Я расстроено вгляделась в экран смартфона. Симпатичная русоволосая девушка позировала перед камерой, вытянув руку перед собой и чуть выпячивая губы. Это было бы отличное селфи, но на нём опять оказалась не я. Купив гаджет с прекрасной фронтальной камерой, я с редкой настойчивостью пыталась снять себя с разных ракурсов, но всегда, всегда на этих фото была другая девушка. Сегодня моя чаша терпения переполнилась. Я вышла в прихожую и заорала на зеркало:

— Хватит! Портить! Мне! Селфи!

— А что мне за это будет? — спросило отражение, наклоняя голову чуть набор.

Я прямо там в коридоре и села, лупая глазами. В горле пересохло.

— Водички? — участливо спросила она из зеркала, присаживаясь на корточки.

— Бы-было бы неплохо.

— Так сходи и налей! Тебе доктор сказала два с половиной литра в день пить.

Я сходила, налила. Выпила. Налила ей в другой стакан. Вылила. Вернулась в коридор. Она сидела на полу, прислонившись к стене — другой стене, на той стороне зеркала — и рассеянно потирала пальцами кончик носа. Выглядело глупо. Я села у зеркала, скрестив ноги по-турецки. Она на секунду закатила глаза и повторила мою позу, замерла почти идеальной копией.

Почти — потому что она никогда не была мной.

— Ну и кто ты?

— Инга.

«Ложь. Инга — я», — пронеслось в голове, но вместо возмущённого крика я спросила:

— Чего тебе надо?

— Погулять, — от вида отражения, которое говорило иные слова, по спине пробежали мурашки.

— Не-е-ет, я большая девочка, — я покачала пальцем прямо у зеркала. — Знаю я эти истории, впустишь демона в себя, а потом конец света.

— Я не демон, — она тоже покачала пальцем. — Сама демон. Вон у тебя и хвост есть.

Инга обличающе ткнула пальцем вниз. Я подняла хвост поближе к глазам, повертела. Хвост как хвост, чего ей не так.

— А у тебя нет?

— Нет.

— Покажи!

Она показала.

— Ну и странная же ты, — заключила я. На её лице читалась ровно та же мысль.

— Сама странная. Я не демон, я твоё альтер-эго.

— Как бы подсознание?

— Подсознание это ид. Ты вообще школу из памяти вычеркнула?

Я призадумалась. Про иды и альтер-эги точно ничего не вспоминалось. И если бы в школе сказали, что отражение будет разговаривать, я бы точно запомнила. Инга тем временем опять стукнула себя по носу и нехотя добавила:

— Скорее всего, то, что я хорошо помню, ты помнишь не очень. Распределение ролей.

— Например?

Она неловко пожала плечами и опустила глаза:

— А смысл тебе рассказывать, если ты ничего не помнишь?

Я пожала плечами. Трудно вспомнить забытое. Иногда мне даже кажется, что я не помню чего-то важного, и по полдня хожу и вспоминаю. Ни разу не вспомнила, кстати.

— Но ты не докажешь, что не порождение мрака, которое пришло пожрать мою душу после добровольного согласия.

Альтер-эго пожала плечами:

— На классные селфи не рассчитывай.

Я с досадой стукнула по стеклу, и пообычневшая фигура за стеклом повторила жест.

С тех пор зеркала начали нервировать. Я сняла, какие могла, и завесила большие, оставила одно в ванной, но старалась не смотреть. Точно так же избегала отражений на улицах, отворачивалась от машин и стеклянных домов. Хорошо, что я работала из дома и жила одна, и никто не мог поймать меня на странностях. При Олеге я старалась сдерживаться и ходить в тёмные места безо всяких зеркал. Например, в кино!

Опаздывая на утренний сеанс, я замешкалась у перекрёстка, чтобы чиркнуть «Не успеваю», и поторопилась перейти.

— Красный! Стой, дура! — взвыло отражение в движущейся на меня машине. Я замерла, и та проехала прямо передо мной с оглушительным гулом клаксона. Уверена, водитель сказал много интересных слов. Дальше я шла очень-очень медленно и осторожно, стараясь унять дрожь в конечностях. На сеанс я действительно опоздала, зато Олег купил попкорн, и мы оттоптали ноги и хвосты нескольким зрителям, пробираясь к своим местам.

