Персик... Наполненный теплом и солнцем, с акварельно-розовым бочком. Прикаснёшься к чуду – бархатистость, шершавость. Приятно. Веруша уставшая, убегавшаяся. Это хорошая усталость – лёгкая, да и та, прыснув смехом-колокольчиком, растворится в божественном аромате, когда вгрызёшься в персик. Сладко, свежо. Тёплый ветер за окном. Веруша сидит на стуле, болтает ногами, кушает персик...

Вот и сейчас Веруша предпочитает вгрызаться. Жаль, что не в персик, а в жизнь. Дни складываются в недели, недели – в года, года летят, летят. Незаметно. Первый шаг, первый поцелуй, первое расставание, первая морщинка, первый седой волос. И если не откусывать жизнь большими кусками, то та проскользнёт сквозь пальцы песком, пролетит кометой, проскачет вдаль лучиком света, и останется тьма. Поэтому – кусать, кусать, оттяпывать вкусняшки-моменты. И не забывать тщательно пережёвывать.

Хотя тщательность не самая сильная Верушина сторона. Продумывание, планирование, расписание – всё это хорошо, если не иметь в друзьях Савву.

Савва Мамонт из разряда "выживших мальчишек". Спонтанный, шебутной, переполненный безумными и внезапными идеями. При этом уважаемый, авторитетный человек, меценат различной яркости художников, поэтов и прочих творческих личностей. Савва с отеческой любовью относится к Веруше. Веруша готова в огонь, воду, сквозь медные трубы, через тернии к звёздам, на край света, да хоть к чёрту на кулички за Мамонта. Чем Савва и пользуется сегодня: тридцать седьмой подвиг Геракла – приготовить еду для банкета.

Веруша обожает Савву, обожает готовить. Поэтому вызов принят – к плите, закатать рукава, творись кухонная магия!

С магией главное не перестараться. Министерство Мажьих Дел не дремлет, но ведь Веруша не собирается призывать котлетных големов...

Холодильник Саввы Мамонта всегда забит до упора, скрывая в себе залежи продуктов. Прикинув, что надо докупить, Веруша набрасфвает план покупок, всего в каких-то сорок позиций, отправляет Савву по магазинам, рынкам. Сама же приступает к готовке.

Первым делом заколдовать ножи, прихваченные из дома. Свои, любимые, верные. Ножи играют в магии важную роль: кинжалы, клинки для жертвоприношений, атамы, серпы для сбора трав; но не стоит относиться с пренебрежением к кухонным ножам. Веруша сконцентрировала магическую энергию, прошептала заклинание и наделила острых помощников толикой подвижности. Ножи завертелись, защебетали металлически, застучали ручками по столу. Вот и славно, пусть режут, рубят, шинкуют. Оливье, салатики, мясная и овощная нарезки будут готовы в лучшем виде: только успевай командовать, что нарезать кубиком, что – соломкой.

Гостей на банкет ожидается много, значит нужно сытное, мясное блюдо. И чтоб сильно не заморачиваться. Под весёлый перестук ножей, Веруша умело разобрала три курочки, на противень закинула, добавила картошку, порезанную большими кусками, морковь, лучок. Обильно сдобрила сверху майонезом, приправила солью, перцем. Проверила температуру духовки, куда уютно уместился противень. Пусть запекается, курочки дадут жир и сок, который пропитает картоху и овощи, в самом конце присыпать эту вкусноту тёртым сыром, и готово!

Слегка скрипнув, кухонная дверь приоткрылась, впуская Степаныча, домового. Маленького роста, заросший бородой, озорные глаза сверкают, смешной, угловатый, важно вышагивающий старичок:

– Здравствуйте, Веруша.

– Драсьте, Степаныч.

Домовой поклонился, достал из-за пазухи кулёк конфет, протянул Веруше:

– Вот, вношу вклад в вечерний пир, – Степаныч забрался на табурет, – а молочком угостишь? Страсть как хочется.

