Rusty_looser

Предназначение власти


“Вы узнаете его по чудесам его, по метке солнца на коже его, по силе в словах его”
 
12.73 Мантионэя от Киррия

 


“Бездонный страх немых ночей,
 
В умах туман - свет фонарей
 
Здесь освещает только грязь
 
И души, скованные с ней.
 
Толпа мышей, в загоне лет,
 
Пьет лживый яд публичных змей.
 
А дни идут. Крысы поют,
 
Чеканя шаг под хруст костей.
 
Ты не сеешь и не жнешь.
 
Раб торгует свое время.
 
Сделанного не вернешь.
 
Совесть - это только бремя.”
 
Из похабных песен наемников. Автор не известен.

Покрытые сверкающими в закатном солнце капельками пота ножки непринуждённо махали в воздухе. Тонкие пальцы на крохотных, почти детских руках отщипывали крупные виноградины от ветки на подносе. Влажная ткань непристойно просвечивала, почти не скрывая девичью грудь и манящие изгибы тела.

Яков сглотнул. Он уже не раз возлежал с ней, но почему-то она по-прежнему вызывала желание. Что-то было в спокойном поведении. В движениях - осторожных, угловатых и неопытных, но хранящих тонкое прикосновение фальши. Словно щепотка жгучих мавританских специй на сладком фрукте, в её глазах проскальзывал на мгновение огонек тайны. Хотя скорее всего это просто воображение уставшего от однообразия старика.

Яков усмехнулся своим мыслям и посмотрел вниз. На поверхности воды он увидел своё отражение. Маленькие свиные глаза торчали двумя уродливыми коричневыми бусинами, скрытыми за редкими бровями. Дряблые щёки подрагивали как желе в ответ на любое движение грузного тела. Яков нахмурился, отчего красное от пара лицо стало похоже на сморщенный анус. Понтифик резким движением ударил по воде и оттолкнувшись от борта поплыл на другую сторону комнаты. Волна воды от удара обрызгала лежащую на софе девушку. Она удивлённо подняла голову, подождала несколько мгновений и пожав плечами продолжила наслаждаться свежими фруктами.

Похожий на огромную розовую жабу, Яков плавал в горячей воде. Голова погружалась под воду на несколько мгновений, затем показывалась над поверхностью с громким вдохом. Воспользовавшись тем, что мужчина отвлёкся, девушка потянулась к пирамиде медовых булочек.

- Я же сказал - ничего мучного и жирного. - Яков облокотился на борт бассейна и тяжело дыша вытряхивал воду из ушей, наклонив голову. Старик даже не смотрел в её сторону, но словно знал, что она делает. - Ты не хочешь набрать вес.

Девушка надула розовые губки и бросила подбородок на руку.

- Да, ваше святейшество...

Яков высморкал воду и посмотрел на свою любовницу. Та без интереса ковырялась в россыпи фруктов. Серебро полупустого блюда отражало закатное солнце, окрашивало кожу в тёплые красные тона. Яков залюбовался тонкими чертами её лица, не испорченного возрастом и следующими по пятам морщинами. Но этот прелестный вид омрачала глубокая складка между бровей и поджатые губы. В конце концов, женщина прекраснее всего когда счастлива. Яков раздражённо повёл плечами.

- Ты ешь виноград из Акдавии, оливки из Истиопеи, в твоём бокале свежевыжатый сок оранжевых яблок из М'хадана, а в том кувшине лучшее вино из Саркарта. Мир жестокое место, ты сама это знаешь. Прямо сейчас кто-то умирает от голода за этими стенами. Большая часть людей никогда не вкусят ничего из того, что ты с таким пренебрежением отвергаешь.

Яков зачерпнул воды из бассейна и сполоснул лицо, стараясь не смотреть в своё отражение, поморщился и снова погрузился в воду. Стараясь не выдать голосом своё раздражение он продолжил:

- Такова жизнь. Это справедливо. Все не могут предаваться таким радостям, потому надо быть среди тех, кто может. У всего есть цена. Надо знать какова она.

Девушка бросила свое занятие и повернулась в сторону Якова. Тонкая ткань её тоги, словно зачарованная, держалась за воздух, не позволяя увидеть грудь и оттого приковывая к себе взгляд.

- И какова цена для нас?

Яков был настолько поглощен своим желанием, что не сразу понял вопрос. А когда понял лишь поморщился в ответ и отвернулся.

- Почему ты всё ещё там?

Девушка приподнялась на софе и осторожно спросила:

- Мне уйти?

- Иди сюда и потри мне спину, глупое создание.

Любовница вжала голову в плечи и медленно пошла в сторону бассейна.

Протирая влажным полотенцем широкую спину Якова девушка еле слышно прошептала:

- Раньше... Я представляла вас другим...

- А я не помню, что спрашивал твоего мнения.

Какое-то время из-за его спины раздавалось лишь обиженное сопение и шеркание полотенца о кожу.

- Мне тоже приходится притворяться... - сказал Яков и провел широкой ладошкой с толстыми, как сардельки, пальцами по лысеющей голове, - быть тем, кого хотят видеть.

Его взгляд снова опустился вниз и поймал уродливое отражение. Яков со злобой оттолкнул его от себя и добавил:

- А не тем, кто я на самом деле есть.

Старик наклонился вперед и положил подбородок на скрещенные руки. Волна воды ударилась о борт и пошла обратно. Полотенце на его спине замерло, удерживаемое дрожащими девичьими ручками.

- Но... Вы же оракул...

В ответ она услышала грустную усмешку.