Фильм пролетел совершенно мимо моего сознания, я всё прокручивала в голове момент, когда чуть не попала под машину.

Вернувшись домой, я стянула простыню с большого зеркала в прихожей и села перед ним. Отражение молча разглядывала меня.

— Спасибо, — сказала я.

— Да чего уж там, — ответила альтер-эго. — Я всё равно привязана к твоему сознанию и вряд ли смогу существовать, если тебя собьёт машина.

Но улыбалась она всё равно дружелюбно.

— А почему ты вообще в моей голове? И как давно? — спросила я.

— Года три уже, — медленно протянула Инга. — Летела я в тёмном потоке и вдруг вижу окно. В потоке скучно очень, если честно. Так что я выглянула и решила: у тебя в голове поинтереснее. Хоть видно мир рядом с зеркалами.

— То есть я с тобой вместе дольше, чем с Олегом, — прикинула я. — А что за поток?

— Особо и не объяснить, — замялась она. — Но там холодно и тоскливо, это я гарантирую. Даже лежать с тобой в больнице и любоваться кривыми образами в железных перилах было веселее.

Больница? Нахмурившись, я попыталась припомнить и нашла какие-то смутные образы. Вроде бы да. Врач симпатичный такой оказался, но очень усталый. Неудивительно, впрочем, с сокращением-то медперсонала.

— Как тебе фильм-то? — спросила Инга, отвлекая от мыслей. — Я смотрела его через твои очки, но качество не очень.

— Не помню.

— Хорошо, — вдруг оживлённо ответила она. — Значит, воспоминание о фильме попадёт на мою половину. Будет чем развлечься.

— Ты странная, — повторила я. Отражение отмахнулось.

С тех пор мы даже сдружились. Я всегда казалась самой себе весьма приятным человеком, и альтер-Инга тоже душечка. С ней было особенно удобно выбирать одежду: Инга охотно крутилась передо мной в зеркале и рассказывала, не морщит ли пиджак. Краситься по утрам тоже стало веселее. «Левую бы продлить», — комментировала Инга мои стрелки. И всё это без неизбежного нытья, которым заканчивался поход по магазинам с Олегом или подругами. По будням Инга вела себя тихо и не мешала работать, только просила сериальчики смотреть рядом с зеркалом.

Ещё она ужасно, ужасно интересовалась Олегом, но сдерживала себя. Да только трудно одному эго скрыть что-то от второго эго. Я, впрочем, помалкивала.

Но тяга Инги к моему парню заставляла ещё более настороженно относиться к идее пустить её «погулять». Но она и не просилась.

Однажды всё произошло само собой.

 

***

Проснулась я с трудом: глаза никак не хотели открываться одновременно, мне удавалось разлепить то один, то другой, но никак не оба сразу. Тогда я решила сесть, но стало значительно хуже. Пришлось поспать ещё пару часов.

Когда я наконец смогла сесть, на смартфоне значилось 15:23. Великолепно. Замечательно.

В голове бодро вращали лопастями с пяток вертолётов, шея трещала, хвост болел — чувствую защемление, — в горле пересохло, а во рту оставался неприятный привкус. Словом, ощущения неприятные, но ожидаемые после девичника лучшей подруги.

Рядом с кроватью стояла бутылка «Нарзана». Радостно схватившись, я чуть не уронила на пол записку под бутылкой. На розовом стикере моим корявым почерком значилось: «Посмотри видео в галерее».

Я долго обдумывала, в каких галереях показывают видео, пока не решилась посмотреть фотки вчерашнего. Там оно и оказалось. Видео.

На моей кухне в моём теле сидела альтер-Инга, аккуратно прислонив смартфон к чайнику.

— Слушай, — начала она, запнулась и потёрла мой нос моими пальцами своим дурацким жестом. — Давай ты не будешь столько пить, а? Ты вырубилась, в сознании теперь я, но ощущения отвратительные.

Она отвлеклась на шоколадные конфеты, лежавшие горкой в вазочке на столе, съела парочку. Я промотала.

