В палате было монотонное, едва слышимое гудение медицинских аппаратов. Мониторы отображали жизненные показатели лежащей на больничной койке молодой девушки с русыми волосами. Даже не смотря на впалые щёки, пепельный цвет кожи, она была красива.

Рядом с ней сидел мужчина, держал её за руку и тихо-тихо с ней разговаривал:

«… а помнишь, Свет, как мы были на дне рождения дяди Олега? Я помню… Помню, как ты вышла подышать воздухом на крыльцо, я ещё спросил у тебя, все ли в порядке? Ты с какой-то тёплой тоской рассказывала, как в детстве ходила на речку, сидела на дереве, разглядывала рыбок, проплывающих на мелководье… И я предложил сходить, чтобы ты показала то, что переживала в своей душе. Эх, видела бы ты, Свет, свои глаза, как они вспыхнули тогда детской, искренней радостью. Я помню, как мы потом лежали в траве и смотрели в небо, ты ещё говорила, что если задуматься, то небо — это бесконечная пропасть наоборот, там бесконечно далеко вперёд ничего нет… Я скучаю, Свет. Мы все скучаем. Мама почти всё время плачет. Папа словно постарел на двадцать лет… Но… Мы понимаем, как тебе сейчас больно. Мы чувствуем, как ты мучаешься, как страдаешь. Мы этого не хотим и… Мне безумно больно, противно и жутко это говорить, но… Мы отпускаем тебя. Прости, Светочка… Прости меня если сможешь...».

Спустя несколько долгих минут полоска пульса на мониторе выпрямилась, медицинские аппараты ожили, запищали тревожными сигналами, из коридора в палату забежали медсестра и дежурный врач, они начали проводить манипуляции, бесполезные, надо сказать, манипуляции, но какие именно, мужчина уже не видел, он направился к выходу из палаты, где его ожидала девушка, одетая в строгий костюм черного цвета, белую рубаху и черный галстук.

- Знаешь ли, тридцать восьмой, - сказала она вышедшему из палаты мужчине, который был одет во всё черное — костюм, рубаху и галстук - ваш этот новый отдел просто сволочной! Вот как тебе не стыдно!

- Ой, сорок вторая, не начинай снова. Отдел, отдел. Работать надо уметь. Между прочим, я эту методику изобрел, и как видишь… — он открыл ежедневник и сделал пометку, — она крайне эффективна. Только обед, а у меня уже три души.

- Ну, во-первых, души-то не у тебя, не ты к счастью, их распределяешь. А во-вторых, это никак не уменьшает того, что твой отдел сволочной! Это же надо было придумать «Отдел милосердия и освобождения»!

- ОМиО как минимум смешно звучит, сорок вторая! В аду не так много веселья!

- Думаешь на небесах его много? Тридцать восьмой, тут ты ошибаешься.

- Но я не ошибусь, если скажу, что веселья много в том, чтоб мешать охраннику купить банку колы в автомате, ты идешь?

- Боже мой, с кем я работаю, я между прочим, если ты забыл, а ты видимо забыл, старший ангел по спасению жизней!

- Так ты идешь?

- Само собой иду, только в этот раз я начну...

 

Спустя двадцать минут две фигуры сидели в больничном буфете, перед ними стояло несколько пластиковых стаканчиков с остатками растворимого кофе.

- По-моему самый скучный охранник за последнее время.

- Согласна, тридцать восьмой, согласна. Когда банка с колой застряла в автомате, он просто стоял и пялился на неё, будто бы не слышал наш шёпот… А вообще, мы с тобой уже сколько работаем? Три месяца?

- Три с половиной. А что, сорок вторая, хочешь на меня жалобу подать?

- Хочу. А ещё хочу узнать, как ты в ад попал. В смысле, как попал, оно понятно. Кем при жизни был, да и давно ли жил?

- Хм… Тебе так, время убить или досье собираешь?

- Досье? Ты вообще кто, чтобы на тебя его собирать?

- Ой, разворчалась. Недавно я жил. Полтора года назад умер только.

