1.

 

Казалось, перед его домом собралось все пуэбло. Не пришли разве что самые древние старухи. Младенцы рыдали на руках у измученных матерей, мужчины стояли, вызывающе скрестив руки на груди. Староста был чуть впереди.

— Ты опять будешь танцевать, - сказал староста. - Больше нам обратиться не к кому.

Из толпы кто-то выкрикнул:

— Если этот толстяк еще может делать свое дело!

Молодые парни загоготали.

 

Саратонга дождался, когда стихнут последние смешки, и медленно произнес:

 

— Вы же знаете, что меня изгнали из брухо. Я больше не пляшу.

 

Староста достал из кармана небольшой предмет и шагнул навстречу Саратонге.

— Пляшешь. И лучше бы тебе вернуться к делу поскорее. Люди измучились без дождей. Земля измучилась.

 

В заскорузлой ладони старосты лежала фигурка броненосца, выточенная из кости с необыкновенным мастерством.

 

— Ее принес с утра бродячий торговец. Сказал, что это послание для тебя от твоих учителей, и ты его поймешь. Я тоже понял.

 

Саратонга осторожно взял фигурку и впервые открыто обвел взглядом собравшихся людей.

— Брухо пляшут не для людей. Они пляшут для богов. Я свой танец уже станцевал, и он не пришелся богам по нраву. Спросите у своих отцов и матерей, чем закончились для них мои пляски.

 

— Моя мать была одной из тех, кто чуть не умер по твоей вине, - тихо сказала одна из женщин, за юбку которой цеплялись сразу трое ребятишек. - Не сильно-то она любила говорить о тех днях, но кое-что о твоей магии она рассказывала. Танцуй. Кто знает, может ты все эти годы не только живот растил, но и мудрость.

 

Обитатели пуэбло медленно разбредались по домам. Саратонга уже было развернулся, чтобы зайти в дом, но спохватился и крикнул в удаляющиеся спины:

— Пришлите мне музыканта! Хорошего музыканта! Без музыки танцору сложно.

 

 

2.

 

Присланный музыкант радовался и боялся одновременно. С одной стороны, какое-то время ему не нужно будет поить маис собственным потом, а с другой - брухо мог оказаться пострашнее жары и работы на поле.

 

— Как тебя зовут? - спросил Саратонга, рассматривая юношу, вцепившегося в видавшую виду куатро - четырехструнную гитару.

— Адан. Меня так назвали в честь южного ветра, который неизменно дул матери в лицо, когда она носила меня. Отец частенько ворчит, что этим ветром меня и надуло.

 

Саратонга вздохнул. Видимо, парень был из тех, кто от страха становился болтлив.

— Ну, сыграй мне что-нибудь, сын ветра.

 

Адан поудобнее взялся за куатро и заиграл. Играл он неплохо, да и мелодию выбрал выигрышную - быструю, веселую, какую всегда и ожидаешь от небольшой гитары. Не хватало только песни - и вот она, деревенская ярмарка во всей красе с орущими в клетках петухах, мекающими козами и солнечными отсветами на тыквенных боках. Саратонга мысленно представил себе, как он грузно прыгает под эту музыку на рыночной площади, а рядом, сверкая белыми молодыми зубами, играет Адан.

— А больше никого нет? Вроде старый Лино в свое время отлично играл на тепонацтлях.

 

Юноша явно обиделся.

— Старик даже ложку в руках удержать не может, не говоря уже о барабанных палочках. Да вы прислушайтесь! Оглянуться не успеете, как запляшете! И дождь прольется, и земля заплодоносит!

 

Ярмарочная мелодия зазвучала с новой силой, но брухо вместо того, чтобы заплясать, принялся чертить в пыли спираль.

 

Когда староста протянул ему фигурку броненосца, Саратонга испытал давно забытое ощущение - предвкушение танца. Сейчас, когда Адан старательно бил по струнам, этого ощущения не было. Ничто внутри не отзывалось.

Танец вырастает из музыки, зреет в ней. Только каждая музыка дает свой плод.

А может быть, дело вовсе не в музыканте? Может, его собственный дар утек, растворился после долгих лет, в течение которых Саратонга старательно глушил в себе любые проявления танца? Его тело, его собственный музыкальный инструмент, сдалось под натиском запрета. Оно стало слабым, неповоротливым и больным.