— А-ах, — протянула Инга и посмотрела прямо в камеру. — Хорошо тебе. Даже когда такое сильное алкогольное отравление, всё равно лучше иметь возможность есть конфеты, а не смотреть в зеркальные отблески в смутной надежде, что я застряла в тебе не навсегда. Что когда-нибудь я найду как вернуться. Что я ещё лежу где-то там, дома.

Вчера я очень сильно набралась, и она тоже была неизбежно пьяна.

— Инга, — протянула Инга, глядя прямо в камеру. — Мне не нравится помнить за нас двоих. Мне и за одну себя-то не нравится помнить.

Она съела ещё одну конфету. Встала, где-то за камерой налила себе чая. Видео тянулось и тянулось, но я больше не проматывала. Я боялась, но не понимала, чего боюсь. И страх этот рос и становился совсем непомерным. Вернувшись в кадр, Инга не дала мне утонуть в появившемся ужасе, и я постаралась сосредоточиться на ней. Альтер-эго неторопливо, с удовольствием пила чай, ела конфеты, разглядывала кухню.

— И всё равно, — вдруг нарушила она молчание. — Даже просто быть в тебе и помнить — лучше, чем плыть в потоке. Но было бы совсем классно, если бы ты отпускала меня погулять. А то я, видишь, всё равно могу занять твоё тело. Но...

Инга с выражением отвращения на лице опять потёрла нос и закончила:

— Но лучше бы в какой-нибудь погожий денёк, а не чтобы я проснулась с болью во всём теле в туалете, а потом вышла к толпе пьяных рож. Мне ещё половину пришлось по такси рассаживать, хорошо, что ты позабыла все адреса.

Потом Альтер-эго наклонилась к камере и, сказав: «Имей совесть», выключила видео.

Я мрачно тянула нарзанчик и листала мессенджеры. Мне слали слова благодарности за помощь вчера. Видимо, Инга действительно поответственней. И с моим телом не произошло ничего страшного.

 

***

Битых полчаса я распиналась перед зеркалом:

— ... и чтоб никакого похмелья. И никакого разврата, слышишь.

— Как это никакого разврата? А зачем вообще тогда жить? — картинно закатывала глаза Инга, но было видно, что она согласится на любые условия. Впрочем, а как я её ограничу, находясь внутри?

— Олег расстроится, — сказала я.

— Эй, чего? Я всё прекрасно сделаю.

Тут до меня дошло, что она имела в виду разврат именно с Олегом. Если в моём теле моё второе эго, это считается ли изменой? Я покачала головой:

— Никакого разврата.

Инга кивнула и напомнила:

— Ты тоже осторожнее. Когда ты разрешишь мне мысленно войти, я окажусь в теле, а ты — внутри сознания прямо у наблюдательного стекла. Не пугайся, посиди и осмотрись. Старайся не отходить далеко и ничего не трогать, заблудишься. Я буду держаться поближе к зеркалам, чтобы ты могла следить, что происходит. Если что — кричи, я услышу.

— И если я захочу вернуться в своё тело?

Инга поколебалась:

— Тебе достаточно будет просто решить. Но, пожалуйста, дай мне немного времени.

Я кивнула. Инга выглядела ужасно взволнованной, но я могла её понять.

Отойдя от зеркала, я прилегла на кровать, закрыла глаза, подумала: «Инга, давай!» и тут же провалилась в серый сумрак. Испугавшись, я забарахталась, но уцепиться было решительно не за что. Я закричала, но тут кто-то схватил меня за руки.

— Спокойно, — голос Инги.

Она соткалась в тумане, а за ней — огромная прозрачная стена без конца и края, за которой клубился всё тот же серый сумрак. Я лежала на груде разноцветных подушек, а рядом на корточках сидела Инга.

 

— Так и знала, что испугаешься — прокомментировала она и встала. — Я тоже вначале испугалась.

Она повернулась к стеклу и какое-то время наблюдала за сумраком.

— Отдохни пока. Привыкни. А я пойду.

И исчезла.

Я осталась в сумраке одна, но послушно не стала паниковать. Вскоре в стекле появилось моё — Ингино — отражение, а за ней знакомая прихожая.

— Не паникуй, лежи, никуда не ходи, — напомнила она.

— Да поняла, я поняла, — крикнула я в ответ. Инга кивнула.