- Полтора года и уже начальник отдела, созданного по твоему предложению? Ты при жизни кем был? Полицейским? Работником ЖЭКа? Учителем математики? Тебе что ли рабочий стаж включили в стаж пребывания в аду?

- Хех, не, я просто вносил в заказы правки, даже когда и так всё было хорошо, а потом возвращал к первоначальному варианту. Шучу, шучу, я же не чудовище какое. Курьером был, заказы развозил, ничего интересного не было, а что тебя так удивляет?

- Ну да, ничего интересного. Врать-то не надо, я в отличии от тебя уже без малого как двести лет на должности, разбираюсь в людях. И демонах.

- Аналитиком был в министерстве. Ой, только не надо спрашивать в каком. Они все одинаковые, что хотела-то?

- Почему тебя выделили из остальной массы в аду?

- Дык… Мне откуда знать. Провели экскурсию, с описанием пыток, назначили надсмотрщика, полгода, ну где-то, рвали душу на части, а потом спросили, может мне есть что заявить…

- О! У вас тоже комиссия по персоналу и оказанию услуг есть?

- Ага. Ну я и сказал предложения. А ещё через пару месяцев пыток, меня пригласили рассказать концепцию ОМиО подробнее, дали тестовые задания, ну и как-то заработало… Так, а это что за чертовщина?

Мужчина указал на доктора, вошедшего в буфет: это был дежурный врач, который прибежал на сигнал о потере пульса у женщины с русыми волосами, и выглядел он… Уставшим, но довольным. Доктор подошел к своим коллегам, которые молча смотрели на него.

- Еле откачали. Ещё чуть-чуть и мозг бы умер. Но стабилизировали, повезло, успели.

Мужчина и женщина вскочили и синхронно, она радостно, а он возмущенно вскрикнули: «Как откачали!?»

 

Монотонное, едва слышимое гудение медицинских аппаратов. Мониторы, отображают жизненные показатели лежащей на больничной койке молодой девушки с русыми волосам. В этот раз в палате было людно, мужчина и женщина в черных костюмах, стоящие поодаль от кровати, медсестра и молодой человек, держащий за руку пациентку.

- Что, тридцать восьмой, не ожидал такого поворота событий?

- А ты сорок вторая, я смотрю, знала, что в момент смерти её муж, от лица которого я с ней общался, забежит в палату?

- Нет, но получилось интересно.

- Интересно, что моя безупречная схема дала трещину?

- Интересно, что я не наблюдала такого, за столько лет работы, однако читала про это.

- Я рад, что ты столько лет работаешь, кстати сколько? И поясни.

- Сто восемнадцать. Что ты удивляешься? Хорошо сохранилась? Вообще…

- Не, сохранилась ты плохо.

- Тебе пояснить или просто будем оскорблять друг друга? Ранее демоны как убеждали человека перестать бороться? Доводили до отчаяния: нашептывали, что люди никому не нужны больными, убеждали, что разве это будет жизнь, что они останутся одни в хостелах… Ну и так далее. А ты со своим (не верю, что произношу это) ОМиО сломал стройный тандем ангел-демон. Ты же берешь самые яркие воспоминания и голосом самого близкого человека нашептываешь то, что раньше нашептывали мы, ангелы, только ты делаешь это с целью, чтобы душа человека обрела покой и покинула тело, в отличии от нас, которые этим же, пытались заставить душу бороться и остаться в теле. Так ведь?

- Ну… Не, да и нет. Я не просто убеждаю, что «всё хорошо». Я ещё и веду к тому, что это единственный логичный выход, и что в общем-то к этому человек всю жизнь и шёл. Что кончина естественна и принесёт облегчение, но тем не менее, что это всё равно одно из двух зол. Однако, вопрос не про то. А про то, что именно ты читала.

- Господи, тридцать восьмой… про то, что если ты говоришь одно, а родственники и близкие человека ему тут же говорят другое, то никакого эффекта это не имеет. Если не сказать имеет противоположный. Так, если я буду рассказывать старику, что его дети и внуки его любят, а они тут же обсуждают, как будут делить его квартиру, мои слова сделают только хуже.