- Оракул... Нет никаких пророчеств, девочка. Их придумали, чтобы держать напыщенных дураков под контролем.

На некоторое время стало тихо. Было слышно лишь как изредка капли воды стекают с волос и тел и падают в воду. Яков повернулся к девушке лицом и усадил её себе на колени.

- Давай теперь голову.

Вздрогнув, девушка неуверенно улыбнулась и зачерпнула в ладони воды. Поливая почти лысую голову оракула водой, она осторожно массировала её пальцами. Яков довольно кряхтел, прикрыв глаза.

- Если мне позволено будет спросить...

Раздался недовольный вздох.

- Ну, спрашивай.

- А кто тогда выбирает Императора?

Яков откинул голову на свёрнутое полотенце и отвернулся. На его шее растянулась татуировка в форме солнца, размером с ладонь.

- Выбирает... Выбирать может только тот, кто готов нести ответственность за свой выбор. Если любое слово - пророчество, то нужно уметь выбирать слова. И делать так, чтобы они исполнялись.

Яков повернул голову к девушке и провёл руками по её бедрам. Прижимая её к себе и отдаваясь пороку, он прошептал:

- Коллегия... Императора выбирает коллегия.

***


“Истина не требует веры. Истина не боится сомнения”
 
22.12 Мантионэя от Киррия
 
 
“И как лишь Оракул мог слышать глас Единого, так и слова Оракула понимали лишь приближенные его.”
 
74.66 Мантионэя от Локуста (с исправлениями неточностей перевода)

Фергус поправил тогу благородного голубого цвета и осмотрел себя со всех сторон. Незнание угнетало его. Первое впечатление нельзя произвести дважды. И Фергус до сих пор не знал каким именно должно быть впечатление от знакомства с ним.

Вечером состоится пир, который по традиции называли заседанием коллегии. Считается, что на ней понтифики благословляют страждущих и отвечают на вопросы патрициев, латифундиев и даже плебеев. На деле же там покупались предсказания. О хорошем урожае, об удаче в торговле, о начале и окончании войны.

Тот кто хочет стать Императором должен там быть. А Фергус из Бриттов хотел стать Императором.

- Онф нифево нфе фефает...

Невнятно проговорила девушка, которую назвали бы красивой на любой деревенской ярмарке. Впрочем, она была не во вкусе Фергуса - слишком юная, слишком простая и слишком прямолинейная.

Девушка уплетала свежие, ещё тёплые, медовые булочки. Тонкие испачканные в меду пальцы придирчиво водили по тарелке, выбирая следующую жертву.

- Сначала прожуй, потом говори. Можешь съесть хоть все, мне не жалко.

Фергус нацепил очаровательную улыбку, от которой служанки обычно рдели и отворачивали взгляд, а матроны прикрывали губы ладонями и начинали глупо хихикать.

Девушка облизнула пальцы и благодарно улыбнулась в ответ. Прожевав, повторила:

- Мне кажется, он ничего не решает. Хотя странно, он же Оракул.

Фергус поморщился.

- Меня не интересует твоё мнение. Повтори дословно, что он сказал.

Девушка вздрогнула и замолчала. Фергус выдохнул - его слова прозвучали слишком резко. Он повернулся к девушке и встав перед ней на одно колено объяснил:

- Это же Оракул. Каждое его слово считай пророчество. Даже сказанное своей прелестной любовнице, - Фергус взял её руку и поцеловал испачканные медовой помадкой пальцы.

Девушка немного расслабилась. Фергус с улыбкой уличного кота, добравшегося до домашней кошки, промурчал:

- Как тебя зовут, золотце?

- Авила... - ответила девушка, зардевшись.

- Авила, можешь постараться вспомнить, что именно сказал Оракул?

Она смущённо улыбнулась и отвернулась. Фергус продолжал держать её ладони, борясь с желанием встать и как можно скорее вымыть липкий мед между пальцев.

- Оракул говорил, что выбирать сложно и ему не хочется... Как-то так. И что Императора выбирает колл...Коллагира.

- Коллагира? - Фергус удивлённо поднял бровь.

- Коллагира. - Авила уверенно кивнула.

Фергус нахмурился и подумав несколько мгновений уточнил:

- Коллегия, может?

Девушка пожала плечами и потянулась к булочкам. Фергус отошёл к зеркалу и задумчиво пробормотал:

- Он ничего не решает...

- Я же фак и фказава. - обиженно протянула Авила.

Фергус улыбнулся ей в отражении.

- Ты сказала, что это странно, ведь он Оракул. Но все наоборот - он Оракул именно потому, что ничего не решает.

Фергус еще раз посмотрел в зеркало, а затем растрепал идеально уложенные волосы, надорвал край тоги и неприлично сбросил её с плеча. Критически осмотрев себя понял, что чего-то не хватает. Повернувшись к своей собеседнице он понял, что не помнит её имени.

- Булочка, поставь мне засос вот тут.

Фергус ткнул пальцем в шею под подбородком.

Девушка сначала не поняла чего он хочет, а затем с радостью вскочила, сбросила с себя тогу и облизнувшись, стала страстно целовать шею своего благодетеля.

- Хе-хе. Щекотно. Всё... Ну, всё, хватит.

Фергус оттолкнул от себя девушку и осмотрел шею, на которой краснела срамная отметина. Улыбнувшись он кивнул своим мыслям и бросил:

- Молодец. Ну, пожелай мне удачи.

Авила не понимая, что происходит хлопала глазами. Услышав его слова, она неуверенно подняла руку и машинально проговорила:

- Удачи, доминат...