Саратонга посмотрел на музыканта. Тот сидел, привалившись спиной к стене дома. По его смуглому лицу тек пот - то ли от палящего солнца, то ли от страха сбиться.

Брухо вынул из пояса крошечного броненосца и осторожно провел пальцем по круглой спинке и острым ушам. А потом, отбросив сомнения, встал в центр начерченной на красной земле спирали.

 

***

Под веками Саратонги плясали цветные пятна, постепенно складывающиеся в картинку: старый учитель сидит на земле, беззубая улыбка освещает его лицо, а над ним кружит огромная стая птиц, собранная внутренним танцем старого брухо для защиты полей от вредителей.

Первый учитель, совсем уже старый и немощный на момент прихода Саратонги, говорил, что танец рождается внутри, а тело его только проявляет. И даже когда тело дряхлеет и больше ни на что не способно, танец никуда не уходит. Просто его не увидать постороннему.

Глуховатый ритм барабана, старый человек на земле, птицы над головой.

Даже разбитый горшок может удержать немного воды, - повторил про себя Саратонга любимую присказку учителя и, не открывая глаз, выпрямил спину и поднял руки, чтобы начать первую, самую простую форму.

 

3.

 

— Да ничего такого он не делал, - рассказывал вечером Адан своим сестрам. - Нарисовал какую-то закорюку в пыли и целый день стоял столбом. Иногда принимался руками из стороны в сторону водить. Один раз чуть не упал, ногу что ли у него свело. Я вообще не понимаю, как он сможет танцевать, эта туша. Отец рассказывал, что танцоры брухо тонкие и гибкие.

— Он такой и был, - неожиданно вступила в разговор старая абуэла - бабушка Адана. - Брухо забрали их с братом совсем маленьким, а когда они вернулись - никто их и не признал, особенно Саратонгу. Высоченный, худющий, руки и ноги длинные, а ходил так, что не всякая девица сможет - как будто сама земля ему под ноги стелется. Ты его зовешь, а он ме-е-е-дленно так поворачивается - да не всем телом, как мужчины наши, у которых от тяжелой работы шеи уже не вертятся...

— Говорят, - сказала одна из сестер, - что когда он последний раз танцевал, земля встала дыбом, налетела саранча и сожрала все посевы, а дождя после этого и вовсе несколько лет не было.

— Молчи, девочка, - устало цыкнула старуха. - Все не так было, уж я-то видела. Ни саранчи не было, ни пляски земли. Просто перестарался наш брухо по молодости. Перетанцевал. Просил о дожде, а пришел грязевой сель и почти стер наше пуэбло с лица земли.

 

4.

 

Шли дни. Адан возненавидел и брухо, и гитару, и музыку вообще. Мелодии, которые он знал, от многократного повторения стали казаться плоскими и невообразимо скучными. Болели пальцы, болела спина от долгого сидения. От того, чтобы бросить все, останавливало только одно - сочувственные взгляды брухо.

А через какое-то время все изменилось. Брухо, ранее молчаливый и не слишком-то общительный, во время отдыха начал разговаривать.

— Мой брат играл на многих инструментах. Но особенно он любил хехуэтль. Это большой барабан, на котором можно играть и палочками, и руками. На нем можно изобразить дождь, детские шаги, кулачный бой и даже шелест перьев орла. Я никогда не плясал под струнные инструменты, только под барабаны. Поэтому мне так сложно сейчас перестроиться. Да и не всякая гитара подходит для магии. Одна из наших танцевала под гитаррон. Это большой инструмент. Глубокий звук. Та брухо и ее музыкант творили настоящие чудеса. Говорят, что он, ее музыкант, добыл звук в сновиденном путешествии. Да и мелодии свои он, судя по всему, приносил оттуда же - из снов.

— Из снов? - переспросил Адан.

— Да. Тебе же снятся сны?

— Снятся, - неохотно ответил музыкант.

Разговор отчего-то тревожил его.

— А что происходит с тобой, когда ты ложишься и засыпаешь?

— Сначала мысли начинают путаться, потом темнота становится гуще, а затем я вижу или не вижу сон.

