Геннадий Лисицын

Жажда

Я бегу по охваченному паникой ночному городу. Мимо горящих домов, разбитых статуй, разрушенных храмов. А сзади слышатся крики, неотвратимый лязг мечей и топот сапог. Шайки солдат врага как голодные псы шныряют по городу в поисках добычи.

Я вижу колонны храма Великой Матери, торчащие как обломанные зубы. Крыша над ними обвалилась и в темное небо взлетают снопы искр. Легкие жжет от дыма. Становится трудно дышать.

 

Я очнулся, жадно хватая ртом воздух. Сердце колотилось. В проем окна бил яркий свет растущей луны, освещая небольшую комнату под самой крышей четырехэтажного дома. Наверху, в стропилах, завозились потревоженные голуби. Застывший ночной воздух наполнял кисловатый запах водорослей гниющих на отмелях побережья. От духоты пересохло горло. После осады прошло не так много времени, и меня часто мучали кошмары.

 

Снизу, с улицы, донеслась громкая чужая речь, насыщенная гласными. Никак к ней привыкну. Варвары! Напьются и спорят до драки. Эти высокомерные скоты из Вечного леса пришли будто бы на помощь, но накинулись на ослабленную страну, как стервятники, что клюют еще живую жертву.

Я откашлялся и протянул руку к низкому кривому столику у лежака. Обхватил горлышко глиняного кувшина и сделал несколько глотков. В рот влилась кислятина, разбавленная затхлой водой. Редкостная гадость, которую эти варвары отчего-то зовут вином. Виноградники храмовой долины, где теперь ваши лозы? Во время осады захватчики пустили пал, чтобы выкурить защитников восточной стены. И виноградникам, которые помнили еще отцов-основателей города, пришел конец. Нынешние хозяева вина почти не пьют. Предпочитают свое ячменное пойло. Меня передернуло от отвращения.

Я повернулся в сторону руин храма Великой Матери и осенил себя охранным знаком. Но, было похоже, что она не слышит. Боги оставили нас, раз допустили такое. У нас не осталось даже храма, где мы могли бы найти защиту.

Страна разорвана на куски, город пал. И все, что осталось – воспоминания. Воспоминания немногих выживших, ставших рабами новых хозяев.

 

После осады я, как бывший секретарь городского магистрата, попал на службу к одному из командующих армии захватчиков. Ему был нужен переводчик и писец, и солдаты быстро приволокли меня в магистрат. Выбор так себе, но по крайней мере, я сохранил относительную свободу и жилье.

Город быстро наводнился множеством чужаков: солдат, чиновников и торговцев, которые начали активно наводить свои порядки. А нам пришлось потесниться.

Похоже, Вечный лес у нас надолго. Вскоре большая часть солдат ушла, а в город прислали нового магистрата. И меня приставили к нему. Практически, подарили. Я считаю, мне еще повезло.

Новый магистрат, Маний Корвус, черноволосый здоровяк, за что и получил свое прозвище «Ворон», оказался человеком жестким, но уравновешенным и прагматичным. Он занял особняк погибшего члена городского совета, что за храмом бога торговли. И вскоре перевез в город семью. Жену, двух дочерей, сына, старого отца и десятка полтора рабов.

Управлял он довольно умеренно, и при нем в городе хоть как-то начала налаживаться жизнь. Вот только с водой все еще оставалось плохо. Маний регулярно мотался по городу и окрестностям, проводил инспекции и раздавал указания. Он приказал восстанавливать дома и укрепления, строить склады и новые пирсы в порту. Старые сгорели. Меня он постоянно таскал с собой, чтобы я записывал за ним, переводил то, что говорилось и составлял документы.

Много дней в городе разбирали завалы, вывозили из города трупы и мусор. А за городом ждал ремонта акведук, разрушенный во время осады землетрясением. Замковые камни выпали, кирпичная кладка рассыпалась. Многие блоки при падении развалились, превратившись в груду щебня и обломков. Не будь землетрясения, город бы устоял.

Однажды утром я вышел из дому и направился в здание городского магистрата, чтобы забрать ведомости по строительству для Мания. Он собирался готовить новое предложение для совета. На обратном пути по просьбе его кухарки, бабки Юлии, я заглянул в лавку старого Марка, докупить зелени и овощей для вечернего приема.

От магистрата я прошел по пустынной храмовой аллее мимо поблекших, почти сухих священных кипарисов, и углубился в скопление полосатых навесов и торговых палаток. Солнце поднялось уже высоко. Начинало разогревать.

 

Зеленщик Марк проворно сложил в корзину овощи и зелень, сверяясь со списком на вощеных дощечках, который я ему дал. Порылся в куче зелени на прилавке и положил сверху большой пучок сельдерея.

- Марк, а получше нет? – я притворно скривился, - Этот какой-то подвяленный.