Фергус весело рассмеялся.

- Не торопи события.

***

Церковь не поскупилась - различные яства усеивали столы, опоясывающие колонны гипостиля. Многочисленные полуголые рабы обоих полов и всех оттенков кожи носились с подносами и кувшинами, отвечали на любой каприз присутствующих гостей. Влажный воздух пах фруктами, сливками и потом.

Фергус выдохнул, собираясь с силами. В тени у входа никто не мог видеть его лица. Он встряхнулся и нацепил самую глупую и пошлую из своих улыбок.

У балюстрады, рядом с купальнями стояли двое - Люциус и Тинт, одни из самых вероятных претендентов на трон. Из пяти понтификов четверо поддерживали этих двоих, по два голоса за каждого. До голосования оставались считанные месяцы и вопрос был лишь в том, кто из них сможет перетянуть на свою сторону третьего. Впрочем старик Маний не торопился с выбором и сохранял нейтралитет. Для Фергуса это означало, что шанс еще есть.

- О, Виергуз, если я правильно помню. Вы выглядите просто прелестно. Я слышал такие браслеты очень популярны у плебса. Ваша матушка одевала вас?

Фергус стиснул зубы, поблагодарил собеседника и рассмеялся. Затем начал красоваться показывая со всех сторон свой наряд, словно восприняв оскорбление, как комплимент. Люциус закатил глаза и сдавленно хохотнул.

- Люциус, друг мой, вам следует быть внимательнее. У варваров Туманных островов принято надевать украшения своих погибших матерей, в знак почтения и скорби. Приношу извинения от лица моего друга и свои глубочайшие соболезнования.

Тинт поклонился, изо всех сил сдерживая смех. Фергус перестал красоваться и сделал вид, что задумался.

- Но, моя матушка же жива... А я и не знал, что такое бывает! Вы многое знаете, ахах.

Фергус снова рассмеялся. Люциус покачал головой и натянуто улыбнулся. Тинт скрыл лицо за кубком, пряча свою улыбку. Помолчав , он проглотил вино и обратился к своему главному сопернику:

- Слышал вы обедали у его высокопреосвященства Мания на прошлой неделе. Оценили его коллекцию статуй? Поистине великолепный образчик искусства.

Люциус отвернулся, сделав вид, что выбирает персик. Но на самом деле пытался скрыть свое разочарование.

“Неужели старый хрыч уже сделал выбор? Почему он показал свои любимые мраморные уродства только Тинту?” - думал он.

- Нет... - Люциус тщательно подбирал слова, - нашу трапезу прервали... К сожалению.

Секундная тишина прервалась громким возгласом Фергуса, про которого они уже успели забыть:

- Ну и хорошо. Кому интересны камни, которые старше самого Мания? Они же твердые во всех местах... Хотя может быть именно поэтому. Ахаха!

Фергус загоготал над собственной шуткой, демонстрируя жестами о каких именно местах тела он говорит. Тинт поморщился и нацепив ехидную улыбку обратился к Люциусу, махнув бокалом в сторону Фергуса:

- Понимаю, искусство Гриссов слишком детально и не слишком изысканно, оно находит отклик не в каждом сердце.

Повисла давящая тишина, которую через несколько секунд разорвало громкое чавканье. Фергус переводил взгляд с Люциуса на Тинта, откусывая и жуя большие куски жаренной птицы. Люциус усмехнулся.

- Действительно, не все имеют должное образование и вкус.

Фергус ткнул в его сторону ножкой, с которой свисали куски кожи и капал жир. Он начал говорить ещё не до конца прожевав мясо:

- М! - Фергус глотнул, - Вы правы! Нас окружают идиоты!

Из тени алькова за троицей наблюдала пара фигур. И Фергус спиной чувствовал этот взгляд. И сколь бы сильно ему не хотелось придушить высокомерных ублюдков, что стояли перед ним - он сдерживался. Улыбался, ел и пил. Потому что понимал, что Императором выберут не самого достойного, не самого умного и не самого влиятельного.

Императором выберут самого управляемого.

Одна из теней, силуэтом похожая на высохшую муху проговорила:

- Не уверен я насчет вашего Тинта. Нет, он ничего. И Антонианцы обещали собор в столице и пару провинций с виноградом. Но...

- Он слишком старается быть умным? - уточнила вторая.

- Да. Именно быть, а не казаться. Через десяток лет он будет проблемой.

- Зато ему можно будет поручить делать что-то полезное. И вероятно он даже справится.

- Задача Императора вызывать любовь подданных, а не делать что-то полезное.

Собеседник хмыкнул в ответ. Некоторое время оба молчали, попивая подогретое вино.

- Слышали про Чёрного Оракула?

- Звучит зловеще. Не думал, что вы падки на слухи и детские страшилки.

- Это не просто слухи. Говорят он умеет предсказывать будущее.

- И воскрешать мертвых?

- Нет. Но он знает пару фокусов. И нашёл “истинного” Императора.

- Это... Звучит не очень хорошо.

- Да.

- Планируете что-то делать?

Похожая на муху тень приблизилась к свету факелов, отчего приобрела черты старого человека в белоснежной тоге пантифика, с кривой отполированной тростью в руках. Маний постучал ей об пол и сухо улыбнувшись ответил:

- Уже сделал.

Его собеседник сделал глоток вина и довольно кивнул.

- А что думаете насчёт новенького?

Маний показал на Фергуса. Его собеседник еле заметно пожал плечами.

- Дома его не поддержат. А значит ничего сверх мы не получим.

- Но ничего и не будем должны.

