Ветер. Какой он? Тонкий? Твёрдый? Острый? Вы дотрагивались до ветра? Нет? А он дотрагивался до вас. Он знает, что вашей коже свойственно становиться пупырчатой, когда он перебарщивает с холодком и свежестью. Он знает, что у вашей кожи появляется много общего с сезонными огурчиками, купленными у бабушки, когда он перебарщивает с холодком и свежестью.

Вы тоже можете узнать ветер получше. Посвистите ему, и быть может, он посвистит в ответ, вовлекая в бесконечную игру эха. Дайте ему руку, и, быть может, он поцелует её тонкими острыми губами. У вас есть шанс открыть ветер таким, каким его не открыл ни один человек.

С ветром-то всё понятно. Стоит только признаться себе, что он незнакомец и захотеть познакомиться с ним! А там уж...

Но как дотронуться до чего-то, что не проглядывается, не осязается? Как почувствовать это «что-то»? Как понять, что оно есть, если оно есть, но скрыто под слоями реальности?

Попросить дать знак? Ха! Едва ли «что-то» согласится. Зачем ему контакт с квадратным миром, в котором задыхается даже воздух, в котором почти всё подчинено физическому воплощению?

Выбраться из-под слоёв реальности? Да ну... Разве такое возможно?

Я спросила себя: «Сможешь выбраться?»

И оставила вопрос без ответа, чтобы не жить надеждами, но не разрушать их.

Выбраться из-под слоёв реальности... А что такое реальность для меня? Чем именно она мне мешает? Сколько у неё слоёв? Куда из-под них выбираться?

Страшно. Страшно вырываться из непонятного, но существующего мира в несуществующий и ещё более непонятный. Страшно не ворваться обратно. Страшно провести остаток внутрителесной жизни взаперти, в психиатрической больнице.

Зачем уходить из реальности? Зачем мне это?

Чтобы хоть что-то почувствовать. Я давно не чувствую ничего. Даже прикосновений ветра. Вдруг он хочет поиграть со мной, а я не знаю об этом? Я тоже хочу поиграть с ними, но он словно исчез для меня. Кожа чувствует его, покрывается пупырышками. А я не чувствую. Я больше не гадаю, какая у него форма, сколько он весит, какой он толщины. Я не могу этого знать.

Моя душа ослепла. Она не видит ветер. Она не трепещет. Она не смотрит на мир моими глазами. Теперь мои глаза — это лишь воспроизводитель реальности.

Моя душа окаменела. Она не прыгает, когда начинается дождь. Я не чувствую её бунта в солнечном сплетении. Неужели она умерла? Неужели я тело, живущее по привычке? Живущее лишь потому, что все живут?

Неужели я умерла в собственном теле? Если так, то есть ли шанс на воскрешение?

Смогу ли я выбраться? Да. Стоит ли рисковать остатком относительно свободной внутрителесной жизни? Да.

Реальность — это квадрат. Синий квадрат. Плоский. Будто вырезанный малышом на занятии по развитию мелкой моторики. Неровный. С заусенцами. Измятый.

Стоп. Если у реальности есть слои, значит, она не просто квадрат, а листы для заметок с квадратными листами и клейкой полоской?

Да. Но я сейчас смотрю на неё сверху, однобоко, поэтому вижу только синий квадрат.

Как выбраться из бумажного квадрата? Порвать его. Значит, мне нужно рвать реальность слой за слоем.

Я сидела на полу, прислонившись спиной к шкафу. Сидела и замышляла план побега из квадратной тюрьмы. Сидела и слушала концерт группы «Ураган», бушевавшей на улице. Музыканты через распахнутое окно взяли под свой контроль мою балконную дверь, передали её Ветру, а тот изо всех сил ударил её о стену.

Что? Я увидела Ветер?

Да. Он стоял передо мной. Большой. Белый. Пушистый. Белый пушистый паинька, смысл жизни которого поднимать шум и сносить крыши домов. И не только домов.

Сейчас ветер начал сносить мою крышу. Я посвистела ему.

— Маша! — он принялся обнимать меня. Проступили мурашки. На этот раз не только на коже, но и на душе. — Наконец-то ты играешь со мной!