Веруша отвлеклась от формирования котлет, плеснула в блюдце молока, положила рядом шоколадную конфету:

– Угощайтесь, Степаныч. Вас на празднике ждать-то?

Степаныч лапками притянул блюдце, поблагодарил, принялся шумно лакать. Тяп-тяп-тяп. Через минуту довольно выдохнул, утёр усы и бороду, сграбастал конфету и шмыгнул за плиту. Некоторое время было слышно шуршание, Степаныч устраивался поудобнее и вскрывал фантик-обёртку. Зачавкал, с наслаждением:

– Веруш, я не любитель шумных мероприятий, и староват уже для ночных гуляний, тут посижу, подумаю, подремлю. Спасибо за заботу, сама отдохни хорошенько, а то нанялась кухаркой... – голос становился всё тише и тише. Ещё какое-то время бормотание Степаныча вплеталось в кухонный шум, но Веруша не обращала внимания: пюрешка и котлетки сейчас важней.

В пюре обязательно добавить сливки и тёртый сыр. Вуаля, обычное блюдо выходит на новый уровень, играет по-другому. Более свежо. Пропущенная через сито, чтобы избавиться от комочков, пюрешка становится воздушной, мягкой, как летние облака. И такой же вкусной.

К котлетам нужен отдельный подход: любовь и двойная панировка. И начинка из масла и зелени. Веруша прижаривала котлетные бока до хрустящей корочки, напевая незатейливую песенку:

– Тру-лю-лю, тру-ля-ля, приготовлю я тебя.

На кухню незаметно пробрался Савва, несмотря на внушительные габариты, Мамонт двигался тихо и грациозно:

– Веруш, я всё принёс, – Савва сгрузил объёмные пакеты и собирался ретироваться из кухонной обители, но остановился и приглушённо спросил, – что-то ещё нужно?

– Да, – Веруша оценила удивление, промелькнувшее на лице Саввы, улыбнулась, – вино открой. Плесни мне бокальчик.

Стало ещё веселее. Готовка шла полным ходом, мелькали оживлённые ножи, шкварчали котлетки, Веруша порхала, за плитой сонно бурчал Степаныч. Красота!

Ещё нужен, куда же без него, десерт. Сладенькое. Но времени катастрофически мало, так что пирожные и торты отменяются. Это удручающе плохо. Вечером в гостях будут разные личности и сущности, а сладкое любят все: особенно почему-то призраки. Что бы такое придумать? Веруша раздавала ножам приказания, кружилась небольшим тарелочным торнадо, следила, контролировала, а в голове мелькали эклеры, "Красный бархат", мармелад, венский торт "Захер". Выход из ситуации, ответ о сладком завершении вечера, пришёл сам собой – шарлотка.

Возни минимум, продуктов тоже, а вот результат – впечатляющий. Ароматные яблоки, свежевыпеченное тесто, румяная корочка, возвращающий в беззаботную юность запах корицы – пальчики оближешь!

Подготовившись к процессу создания теста глотком вина, Веруша приступила. Кухонная магия и тесто неразделимы. Обязательными ингредиентами являются позитивные мысли, эманации и хорошее настроение. Тесто надо мять. Конечно же руками. Как и жизнь. Ведь если не утрамбовывать, не делать целебный массаж жизни, та прогалопирует вдаль иноходью, прытким ручьём прожурчит рядом, гудящим паровозом прогрохочет по рельсам, оставив клубы удушающей тьмы. Поэтому – мять, мять, переворачивать и снова мять. И не забывать про хорошее настроение.

А ещё больше поднять настроение, можно создав кулинарное чудо. Шарлотка, салаты, котлеты, запечённая курица – простые блюда, талант и мастерство Веруши требовали чего-то особенного. Пусть не сложного, но уникального.

Рольмопсы! Кисло-солёная закуска, на утро будет самое то, после вечерней пирушки. Вперёд!