Вопреки ожиданиям, она просто ходила по квартире, отражаясь то в серванте, то в посуде, что-то готовила, пела. Пошла мыть голову. Словом, Инга вела обычную спокойную жизнь. Такую, от которой я задремала.

Проснувшись, я поняла, что мне невыносимо скучно. Смазанные образы и приглушённые звуки, доносившиеся из-за стекла, меня совсем не развлекали. Как будто я никогда не видела собственной квартиры.

Я встала и решила всё же прогуляться. Туман передо мной расступался, но до определённого предела. Временами я натыкалась на плотные серые стены, временами проход сужался. Я всё время оглядывалась, но разноцветные подушки, обозначавшие моё место прибытия, всегда оказывались недалеко. Не потеряюсь.

В очередной раз уплотнившееся марево вдруг оказалось коридором. Узким серовато-белым коридором со множеством дверей. Заинтригованная, я толкнула ближайшую и попала в огромный кинотеатр со множеством экранов. На каждом шёл свой фильм. Я посидела в зале, глядя то на одно, то на другое полотно, и все фильмы показались знакомыми. И чего Инга жалуется?

Выйдя из кинотеатра, я толкнула дверь напротив. Расчихалась — она привела меня в очень пыльную библиотеку. Она оказалась поменьше кинозала, но вся забитая хлипкими стеллажами. Я стянула с ближайшей полки толстую тетрадь, раскрыла наугад. Ой, это же моё сочинение из десятого класса. Хоть убейте, не помню, как я его писала, но стиль точно мой. Забавно. В библиотеке было слишком темно, чтобы читать, так что я двинулась дальше.

За третьей дверью оказалась больничная палата. А в ней — моя умирающая мама. Бледная, в некрасивой больничной одежде, она смотрела мимо меня бессмысленным взглядом. А я и забыла, как она выглядела тогда. Забыла, как она долго болела. Кажется, я забыла даже, что у меня вообще была мама.

— Мама-а, — всхлипнула я, пятясь. Она встала на кровати и оказалась большой-большой. Я бы могла обнять её за ногу, если бы мы стояли рядом. Мама со стоном протянула ко мне руки, и они обратились в длинные толстые лапы с когтями. Я отходила назад, не в силах отвернуться. Дверь истаяла, истаяли и стены, и мы оказались на скалистом морском берегу. Мама упала на колени. Она корчилась передо мной, кричала от боли. И мне было её ужасно, ужасно жаль. Её тело раздавалось в стороны и покрывалось чешуёй, из спины выросли крылья. И я совсем не удивилась, когда вечность спустя передо мной поднялся дракон. Он угрожающе топнул и зарычал.

— Говорила же не открывать двери! — заорали за моей спиной. Я не успела обернуться, как Инга, всклокоченная, босая, бесхвостая, с одним коротким мечом пробежала мимо меня и бросилась на дракона.

— Уходи! — крикнула она, и меня сдуло со скалы.

Очнувшись на полу собственной кухни, я заплакала.

Я плакала и плакала, вспоминая. Вспоминая маму, её долгую болезнь и смерть. Вспоминая, как запил отец, как я вызывала ему, упавшему, скорую, как он ушёл, не приходя в сознание. Зато быстро и без боли.

Я вспоминала то, что Инга помнила за двоих. То, что сломило нас, то, что убило её, и почти убило меня.

Меня успел спасти тот усталый доктор, а её, видимо, нет. Она лишь успела вынырнуть из потока и оказаться в альтернативном сознании. И всё это время она помнила за меня, а сейчас сражалась за меня с моим собственным ужасом.

Сколько бы я ни прислушивалась, сколько бы ни звала Ингу у зеркала, крича, рыдая, она не откликалась. Я проспала несколько дней, потратила отгулы на работе, не отвечала на звонки, с трудом убедила Олега, что со мной всё в порядке, я просто устала.

И вспоминала. Прошлое восстанавливалось в том невзрачном повседневном ужасе. Я боялась сломаться опять.

Но видимо, Инга победила. Мне было больно и плохо, но я могла жить.

Когда я устала плакать, когда я пришла в себя, когда я сходила на могилы родителей, я смогла найти в себе силы вновь позвать её у зеркала. Но она не откликалась больше никогда.