Через несколько секунд молчания Маний добавил:

- Выглядит... Многообещающе.

***


“Во тьме живёт голодный страх,
 
Тишиной звенит в ушах,
 
Вырывая с корнем сны,
 
Держит истину в когтях.
 
И правды нет. И голод слеп.
 
Из новостей лишь новый склеп -
 
Луженых глоток марш войны,
 
Под ржавый лязг духовных скреп.
 
Ты не сеял, но пожнешь,
 
Выпьешь кровь чужой мечты.
 
Сделанного не вернешь.
 
Твоей жизнью правишь ты.”
 
Из похабных песен наемников. Автор не известен.
 
 
“Нет большего блага, чем служение Богу и слугам его. И нет большего зла, чем противление его воле”
 
7.17 Мантионэя от Локуста (с исправлениями неточностей перевода)

Октавиан вцепился в чёрную, как небо в безлунную ночь, руку Зайна и изо всех сил переставлял ногами, стараясь не отставать. Тропинка цеплялась за корни, вытягивала их наружу из кожи земли, карабкалась вверх, к перевалу. Деревья и листва маскировали крики и плач за спиной. Где-то вдалеке рокотал гром.

Звуки насилия и смерти преследовали их. Зайн знал, что теперь снова будет слышать его в кошмарах. Просыпаться среди ночи в поту, как раньше. Вспоминать дикие глаза пришедших грабить, насиловать и убивать. Задыхаться от бессилия и невозможности что-либо исправить. Слышать звон кандалов и смех бесцветных людей, тычущих в тебя пальцем, говорящих на грубом непонятном языке и не знающих законов Ишнама. Чувствовать страх, который будет мешать ему слышать истину.

Голос Бога.

- Быстрее.

Зайн поторопил мальчишку. Собственный голос показался ему слабым и надломленным. Но даже этот звук придал ему уверенности. Господь не оставит его. Господь показал, что этот путь приведёт божьего избранника к власти. А значит они не могут умереть. Нужно лишь следовать пути. Гром прогрохотал над их головами.

- Ишнамалах, рахмана аддина... Боги гневаются. - пробормотал Зайн.

- Зайн... говорит... непонятные слова. Снова. - прохрипел задыхающийся от высокого темпа Октавиан.

Они ушли на достаточно большое расстояние от деревни, настолько, что звуки за спиной стихли. Остался лишь запах гари в носу и солоноватый привкус усталости на языке. Тропинка перестала петлять между корнями крупных деревьев и через несколько минут вывела их к бурной горной реке, через которую был переброшен подвесной мост. Грубые пеньковые веревки пропитались брызгами. Толстые стропы облизал голубовато-зелёной плесенью мох. Доски в некоторых местах прохудились и висели над ревущей пропастью, готовые в любой момент сорваться вниз. Мелкие брызги холодили кожу. Шум воды заглушал все остальные звуки. Монах обернулся. Ниже по тропе между деревьями ему чудились мелькающие тени.

Зайн взялся за стропы и двинулся через мост. Веревки угрожающе заскрипели от движения. Октавиан ухватился за полы его кафтана двумя руками и испуганно посмотрел на него. Зайн сделал осторожный шаг, прижимая к себе мальчишку одной рукой, а другой до белых костяшек на пальцах сжимая канат.

Дважды он поскользнулся на гнилой древесине. Одна из досок проломилась под его весом, отчего Зайн стал ставить ногу рядом с фиксирующими доски петлями. Октавиан так сильно вцепился в широкую руку монаха, что та онемела. Пытаясь отвлечься от манящего вида пропасти под ногами он заметил интересный узор на тыльной стороне ладони монаха. Напоминающее по форме солнце светло розовое родимое пятно, сильно выделялось на черной коже. Октавиан удивился, как раньше не замечал его.

Река под ними гремела разбиваясь о камни. Её прозрачное тело вспарывали торчащие из земли валуны, кажущиеся нерушимыми, неподвижными исполинами. Но вода неумолимо двигалась вперёд. А вместе с ней таяли камни.

- Фух! Я уж думал мы вас упустили, отец.

На той стороне реки, откуда они прибыли, с мускулистых молодых коней спрыгивали всадники в тёмных накидках, под которыми угадывались очертания нагрудников. На поясе висели короткие широкие мечи с одинаковой гравировкой в виде глаза.

Клинки Оракула - цепные псы Церкви. Шум реки помешал Зайну расслышать топот копыт. Он резко обернулся на голос, отчего мост покачнулся. Зайн потерял равновесие и с трудом удержался от падения вниз.

- Думал главное до темноты управиться. А то твою чёрную рожу ночью точно пропустили бы.

Прокричал один из клинков с серебряной цепочкой на шее. Чёрные волосы и впалые глаза с тёмными провалами под ними, делали его похожим на ворона. Говорящий усмехнулся, а его спутники загоготали. Зайн прикрыл глаза и стал молиться. Что бы ни случилось - на то воля Божья. Он сделал всё как говорили голоса. Он видел чудеса Господа и знал, что Октавиан должен стать Императором. Так будет. Так должно быть.

- Серьёзно, ты первый мавританин, что возомнил себя оракулом на моей памяти. Были - столяр, - предводитель поставил ногу на натянутый канат, облокотился на колено и стал загибать пальцы, - каменщик, деревенский староста, дровосек, пара детей, даже шлюха.

Зайн сделал осторожный шаг спиной вперёд, стараясь нащупать доски перекрытий сквозь тонкую подошву сапог. Предводитель клинков цокнул языком и стал медленно раскачивать мост, толкая от себя канат, на который опирался.

