплились свечные огоньки. На каждом столе стояли свечи: зажжёные перед посетителями, без огонька — на пустых столах. Шу уселся, и миловидная девушка тут же зажгла свечку — маленькую копию традиционных столбов с фонарями. Шу обрадовался, заказал чай и спросил конфет. Когда принесили заказ, он положил перед свечкой-столбом шоколадку в блестящей фольге и мысленно произнёс: “Прошу тебя, дух Нандзи, приди ночью на старую площадь!”

Выпил чай и узнал у милой девушки, где продают такие свечи.

— В торговом центре “Старый город”. Тут недалеко.

Шу мужественно вынес прогулку по торговому центру. В нём, кстати, оказалось не так плохо, как полагал старик. Даже приятно по-своему: через каждые десять метров стояли мягкие пёстрые диванчик, играла негромкая музыка, а из кафе на первом этаже доносились такие упоительные ароматы, что Шу не выдержал и зашёл полакомиться пирожными. Они с Лин были завсегдатаями маленькой кондитерской рядом с домом — ах, какие там были коричные плюшки и слойки со свежими ягодами и кремом! Но кондитерская закрылась ещё при жизни Лин. А здесь ей бы понравилось.

 

Через полтора часа Шу, отдохнувший и сосредоточенный, водрузил купленную аромолампу в виде столба с фонарём на парапет набережной района Шан. Зажёг огонёк и воззвал к духу.

Всё! Всех позвал.

 

Больше всего на свете Шу хотел бы теперь оказаться дома, сесть в любимое кресло, вытянуть гудящие ноги и часок-другой подремать. Но до полуночи меньше двух часов — как раз добраться до Старого центра.

Шу одновременно верил и не верил в то, что духи придут. С одной стороны, он определённо видел духа своими глазами, и не раз. С другой — если бы вызывать хозяев города можно было так просто, то наверняка все проблемы с дорогами, шумными подростками, вялыми палисадниками и неисправным освещением решались бы на раз-два.

Но как бы то ни было, старый Шу на площади. Пусто и тихо. Нарядные магазины и роскошные рестораны остались в новых районах. Казалось бы, расстояние — рукой подать, но Шу точно очутился в другом месте и в другом времени.

Фонари по периметру площади горели через один, и их свет казался тусклым и словно бы ненастоящим. Шу потёр глаза, но светлее не стало. То ли он так устал, то ли ради экономии сюда ввинтили самые слабые лампы.

Шу прошёл в центр площади. Сюда ни звука не доносилось из соседних кварталов: ни гомона припозднившихся прохожих, ни шороха шин, ни отголосков музыки из торговых центров.

Старик поёжился. Весь день на ногах некогда было мёрзнуть, а тут, смотри-ка, озяб. Он огляделся. В окрестных зданиях ни огонька. Холодная торжественная тишина, какая бывает в официальных учреждениях в ожидании важного начальства.

Шу прокашлялся и неловко пробормотал:

— Явитесь, Хозяева Города.

Рассердился на себя: нечего тут мямлить! Выпрямился, кашлянул ещё раз и произнёс медленно и почтительно:

— Явитесь, Хозяева Города!

Фонари вокруг в раз вспыхнули таинственным светом — и воздух вокруг старика словно подёрнулся рябью, поплыл. Шу озирался, чувствуя одновременно детский восторг и страх.

В лёгкой дымке, окутавшей площадь, медленно прорисовывались силуэты. Нечеловечески высокие, со странными головами. Проступали постепенно абрисы морд и складки одежды. Фигуры шевелились, оглядываясь, и становились всё отчётливее.

— Давненько нас не собирали! — гибко потянулась обладательница лисьей головы и роскошного старинного наряда.

Над красным с золотом многослойным платьем висели в воздухе сотни мелких искорок. Огоньки расходились из красного фонарика, приделанного к причудливой причёске, прячущей острые рыжие уши.

