Метель началась, когда Лайя добралась до перевала. Девушка рассчитывала застать снег ближе к северу, однако хватило одной ночи, чтобы осень предгорий превратилась в суровую зиму. Уставшие исцарапанные ноги скользили по обледенелым камням, снег забивался в низкие сапожки. Порывы стылого ветра секли разгоряченное лицо. Переведя дух, Лайя пожелала себе наткнуться на пастушескую хижину.

Предыдущую ночь она провела в жилище, сложенном из грубых валунов во времена незапамятные. Тогда местные князья охотились на крылатых змеев, а в пещерах обитали великаны.

Огромных существ давно истребили, а крылатых змеев запрягли в роскошные экипажи горных владык. Лайя видела такую кавалькаду холодным утром пару дней назад. Змеи мчались в поводьях, рассекая крыльями сияние рассвета. Деревянный раззолоченный экипаж ощетинился частоколом копий стражников. Ветер играл разноцветными вуалями дам.

Не зная, что за князь мчит навстречу восходящему солнцу, Лайя решила спрятаться в скальной расселине. Ее покойная мать говорила, что и в горах, и на равнине, и в торговых городах, и в неизведанных странах за морем Лайя повстречает разных людей.

—И не всегда хороших, — зоркие глаза матери впились в Лайю. — Будь осторожна. Случись что, тебя не примут в обитель Сестер и тогда придется самой прокладывать себе дорогу.

Затянувшись короткой трубочкой, мать передала ее Лайе.

—Как пришлось тебе, — утвердительно сказала девушка, окутавшись сладким дымом симирона, женского курения.

Мать хмыкнула.

—Мне не пришлось. Я выбрала не произносить обеты, а пойти за твоим отцом. Он странствовал по горным княжествам, где-то учил, где-то лечил, а где-то переписывал священные книги.

Лайя не помнила отца, умершего от черной немочи, когда ей едва исполнилось два года. Мать говорила, что достопочтенный Руфус был ученым. Отец оставил после себя несколько растрепанных тетрадей, заполненных знаками неизвестного Лайе языка. Мать пожала плечами.

—Я в его занятия не вмешивалась. Должно быть, это древние буквы. Твой отец обучил меня писать, но здесь все на старинный манер, — она помахала самодельной тетрадью. — В таком я не разбираюсь.

В их городке стоял только маленький храм, где святой отец сонно бормотал заученные гимны. Идти к нему с тетрадками было бесполезно. После смерти матери Лайя порывалась выбросить пергаменты, но, отправляясь в обитель Сестер, сунула их в заплечную суму. Девушка надеялась встретить кого-то, способного прочесть записи.

По словам матери, достопочтенный Руфус приехал в их страну из-за морей. Отец передал Лайе невиданные здесь волосы, черные с синеватым отливом, однако глаза у нее вышли лазоревыми, материнскими. Даже зимой на белых щеках девушки цвели россыпи веснушек.

Вытерев рукавом колючего плаща растаявший на лице снег, Лайа хлюпнула носом. Ей хотелось добраться хоть до какого-то тепла. Вокруг вздымались в темное небо металлически блестящие пики. Среди скальных россыпей вилась только одна крутая тропинка. Слева от Лайи зияла чернотой почти бездонная пропасть.

Замерзшие пальцы девушки быстро коснулись лба и покрытых инеем губ. Приложив ладонь к часто бьющемуся под шерстяным плащом сердцу, она пробормотала:

—Чиста в помыслах, чиста в словах, чиста телом.

Лайя надеялась, что старинное священное заклинание защитит ее от злых духов гор. Великаны давно исчезли, но в ущельях и пещерах носились вихри, высасывающие жизнь и здоровье из путников. Здешние жители с закатом солнца наглухо запирали ворота и ставни.

Прошлую ночь Лайя провела в бедной хижине у подножия скалистого хребта, за которым лежала обитель Сестер. Старики, хозяева домика, хлопотали над ней, словно над родной дочерью.

—Помолись там за нас, — попросила пожилая женщина. — Молитвы Сестер доходней до Неба.

Хлебая пустую ячменную похлебку, Лайя неохотно отозвалась:

—Меня, может быть, еще и не примут в обитель.

Обихаживая овец, сгрудившихся у очага, тощий фермер махнул рукой.

—Ты грамотная, значит, примут. В наших краях даже князи едва умеют расписываться, что говорить о женщинах, — он помолчал.

—И за дочку нашу помолись. Тем годом ее князь за долги забрал и теперь ни слуху о ней, ни духу. Должно, продали куда-то или померла. Раньше мы надеялись, что ее мужу все отойдет, а теперь хозяйство выморочным останется. Сын наш скоро в землю ляжет, он не жилец.

Из-за тряпичной занавески донесся надрывный кашель. Сын стариков, отрабатывая долги в замке князя, надорвался и заболел черной немочью.

—Он кровью из рта исходит, — грустно сказала старуха. — Ты за него тоже помолись, милая.