- Но мавританин? Нет. Ты точно первый. Мне всё время было интересно, если вы все видите будущее, почему не видите свою смерть?

Зайн медленно двигался на другой берег.

- Слушай только не упади. Мне твой труп доставать потом из реки вообще не хочется. Ты ещё распухнешь весь, а мне тебя на лошади везти. Знаешь как воняют утопцы? Олаф скажи ему.

Тот ответил:

- Как гнилое дерьмо.

- Вот. Может пойдешь в нашу сторону? Я обещаю - умрёшь быстро.

Зайн сделал очередной шаг и почувствовал, что ступень под ногой не качается. Октавиан схватился за полы его робы, дрожа от страха или холода. Небо потяжелело и опустилось, царапая темно-синим животом вершины гор, отчего из туч вылетали искры. Зайн сделал шаг в сторону от реки. Рядом с похожим на разъяренного жука жужжанием пролетела стрела и воткнулась в ближайшее дерево.

- Стоять!

Лучник, ещё совсем молодой парень с редкими усиками над пухлыми губами, наложил очередную стрелу и, облизнувшись, спросил:

- Может просто убить их?

Клинок-Ворон посмотрел на него с неодобрением.

- Тело через мост тогда сам потащишь. А я что-то не уверен, что он выдержит двоих. Тем более Маний просил привести его живым, по возможности. А это всё, - он обвёл мост и своих людей рукой, - Возможность.

Зайн судорожно искал выход и не мог придумать ни одного. Боги оставляют тех, кто сомневается. Боги не помогают тем, кто вверяет свои судьбы в руки других людей. Зайн прижал Октавиана к себе и медленно поднялся.

- Стой говорю!

Ворон крикнул уже громче, а затем добавил уже спокойнее лучнику:

- Подстрели его.

Зайн прошептал:

- Вверяю жизнь свою на волю твою.

Лучник натянул тетиву, прищурил один глаз и прикусил язык. Стрела только сорвалась в полет, когда Зайн споткнулся и неловко оступился, выругавшись на самого себя за неловкость. Стрела пролетела в нескольких миллиметрах от его бедра, слегка распоров одежду.

Октавиан зажмурился. Громыхнул гром. Молнии не было видно, но отсветы ее вспышки были заметны даже при свете дня. Выше по течению что-то загрохотало. Предводитель клинков посмотрел на перепады выше, скрытые за водопадом.

Зайн побежал. Лучник отвлёкся на грохот и не успел как следует прицелиться. Стрела очередной раз просвистела мимо. Ворон гаркнул:

- За ними!

Олаф и лучник двинулись в сторону моста, но с водопада полетели валуны. Они скакали по руслу, словно комья соломы гонимые сухим ветром. Один из камней перебил стропу на которой держались доски. Мост с чавканьем развалился, через несколько мгновений от него остались лишь кривые сваи.

***

- Неужели оторвались? - подумал Зайн.

Грохот водопада уже несколько часов, как перестал молотить по ушам. Они с Октавианом успели запыхаться до красных кругов перед глазами, отдышаться и устать снова. Лес вёл их единственной тропой, что виляла между деревьями так, словно не могла определиться с направлением. Стволы кривых буков закрывали обзор, создавали впечатление что за их стеной лишь новые деревья. Но даже тут, в тени, солнце пробивалось сквозь кроны и освещало путь, согревало уставшие плечи.

Через некоторое время они вышли на перевал, откуда наконец смогли оглядеться вокруг. В паре километров от них виднелись дома, окружённые чёрными полями, на которых только-только начали показываться первые ростки посевов. Прямо перед их выходом на перевал, небо затянуло облаками, но именно на эту деревню указывал столб света. Зайн ещё раз улыбнулся и бодрым шагом зашагал в сторону домов.

До покосившихся ворот окружавшего деревню острога оставалось не больше километра, когда еле заметное облако пыли на горизонте превратилось в кавалькаду знакомых всадников на взмыленных лошадях. Их обгоняли тучи, стремительно затягивающее небо.

Зайн сгрёб Октавиана в охапку и побежал. Когда в нескольких метрах от него свистнула стрела и с глухим стуком глубоко воткнулась в землю - он продолжал бежать. Топот копыт становился всё громче и громче, пока не стал таким же оглушающим как водопад совсем недавно. Олаф обогнал их и на ходу пнул Зайна в спину. Монах рухнул лицом в пыль тяжело приложившись грудью и коленями об утоптанную землю.

С боков лошадей спадала пена, они тяжело дышали, топтались, успокаиваясь, и мотали головами.

- Заставил ты нас побегать, отец. - Услышал Зайн знакомый голос, который звучал чуть хрипловатее, чем прошлый раз.

Зайн с трудом поднялся на колени. Во рту стоял железный привкус, губы и нос горели от удара о землю. Прилипший к крови песок царапал ссадины на руках.

- Ну и зачем убегал? Результат-то не изменился. А вот твоё состояние изменится.

Зайн выпрямил спину и посмотрел в глаза предводителю клинков. Он не успел ответить, как его тело скрутило судорога. Свет померк и Зайн увидел себя перед пятью понтификами и Императором. Он сидел на полу в грязной робе. Из круглого окна под потолком на Зайна струился свет - сама любовь Господа. Зайн почувствовал прикосновение тёплой ладони на щеке, которая сменилась резкой болью.

- Командир задал тебе вопрос.