— Да уж, — проворчал быкоголовый дух, облачённый в рабочий комбинезон. — Совсем не чтут нынче традиции.

Шу оглядывал духов в немом изумлении: пришли! Настоящие! Волшебные!

Немного оправившись от потрясения, он жадно принялся искать взглядом знакомую кабанью голову.

Вот лиса — покровитель Юми-мати, где раньше располагалась улица красных фонарей. Бык — хозяин рабочих кварталов в Хэ-мати. Потом стоят волк, кот, черепаха... Трое духов с человеческими головами (один — так вообще человек человеком: в деловом костюме, с кожаным портфелем в руке; роста только огромного).

Шу насчитал четырнадцать духов. Кабаньей головы не было.

— Что тебе нужно, старик? — недовольно протянул волк.

Кожаная куртка и пёстрые татуировки, выглядывающей из-под ворота и рукавов, выдавали в нём хозяина Ома-мати, криминального района на западной окраине.

— Не “старик”, а “дедушка”! — недовольно поправил облачённый в традиционный костюм обладатель черепашьей головы. — Почтительно надо к возрасту относиться!

Волк сплюнул под ноги и негромко ругнулся, но спорить не стал. Уселся на корточки и уставился на “дедушку”. Глаза у волка были жёлтые, пристальные, страшные.

— Приветствую вас, Хозяева Города, — он склонил голову в почтительном поклоне, и духи вокруг одобрительно зашумели.

— Мо-мати хотят сравнять с землёй, — горестно вздохнул Шу.

— Не сравнять с землёй, — уточнил дух в деловом костюме, — а присоединить к соседнему району.

— Где наш покровитель? — Шу снова оглядел духов.

Те качали головами, переглядывались и отводили взгляды.

Наконец лиса со вздохом сказала:

— Мо умер. Жизнь покровителей привязана к людям, населяющим район, и самым важным зданиям. Людей у Мо давно поубавилось, а когда сгорел кинотеатр — он совсем ослаб.

У Шу потемнело в глазах:

— Как же так? Разве может дух умереть?

Лиса грустно кивнула.

— И что же нам делать? — растерялся Шу.

— Переезжать! — вставил дух в костюме.

Шу покачал головой:

— Не дело это — свой дом бросать. Может, духи-соседи помогут? — он с надеждой вглядывался в нечеловеческие лица, пытаясь понять, кто из них хозяин Суу-мати.

— Нет, — покачал бараньей головой один из духов. — Ни я, ни кто другой тебе не поможет.

— Почему? Вы ведь хозяева города! Вы всё можете!

— Время, когда духи могли управлять миром, давно прошло, — усмехнулся “деловой костюм”. — Люди — вот, кто сейчас управляет и этим городом, и всем миром.

— И люди, и духи, — возразил черепахоголовый. — Не всё смертным подвластно.

— Мы не вмешиваемся в вашу жизнь, — буркнул бык. — Только поддерживаем вас или мешаем вашим начинаниям.

— Тебе мы ничем не поможем, — вздохнул черепаха. — Мо, он мог бы. Но его земля теперь без хозяина.

— Так что ответ один: переезжайте! — усмехнулся “костюм”.

Только тут Шу разглядел вертикальные зрачки и чешую под волосами. Видно, змей.

— А вы — чей покровитель? — неожиданно для самого себя поинтересовался Шу.

— Шан-мати, — любезно улыбнулся дух.

— Ох, как же вы там без фонарей? — сокрушённо покачал головой Шу.

— Почему же “без фонарей”? — приподнял брови дух. — На каждой улице десятки, а в центре района — сотни. Современный город должен быть прекрасно освещён.

— Но это же не те фонари, — заупрямился Шу.

— А какая разница? Меняется город — меняемся и мы.

— А кто не может измениться — уходит, — вставил дух-черепаха. — Вот и Мо почил.

Духи скорбно покачали головами.

— Так что теперь: уезжать — и никак иначе? — Шу вглядывался в нечеловеческие лица, ища уже не поддержки даже, а надежды. Но не нашёл.

