- Что ты здесь делаешь?

Мальчик вздрогнул от испуга, услыхав тонкий девичий голосок откуда-то сверху. Подняв голову, он столкнулся почти лоб в лоб с маленькой девочкой. Такой тоненькой и с такой светлой кожей, что её фигурка казалась почти прозрачной. Их разделял колючий ежевичный куст - руки мальчика и его рубаха были все измазаны в красном ягодном соке, и бросив короткий взгляд на эти пятна, девочка улыбнулась.

- Давай я помогу. Ты их неправильно собираешь. Ты их давишь, а не срываешь.

Мальчик вытер рот и сконфуженно ответил:

- У меня не получается! В жизни таких мягких ягод не видал.

Всё также улыбаясь, она выбралась из кустов ежевики прямо к нему, пройдя сквозь них напролом. Мальчик только удивился - они же колючие, а она не боится! Но девочка явно была привыкшая к этим ягодам, потому что не только знала, как раздвигать ветки, чтобы не уколоться, но и где пряталась самые сочные и крупные ягоды - ближе к земле, в глубине куста, куда так просто и не подобраться. Но вместе они очень быстро наполнили и её корзинку, и отворот рубахи, куда мальчик и собирал ягоды.

- Ты не из этих краёв, - сказала ему девочка, показывая, как правильно срывать ежевику, чтобы та не разваливалась прямо в руках. - Я первый раз тебя вижу.

- Да. Мы здесь проездом.

- Мы?

- Я подмастерье.

Её лицо вытянулось от удивления.

- Но ты слишком мал, чтобы быть подмастерьем.

- Мне уже двенадцать!

Мальчик был искренне возмущён. Он знал, что выглядит хилым и младше своих лет - наставник постоянно попрекал его этим, но при том говорил, что у него много других достоинств! Девочка весело хихикнула, прикрывая рот ладошками. На дворе было окончание лета, солнце ещё припекало, и одежка её была совсем лёгкой: всего-то рубаха до колен, подпоясанная кушаком. Да и то, рубаха, кажется, была не с её, а со взрослого плеча. А ещё, когда она подняла руки, мальчик заметил синяки на её запястьях.

- А мне восемь, - сказала она. - Будем дружить?

- Можно, - улыбка мальчика растянулась до ушей. - Как тебя зовут?

- Мила. А тебя?

Мальчик открыл было рот, чтобы представиться, но хриплый мужской голос, прозвучавший над их головами, опередил его:

- Пичужка, ты что там делаешь?

Ежевичные кусты он нашёл в овраге недалеко от дороги, что вела от деревеньки. Пока наставник решал последние вопросы в деревне, его он отправил прогуляться и «заняться чем-нибудь полезным». А тут сизые ягоды, так похожие на малину, которых прежде он никогда не видал. Ну как было устоять? Теперь же наставник разыскал его, и, сидя верхом на своём коне, разглядывал детишек.

Мальчик глянул на Милу, словно она могла помочь ему объясниться, но та во все глаза, с застывшим в них ужасом смотрела на его наставника. Чёрный плащ, скрывающий фигуру с головы до ног, шляпа с широкими полями, бросающая тень на лицо, и чёрная же тканевая маска, прятавшая нижнюю половину лица. Когда наставник поднял голову и взглянул на девочку, она ахнула от ужаса, увидав горящие красные глаза.

Конечно же она сразу узнала, кто перед ней. Все это знали. Скитальца - нелюдя, убивающего других нелюдей - безошибочно узнавали в любом краю по его одежде, маске и глазам. Ведь о нём рассказывали самые страшные сказки и самые невероятные легенды.

А он сказал, что служит у него «подмастерьем». Да уж, вряд ли теперь Мила захочет с ним дружить...

- Мы ягоды собирали, - наконец нашёл он что сказать, смело глядя Скитальцу прямо в глаза.

Но тот неотрывно, пристально смотрел на девочку, разглядывая её. И обратился он почему-то к ней.