- Ага… Так вон оно как работает!

- Ты… тупой? Вас в аду не обучают ничему? Хотя это всё же хорошо. Продолжаем?

- Продолжаем что?

От тяжелого вздоха девушки в палате качнулись шторы.

- Продолжаем работать до тех пор, пока она или не придет в сознание или не скончается.

- А, да, продолжаем. Твоя очередь, сорок вторая.

Девушка в костюме села у другой стороны больничной койки, взяла руку пациентки в свою и заговорила.

«Свет, как же без тебя твои питомцы? Помнишь, что ты сказала маме, когда заводила третью собаку? Что ты их никогда не бросишь, чтобы не случилось. Не нарушай обещаний, особенно для этих существ, которые тебе бесконечно преданны, бескорыстно, всеми своими маленькими сердцами. Я чувствую их тоску, грусть и переживания, Света, они думают, что ты их бросила и что в этом виноваты они. Но они ждут, ждут проживая каждую секунду своей и без того короткой жизни, что ты сейчас откроешь дверь и обнимешь их, поиграешь с ними и снова всё будет так, как до этой небольшой болезни. Возвращайся. Тебя ждут те, кто любит тебя безусловно. Возвращайся, прошу тебя».

- Как банально, сорок вторая.

- Закройся, и работай, тридцать восьмой.

Женщина и мужчина в костюмах поменялись местами, теперь уже мужчина взял пациентку за руку:

«Привет, Светлячок...». При этих словах, слабый пульс на экране монитора на миг скакнул, заставив приборы издать писк, но лишь один раз. «Как ты там? Я? Да чего рассказывать, знаешь после нашей первой встречи во Флоренции ничего более интересного не происходило. Я как сейчас помню жаркий вечер, я чуть-чуть заплутал в улочках и, выйдя из-за очередного угла здания, я неожиданно увидел тебя… Как ты летишь мне на встречу на велосипеде, в розовом шлеме, с широко раскрытыми от ужаса глазами и даже не думаешь останавливаться.

Помню, как мы гуляли всю ночь после этого, думаю это было божье чудо, что мы отделались тогда ушибами, да… Я вообще в мельчайших деталях помню те волшебные три недели. Помню наши с тобой разговоры, помню, как мы лежали голые на смятых простынях, помню, как ты смешно ела мороженое. Знаешь, а я же тогда влюбился. Впервые. По уши. Но какая-то робость нашла на меня, и я не признался. Я и сейчас тебя люблю, Светлячок. И неважно, что ты замужем. Мне главное, что ты счастлива. Но будь у меня шанс повернуть время вспять, я бы признался… Точно признался бы. Да что про меня говорить… Полгода назад я умер. Инфаркт, случайность. Такое же постоянно, в тридцать два года, правда же? Нет-нет, тебе не надо ко мне. Рано. Хотя я и безумно хочу увидеться, Светлячок, разреши, я побуду с тобой ещё пару секунд...»

Когда мужчина в костюме открыл глаза, в палате снова стоял писк аппаратуры, снова в палату вбежали тот же доктор и та же медсестра. А мужчина и женщина в костюмах вышли и снова направились в сторону буфета.

- Как ты узнал про любовь. Про истинную любовь?

- В смысле?

- Как ты нашёл это воспоминание? Их же обычно прячут.

- А, ты об этом. Так все их прячут в одном и том же месте. Я сам там же прятал, ещё скажи, что ты нет.

- Нет. Я вообще-то была сестрой милосердия и…

- Тогда понятно, что тебя так удивляет и почему ты так плохо работаешь. Ты же не знаешь людей.

- Будто ты знаешь, демон.

- Знаю. Я был человеком. А ты всю жизнь была не понятно кем. Вернее, ты вообще не была, сорок вторая.

- Раз такой умный, принеси кофе и будем ждать.

 

- Жалко эту пациентку.