Старики дали ей ячменных лепешек и мешочек сушеной моркови. Сестры не ели животной пищи и Лайя тоже стала от нее воздерживаться.

Ветер выл все сильнее. Девушка изнеможенно прислонилась к откосу горы. Ноги ослабели, но, вспомнив, что так и замерзают путники, Лайя велела себе выпрямиться. Рука пошарила по скале, девушка вздрогнула. Кто-то вырубил в камне круглую нишу. На дне болтались кусочки обледенелых лепешек, бисер и грубые железные украшения. Горным духам до сих пор приносили жертвы.

Лайя брезгливо вытерла пальцы о плащ. Истинный верующий не осквернялся дикарскими обычаями, но девушке захотелось опять заглянуть в нишу.

—Там неоткуда взяться пергаменту, — одернула себя Лайя. — У бедняков нет книг, а князи не ходят тропами, они летают на крылатых змеях.

Она, впрочем, сомневалась, что князи умеют читать и писать. При богатых дворах состояли священники или образованные люди, вроде ее покойного отца. Достопочтенный Руфус отказался от сана, женившись на матери Лайи.

Превозмогая отвращение к идольскому капищу, Лайя пошарила в нише.

— Записка, — ее сердце часто забилось. — Точно записка...

Девушка не успела вырвать руку. Цепкие грязные пальцы схватили ее запястье. Ухмылка кривых зубов рассекла темноту. Незнакомец что-то пробормотал, но Лайя, не разбирая дороги, бросилась прочь. Оступившись на камне, нелепо взмахнув руками, девушка полетела в пропасть.

 

***

Сначала Лайя услышала недовольное ворчание. Пошарив рукой, она натолкнулась на резко пахнущий мех. Ощупав себя, она убедилась, что на ней остался тот же грубошерстный плащ.

— Я не ранена, - поняла девушка. — У меня ничего не болит. Но как здесь тепло! Я и забыла, что так бывает.

В горах Лайя привыкла к пронизывающему до костей, сковывающему движения холоду. Старики пастухи жались к единственному очагу, а в закутке их сына дымила переносная медная печурка. На побережье, где родилась Лайя, такие растапливали только суровыми зимами. Принюхавшись, она ощутила запах дыма. Ворчание стало сильнее.

Незнакомый мужской голос добродушно сказал:

— Погоди, Тассо. Мясо полагается гостье и твоему хозяину, то есть мне. Тебе достанется косточка.

Открыв глаза, Лайя сжалась в комочек, закутавшись с головой в плащ, но парень по ту сторону ярко горящего костра не обратил на нее внимания, занимаясь насаженной на ветку румяной тушкой. На плоском камне рядом с ним возвышалась стопка лепешек.

По другую сторону парня сидел демон.

Лайя засунула в рот кулак, пытаясь сдержать крик. Таких четверогогих мохнатых созданий рисовали на стенах храмов. Они сбивались в жалкую кучку под ногами праведных правителей прошлого. Блаженный король Эрдерик во времена незапамятные изгнал демонов за три моря.

С той поры никто из верующих их не встречал. Вместе с демонами Эрдерик избавил Прибрежье от болотных фей и подземного народца. Такая нечисть часто вступала в браки между собой.

Насколько она могла разглядеть, парень был низкорослым. На испачканном гарью лице переливались болотной зеленью большие глаза. Черные всклокоченные волосы торчали во все стороны.

— Он точно нечисть, — испугалась Лайя. — Он надругается надо мной и меня привяжут к позорному столбу перед храмом.

Законы гласили, что в насилии всегда виновата женщина. Девушек, побывавших под градом плевком и нечистот у позорного столба, продавали в рабство, клеймя им щеки и брея головы. Лайя не знала, делают ли так в горах.

Родившись свободной от свободных, она все равно спряталась в скалы, завидев кавалькаду горного князя. Одинокая женщина всегда находилась в опасности. Охранники князя, заметив Лайю, могли надругаться над ней. Девушка сцепила трясущиеся захолодевшие пальцы.

Сестер никто не трогал, боясь их проклятий. В Прибрежье Лайя видела мужчин, изрыгавших изо рта нечистоты вперемешку с кишками и женщин, рожавших страшных уродов. Все они понесли наказание за оскорбление Сестер. Их заклинания могли даже убить человека.

Закутанные в черное фигуры Сестер неслышно скользили среди разбегающейся в страхе толпы. Процессии князей и правителей тоже уступали им дорогу. Лайя хотела безмятежно жить в тишине горных вершин, не заботясь о крыше над головой или пропитании. Сестрам полагались богатые дары.

Свалив дымящееся мясо в глиняный горшок, парень отцепил от пояса подбитой мехом туники обмотанную веревкой флягу. Лайя, осмелев, сдвинула с лица капюшон плаща.

—Поешь у моего очага, —добродушно сказал парень. — Видишь, я безоружен.

Он раскрыл грязные ладони. Правую пересекала кровоточащая ссадина. Перехватив взгляд Лайи, незнакомец ухмыльнулся.