Духи медленно таяли. Всё яснее прорисовывалась площадь. Всё прозрачнее становился воздух. Послышался отдалённый шум автострады и отголоски музыки с набережной.

Нет надежды на духов. Духи есть, а надежды на них нет.

Шу медленно брёл к Мо-мати, вглядываясь в расцвеченный огнями город в предрассветных сумерках. Город горделиво стремился к небу башнями из стекла и бетона, шумел площадями, светился витринами модных магазинов и ресторанов. Город уютно пах хлебом маленьких пекарен, шуршал листвой в тихих скверах, стелился под ноги узкими мощёными мостовыми.

Шу любил свой город, наполненный смехом и разговорами, негромким гомоном и восторженными детскими возгласами. И если придётся переехать, он не перестанет любить город. Но и для него, и для города будет трагедией потерять Мо-мати. А значит, нужно сделать всё, чтобы сохранить свой район.

 

Утром Шу проснулся позже обычного и, умывшись и перекусив, решил не идти сегодня на площадь. Там уже и так достаточно чисто, а вот что творится вокруг дома Шу? Он вышел на улицу и внимательно огляделся. Рядом прошуршал пакет, прилетевший, видно, со двора Вэ. Вот туда-то и надо идти.

Шу надел рабочие рукавицы, взял тележку и повёз её на соседнюю улочку. Возле дома соседа громоздилась гора мусора. Или даже целый горный кряж: поблёскивали бутылочные гряды, под ними мерцали озёрца осколков, рядом высились скалы картонных громад, а между ними покоились холмы из грязных тряпок. Нетленные пакеты и старая листва довершали печальный пейзаж. Осколки, остатки, обломки и прочий мусор захватили двор Вэ и тянули грязные щупальца к соседним домам, мечтая захватить всю улицу.

Шу досадливо крякнул и начал грузить в тележку картонные коробки, наполняя их пакетами, обрывками ткани и упаковками от рисовых чипсов и нори. Увозил одну тележку и возвращался за следующей партией мусора, размышляя, сколько же отходов производит даже один человек.

Через час с небольшим тяжёлая дверь дома с башенками открылась, и оттуда высунулась всклокоченная голова Вэ.

— Чего шуршишь тут, дед?

Вэ щурил слезящиеся глаза и говорил хрипло и неохотно. Будто и вовсе говорить не хотел.

— Бардак тут разбираю, Вэ.

— Тьфу ты! Зачем? Совсем из ума выжил?

— Может быть, — покладисто согласился Шу. — Да только сил моих больше нет в мусоре жить. Коли надо с ума сойти, чтоб его убрать, то да, сошёл с ума старый Шу.

Он улыбнулся и подмигнул соседу, не прекращая работы. Вэ таращился на него, силясь понять, что тут к чему.

Тележка наполнилась, и Шу, ещё раз помигнув соседу, покатил её в соседний район.

Когда Шу вернулся, Вэ уже не было, зато вокруг мусорных куч у его дома вертелись дети Нин.

— Мы тебя на площади искали! — заявил Юнги. — А ты тут!

— Что ты тут делаешь, дедушка Шу? — спросил Тэ, оглядывая сомнительные кучи вокруг.

— Уборку делаю! — отозвался Шу, примериваясь к новой партии коробок.

— Тут грязно! И пахнет — фу! — сморщил нос Юнги.

— Вот уберусь — и чисто станет, — улыбнулся Шу.

— Но это же не твой мусор! — заявил Юнги. — И не наш! Это мусор страшного дядьки! Мама велела к нему не подходить никогда.

Шу вздохнул:

— Он не страшный. Просто несчастный.

— Почему? — тут же спросил любопытный мальчишка.

— А тебе помогать надо, дедушка? — поинтересовался практичный Тэ.