Первым делом приготовить маринад. Вода, пара лавровых листов, перец: плод и горошком, сахар, корица. Затем, пока ароматное варево побулькивает, отбить селёдку. Слабосолёную. Совсем чуть-чуть, чтобы в тонкие листы превратилось нежное филе. Уксус в маринадик не забыть. Длинными пластинками натереть морковку, лучок нарезать полукольцами. Овощи минут на семь в кипящий маринад: пусть вкусы объединяться, окрепнут. А пока, хрусткие солёные огурцы – четвертинками. Всё. Магия сборки.

На лист селёдочного филе уложить пластинку моркови, присыпать лучком. На самый краешек сельди поместить кусок огурца и скрутить в рулетик. Нежно скрутить. Где там немцы углядели мордочки мопсов – загадка. От этой загадки закуска только выигрывает, приобретая интригующий штрих. Ну и, конечно же, свёрнутые рулетики поместить в рассол-маринад и спрятать аппетитную закусь в холодильник. Утром рольмопсы будут радовать своим вкусом и яркими цветами. Очаровательно. Бодряще. Восхрумтительно.

В целом, рольмопсы напоминали Веруше жизнь. Тебя размягчают, отбивают, варят, крутят а бараний рог, протыкают зубочистками, оставляют мариноваться. От этого ты набираешься сил, настаиваешься – можешь радовать других, да и себя, внешним видом и обалденной начинкой. Хрустяще-мягонькой, кисло-солёной, возвращающей желание и стремление жить. Жить дальше. Вкусно и красиво.

Гости начали постепенно прибывать. То и дело из прихожей и из зала раздавались приветствия, радостные возгласы, шутки. Веруша заканчивала оформление блюд: разложить помидорки-черри, маслины, нарезки: фруктовую, овощную, мясную, по красивым тарелкам-подносам, туда – сбрызнуть оливковым маслом, сюда – добавить свеже-молотого перца, не забыть про соусники, салфетки, бокалы, стаканы, тарелки. Нужно звать подмогу, чтобы выносили красоту в зал. Банкет вот-вот начнётся. Надо переодеться! Но вначале ещё один глоточек вина.

В зале стоял весёлый гомон. Гости знакомились, рассаживались, делились последними новостями. Многие пришли не с пустыми руками, лапами, щупальцами: алкоголь, закуски, сладости. Веруша рекрутировала зомби Ивана: модного нынче барда-песенника, и Валентина: молодого художника; на помощь в сервировке и доставке стратегических запасов еды из кухни. Втроём дело пошло быстрее и веселее. Иван, порыкивая Высоцким, таскал самое тяжёлое, юный художник занялся оформлением стола, а Веруша распределяла принесённые гостями продукты и определяла их место в меню, которое приобрело некую степень безумия, так любимого Саввой. Бочка маринованных снетков от русалки Марго, грибное разносолье, притащенное лешим Рудольфом Бенедиктовичем, пирожки, хачапури, кулебяки – откуда у чертей такая любовь к выпечке, солёный арбуз, доставленный матёрым чёрным Котом Кристианом, желейные мишки: любимое лакомство зомби – чего только не было! А от обилия и разнообразия алкоголя захватывало дух, так что рольмопсы явно пригодятся по утру.

Торжественную, вступительную речь Саввы Мамонта встретили бурными аплодисментами и перезвоном бокалов, кружек, бутылок и одного черепа, инкрустированного серебром и камнями. Контингент за столом собрался творческий, интересный – рассказывать умеет и любит, так что никакой разведки, неловкости и начального стеснения не было – потекли речи, тосты, полились песни, стихи. Смех и веселье наполнили зал.

Веруша, переодетая в красивое и нарядное, изредка упархивала на кухню, произвести смену блюд, обновить нарезки и салаты. Здесь, в сравнительной тишине, ей нравилось больше: красивые, но пустые разговоры Веруша с радостью бы сменила уютной, дружеской беседой; цветастость нарядов и костюмов – удобными, немного растянутыми домашними одеждами; а большое, разнообразное сборище гостей – на маленькую, но родную компанию.