Молодой лучник занёс руку для ещё одного удара и поднял монаха за волосы. Октавиан вцепился ему в предплечье, царапая кожу вамбрейса1. Зайн протянул руку к мальчишке и осторожно погладил его по волосам. Октавиан захлёбывался слезами и умолял прекратить, но из-за рыданий конкретных слов было не разобрать. Зайн ободряюще улыбнулся.

Командир спрыгнул с лошади и потянулся. Затем жестом приказал лучнику отойти в сторону и сел на корточки перед монахом. Где-то на горизонте сверкнула молния.

- Почему люди так стремятся к власти? Почему просто не могут делать свою работу? Разве не лилось бы тогда меньше крови?

Зайн не ответил. Пророкотал гром.

- Ты думаешь нам нравится это делать? Думаешь нам нравится слушать ваши вопли, таскать ваши трупы, отмывать от дерьма и крови одежду? Я неделями не вылажу из седла, только поймаем одного, как тут же появляется следующий. Сколько ещё должно умереть, чтобы вы успокоились?

Зайн нахмурился и посмотрел на командира клинков.

- Я никого не убил за всю свою жизнь.

- Ошибаешься. Пока мы шли по твоему следу, приходилось спрашивать у людей куда вы направились. Кто-то соглашался на серебро. Кто-то на железо. И это твоих рук дело.

- Не я убивал, а вы.

- Пусть так. А после того, как ты воспитал бы своего Императора, ты стал бы править где-нибудь в пещере? Или может стал бы промывать мозги плебсу, чтобы потом подбить его взяться за косы и вилы? Скольких ты готов убить, ради своего стремления к власти?

- Власть от Бога. К ней не нужно стремиться. Я лишь следую Его плану.

Командир усмехнулся.

- А... Так ты из этих. Скажи мне вот что, отец. Может, Бог не имеет никакого великого плана? Может, он просто отвечает на наши молитвы? Подсказывает путь, по которому нужно пройти, чтобы то о чём молишь - сбылось. И так он испытывает веру. Те кому хватает сил - достигают того, о чём просят. Вне зависимости от того, к чему это приведёт. И может именно потому всё настолько плохо...

Монах не ответил. Тучи затянули небо окончательно, столб света освещавший деревню мигнул и исчез. Ветер презрительно кинул Зайну в лицо пыль, сорванные с деревьев листья и мелкие веточки. Над головой зарокотал гром, но молний не было видно.

Зайн протянул руку к Октавиану и погладил его по голове. Мальчишка никак не мог успокоиться. Командир подождал несколько мгновений, но как только начал накрапывать дождь, поднялся, опершись на колени и махнул рукой верзиле Олафу. Тот подошел к свой лошади, вытащил из седельной сумки веревку и двинулся в сторону монаха.

Октавиан кричал что-то неразборчивое, вцепившись тонкими руками в рясу Зайна. Монах гладил его по спине пытаясь успокоить.

- Что делать с “доминатом”? - прогудел Олаф, когда подошёл к парочке и невозмутимо начал связывать Зайна, не обращая внимания на истошные крики мальчишки.

Командир клинков подтянул подпругу и взобрался на лошадь. Чёрная кобыла недовольно мотнула головой, но несколько спокойных хлопков по шее её успокоили. Ещё раз пророкотал гром, но молний так и не было.

- Слышишь, мавританин? - Командир прочистил горло и сплюнул. - Так ты действительно видишь будущее или ты самозванец? Сам понимаешь, нам ведь надо разобраться - оказывать ли “почести” нашему императору, или это просто мальчишка, попавший не в то место, не в то время.

Зайн замер. На мгновение перестал капать дождь и затих ветер. Только скрипела кожа на броне верзилы и шуршала веревка, затягиваемая на запястьях.

Боги испытывали его веру. Снова. За свои убеждения, за возможность восстановления справедливости и истинного божественного уклада он был готов умереть. Но принести в жертву ребенка? Зайн сглотнул.

- Я... Я не...

Амбал затянул последний узел и рванул Зайна за плечи, намереваясь затем закинуть его на плечо. Но ткань выскользнула у него из рук и монах повалился на ребенка, не в силах уберечься от падения из-за веревки. Верзила отшатнулся и попытался восстановить равновесие. Октавиан сорвал голос, отчего его крик стал звучать хрипло, а невнятная мольба превратилась в угрожающий напев из смеси незнакомых слов и вывернутых наизнанку смыслов.

Верзила выпрямился и с любопытством наклонил голову, услышав в напеве что-то настолько чуждое, что казалось родным. Но за мгновение до того, как он понял, что именно слышит, его волосы встали дыбом, а из-под тяжёлых туч змеей метнулась молния, вцепилась в лысую голову и рванула душу наружу. Вспышка была такой яркой, что на мгновение показалось, что в мире не осталось ничего, кроме света. Раздался оглушительный грохот.

Нехотя свет растворялся, его сменяла непроглядная тьма, бывшая реальностью, что в сравнении со вспышкой казалась чернее ночи. Возвращались звуки и шум падающих на землю капель, ржание испуганных лошадей, крики людей пытающихся их успокоить. Олаф стоял на месте, напряженные мышцы бугрились венами и жилами, словно у дотошно детальной статуи Гриссов. От великана осталась лишь оболочка, которая отчаянно пыталась уцепиться за обрывки воспоминаний о том, кем Олаф был. Пророкатал гром. Твердое как камень тело рухнуло в грязь.

Зайн смотрел на дымящийся труп. По горящим щекам текли слезы.

- Спасибо! Шукран алила дана... - шептал монах...