Он приподнял меня на вытянутых руках, как приподнимают карапузов, и забегал по комнате. В чувствовала себя бумажным самолётиком. Я чувствовала!!! Выходит, я живу не по привычке?

Смех выливался из моего рта ручьями. В животе стало щекотно. Небо секундно покрывалось вспышками. Тишина заполнялась громом. А деревья больше не сгибались. Молния сверкала. Гром трещал. А Ветер был со мной.

Но одного Ветра мне было недостаточно. Мне хотелось дотронуться до чего-то, что не проглядывается, не осязается, чего ещё не было.

Надо спросить у Ветра, как выбраться из нашего слоя реальности и попасть в следующий. Он точно знает. Вот только он так увлечён, да ещё и гром... Он точно не услышит.

— Стой! — крикнула я в ухо Ветру.

— Ай! Не надо так! Если что-то не нравится, можно нормально сказать. Я специально новую игру придумал, постарался. Что исправить?

— Дело не в игре. Мне нужно знать, как порвать реальность.

Ветер поставил меня на линолеум.

— Порвать реальность! Ха-ха-ха-ха-ха!

Я посмотрела на смеющегося с каменным лицом. Он завершил акт фальшивого смеха.

— Ладно. Это была первая проверка. И ты прошла её. Ты уже почти порвала наш слой реальности. В одной точке квадрат стал тоньше. Тебе надо найти её и продавить.

— А как продавить, если слои лежат друг на друге, как в листах для заметок?

— О, дорогая! Реальность — это не слипшиеся листы. Это торт с бумажным бисквитом.

— Торт? Из чего тогда крем?

— Из ничего. Должен же путешественник где-то отдохнуть.

— А что под всеми слоями?

— Не знаю. Дальше второго не ходил.

— Получается, ты не знаешь их количество...

— Как там говорится на этом вашем молодёжном... Сорян, Маруся.

Ветер знал, что я ненавижу, когда меня так называют. Моё лицо опустело. Он заметил это и дотронулся пальцем до моего носа. Чтобы понять, как это выглядело, представьте, что вы лилипут, и вашего носа коснулся Гулливер. Я тоже это представила и рассмеялась. Ветер обнял меня на прощание, шепнул «прости» так, что это не услышал даже мой чутко слышащий пёс. И ушёл, захлопнув дверь балкона. Деревья зашипели: он вернулся на пост.

Я снова прислонилась к шкафу, сползла на пол и закрыла глаза руками. Потёрла веки. В них взрывались салюты. Алые. Малиновые. Лиловые. Я потёрла веки сильнее. Салюты разрастались. Я позволила им поглотить темноту. И они поглотили меня.

Я почувствовала, как меня засасывает в вихрь едких вспышек. Раньше это насторожило бы меня, и я открыла бы глаза, но сейчас мне было необходимо дойти до конца.

Голова закружилась. Я перестала её ощущать. Перемещалась в новую для себя стихию. Почему-то казалось, что мной вот-вот овладеют конвульсии. Ощущения были слишком новыми. Я будто умирала и рождалась одномоментно.

Штиль с оттенком шторма. Меня резко, но бережно болтало из стороны в сторону. Может, я на море, лежу звёздочкой на солёной глади, и всё это мерещится?

Я схожу с ума? Как открыть глаза?

Какая-то жидкость, будто услышав мои мысли, накрыла меня. Я захлебнулась. Веки рефлекторно разомкнулись. Я приняла вертикальное положение, откашлялась и оглянулась.

Всё пространство было самим жидким «салютным» вихрем. Шипучим «салютным» вихрем. Серо-буро-малиновым вихрем. Ни стен. Ни потолка. Ни суши. Ни неба. Сплошной вихрь. Но воздух, позволяющий перевести дух, откашляться, вдохнуть, как-то здесь присутствовал.

«Это и есть ничего?», — пробежало во мне.

Нет. Это не было им.

— Добро пожаловать в первый бумажный бисквит! — заговорил, по-видимому, сам вихрь. — Я рад тебе! Желаешь продолжить путешествие вверх или вернуться? Хочешь поговорить со мной? Испить меня? — он говорил это с искренним восторгом.

— Привет! Что будет, если я глотну тебя?

— Вопросы у меня в гостях задают после первого глотка. Ах, ты же захлебнулась! Вполне можешь ответить себе сама. Что ощущаешь?