- Как тебя зовут?

- М-мила... - выдавила она из себя, вся дрожа от страха.

Мальчик осторожно подошёл к ней и, как можно незаметнее, взял её за руку, сжимая её ладошку в своей. И какое же облегчение он испытал, когда она не только не вырвала руки, но ещё и сжала её в ответ, ища у него поддержки!

- Кто твой отец? - снова спросил Скиталец.

- В-вакула...

- Который кузнец?

- Да.

Скиталец хмыкнул и опустил голову, явно пряча глаза, чтобы не пугать её.

- До вечера можешь погулять, Пичужка, но чтобы к закату воротился. Костёр по дыму найдёшь.

И он развернул коня, отправляясь дальше по дороге.

Мальчик облегчённо выдохнул и улыбнулся девочке, когда его наставник скрылся.

- Видишь, он совсем не страшный, - сказал он ей, желая приободрить.

Мило несмело улыбнулась в ответ.

- Да. А ты совсем не боишься?

- Нет. Он только выглядит страшным.

- И он учит тебя убивать нечисть?

- Ну-у-у... пока ещё нет, но... Он обещал, - мальчик замялся, потёр шею, взлохматил волосы на затылке.

Мила внимательно посмотрела на него, закусила губу, но всё-таки спросила:

- Это они тебя... так?.. Нечистые...

Он сразу понял, о чём она. Всё его тело: лицо, руки, грудь и живот под одеждой - всё было обмотано бинтами. Раны уже не болели, но повязки скрывали уродливые шрамы. Мальчик нахмурился и отвернулся, не желая говорить об этом.

- Нет, - только и буркнул он. - А может и да, я не знаю. Он мне не говорит.

- Извини. Мне не стоило спрашивать. Расскажи лучше, чем у тебя обучает.

Почти до самого заказа они провели в этом овраге, собирая ягоды, кушая их и болтая обо всём на свете. Солнце припекало, но неподалёку текла река, с которой ветер приносил прохладу, а в тени ежевики было совсем хорошо. Они веселились, делились историями, Мила рассказывала про свой край, а Пичужка делился с ней рассказами о местах, в которых успел побывать с наставником. Теперь она его так и называла - Пичушка - говоря, что ему это прозвище очень подходит.

- Ты маленький и взъерошенный, как воробей.

Мальчик же только пыжился на это описание, ведь наставник его говорил точно также. А Мила смеялась, находя его в такие моменты ещё больше похожим на воробья.

Но к вечеру её веселье стремительно угасло. Пичушка вызвался проводить её до деревни, но когда он это предложил, её глаза почему-то забегали, а сама она вся сжалась.

- А я могу... - спросила она, теребя край рубахи, - поехать с вами?..

- Я... я не знаю, - мальчик даже растерялся от такого вопроса. - Хочешь, я спрошу у него?

Но она вдруг передумала и замотала головой.

- Нет-нет, не надо! Я вспомнила, что мне ещё за братиком присматривать. Побегу я, а то папка наругает. Вы ещё к нам заедите?

- Наверное. Прости, я, правда не знаю.

- Ничего, - но улыбка её была очень грустной. - Удачи тебе в твоих странствиях!

- И тебе! Когда вырасту, я обязательно тебя навещу, обещаю!

Она вновь заулыбалась, но теперь уже счастливо, искренне. Помахав ему рукой и дав горсть ягод в дорогу, она поспешила в свою деревню, а он отправился искать своего наставника.

Наставник ждал его, ещё до ночи разведя костёр, и видать он специально набрал ветки тополя, чтобы дымило сильнее. Когда его ученик занял место напротив и потянулся к уже поостывшей похлёбке, он вдруг спросил его:

- Что ты заметил? Я говорю о Миле.

Мальчик искренне удивился такому вопросу. Какое-то время он хлопал глазами, пытаясь понять, о чём его спрашивают, но голове была лишь сцена их расставания.

- Ну... она не хотела идти домой. Спросила, можем ли мы её забрать.