Шу отвлёкся от заполнения очередной коробки и сказал:

— Если не хочется, помогать не надо. Лучше чаю принесите, ладно? — он улыбнулся Тэ, потом повернулся к его брату:

— Несчастным человек становится, когда не может делать то, что хочет.

Юнги задумался, и Тэ легко увёл его домой за чаем для дедушки.

Уборка продолжалась весь день. Мальчикам Шу поручил отгонять любопытных птиц, чтобы те не растащили мусор. В помощники детей он не взял: слишком много битого стекла — ещё поранятся ненароком.

Часа в четыре Шу, толкая тележку, встретил на границе районов смутно знакомого молодого человека.

Тот, увидев Шу, обрадовался:

— Добрый день, уважаемый! Я волонтёр. Помните, вы к нам приходили?

Шу кивнул, узнав юношу:

— Здравствуй, здравствуй!

— У меня свободный день выдался: занятия в колледже отменили. Вот я и решил заехать к вам. Мне очень понравилось, как вы про Мо-мати рассказывали, — парень смутился, стесняясь своей впечатлительности.

— Посмотреть тут есть на что, — важно кивнул Шу. — Но сначала мусор вывезти надо.

Они отвезли мусор, а на обратном пути Шу снова очаровал своего спутника историями о былом величии Мо-мати. Вместе с мальчиками они отправились на площадь полюбоваться обновлённым фонтаном, а затем пошли бродить по мощёным улочкам. Мальчики радостно показывали гостю новые клумбы, свежепокрашеные нарядные заборы, заделанные провалы в мостовой. Гость удивлялся, смеялся, снимал на телефон Мо-мати и его немногочисленных обитателей и обещал непременно прийти снова.

Вечером Шу отвёл домой утомлённых помощников, загнал тележку в сарай и, ложась спать, от чего-то почувствовал себя умиротворённым и довольным. Всё-таки жизнь продолжается.

 

С утра Шу взялся за мусорные завалы с новыми силами. Мальчикам, прибежавшим чуть позже него самого, он поручил сегодня сидеть дома и вырезать флажки и гирлянды из рекламных журналов, которые Нин приносила с работы и складировала вв чуланчике. Закончим уборку — устроим праздник, так что надо будет Мо-мати украсить.

Сегодня Шу напевал себе под нос, ловко и осторожно собирая всякий хлам: два-три дня — и тут будет чисто и красиво.

В полдень из дома с башенками неуверенно выбрался Вэ. Сосед был сам на себя не похож: причёсанный, облачённый в поношенный, но чистый костюм и с весёлыми кухонными прихватками. На левой руке — зелёная, на правой — красная.

— Вот, помогать пришёл, — неловко развёл руками Вэ и мучительно покраснел. — Я ведь тоже человек, а не свинья какая. Просто раньше всем было всё равно, и мне было всё равно. А теперь... вот.

Шу спрятал улыбку и кивнул:

— Только варежки свои не порти. Я для тебя резиновые перчатки дома поищу.

Вдвоём убираться оказалось куда быстрее, хотя Вэ всё норовил прерваться: покурить, поболтать, сходить в туалет, перекусить. Но под суровым взглядом старого соседа покорялся судьбе и в итоге проработал до обеда.

В доме у Вэ было не так грязно, как полагал Шу. Видно, весь мусор сосед выкидывал за порог.

“Надо попросить Нин тут прибраться. Да пирогов испечь, чтоб жильём запахло”, — решил Шу.

На следующий день, когда Шу и Вэ дружно красили заборы, в Мо-мати приехали журналисты. Оказалось, тот волонтёр, что накануне побывал здесь, разместил фото района и его обитателей у себя на странице. Как пояснили старому Шу: в особом дневнике в интернете. И оттуда, из этого дневника, его читатели узнали о том, как Шу и его соседи пытаются спасти свой район. Эта история понравилась кому-то на телевидении — и было решено пустить этот сюжет на местном канале.