- Да где я тебе получше-то найду? Траве вода нужна. Дождя вон сколько уже нет, - зашумел он и возмущенно махнул рукой в потолок, с которого свисали пучки трав и связки чеснока. – И акведука тоже нет! Будешь сельдерей брать?

Я кивнул.

- Четыре сулума с тебя. – Марк снизил тон и выставил на прилавок корзину. - Ты вроде у ихнего магистрата служишь? Вот поинтересовался бы, они вообще его чинить собираются? Нам вода нужна. А то мы скоро все тут засохнем, как твой сельдерей.

Он невесело усмехнулся.

Я уронил в его жилистую, с зеленоватыми пятнами, ладонь четыре мелких медных монеты.

- Да, спрошу, при случае, – я забрал корзину и махнул рукой на прощание.

 

Я вышел на улицу, поправил поля соломенной шляпы чтобы в глаза не жарило солнце. Поправил ремень с тубусом и перехватил поудобнее корзину. Становилось жарко и я привычно повернул к фонтану чтобы напиться. Но вспомнил, что фонтан был пуст. Чуть влажные серые камни были тронуты зеленью. Небольшая статуя женщины в центре скорбно глядела на пустой кувшин у себя в руках. Обычно из него текла вода. С постамента статуи были отбиты все бронзовые барельефы, изображавшие сцены из мифов. На пыльных камнях ограждения грелась на солнце одинокая коричневая ящерица.

 

Свернув с шумной, заполненной народом улицы, в узкий переулок, я вышел к храму бога моря, что за рыбными рядами. За храмом двое грузчиков, одетых только в штаны из мешковины и трухлявые камышовые шляпы, сгружали в раскрытые двери склада мешки из телеги. Уложив очередной мешок поверх других, тот, что постарше, снял с пояса флягу и потряс в руках.

- Пустая. – прохрипел он, присел в тень, на мешки, и кинул флягу рядом.

Его молодой напарник, судя по виду из северян, вытер лоб тыльной стороной ладони.

- Тогда давай заканчивать побыстрее, - он потер рукой короткую щетину на подбородке, - пока совсем не разогрело.

Я быстро прошел мимо, отводя глаза. Мне стало стыдно за то, что я не должен работать на солнцепеке.

 

Хотелось пить. Я свернул в тень, под кроны каштанов - здесь было чуть прохладнее - и двинулся в сторону городской стены, к мосту через священный поток. Обычно оттуда набирали воду для праздничных омовений. От ручья остался узенький, в два локтя, мутный ручеек, петлявший между покрытыми засохшей тиной камнями. Почти единственный оставшийся источник воды в городе. Он быстро обмелел. Воду просто разобрали горожане.

На камнях женщины набирали воду, практических положив кувшины в песок. Я присел на корточки ниже по течению и зачерпнул руками коричневатой воды. Сделал несколько небольших глотков. Ополоснул лицо. Вода отчетливо пахла тиной. Если так дальше пойдет, в городе начнется мор.

 

В случае беды нам даже некуда бежать за помощью. Храмы разграблены, на стенах святилищ жуткие варварские рисунки. Статуи богов разбиты, а на их постаментах захватчики воздвигли своих богов. Не уверен, что они нам помогут.

Я поднялся, перешагнул через поток и стал подниматься по вырубленным в известняке ступеням на другой берег.

Перед подъемом к верхнему городу раньше стояла статуя Герандии, покровительницы рек. Сейчас остался только голый постамент. Отколотая голова статуи закатилась за обломки колонны портика, где чахлая выгоревшая трава уже проросла сквозь трещины в древних мраморных плитах. Мимо потоком шли люди. Никому не было дела. Я направился через улицу, чтобы поднять голову и положить на постамент.

Внезапный удар палки обжег спину.

- В сторону, отродье!

Я отскочил. Четверо рабов пронесли мимо меня богато украшенные резьбой носилки. За занавеской на миг мелькнуло оплывшее мрачное лицо. Двое охранников с палками активно расчищали дорогу перед носилками.

 

Я зашел в дом Мания с черного хода, предназначенного для рабов. Поставил корзину с зеленью на кухне.

- А, Давус! Спасибо. – из кладовой выглянула бабка Юлия, - Тебя спрашивал господин. Так что бегом в атриум!

Я быстро сделал несколько больших глотков из висящего на стене медного кувшина с водой. Вытер рот ладонью и, подхватив тубус со свитками, пошел искать магистрата.

 

В атриуме его не оказалось. Молодая смуглая рабыня убирала со столика у бассейна остатки завтрака. Из дальних комнат слышались голоса.

 

Мания я нашел в кабинете. Он стоял, задумчиво опершись на угол стола, заваленного бумагами. Солнечный свет из окна ярким пятном лежал на его синей, расшитой серебряной нитью, тунике. Увидев меня, он сдержано поздоровался.

- Ведомости с тобой?