Скиталец медленно кивнул, словно каким-то своим мыслям.

- Что ещё?

- Ну-у-у... - ему в самом деле пришлось всерьёз поразмыслить. - Синяки, и...

- Она забитая и пугливая словно мышь. На меня она смотрела не со страхом, а с животным ужасом. А ещё она худая - явно недоедает, хотя деревня их не бедствует, и профессия у отца уважаемая. И синяки, да.

- К чему вы клоните?

- Помяни моё слово, через пару месяцев она станет мавкой.

- Кто это - мавки?

Он был растерян - никогда прежде ему не доводилось слышать о них. Но пусть наставник говорил о них, как о какой-то нечисти, он не хотел в это верить.

- Сам увидишь. К зиме мы сюда вернёмся.

Вспыхнувшая на миг радость, тут же утихла - было в словах Скитальца что-то дурное, будто он говорил о приближении беды. Но мальчик ничего не понимал, и одновременно знал, что если наставник не сказал больше, спрашивать - бессмысленно. Поэтому он отмахнулся от этих мыслей, желая забыть их, как страшный сон.

 

Наставник сдержал слово и к зиме они действительно вернулись в этот край. Ещё на подходе к деревни Скиталец предупредил его: головой не вертеть, глазами никого не искать, про Милу не спрашивать. Ослушаться его, было себе дороже, поэтому он послушался. Снега в этом году было немного, он едва припорошил землю, и тут и там из-под белого покрова проглядывали пучки сухой, словно бы чёрной травы. Из-за нехватки снега ветер был особенно злым и холодным. Приходилось съёживаться, кутаться плотнее в одежды, а всё равно ветер проникал под них и пробирал до костей. Пока наставник решал вопросы в доме старосты, его ученик оставался на улице. И, пользуясь его отсутствием, всё-таки начал вертеть головой, ища глазами Милу: вдруг та услышала о их прибытии и выглянет из дома, чтобы свидеться? Занятый этим делом, он пропустил момент, когда наставник вернулся, и получил от него крепкую затрещину.

- Я же сказал: не искать её, - процедил Скиталец сквозь зубы, взбираясь в седло.

Конь у них был один на двоих, и ученик был вынужден ютиться позади. Насупившись, недовольный затрещиной, он чуть не вывалился из седла, когда наставник тронулся с места, и обиду пришлось позабыть - держаться за него было всё же нужно.

- Что мы здесь делаем? - буркнул мальчик, всё ещё не понимая запретов наставника.

- То же, что и везде. Идём, я спросил про твою Милу. Она сбежала из дома, но мы оба знаем, где её искать.

Скиталец привёл его к тому самому оврагу, на дне которого текла река и вдоль неё росла полоса ежевики на склоне. Наставник привязал коня неподалёку от дороги, сам остался наверху, а его подтолкнул спуститься вниз, к реке и ежевике.

- Позови её. К тебе она выйдет.

Мальчик совершенно не понимал, что происходит. Как Мила могла прятаться здесь, зимой, на таком холоде? Нехорошее предчувствие, что должно случиться нечто дурное, не отпускало его, но он искренне хотел помочь своей подруге, поэтому послушался. Спустился в овраг, осторожно обошёл сухие, колючие кусты и спустился к реке. Та не успела покрыться льдом, но берег её терялся за снежным покровом, из которого выглядывали камыши, поэтому подходить близко было опасно.

- Мила! - позвал он. - Мила, ты здесь?

Не понимая, чего ждать, он вертел головой, осматриваясь по сторонам. Ему казалось, она сейчас выглянет из-за какого-нибудь ежевичного куста или скрытой под снегом низины оврага. Но спокойная река вдруг пошла рябью, и на её глади показалась маленькая чёрная головка. Мальчик и испугаться не успел, как Мила выглянула из-под воды, увядала его, обрадовалась, и, спеша, выбралась на берег. Мокрая, всё в той же летней рубахе, словно ей совсем не было холодно.