Летели секунды, минуты, часы. Они исчезали в шуме, в празднике жизни, вкуса, радости. Скорее всего, так и надо: улыбаться, шутить, пить и жевать, ведь иначе жизнь прошуршит ящеркой по залитым солнцем камням, вверх унесётся дымом, умчится за горизонт белоснежной птицей, оставив после себя пустоту. И тьму. И ощущение бессмысленности.

Так и банкет, приближающийся к стадии полного уничтожения съестного и тотального доминирования алкоголя в крови, начинал казаться Веруше бессмысленным. И противным. Интересные беседы переросли в споры, песни – в крики мартовских котов, семнадцать раз подряд бедняга-поэт начинал читать стих – один и тот же.

Клятвы любви, дружбы, которые забудутся завтра. Конфликты, выросшие буквально из ничего. Марго, раскрасневшаяся русалка, поливала себя шампанским, с криками: "Не просохну, не просохну!", пара чертей уже ползала на рогах. Леший, Рудольф Бенедиктович, выкидывал в окно деревянные стулья, приговаривая: "Бегите в лес, родненькие, бегите". Призраки, поддавшись всеобщему буйному болезненному веселью, проходили сквозь гостей, становились невидимыми, толкались. Гоблины резались в карты, оборотень, уже без одежды, пытался заставить одурманенное коньяком тело принять звериную ипостась. Веруша успокаивала себя, что это из-за близости Меркурия, ведь у Саввы Мамонта отличные, замечательные гости, просто...

Терпение лопнуло, когда Веруша увидела, как качающаяся из стороны в сторону мумия Глаша, вынесла из кухни вскрытые банки с рольмопсами: "Смотрите, братцы, какую клёвую закусь я надыбала", братцы встретили весть восторженным рёвом: рольмопсы смотрелись великолепно...

Волна обиды захлестнула Верушу. Глупо обижаться на несправедливость, и уж тем более на Глашу. Но гнев и злость не вникают в суть глупости, они наваливаются, жгут изнутри, затмевая голос рассудка. Веруша залпом осушила бокал вина, выдохнула. Успокоилась. Стало смешно и немножко жалко рольмопсы, которые так и не успеют набраться вкуса. К счастью жизнь не заканчивается на рольмопсах и хамстве. К счастью для мумии.

Надо было срочно перекурить, и Веруша отправилась в тайную, спасительную комнату. В доме у Саввы Мамонта не принято устраивать кухонные, философские беседы, что одновременно радовало и печалило Верушу. Лучше бы вместо шумного отдыха непонятной банды устроить уютные, тихие посиделки, в компании любимых, настоящих друзей.

Словно услышав Верушины мысли, кухонная дверь распахнулась, впуская внезапного гостя. Веруша поспешно отвела глаза: точно не любимый друг – существа из Р'льеха, лавкрафтовского мрака, всегда вызывали у неё страх. По своей сущности не самые злые, обладающие покровом таинственности, создания были другие. Совсем другие, и это чувствовалось, хоть все Верушины знакомые и твердили об их могуществе и притягательности.

Нечто, шагнувшее через порог, впечатляло. Сгусток абсолютной тьмы, с десятками змееподобных щупалец-тентаклей. С каждого щупальца пьяно зыркали глаза, скалились пасти. Потянуло перегаром и сладковатым запахом гнили. Нечто булькало, чавкало, скрежетало при движении, а двигалось оно в сторону Веруши.

Веруша чиркнула спичкой, подкурила, глубоко затянулась:

– Здравствуйте, как вам банкет? – выдохнула струйку дыма, всё нормально. Ведь всё нормально?

Чавк, хрясь, скрип. Существо приблизилось вплотную:

– Приветствую, Леди. Неплохо, потому что я могу лицезреть вас: истинное украшение вечера.