Я кивнул и протянул тубус. Некоторое время он изучал бумаги. Хмурился, поджимал губы и фыркал. Потом коротко приказал:

- Воды подай! – и не отрываясь от чтения протянул руку.

 

Я налил воды в серебряную чашу и подал Манию. Он сделал глоток и отставил чашу.

- Итак. Пиши! – он бросил свиток на стол, набрал в грудь воздуха и на секунду замер.

 

На боку чаши я заметил гравировку: трое воинов закалывали копьями быка. В горле возник ком. Я попытался сглотнуть, но горло пересохло. Словно наяву я увидел распластанное у стены дома тело брата. В ночь падения города разъяренные длительным сопротивлением солдаты закололи его копьями.

 

- Граждане! Друзья. Я принес вам благую весть! – Маний поднял руки так, будто показывал ребенка.

 

Я вздрогнул, настолько ярким было видение. Там, на штукатурке, до сих пор остались выщерблины от ударов и замысловатое как восточный иероглиф пятно крови.

 

– Давус, ты пишешь? – в голосе Мания послышалось раздражение, - Все мы знаем, что в городе не хватает воды, так как землетрясение разрушило акведук. Что, не скрою, было для нас весьма кстати, но, тем не менее, его нужно починить!

Маний подхватил кубок, сделал глоток и в задумчивости широко повел рукой в сторону.

- Подсчеты магистратов показали, что имеющегося материала не хватает. Подходящего поблизости тоже нет, а возить издалека нет времени. Но, городу нужна вода! Так что же делать?

Он щелкает пальцами, мнется, морщится, будто и правда не знает, что делать. Но это тоже часть представления. Я выводил буквы, царапая воск на дощечках. Стилус все глубже и глубже врезался в воск. Неожиданно магистрат торжественно поднимает вверх палец.

- Решение есть! Я, Маний Корвус, предлагаю достопочтенному совету взять камень для ремонта акведука прямо здесь, - он ткнул пальцем себе под ноги, - в городе. Для этого нам потребуется всего лишь разобрать развалины храма так называемой Великой Матери. Ну, и некоторых других...

 

Боги, что несет этот песий выкидыш! Я с силой продавил слой воска. Стилус уткнулся в дерево.

 

Неожиданно за окном раздался шум голосов. Маний фыркнул, раздраженно бухнул чашу на стол и подошел к окну.

- Да, что там такое?

 

Мои пальцы крепко сжали бронзовый стилус. Как нож. Это был шанс! Боги давали мне возможность спасти храм. Я стремительно подошел к Манию, который продолжал смотреть в окно. Спиной ко мне. Я замахнулся и увидел, что снизу, из внутреннего дворика, на нас смотрит маленькая Ливия, дочь Мания.

Девочка застыла. Ее темные глаза расширились, она открыла рот, чтобы закричать, но не смогла. Маний медленно обернулся, увидел занесенный стилус в моей руке. Усмехнулся и негромко произнес:

- Ну, что ж ты замер, Давус? Решил бить – бей!

Я попятился. Ярость резко схлынула, ноги сделались ватными, руки мелко задрожали. Дощечки с недописанной речью и стилус упали на мрамор пола. Я закрыл лицо ладонями.

 

Меня не бросили на арену только по милости богов. Зато отправили на общественные работы в городской магистрат. Фактически в рабство. Словно в насмешку боги заставили меня собственными руками разбирать храм великой матери. Долгие месяцы под палящим солнцем мы аккуратно выдалбливали раствор, вытаскивали тяжелые блоки и опускали их на катки. А потом, обливаясь потом, впрягаясь в ремни вместе с волами, тащили к далекому акведуку. Там другие рабы возвели огромные леса и краны. Они поднимали блоки наверх и укладывали их в арки.

К зиме жара спала, пошли дожди, и с водой стало чуть полегче. А новые хозяева даже прислали на стройку солдат.

Глядя на то, как тает в небытии храм, я много думал о случае с Манием, и винил себя за слабость.

 

Когда по акведуку снова пошла вода, от храма осталась только несколько гранитных блоков. Настолько больших, что мы не смогли их сдвинуть. Но вскоре в городе зазеленели деревья, ожили кипарисы на храмовой аллее, забили фонтаны. Снова наполнился священный поток у городской стены. А весной на его берегах распустились большие белые цветы. И я подумал, что богиня не зря не дала мне в тот день убить Мания Корвуса. В тот день ко мне перестали приходить кошмары.

 

Великая Мать не оставила свой народ и помнит нас. Она пожертвовала храмом из камня, чтобы избавить нас от жажды. Но храм не исчез, потому что теперь он везде. В каждом камне нового акведука, в зеленеющих деревьях, в священном потоке и цветах на его берегу. В каждом городском фонтане. И в каждой кружке воды, которую рабочий подносит к засохшим от жары губам.


Оцените прочитанное:  12345 (Ещё не оценивался)
Загрузка...