Женщина подняла глаза на собеседника:

- Что ты сказал, тридцать восьмой?

- Говорю жалко её, ну, эту, Светлану, которая в палате.

- Ты сейчас серьезно?

- Она добрый человек. Прям добрый, светлый такой. Хе, забавно, светлая Светлана. Да…

Мужчина задумался о чём-то своём, погрустнел и молча пил кофе.

- Тридцать восьмой, а на каких условиях, ты получил место демона и отдел целый? В смысле, я знаю, что ад никогда не снимает с души мук и…

- Когда-нибудь я буду убеждать отца, что пришло время умирать. И мать. И брата. И жену, — мужчина тяжело вздохнул. — И дочку. Ей сейчас два годика должно быть.

- Мне жаль, тридцать восьмой.

Оба замолчали и снова погрузились в свои мысли, за окном начинало клониться к закату весеннее солнце, от чего больничный буфет начал заполняться оранжевым светом. В буфет снова вошёл всё тот же дежурный врач, только чуть более уставший.

- Вставай, сорок вторая. Если мы будем бездельничать, кто испортит ночь этому бедолаге?

 

«…Так, Светлана Андреевна! Мы сколько с вами часов потратили на то, чтобы вы смогли наконец-то стать врачом, а что теперь? Или же вы решили изучить состояние комы лично? Нет, нет, Светлана Андреевна, так не пойдет, давайте выйдем из этого состояния уже и вернемся к диссертации?..»

Женщина еще несколько минут общалась с пациенткой, лежащей без сознания, и что-то говорила, но мужчина уже не слушал, после чего молча, поменялся местами с женщиной и оказался возле пациентки.

«Ты же так устала, Света. Всю свою жизнь ты только и делаешь, что борешься, сражаешься, трудишься. Тебе испытаний на твою короткую жизнь выпало столько, сколько не наберется на десяток других. Может… Может надо отдохнуть? Отпустить ситуацию, расслабиться, наверно, впервые в жизни, ты ведь это заслужила и тебе ведь это и нужно…»

Приборы, к которым подключена пациентка, равнодушно пропищали о снижении жизненных показателей. Мужчина посмотрел на них, слегка задумчиво, принимая внутри головы решение.

«…К чёрту! Какой отдых, а? Кто решит кучу вопросов, которые эти безмозглые и криворукие дурачки заварили? Ну нет, Света, не надейся так просто сбежать из этого мира, пулей возвращайся. А что, спрашивается, будет с…»

Мужчина продолжал свой монолог, распаляясь сильнее. Удивленного взгляда женщины, сидящей позади него, он не видел. Когда он закончил, приборы сообщили, что жизненные параметры вернулись в норму, тем не менее сообщили это так же равнодушно, как и ранее. Мужчина встал и тяжело выдохнул.

- Пойдем, сорок вторая, тут нам делать больше нечего. Эта душа за тобой.

- Не расскажешь, что это было? Ты же знаешь, что с тобой сделают внизу?

- Знаю. Уже делали. Но… Не буду разводить сантименты, если эта пациентка действительно толковый врач, если есть хоть микроскопическая вероятность того, что я, благодаря ей, встречусь с женой и ребенком позже…

- Я поняла. Не скажу, что это благородно, скорее это даже глупо. Нельзя смешивать эмоции и работу. Но ты, наверное, не самый плохой, из демонов.

- Так или иначе, а общий счёт за мной. Пойдем, на сегодня наша работа закончена. Пора возвращаться. И мне не было приятно с тобой работать. Просто отвратительно.

- Мне так же, тридцать восьмой, мне так же.

***

- Тридцать восьмой, отчет.

- Разыграл схему с грустью по пациенту. Ангел, с позывным «сорок вторая», прониклась.

- Поверила?

- Ни единому слову. Но игру приняла.

***

- Сорок вторая?

- Закинули наживку о чувствительном демоне, в игру вступила.

- В твою искренность поверили?

- Нет, тридцать восьмой, демон не дурак.

- Отлично, продолжаем.