Казавшиеся прочными веревки размокли и ослабли. Зайн покрутил запястьями и не веря своим глазам освободился от пут. Октавиан перестал плакать. Зайн подхватил его и побежал в сторону деревни. На небе не было ни одного просвета.

Командир наемников что-то кричал в след, не в силах справиться с беснующимися лошадьми. Ворота острога открылись. В них, угрожающе покачивая рогатинами и вилами стояли люди. Гроза и не думала останавливаться.

***


Под шепот дней пророк изрек:
 
“Время не припрятать впрок.
 
Пока не выучен урок -
 
Отмерен долгий людям срок,
 
Но всё умрёт. И все умрут.
 
Бедняк отведав соли пуд,
 
Подавится конфетой шут,
 
А короля задушит кнут.”
 
Что посеешь - то пожнешь.
 
Истина гибка, текуча.
 
Сделанного не вернешь.
 
Нашей жизнью правит случай.
 
Из похабных песен наемников. Автор не известен.
 
 
“Я дал вам свободу воли, а не право выбора.”
 
66.06 Хагиквин Мавританцев

Маний поправил сползающую с плеча тогу. Аудиториум сердито жужжал, словно растревоженный улей. Понтификов окружали латифундии, претенденты на трон и патриции. Все ожесточенно спорили, обвиняли друг друга в глупости и недальновидности, бросались оскорблениями и проклятиями. Рядом с Манием было тихо и пусто, лишь у правой руки стоял Фергус и беззаботно потягивал вино.

Похожий на старого ворона командир Клинков стоял в центре аудиториума и ждал. Его доклад встретили молчанием, которое разорвал шквал вопросов, в свою очередь сменившийся закрытыми разговорами и шепотками.

- Он выпускал молнии из рук? Может, ещё сам Господь спустился с небес, чтобы повести его за собой?

- Оракул не предсказывал такого, даже предполагать, что это возможно - ересь!

- Еретик!

- Вы что не смогли справиться со стариком и мальчишкой? Может, вам для этого выделить целый легион?

- Да он просто предатель!

В аудиториум вбежал взмыленный слуга. Парень рассеянно осмотрел лица присутствующих, найдя глазами Мания подбежал к нему и передал маленькую записку, низко поклонившись. Маний нахмурился, кивнул и развернул туго скрученный пергамент. Стоящий рядом Фергус сделал вид, что не замечает беспокойство своего покровителя и ушёл за новой порцией вина. Маний спокойно подошёл к столу и перевернул его.

На пол с грохотом и лязгом полетели кувшины и блюда.

Разговоры умолкли. Всё внимание сосредоточилось на нём. Маний выждал несколько мгновений, нетерпеливо постукивая тростью по полу, а затем заговорил:

- Сфокусируйтесь. Неважно умеет ли он выпускать молнии из рук или нет. Важно хватит ли у него сил для того, чтобы противостоять армии. Оракул знает то, что произойдёт. Но это не значит, что Оракул знает всё. И да, возможно, нам потребуется легион, если не несколько легионов, чтобы “справиться со стариком и мальчишкой”.

Маний поднял записку и помахал ей в воздухе.

- Легион Сетриция повернул на Ромул и второй месяц не отвечает ни на одно письмо. Легион Титуса перекрасил стяги в молнию на чёрном фоне и открыто заявил о том, что Храм Пяти еретики. Два легиона, понтифики. А в городе остались только Санкта Кастодия и сколько манипул преторианцев? Семь? Плюс отряды милиции, если успеем их собрать.

На некоторое время стало тихо. Один из понтификов прочистил горло и осторожно заметил:

- Помнится, именно вы говорили, что проблема с Чёрным Оракулом уже решена?

Маний смерил его взглядом и ответил:

- Все могут ошибаться. Я не Оракул.

- Верно. И почему мы должны слушать вас, если вы уже не справились с этой... проблемой?

Маний усмехнулся.

- А я и не прошу меня слушать. Я говорю, нужно дать людям символ. Показать им, что Оракул настолько уверен в победе, что сам возглавит верных Богу людей.

Яков со скучающим видом восседавший на Белом троне удивлённо посмотрел на понтифика и замычал. Его рот закрывала кожаная повязка, позвякивающая золотыми и серебряными цепочками - дам веритатис. Такой кляп обязаны были носить на людях все Оракулы, дабы не смущать истиной тех, кто слаб духом. Никто не обратил внимание на его попытки заговорить.

Истину говорят тогда, когда её готовы услышать.

- Кто будет руководить обороной? - осторожно спросил патриций, стоящий рядом с Оракулом.

Маний оглядел всех присутствующих, задержав внимание на Люциусе и Тинте. Люциус приподнял подбородок, но затем отвёл глаза. Тинт сделал вид, что задумался и не замечает взгляда старика. Каждый из присутствующих уже продумывал как бы поудачнее вывезти свои богатства и близких подальше из столицы.

- Будущий император, я полагаю.

Взгляды спонсоров скрестились на главных претендентах, которые, казалось, впервые посмотрели друг на друга с надеждой, что императором станет другой.

В тишине раздалась длительная отрыжка.

- То есть я? - спросил Фергус, невозмутимо отрывая зубами кусок мяса от ножки курицы.

***

Холодный мрамор высасывал остатки тепла из саднящих ног Зайна. Грязная, изорванная роба не грела исхудавшее тело. Колодки натирали кожу, ржавые цепи еле слышно позвякивали от любого движения. Невыносимо медленно тянулось время.