— Там, во сне, ты знаешь, что ты спишь?

— Нет, я просто что-то делаю, куда-то иду. Мне и в голову не приходит, что это может быть не по-настоящему.

— Надо помнить себя даже во сне.

Саратонга помолчал, а потом добавил:

— Принеси мне новый звук, Адан.

 

5.

После этого разговора Адан окончательно лишился покоя. Парень стал раздражительным и молчаливым. Слова брухо показали ему дверь, но не рассказали, как пройти сквозь нее. Всегда легко засыпавший парень теперь подолгу ворочался на жесткой постели, пытаясь не пропустить момент, когда зарождается сон. Ничего не получалось. Раз за разом он, Адан, терял себя и обретал только наутро.

Простая жизнь закончилась. Брухо все-таки оказался настоящим. Пусть он пока и не танцевал, но он менял вокруг себя реальность. Лучше бы Адан тогда выбрал маисовое поле.

В очередной раз, когда Саратонга подсел к парню, разговор долго не клеился. Брухо вертел в пальцах броненосца, которого доставал из кармана в любую свободную минутку.

— Ты знаешь сказку о броненосце, который хотел петь?

— Нет.

— Тогда слушай. Один броненосец больше всего любил приходить на пруд к лягушкам и слушать их песни. Лягушки были большими мастерицами. Они пели все вместе, их многоголосица сливалась воедино, и эти звуки были слаще меда, который однажды довелось попробовать броненосцу. Он тоже пробовал подпевать, но как только раздавался его голос, лягушки тут же принимались смеяться над ним.

 

Брухо рассказывал так хорошо, что Адан почти увидел пруд, броненосца и лягушек. Он, как завороженный, смотрел на руки Саратонги, которые тоже принимали участие в рассказе. Когда тот говорил о пруде, они делали плавный круг. Они показывали очертания броненосца, слушающего пение лягушек.

 

— От смеха лягушек становилось больно. Броненосец уходил под куст, сворачивался в шар и в одиночестве проживал печаль. Однажды от перелетной птицы он узнал, что в трех дня пути на юг живет ведьма, которая может помочь исполнить любое желание. Броненосец, желающий петь, отправился в путь. Он шел долго, гораздо больше трех дней. Наконец он дошел до ведьмы. Та выслушала его просьбу и ответила, что не сможет ему помочь. Но если желание броненосца сильнее любого страха, она направит его к другому мастеру. Броненосец обрадовался и тут же снова пустился в путь. Мастер выслушал просьбу и спросил, на что готов броненосец ради исполнения своего желания. Услышав ответ, он убил броненосца и сделал из его панциря гитару. И когда человек с гитарой-броненосцем пришел к пруду с лягушками и сыграл им, те опять замолкли. На этот раз почтительно. Броненосец на этот раз пел куда слаще их.

 

Брухо закончил рассказ жестом, похожим на движение руки гитариста, выпускающего последний звук.

 

Неожиданно для себя Адан заплакал.

— Зачем нужна музыка, если ты ее больше не услышишь? — спросил он у брухо.

Тот пожал плечами.

— Возможно, броненосец решил, что он сам станет музыкой. И его жизнь - подходящая цена для этого.

— А я думаю, — закричал Адан, — что мастер ничего не объяснил броненосцу - и просто его убил! А потом еще смеялся над бедолагой, когда играл лягушкам.

 

Брухо не стал удерживать парня, когда тот вскочил и побежал прочь.

 

6.

 

Два дня Адан не приходил к Саратонге. Рассказанная история поселилась в нем и не давала покоя. Особенно один вопрос - на что он сам готов ради музыки?

— Раньше я думал, что музыка нужна для того, чтобы люди могли отвлечься от работы и повеселиться. А этот брухо требует от меня чего-то иного, — жаловался Адан абуэле. — Вот пусть сам себе и играет, раз такой умный.

— Если требует, значит, видит что-то в тебе. Что-то стоящее, — сказала абуэла, с озабоченным видом рассматривающая остатки маиса в горшке. — Мой тебе совет - не трать силы на то, чтобы сердиться. Лучше направь их на то, чтобы повернуть голову в ту сторону, в которую тебе показывает брухо.