— Нечто взрывное. Кажется, что у меня восемь конечностей. Хочется всеми ими шевелить, что-то делать! Переделать все дела во Вселенной, перевернуть Её. А у тебя делать нечего! Скука! Лежишь ли, стоишь ли, двигаешься ли — матает туда-сюда! Какой толк от этих ощущений?

— Значит, ты считаешь меня скучным... Полагаю, здесь тебе делать нечего!

— Можно спросить ещё кое о чём?

— Надеюсь, у столь скучного существа найдётся ответ. Спрашивай.

— Не хотела обидеть. Привыкла говорить правду. Скажи, что представляет из себя «ничего»?

— Абсолютная тишина и темнота.

— Благодарю, вихрь, — я поцеловала его на прощание. — Подскажи, как пробраться дальше.

— Закрой глаза, а дальше поймёшь, что делать.

Я послушалась. Теперь вихрь не засасывал, а возвышал.

Он подбросил меня. Послышалась тишина. Во время прошлого перехода из-за страха она была в «расфокусе». Захотелось «застрять» здесь ненадолго, но любопытство вынуждало спешить.

Приземлившись, я открыла глаза. Вокруг опять была комната. Вроде моя. Но не моя.

Её, наверное, пропустили через кривое зеркало, закатали в раскраску и отдали трёхлетке: стены в неаккуратную оранжевую пятнышку с пробелами, искаляканный извивающийся шкаф, вдавленный потолок, кривой пол.

Но страшнее было состояние воздуха в помещении. Пахло паникой и синдромом самозванца. Стены сужались, намереваясь раздавить.

Балконная дверь была закрыта, как и окна. Дождя не было. Солнце, судя по ухмылке, вовсю пылало любовью к обжарке всех и вся. Посмотрев на него разок, я подчинилась потливости. Стены и жар воздуха объединились, удушая меня.

Солнце зловеще заржало, как конь. Я взглянула на него ещё раз и увидела палящую лошадиную морду с длиннющей гривой-лучами. Морда опустилась ближе к земле. К ней откуда-то прибавилось туловище — огроменный брекет жёлтого сливочного масла без упаковки. А к ним — вытянутые картофелины-ноги и хвост-кукурузные рыльца. Некрасиво. Страшно.

Это некрасивое, страшное Непонятно-Что, похожее на коня, направилось к моему дому. Перескочило сквозь окно. Выломило балконную дверь и возникло в метре от меня.

Страх превратил меня в лёд.

— Здравствуй. Я здесь, чтобы поздравить тебя с успешным прохождением проверки и отвезти наверх, в поля иллюзорника.

Конь дыхнул на меня. Я растаяла, и вместе с тем улетучился страх. Появилось бархатное предвкушение.

— Здравствуй! — я еле сдержалась, чтобы не запрыгать по-детски. — Куда ты меня отвезёшь?

— В поля иллюзорника. Увидишь.

Я села на уже кажущегося милым нового знакомого, и мы взлетели.

— Не знала, что ты пегас.

— Ты в принципе многого не знаешь. Но сегодня узнаешь самое важное.

Тёмное молчание мы пролетели вместе. А потом...

Потом мы остановились. И то, где мы были, виделось штрихами белого карандаша на белом листе бумаги. Я словно ослепла, но из-за этого увидела больше. Туман, которого не было. Шальные облака. Воздух, что мягче плюшевой игрушки.

И конь опрокинул меня. Я коснулась самой нежности. Её не было, но она была. Повернувшись на живот, я стала любоваться цветами, гладить лепестки носом. Это было то самое «что-то». То, чего не было, но до чего можно было дотронуться. Высшее воплощение живости. Ключ к самовоскрешению.

Иллюзорник — нельзя дотронуться телом. Иллюзорник — нельзя увидеть.

Иллюзорник — можно дотронуться душой. Иллюзорник — можно увидеть душой.

Зачем возвращаться в реальность, если можно валяться в ароматном призрачном дитяти...

Каков его аромат? О, даже он этого не знает...

А я знаю всё. Но не хочу говорить... Хочу чувствовать. Отныне я есть для себя и иллюзорника и ни для кого больше!

Конь ускакал.