Суд проходил тайно, чтобы не вызывать народных волнений. Потому использовали подвал Храма Солнца. Три круглых окна проливали скудный свет из-за спин сидящих напротив него судей. Зайн не видел их лиц. И не хотел видеть. Он останется в их тени, пока всё наконец не закончится.

На каменном престоле полулежал Император, закинув одну ногу на подлокотник. Он сильно растолстел, с момента их расставания. Толстые, похожие на сардельки пальцы лениво вытягивали с гигантского подноса сладости.

- Продолжай. - спокойно сказал сидящий справа от Императора старик.

Зайн перевёл взгляд на него. Щурясь от контрового света, попытался посмотреть в глаза. Не достигнув успеха отвернулся.

- Когда люди узнали, что у Октавиана есть божественные силы, они стали стекаться под наши знамёна. Кто-то приписывал ему деяния, которых он не совершал. Кто-то верил, что он обещал то, чего сделать невозможно.

Император крякнул и пустил газы, рассмеявшись тому, насколько громко это получилось. Зайн не обращая внимания продолжал:

- Сначала прибывали только плебеи и сбежавшие рабы. Они мечтали о прощении. Об избавлении от страданий и голода. Но нам неоткуда было взять столько еды, чтобы прокормить всех. И чем голоднее, тем злее они становились. Они грабили особняки и караваны. И мы не могли сдержать их. Да и не хотели...

Император подтянул к себе одну из прислужниц храма и бесцеремонно стал лапать её. Девушка вяло пыталась отбиваться, но никто не обращал на её сопротивление внимания. Один из понтификов шикнул на неё, чтобы она издавала меньше шума. Зайн продолжал:

- Затем стали прибывать дезертиры. Сначала те, кто просто не хотел умирать на дальних рубежах. Затем целыми Центуриями и Манипулами - те, кто были недовольны политикой Императора. Они ничего не требовали, но ожидали, что получат свою долю пирога, когда всё закончится. Когда к нам присоединился Титус все поменялось окончательно. Штаб стал принимать решения без моего участия. Они делали то, что считали правильным... Мы были лишь флагом, которым они размахивали.

Зайн перевёл дух. В тишине слышались лишь всхлипы прислужницы и довольное сопение Императора.

- С лояльными Императору силами мы встретились в излучине Тиберия. Титус уверял, что у них нет шансов. И по началу так и казалось. Манипулы преторианцев таяли одна за другой. Но затем нам в тыл ударил Легион Сетриция.

- Вы не знали о их приближении? - спросил Маний.

Зайн грустно улыбнулся.

- Знали. Титус уверял, что это подкрепления. Мол, они зайдут с фланга и помогут довершить разгром малой кровью. Но оказалось, что Сетриций ведёт свою игру.

- Как же вы не увидели этого в своих пророчествах? - с ехидством спросил один из понтификов.

- Пророчества - лишь приманка для глупцов. Боги дают их нам не для того, чтобы сделать мир лучше, а чтобы превратить его в Ад. Потому мне показали то, что я хотел увидеть, чтобы я сделал то, что должно быть сделано.

Повисла напряженная тишина.

- До того как встретил Октавиана, я думал, что гром - это гнев Богов. Только после боя я осознал, что это хохот. Боги смеются над нами. Мы живём и умираем в страданиях им на потеху.

- Ну, долго ещё? - капризно спросил Октавиан, оттолкнув плачущую прислужницу и поправив золотой венок на голове.

- Ещё пару вопросов, доминат, мы почти закончили. - с почтением склонив голову ответил ему Маний. Затем, обращаясь к Зайну, спросил:

- Почему вы предали своего Императора?

Мавританин помедлил с ответом, подбирая слова.

- Мы почти проиграли. Тела уносило течением, раненые стонали, железо ударяло о железо и о дерево щитов. Повсюду были лишь смерть и хаос. И когда Титус сказал, что планирует сдаться, - его испепелила молния. Октавиан принялся убивать всех, кого видел, не разбирая сторону. Молнии били с неба и растекались из его рук, словно сверкающие нити. Люди умирали на моих глазах. Сотнями. В мгновение ока. А Октавиан оборачивался на меня и смеялся. И гром вторил его смеху.

Октавиан нетерпеливо вытолкнул грузное тело из трона и стал со скучающим видом прогуливаться по залу. Маний опасливо скосил на него взгляд и повторил вопрос:

- Почему вы предали своего Императора?

Зайн продолжил говорить, словно не замечая нависшей над ним угрозы:

- Я ошибался. Нельзя добиться правосудия, убивая невинных. Не получится нести истину, обманывая. Невозможно избавить мир от страданий, сменив императора... Потому я покинул лагерь и стал проповедовать. Только в этот в раз я говорил то, что думал, а не то, что подсказывали боги.

Маний раздражённо прервал его:

- Почему вы предали...

Зайн посмотрел ему в глаза и, не дав закончить, ответил:

- Потому что это просто мальчишка. Глупый мальчишка, который получил силу, с которой не сможет справиться. Он умеет делать только то, что выгодно Богам. Он умеет только убивать.

Октавиан прорычал:

- Мальчишка?!

На мгновение в подвале стало светло, как днём. Раздался грохот.

- Ты сам говорил, что я должен стать Императором!

Вспышки разрывали тьму, молнии вылетали из рук Октавиана и били в уже бездыханное тело Зайна.

- Теперь я Император! Император!

Оглушающий гром оглашал окрестности. Боги гневались.

Или смеялись.

Примечания

  1. Вамбрейс - кожанная броня для предплечья. Предохраняет от удара тетивы.

Оцените прочитанное:  12345 (Ещё не оценивался)
Загрузка...