— На ослиную кучу он показывает, — проворчал Адан. — Сам не танцует, потому что ноги такую тушу таскать не могут, а меня попрекает.

Абуэла с печалью посмотрела на него, но ничего не сказала. Вместо этого она вздохнула и протянула внуку лепешку.

В ее жесте было столько любви, что у Адана защекотало в носу. В голове возникла мелодия. Такая же печальная и полная нежности, как и его бабушка.

Вместо лепешки он взял в руки гитару. Его пальцы пробежали по струнам. В тишине раздалась тихая красивая мелодия.

— Это ты, — сказал Адан бабушке. — Я сыграл тебя.

 

Той ночью Адану снилось побережье. Обычно ему снилась работа в поле, снились соседские девчонки, снилась абуэла - его старая бабуля - за домашней работой. А тут вот, нате - бескрайний океан и крики чаек. Адан сидел на песке и играл на гитаре. Одна из чаек села на большой камень рядом с ним и спросила:

— Ты хочешь играть так, чтобы брухо затанцевал под твою музыку?

 

Адан внутри запылал. Он разом вспомнил и понял тысячу вещей - вспомнил рассказанную ему сказку, вспомнил слова брухо про сны и понял, что сам он, именно в этот момент, спит. Еще несколько мгновений он смотрел в желтые чаячьи глаза, которые становились все больше и ярче, а потом проснулся.

Возможно, он все-таки принесет брухо новый звук. Резкий, протяжный, похожий на крик чайки.

 

7.

 

Долгие дни, наполненные палящим солнцем и запахом пыли, Саратонга стоял в центре спирали, которую он заново чертил каждое утро. Танец - это не прыжки и перебирание ногами. В первую очередь это умение проявить собой внутреннее движение, а любое движение начинается с покоя. Вот он и стоял в своей точке покоя, запрещая себе думать о том, что время идет и маисовое поле, начинающееся прямо у его дома, продолжает желтеть. Он слушал звуки маисовых стеблей, которые должны шелестеть под ветром нежно и чуть приглушенно, а вместо этого издававшие сухой и безнадежный шорох.

Адан сегодня пришел совсем рано. Рассветное солнце еще не успело выпить остатки ночной прохлады, ноги брухо еще не успели устать от долгого стояния на одном месте.

Музыкант привычно устроился у глиняной стены дома, но играть не спешил. В молчании, окутывающим музыканта, брухо почуял что-то новое. Его тело напряглось, в ушах зазвенело. Взгляд Адана был непривычно серьезен.

— Если бы корпус моей гитары был сделан из броненосца, который хотел петь, — начал Адан, — я бы использовал не только струны.

Музыкант начал неспешно отбивать ритм, ударяя ладонью по корпусу гитары. Звуки были тихие. Старый плохонький инструмент звучал гулко. Куда ему было до барабанов. Так бы сказал случайный слушатель, но как хорошо, что эти звуки предназначались не для него.

Ноги Саратонги пришли в движение. Впервые на памяти Адана брухо покинул центр спирали.

Ритм вел его по нарисованным линиям все дальше от центра, а когда стук сменился звуком, похожим на чаячий крик, Саратонга рассмеялся. Музыка, такая странная и непривычная, наполняла его изнутри и позволяла опереться на ее.

Адан, отрешенный и погруженный в игру, совершенно не удивился, когда вокруг медленно двигающегося Саратонги закружилась поднятая в воздух пыль.

Ветра не было, но пыль все равно плясала, как и сам брухо.

 

— Ты танцевал, — сказал Адан Саратонге, когда музыка прекратилась. — По-настоящему танцевал.

— Ты играл, — улыбнулся Саратонга. — По-настоящему играл.

 

8.

 

Радость Адана была недолгой. Брухо, убедившись в том, что Адан способен на многое, насел на него с новыми силами.

— Слушай! — говорил он по сто раз на дню.

И Адан, внутренне ругаясь и причитая, слушал. Он ловил звуки, сопровождающие заход солнца. Ловил топоток мышей, бегающих между рядами маиса. Ловил звуки дыхания абуэлы, в которых было так много несказанного и непроговоренного.