Через день в Мо-мати зачастили визитёры: восторженные и сомневающиеся, те, кого интересовала живая история города, и те, кому нужны были оригинальные фоны для селфи, и даже те, кто подыскивал жильё.

Шу ворчал, когда гости отвлекали его от работы, но никого не прогонял. Мальчики Нин шумно радовались, когда кто-то из посетителей района показывал им новые посты с хэштегами #мо_мати_держись! #живи_мо_мати #вперёд_мо! Шу дивился, разглядывая фотографии, но про работу не забывал.

Вскоре в Мо открылся магазинчик сувениров, а рядом — ателье традиционной одежды. Его владелец, чудаковатый модный дизайнер, заявил, что архаичная красота Мо-мати прекрасно сочетается с его коллекцией “Зов предков”. Нанятый им фотограф устроил съёмки красивых девушек-моделей в причудливых многослойных платьях по мотивам традиционных костюмов на фоне старинных домов Мо, каменных столбов с фонарями и ярких скамеечек.

После рядом появилось кафе для гостей района и посетителей ателье. Для Шу в кафе всегда был готов горячий чай и свежие плюшки с корицей.

А на следующий день после открытия кафе “Добро пожаловать в Мо!” старый Шу едва спас заведение от беды.

Засидевшись у Нин, Шу возвращался домой затемно. Почему-то захотелось пройти не короткой дорогой вдоль улицы, а прогуляться возле радостно-новых зданий ателье и кафе.

Кафе было окутано темнотой, хотя ещё вчера вечером над входом горели уютные электрические фонарики. Шу почувствовал неприятный холодок и поспешил к кафе.

— Вали отсюда, дед! — донеслось из темноты.

Шу прищурился и разглядел троих подростков. Кажется, те же ребята, что побили однажды Тэ. Наверняка те же, что отняли сумку у его матери.

— Вы что тут задумали? — строго спросил Шу, стараясь выглядеть сурово.

— Не твоё дело! — фыркнул другой подросток. — Но вот мы счас тут закончим — и до тебя доберёмся!

В руках парня появился огонёк: то ли спичкой чиркнул, то ли зажигалкой. Поджигатели! Шу словно молнией поразило: это они сожгли кинотеатр! Убили духа Мо-мати!

— А чего ждать, раз он сам припёрся? — мрачно поинтересовался самый здоровый из хулиганов и двинулся в сторону Шу. — Сказали же, что он мешается.

Шу попятился. Да, это его земля, но ему не справиться в одиночку с тремя молодыми и злыми парнями.

— Понастроили тут всякого, — насмешливо протянул первый подросток.

Второй добавил:

— Пыжится и пыжится! Помирать тебе скоро, дед, так чего ты людям мешаешь, а?

Парни накручивали себя. Один поднял с земли камень. Второй сунул руку в карман, а когда вынул на пальцах тускло блеснул металл кастета. А за их спинами Шу померещилось странное тёмное шевеление. Словно в густой ночной тени скрывалось нечто огромное, пришедшее по его душу.

— Хрыч старый!

— Ату его!

Старик развернулся и побежал. Домой! А там вызвать полицию.

— А ну стой!

Громкие крики опьянённых погоней подростков били в спину. Шу был когда-то молод и точно знал, чем страшен такой азарт. Поймают — повалят наземь и забьют, сами не осознавая, что делают. Утром покаются, будут плакать и волосы рвать. Но он будет мёртв.

Шу бежал, как не бегал много десятков лет. Они быстрее, но он лучше знает район. Позади слышалась ругань. Преследователей стегали ветки тополей и клёнов. Парни спотыкались обо всё, мимо чего лихо пролетал сам Шу: корни деревьев, оградки клумб, бордюры.

Быстрее, быстрее!

Вот и дом.

Шу метнулся к родному порогу и ринулся внутрь дома, к телефону, стоящему на столике в спальне.

И понял, что забыл захлопнуть дверь, когда за спиной послышались грубые голоса.

— Конец тебе, дед!