- Это ты! Ты сдержал, слово, ты вернулся!

Мальчик открывал и закрывал рот, не зная, что и сказать. Шок сковал его, растерянность не давала ясно мыслить, в голове была какая-то путаница. Он сразу узнал её, она почти не изменилась, только кожа её, кажется, стала ещё белее, а фигурка тоньше. Она казалась совсем-совсем прозрачной. Мокрая рубаха прилипла к телу, облегая тощее тельце, а тёмные распущенные волосы укрывали спину. Но она не дрожала на холодном ветру и бежала к нему босыми ногами по снегу, словно вовсе не замечая зимы.

Лишь когда она подбежала совсем близко, и коснулась его рук, словно желая обнять и не решаясь, он заметил, что глаза её красные, как у нечисти.

Мальчик отпрянул, и улыбка тут же сползла с её лица.

- Ты что, меня боишься? - спросила она, словно сама себе не веря.

Над головой заскрежетала сталь. Когда он поднял голову, то увидел своего наставника с обнажённым мечом в руках.

- Отойди, Пичужка.

Наконец осознание накрыло его с головой.

- Нет! - закричал мальчик и, вскинув руки в стороны, закрыл девочку собой. - Ты её не тронешь!

Он почувствовал, как тонкие пальчики Милы цепляются за его плечи.

- Это уже не тебе решать.

Он и сделать-то ничего не мог - Скиталец был выше него в два раза. Схватив его за грудки, он просто отшвырнул его в сторону, будто щенка за шкирку, и поймал Милу за длинные волосы, прежде, чем она убежала. Он слышал, как его подруга кричала и звала его на помочь, пока острый меч не отделил её голову от тела.

Всё произошло очень быстро. Он и на ноги-то подняться не успел, а крики Милы уже утихли. И её голова осталась в руках Скитальца.

Злые слёзы застелили глаза. Не думая о последствиях, желая только выместить на ком-то своей гнев и бессилие, он бросился на наставника и принялся колотить его, крича, что он чудовище и убийца. Тот молча терпел, выслушивал его истерику без малейший эмоций, и взгляд его не становился теплее или злее. Точно ему было всё равно.

Когда ученик его закончил бесноваться и обессиленный горем упал на колени, наставник подхватил тело Милы свободной рукой и, словно сухую ветку, выбросил его в реку. Та приняла её и скрыла под своими водами, но голова девочки осталась в руках Скитальца. Будто бы чувствуя, как что-то умирает внутри, мальчик спросил ослабевшим после криков и рыданий голосом:

- Зачем она тебе?

- Покажу её отцу.

- Ты знал, что так будет, - он вдруг вспомнил их разговор в конце лета и мрачное предзнаменование Скитальца. - Знал, что она станет... этим.

- Да, знал. - Скиталец не прятал глаза, смотрел прямо, давая ответ. Но голос его не выражал ничего. - Мавками становятся дети, с которыми жестоко обращались. Мила стала такой уже с месяц. За это время, она убила пятерых человек, утащив их с дороги в овраг. А ещё, она убила своего младшего брата, младенца, за которым должна была присматривать.

- Ты всё знал! - Он снова сорвался на крик, обвиняющие глядя прямо в лицо наставнику, и сжимая кулаки от злости. - Знал, но ничего не сделал! Мы могли помочь ей, забрать её! Спасти её!

- Тогда бы её отец не усвоил урок.

Спокойный, ровный тон, казалось, ранил куда больнее самих слов. Мальчик не знал, что сказать, а наставник его продолжал:

- У него ещё четверо детей. Старшая в итоге сломалась, но если бы мы вмешались и помогли ей, на её месте просто оказался бы другой его ребёнок. Теперь же он, может быть, чему-то научится. Ты не сможешь спасти всех, Пичужка.

Но он почти не слушал его. В голове всё время билась одна и та же мысль, которую он наконец озвучил:

- Неужели не было другого пути?

- Был. Но я выбрал этот. Чтобы урок усвоил ещё и ты.