Даже во сне Адана окружали новые звуки и созвучия. Когда он вспомнил себя посреди сна про реку и лодку, наутро он принес брухо звук, с которым разыгравшаяся рыба выпрыгивает из золотистой солнечной воды.

Саратонга оценил подарок. Дождавшись подходящего момента, он топнул ногой - и вокруг него пыль сложилась в узор, напоминающую рыбью чешую.

— Мне кажется, — шепнул Адан тем вечером бабушке, — что наш брухо уже скоро сможет танцевать в полную мощь. Он уже и не такой толстый. Даже прыгать стал, а не просто расхаживать туда-сюда.

— Вот бы мне подпрыгнуть пару раз, — перетирая зерно, сказала абуэла. — Только ноги уже не те.

— Зато голова у тебя самая светлая, — ответил Адан. — Мне бы такую.

Абуэла посмотрела на него, склонив маленькую голову к одному плечу.

— У тебя все в порядке с головой. И с сердцем, — ласково проговорила бабушка. — Потому мне и не страшно будет уходить, когда настанет время. Ты сможешь позаботиться о сестрах.

Адану взял ее руки, похожие на птичьи лапки, и приложил их к груди. Он не знал, что ей ответить, потому что каждое слово было бы неподходящим.

Вечером он играл ей на гитаре, а абуэла беззвучно плакала, потому что на этот раз Адан играл не про нее, а про свою любовь к ней.

На следующий день часть этой мелодии прорвалась в музыке, которую он играл для брухо. Саратонга даже замер на какое-то мгновение, задрав лицо к небу. На его плечи опустились две горлицы, соткавшиеся из полуденного марева.

— Хорошая мелодия, — сказал Саратонга. — Запомни ее. Она понадобится мне, когда я буду танцевать для матери, не могущей разрешиться от бремени. Ребенок услышит, что его любят и ждут, и покинет материнское лоно.

— Надо же, — недоумевающе сказал Адан. — Брухо и в таких случаях могут

помочь?

Саратонга кивнул.

— А еще мы помогаем старикам легко уйти. Между рождением и смертью не такая большая разница. Разница только в том, в какой именно мир переходит душа.

Адан помрачнел. Жара усиливалась, за водой приходилось ходить все дальше, и разговоры о смерти скоро могли перестать быть просто разговорами.

Вечером, когда уставший Адан собирался идти домой, к дому брухо пришел староста.

— Ты готов танцевать? — спросил он у брухо, буравя того взглядом.

— Еще нет, — ответил Саратонга. — Дух мой уже готов, а тело слабо.

Староста посмотрел в сторону желтеющих полей.

— Еще неделя такой жары - и урожай погибнет полностью.

— Я знаю, — мягко ответил Саратонга. — Я сделаю все, что в моих силах. Адан мне поможет.

Староста посмотрел на Адана. В его взгляде была такой же настороженный холодок, с которым он смотрел и на брухо.

— Голодные и отчаявшиеся люди способны на многое, — наконец изрек староста. — Пусть никто из нас не узнает меры их отчаяния.

 

9.

 

Адан уже засыпал, когда абуэла осторожно потрясла его за плечо.

— Твой брухо здесь! — сказала она, озираясь на дверь. — Говорит, что тебе надо вставать. Люди пришли за помощью.

Голова была мутная и тяжелая, но Адан неожиданно для себя поднялся без всякого ворчания. Мало ли, кому нужна помощь. Схватив куатро, свою гитару, он вышел к ожидающему его брухо.

За его спиной угадывалось две фигуры - одна была совсем тоненькой, женской. Другая была выше и мощнее.

— Слухи о том, что я затанцевал, уже разошлись, — сказал Саратонга. — Настало время проверить, способен ли я на что-то, кроме как поднимать вокруг себя пыль.

До дома брухо все шли в полном молчании.

Саратонга развел посреди дворика костер и уселся прямо на землю.

— Повторите свою просьбу, — сказал он.

В свете костра Адан узнал пришедших. Это была пара молодоженов. Он играл на их свадьбе год назад. Адан тогда хорошо их запомнил. Парень был угрюмый и как будто сложенный из каменных блоков. Девушка была его полной противоположностью - живая и подвижная, как рыбка в воде.