Воняло жутко, едко. Щупальца, пасти, покрасневшие глаза как в калейдоскопе кружились перед Верушей, но она смогла рассмеяться и выдать, голос не подвёл:

– Какая я Леди? Всего лишь подруга Мамонта: Веруша, – может упоминание Саввы-хозяина притормозит мерзкого гада?

– Скромность украшает, когда не во что больше облачиться, – голос существа неприятен, выпадает из диапазона, доступного человеческому слуху, воспринимается скорее мозгом, на самой грани осознания, – вы прекрасны. – Тварь придвинулась ещё ближе, пара щупалец обвилась вокруг Веруши. Та, с трудом сдерживая отчаянный крик, спросила:

– Вам что-нибудь подсказать? И... давай полегче, – Веруше удалось выскользнуть из липких, слюнявых объятий. Хотелось только одного: оказаться подальше от чудища, желательно где-то возле горной речки.

– Мы уже на ты, Леди, – усмехнулись пасти, – я сразу понял, что у нас много общего. – Монстр передвинулся к двери, отрезая путь в зал, наружу. Его щупальца медленно, но неотвратимо увеличивались, угрожая заполонить всю кухню.

– Вы меня пугаете, – Веруша теряла остатки самоконтроля, теряла себя в приближающейся тьме.

– Моя Леди, не стоит бояться. Отправляйся со мной в Прекрасные Ямы Шуреша. Я дарую тебе бессмертие. Жизнь струится сопливой жижей мимо, катит свои отравленные волны, хлюпает разбитым носом надежд. Настанет день, останется лишь тьма, – слова впивались раскалёнными иглами в голову Веруше, а ужасное создание продолжило, – я же предлагаю тебе сразу выбрать ослепительную тьму. Соглашайся, Леди, пока я ещё спрашиваю!

Шуреш раскачивался, то ли был пьян, то ли старался загипнотизировать. Мир, тихий, спокойный мир Веруши, тоже раскачивался. Сил почти не осталось, голос засасывал, тянул на дно, сковывал чужой волей. Страх прошёл, гнев на Глашу сгинул, реальность струйками испарялась, истачивалась звуками, скоро останется одна тьма...

С диким рёвом-мявом из-за плиты вылетел косматый, заросший клубочек. Что-то среднее между разъярённым котом и неказистым старичком. Оно впилось в центр неописуемого ужаса, заполнившего кухню. Когтями, зубами рвал Степаныч тёмного монстра. Зрелище маленького отважного домового, что раз за разом полосовал чудовище, стряхнуло оцепенение с Веруши. Она призвала на помощь магию, а заодно с размаху влепила ногой по ближайшему щупальцу.

Острые ножи, послушные воле хозяйки, взлетели в воздух. Без разбора запускала Веруша сталь в омерзительную плоть Шуреша: по щупальцам, по мертвенно-бледным отросткам, по глазам, по клыкастым пастям. Вооружившись сковородой, Веруша била не глядя, наотмашь. Топтала щупальца, плевалась от зловонного запаха и страха. Не отставал и Степаныч. Крохотный, но ловкий и вертлявый, скакал он по телу Шуреша, не забывая кусать и царапать.

Пьянное чудовище подрастеряло пыл: с каждым ударом, пинком, с каждым воткнутым ножом или когтем, Шуреш уменьшался в размере, скукоживался. Через какое-то время неистовой схватки от грозного властелина Прекрасных Ям осталось съёжившееся нечто, забившееся под стол, скулящее, рыдающее, ещё более вонючее, чем прежде.

Голосом, срывающимся от пережитого, Веруша выкрикнула:

– Слышь, Хозяин Сточных Канав, ещё раз прикоснёшься или даже посмотришь в мою сторону, я, – закончила тихо, зло, – я тебя на суши порубаю и скормлю остальным уродам. – Ещё не полностью контролируя действия, ткнула рукой в ужас, схватила что-то, дёрнула. Хрясь! Под столом жалобно завыло. Веруша с брезгливостью смотрела на зажатую в кулаке пару глаз. Вот же...