Шу оглянулся и, забыв о перетруженных лёгких и колотящемся в горле сердце, смотрел, как в его дом входят те, кто хочет отнять его жизнь.

Шаг. Ещё один — и двое парней вдруг исчезли, словно провалившись сквозь пол. Видно, так оно и было: до Шу донёсся грохот банок в подполе. Странное дело: он ведь точно знал, что крышка подпола была закрыта.

Последний из преследователей осторожно обошёл раскрытую пасть подвала и двинулся к старику, сжимая в руке камень.

— Вот и попался ты, старый урод! Сам помирать не хочешь, так я помогу. А то засиделся ты...

Массивная люстра прервала его ругань, рухнув парню на голову. Он плашмя упал на пол, а Шу, не веря своему счастью, всё пытался понять, как отвалилась надёжно подвешенная люстра.

В дверном проёме показалась чья-то фигура. Шу поднял глаза и встретился взглядом с бараноголовым хозяином Суу-мати.

— Зря я поверил Шану, — произнёс дух. — Не стоит нам так вмешиваться в жизнь людей. Хотел тебе помочь, как понял, что Шан задумал. Но, вижу, ты и сам уже можешь себя защитить.

Он кивнул на лежащую на полу люстру.

За спиной Суу в ночной мгле мелькнули на миг вертикальные зрачки Шан, но так стремительно, словно их и не было.

— Это моя земля! — твёрдо признёс Шу, не отводя глаз.

Он продолжал смотреть на духа, и тот склонил голову. Исчез, оставляя район на старика.

Шу встряхнулся, дошёл до телефона и вызвал полицию. Вернулся в комнату у входа.

В дверном проёме входной двери в очередной раз нарисовался силуэт.

— Сосед, что такое? — спросил вошедший Вэ. — Я какой-то шум слышал, крики. Как проснулся окончательно, сразу к тебе. Ох, а это кто?!

Вэ изумлённо уставился на тело парня, оглоушенного люстрой.

Полиция прибыла на диво быстро. Распросы длились почти до утра, но в конце концов полицейские, прихватив поджигателей, уехали.

Шу проводил их и лёг спать. Уснул успокоенный и счастливый.

А на следующее утро мальчики, не дождавшись старого соседа, помчались к нему домой и долго колотили в дверь. Не сумели достучаться и кинулись к Вэ, потом в кафе.

В полдень заплаканная Нин позвонила внучке старика:

— Шин, мне так жаль...

Провожали Шу всем районом. Ветер трепетал в листве, ласково шевелил пёстрые флажки, путался в волосах. Местные и гости вынесли скамейки к Замку-на-развалинах, расселись и рассказывали друг другу о старом Шу. Нин разносила зелёный чай и коричные плюшки. А когда стемнело, церемонно зажгли все фонари на столбах.

Юнги казалось, что надо грустить от того, что добрый старый Шу больше никогда не будет с ними играть, давать задания и хвалить. Но люди вокруг улыбались, вспоминая Шу. Лишь время от времени кто-то вытирал платком глаза или отвернувшись от других смотрел куда-то таким взглядом, какой бывает у Тэ, когда ему больно, но плакать нельзя.

Юнги задумчиво глядел на фонари. Они красивые, хоть и не похожи совсем на яркие огни большого города. Возле любимого столба дедушки Шу ему померещилось вдруг какое-то движение. Разинув рот, мальчик глядел на зыбкую, полупрозрачную, но такую знакомую фигуру. Это же дедушка Шу! Только почему-то он большой-большой и сквозь него смутно видны тополя на краю площади.

Шу улыбнулся и приложил палец к губам: мол, это секрет — никому не говори! Подмигнул и исчез.

Мальчик сорвался со скамейки, подбежал к фонарю. Погладил прохладный камень и увидел: рядом с полустёртыми фигурками кабанов появился силуэт старика.

И Юнги точно знал, что новый хранитель района будет надёжно оберегать их общий дом.