— Моя жена не может понести, — мрачно сказал парень. — Обычно к годовщине свадьбы жена уже рожает первенца, а она никак.

Адан увидел, как девушка вздрогнула и обхватила себя руками.

Саратонга встал и подошел к девушке. Он что-то шепнул ей на ухо, а она так же тихо ему ответила.

Увидев это, парень сжал кулаки и двинулся было в сторону Саратонги, но тот остановил его властным жестом.

— Я буду танцевать, — сказал Саратонга. — Будем надеяться, это поможет. Только об одном предупреждаю. Когда я начну, вмешиваться уже нельзя.

Казалось, парень заколебался. Его взгляд метался между женой и брухо, но наконец он принял решение.

— Хорошо, — неохотно сказал он и отошел к стене дома.

 

Адан смотрел на Саратонгу, надеясь на то, что тот даст ему указание - что играть и как играть, но тот просто ободряюще улыбнулся ему.

Начал Адан неудачно. Он понял это не только потому, что Саратонга стоял без всякого движения. Мелодия, которую он начал наигрывать только потому, что ничего другого ему в голову не пришло, относилась к другим людям и к другому времени.

Пальцы легли на струны, заглушив звук. Адан вздохнул и посмотрел на девушку. В свете костра ее лицо казалось совсем детским и испуганным.

Адану захотелось ее утешить и приободрить.

Он поискал внутри себя созвучия, подходящие для этого, и заиграл снова.

Адан играл, опираясь на свои воспоминания о свадьбе девушки. О том, как хороша она была. Как сверкали ее темные глаза, как блестели под солнцем косы, уложенные на голове короной.

Мелодия не была быстрой. Она была тягучей и полной скрытого огня. Адан вложил в нее новые звуки из снов - перестук камней на дне ручья и утробное мурчание кошки, вылизывающей котят.

Брухо скользил вокруг девушки, как если бы хотел разглядеть ее со всех сторон. Потом движения его совсем замедлились. Он почтительно замирал в сложных позах, требующих хорошего баланса, протягивал к девушке руки, как будто просил ее о чем-то.

Казалось, что костер стал гореть ярче. Теплый свет выхватывал из темноты фигуру девушки — и Адану казалось, что на ее месте стоит другая. Эта другая была более высокая и статная. Осанка ее была горделивой, а взгляд прямой и уверенный.

Саратонга взял девушку за руку и повел ее по кругу. Она плыла в темноте, освещенная собственным светом, исходящей от кожи. Тяжелые юбки качались мягко и маняще.

На секунду Адан забыл, что ему надо играть. Сердце его билось быстро, как у пойманного кролика.

“Я буду молиться о жене, похожей на нее”, — подумал он. — “Я стану заботиться о ней, а она будет светить мне даже в полной темноте”.

 

Когда муж с женой уходили, они выглядели совсем иначе. Муж выглядел потрясенным, он робко обнимал жену за плечи, а та уже не выглядела робкой.

 

— Что за танец ты танцевал? — спросил Адан у Саратонги. — Танец плодородия?

— Ты так ничего и не понял? — с досадой сказал брухо. — Девочка плохо ест и слишком много работает. Она не может забеременеть, потому что ей нечем будет кормить ребенка внутри себя. А этот дурень не замечает этого или не хочет замечать. Сейчас всем несладко, но он требует от жены слишком многого.

Лицо брухо смягчилось. Он сжал плечо Адана и сказал:

— А ты молодец. Ты нашел правильную мелодию для нужного танца.

— Танец восхищения?

Брухо рассмеялся.

— Со второй попытки ты догадался. Я танцевал для Первой Женщины, которая живет во всех своих дочерях. И девочка вспомнила об этом. Надеюсь, теперь она будет заботиться о себе, даже если в нем ничего не изменится.

— Изменится, — усмехнулся Адан. — Ты мудр, брухо. Спасибо за урок.

 

10.

 

Утро началось с драки.

Адан услышал мужские крики, даже не доходя до дома брухо.

— Что ты с ней сделал, боров? Ты околдовал ее?

На брухо наскакивал вчерашний муж, приведший с собой двух братьев. Братья казались испуганными, но кулаки сжимали решительно.