Степаныч сидел на столе. Вздыбленная шерсть, сверкающие глаза:

– Чой-то мы того этого... – домовой тоже ещё не пришёл в себя, – Веруш, хватит. Ну его, гадину.

Степаныч плеснул в рюмку водку, присёрбнул, пододвинул в сторону Веруши

– На, деточка, испей. И иди к Савве, к гостям. А с этим голубчиком я переговорю, – Степаныч скривился, услышав пьяные крики из зала, – и с теми недоразумниками тоже потом переговорю. Иди, иди.

Веруша ухнула внутрь водку – вкуса не было, ничего не чувствовалось. Совсем. Она подошла к раковине, плеснула в лицо холодной водой. Ничего. Прислушалась к ощущениям внутри. Жизнь голыми пятками бежала по осколкам тишины, прятала своё лицо в зазеркалье, оседлав акулу, спускалась в глубины сознания, оставляя только тьму. И ничего.

– Иди, иди, деточка, – повторил Степаныч. И Веруша пошла.

 

Как оказалась за столом, Веруша не поняла. Но сидела. Вокруг разнузданное веселье, смех, песни. А перед Верушей лежат два круглых гладких глазных яблока. Глаза ужаса.

Веруша всмотрелась, вгляделась в улыбающиеся, жующие лица, морды, рожи. Все существа здесь – умные, творческие личности. Разносторонние, эксцентричные, разбирающиеся в любом вопросе. Все они – эгоисты.

Их взгляд – самый верный, правильный. И все в мире должны охать от восторга и удивления, наблюдая за картиной их мира, реальности. Упиваясь своей уникальностью, они готовы на любые жертвы. Жертвы, кого и чего угодно, только не их особенности. Они навязывают своё видение, правду, идеалы, понятия правильного и неправильного. Этакие всезнающие, всепонимающие боги. До конца не признающие свои ошибки, промахи. Занятые самолюбованием настолько, что забыли о других. Но не забывшие о страхе. Хотя даже его они сумели подменить, переделать, извратить. Лжецы, лжецы...

Веруша встряхнула головой, прогоняя колючие мысли. Что-то надломилось сегодняшним вечером. Лишь бы не сломалось. Она оглядела себя: дрожащие руки, на груди на розовом платье чернильный бант-пятно, наверное, кровь Хозяина Канализаций. Не стоит сейчас смотреться в зеркало, вряд ли картина будет обнадёживающей...

Веруша сложила руки перед собой, ужас постепенно отпускал, но всё равно отчаянно хотелось вернуться в детство. Когда она, набегавшись вдоволь, прыгала за стол, передохнуть, скушать сладкий персик. Когда в глазах плясала жажда жизни, озорство и искреннее счастье. Когда всё было просто и понятно.

Мысли перескакивали с одного на другое, мозг лихорадочно буксовал. Любовь, спокойствие. Злость, жажда разрушения. Страх, страх. Любопытство – что же ты можешь? Как далеко всё зайдёт? Апатия – ничто не имеет значения. И снова злость на окружающее безразличие: как можно быть такими слепыми? Как можно творить, если не видишь ничего? Ничего кроме себя.

Из другого конца зала к Веруше спешил Савва. Обеспокоенность и тревога явно читались на его лице. Он торопился, обходя кучкующихся гостей, не отвечая на шутки и вопросы. Савва Мамонт чувствовал, случилось что-то ужасное, непоправимое. Вот только не было в мире проблемы, которую не смог бы Мамонт порешать...

Веруша выпила рюмку водки, закусывая последней рольмопсиной.

 

В углу зала делал наброски Валентин, молодой художник. Он с восторгом и удивлением наблюдал за Верушей. Руки художника порхали над листом, запечатлевая образ. Жизнь преподносит разные подарки, испытания, события, она жужжащим шмелём стремится в небо, весёлым сорванцом носится по лугу, обгоняя тёплый ветер, радугой красок растворяется в чувствах, в понимании, в аромате персика. И оставляет после себя удивительные вещи...