Саратонга, стоял на пороге дома, скрестив руки на груди. Он уже не был похож на того, кто стоял перед всеми жителями пуэбло, когда староста отдал ему фигурку броненосца. В нем чувствовалась сила, а руки и ноги уже не были похожи на тесто.

— Она отказалась ложиться со мной, — сквозь зубы сказал парень. — Она сказала, что уйдет к тебе. Станет твоей работницей, сестрой. Кем угодно, лишь бы ты разрешил ей остаться. Мне пришлось запереть ее.

— Если ты поднял на нее руку, — тихо сказал брухо, — тебе не поздоровится.

Парень скривился.

— Может быть я и хотел это сделать. Но не смог. Наверное, ты и меня околдовал.

— Это хорошо, что не смог, — улыбнулся Саратонга. — У тебя есть шанс начать все заново со своей женой.

Кулак парня полетел прямо в лицо брухо.

Адан не успел ничего понять, но воздух как будто дрогнул, а земля словно толкнула его в ступни. Он еле удержался на ногах, чего нельзя сказать о пришедших.

Все трое лежали в пыли с изумленными лицами.

— Вы росли без понимания, кто такой брухо, — мягко сказал Саратонга. — И в этом есть моя вина. Передай свой жене, что брухо живет один. Таковы правила. А еще передай ей, что она всегда сможет обратиться ко мне за помощью. Как и ты сам, когда поймешь, что свернул не туда. А ты поймешь. Не зря же она согласилась выйти за тебя замуж.

Незваные гости уходили молча.

— Я последний дурак, — сказал Саратонга Адану, бессильно осев на порог. — Я так ничему и не научился за те годы, когда раздумья были моим единственным делом.

— Ты все сделал верно, — твердо сказал Адан. — Когда человек не хочет видеть правду, надо помочь ему ее увидеть.

— Кстати о правде, — Саратонга поднял глаза на Адана. — Мне нужна твоя помощь. Мне нужна особая мелодия для особого танца.

— Ты наконец-то будешь вызывать дождь? — с восторгом спросил Адан.

— Нет, — коротко ответил брухо. — Я буду танцевать танец броненосца. Танец верного выбора. Тебе тоже нужно подготовиться. Подумай о всех своих решениях - верных и неверных. Подумай о мелодии, которая могла звучать тогда в твоей голове и сердце.

 

11.

Саратонга танцевал с двумя жердями, которые выглядели в его руках тоненькими палочками.

Адан играл так хорошо, как никогда в жизни. Куатро в его руках перестала быть обыкновенной четырехструнной гитарой, а стала чем-то большим. Она звучала барабаном, когда того требовала мелодия, она гудела так, как гудит ее старший брат - гитаррон, она пела нежно, как поют цикады по вечерам.

Брухо плясал сам, и плясали жерди в его руках. Периодически он с треском соединял их - и тогда от них отлетали щепки, которые ложились вокруг танцора замысловатым узором.

Танец был долгим. Адан уже совсем выдохся, пальцы болели и требовали пощады. Наконец Саратонга остановился.

Он долго изучал узор, выстланный перед ним из щепок, а потом повернулся к Адану.

— Танец дождя танцевать нельзя. Будет то же самое, что и в прошлый раз, а возможно, что и хуже.

Адан побледнел.

— Ты понимаешь, что без дождя мы обречены? Может, все-таки рискнуть...

— Дождь будет. Он уже идет, я чувствую его. Просто надо подождать и не торопить его. Уж что-то, а я знаю толк в ожидании. И знаю, когда нужно отступиться.

Заморгав, Адан уставился на Саратонгу. В голове промелькнула мысль о том, что брухо может просто бояться, и о том, что страх ошибки может заставить в узоре из щепок углядеть указание отступиться.

— Я надеюсь, что ты прав, — потерянно сказал Адан. — Пусть ты окажешься прав.

 

12.

Перед домом брухо собралось все пуэбло. Люди стояли под выцветшим небом без единого облачка и молча смотрели на Саратонгу.

— Сейчас ты будешь танцевать, — сказал староста. — Больше ждать нельзя. Ручьи совсем обмелели, мы выбиваемся из сил. Если урожай погибнет, то и мы тоже вслед за ним.

— Я разговаривал с богами, — успокаивающе сказал Сараторнга. — Дождь придет сам, его нельзя торопить. Если я станцую, на моей совести будут еще погибшие.

— Ни с какими богами он не разговаривал! — прокричала какая-то женщина. — Я видела, как он скакал с палками, раскрошил их в труху, а потом ушел домой.

— Боги разговаривают с нами так, чтобы мы могли понять их, — сказал Саратонга. — Я - ваш брухо. Я желаю вам только добра. Доверьтесь мне.

— Моя жена чуть было не ушла к тебе, — выкрикнул из толпы уже знакомый Адану парень. — Я доверился тебе, я привел ее к тебе.

Стоявшая рядом с парнем девушка вздернула подбородок и сверкнула глазами.

— Будешь орать, — сказала она, — точно уйду.

По толпе пронесся смешок, но он быстро затих, когда староста вышел вперед.

— Ты танцуешь прямо сейчас, — медленно выговаривая каждое слова, повторил староста. — Иначе у нас нет больше брухо.

Саратонга отрицательно покачал головой. Он смотрел на небо, словно ожидая, что там словно ниоткуда появятся облака, готовые пролиться драгоценной влагой.

Облаков не было. Брухо с отчаянием посмотрел на жителей пуэбло. Руки его дернулись, словно он хотел вытянуть их в просьбе о пощаде или доверии.

Выражение его лица словно дало разрешение на то, что случилось дальше. Староста швырнул булыжник первым.

Камень не долетел до брухо, но долетели другие, которые последовали за ним. Брухо не сопротивлялся и не уходил в дом. Он просто стоял и вздрагивал, когда очередной камень попадал в него.

Адану стало страшно. Люди вокруг него казались совершенно незнакомыми. Они швыряли камни, которые они принесли с собой в карманах и сумках, молча, сжав зубы.

Он побежал к брухо, уворачиваясь от летящих камней, но тот сделал движение рукой - и Адана отбросило назад.

— Уворачивайся! — кричал Адан, вставая с земли. — Не стой истуканом!

Адану отчаянно не хватало гитары, которую он оставил дома. Казалось, что он может сыграть так, что люди одумаются.

Мелодии - грозные, грустные, отчаянные - звучали в ушах. Звуки, пришедшие из снов и из жизни, пульсировали в крови, складываясь во что-то цельное.

Когда один из камней задел голову Саратонги так, что он покачнулся, схватившись за висок, Адан швырнул слышимую только ему мелодию к брухо.

Саратонга повернулся к нему и уставился округлившимися глазами.

— Я слышу, — прочитал по губам Адан.

Брухо все-таки стал танцевать под пойманную мелодию. Камни продолжали лететь в него как рой огромных насекомых, но он уклонялся от них легко, будто играючи.

В этот момент над головами раздался сухой треск. Треск, похожий на треск палок в руках у Саратонги.

Жители пуэбло подняли глаза на небо. Внезапно появившийся ветер стал трепать юбки, а в воздухе появился странный запах.

Из-за ближайшей горы на пуэбло понеслись облака. Темные, плотные, похожие на обросших и грязных овец.

Казалось, что первые капли упали на всех одновременно, потому что одновременно же люди и закричали от счастья и облегчения.

Адан подбежал к Саратонге, который присел на порог в любимой позе - ноги широко расставлены, руки спокойно лежат на коленях.

По его виску текла кровь, смешиваясь с дождевой водой.

— Сегодня ты играл так, как даже мой брат не играл, — сказал Саратонга Адану, присевшему рядом. — Тому все-таки инструмент был нужен.

Адан пожал плечами. Он смотрел на то, как люди разбегаются по домам, подставляя дождю ладони и лица.

Саратонга достал из кармана фигурку броненосца и протянул ее Адану. Тот потрогал острые уши и с возмущением сказал:

— Нет, ну надо же - отдать свою жизнь только ради того, чтобы петь лучше лягушек! Да кто угодно поет лучше лягушек!

Адан говорил и говорил, а Саратонга смотрел и видел другое, самое важно - то, как бережно руки музыканта поглаживают круглую спинку броненосца. Того, кто сам стал инструментом.