—Не брось я вовремя веревку, твой труп сейчас рвали бы на куски гарпии.

Лайя поежилась. Чешуйчатые гарпии воровали овец с пастбищ и могли убить человека одним ударом когтистой лапы. В Прибрежье рассказывали страшные истории о нечисти, сбежавшей в горы в правление блаженного Эрдерика. Лайя отвела взгляд от уродливой морды демона. Тот облизнулся розовым языком, обнажив белые клыки.

Порывшись в мясе, парень кинул темному созданию косточку. Демон, улегшись на брюхо, блаженно заурчал. Отхлебнув из фляги, парень показал Лайе витую кожаную веревку с кованым крюком на конце.

—Мы без таких и шагу из дома не ступаем, — он рвал белоснежными зубами мясо. — Только надо действовать быстро, когда человек еще летит в пропасть или вниз по отвесной стене.

Нечисть могла говорить человеческим языком. Темный мир втирался в доверие, притворяясь родней. Некоторые мужья и жены каждый день проверяли отметины на теле супругов. На щеке парня краснело родимое пятно, точный признак нечисти. Лайя незаметно осенила себя знаком праведности. Кинув демону кусочек мяса, парень широко улыбнулся.

—Не хочешь есть, так попей, — он протянул Лайе флягу. — Горный настой быстро восстанавливает силы. Ты к Сестрам, что ли, идешь?

Пряная жидкость обожгла язык и небо. Лайя хмуро спросила: «Что там?».

—И тебе тоже спасибо, — парень передразнил ее прибрежный акцент. — Там местные травы.

По телу девушки разлилось блаженное тепло, однако Лайя велела себе не расслабляться. Даже если парень и не был темным созданием, он все равно мог утащить ее в тьму пещер, где прозябали дикие горные племена.

—Я состарюсь, рожая ублюдков и больше не увижу наших светил, — Лайя вернула ему флягу. —Надо убежать отсюда. Но что, если он погонится за мной и уволочет в свое гнусное логово?

Девушка понятия не имела, где она находится. Законы приличий, тем не менее, требовали благодарности даже дикарю.

Неловко пробормотав: «Спасибо», Лайя кивнула: «Да, в их Обитель. Далеко она отсюда?».

Парень шумно разгрыз кость. Манер от дикарей ждать не приходилось.

—День пути, — сказал он небрежно. — Ты вроде достойная девушка на вид. Сдались тебе эти суки.

Лайя смертно побледнела. Ни один прибрежный житель никогда не позволил бы себе так отзываться о Сестрах. Святые женщины читали даже мысли и жестоко карали ослушников.

—Как есть суки, — повторил парень. — Они спят на пуховых перинах, в очагах у них горят деревья, на стол им подают фрукты из Прибрежья, а в подземельях на них трудятся рабы.

Лайя пожала плечами.

—Они молятся за нас и за тебя тоже, пусть ты и язычник и привечаешь демона.

Черный комок меха настороженно заворчал. Парень от души расхохотался.

—В Прибрежье их считают нечистыми тварями, а для горца лучше помощника нет.

Демон лизнул его руку. Лайя упрямо вскинула голову.

— Все равно, они обучены грамоте, как священники, а ты даже...

Девушка еще сжимала в кулаке клочок пергамента, испещренного письменами, так похожими на отцовский язык. Лайя разогнула пальцы. В болотно-зеленых глазах парня заиграли смешинки.

— Записка моей руки, — сообщил незнакомец. — На нашем горном языке.

***

К облегчению Лайи, демон ускакал в глубины пещеры.

— Тассо отправился на охоту, — объяснил парень. — Здесь живут подземные кролики. Он воспитанный и принесет добычу хозяину. Может быть, погрызет немного по дороге.

Горца звали варварским непроизносимым именем. После нескольких попыток Лайи выговорить набор согласных, парень махнул рукой.

— У вас рот для такого не приспособлен. Веллин и не мучай себя. От меня осталась половина, — он расхохотался. — Лучше так, чем вообще без имени. Записка — мое моление духам, — Веллин посерьезнел. — Я вошел в возраст и мне нужна жена.

Парень неловко посмотрел в сторону. На впалых щеках вспыхнул румянец.

— У меня не хватает овец для выкупа, — признался он. — Мои родители были бедняками. У нас нет даже клочка земли под Небом, а в пещерах овцы чахнут и умирают. Я просил духов послать мне хорошую девушку, которая полюбит меня, а не мою мошну. В ней в любом случае ничего нет.

Веллин неожиданно улыбнулся.

— Записку я оставил вчера, а сегодня встретил тебя. Я не верю в такие совпадения. Духи позаботились обо мне.

Он придвинулся поближе к Лайе. Девушка вспомнила о тетрадках отца в заплечной суме. На их страницах Лайя видела странные рисунки круглых предметов. В Прибрежье круг считался символом темных сил. Ей опять стало страшно. Девушка едва сдержала дрожь, но зубы предательски застучали. Сестрам ни в коем случае нельзя было показывать такие рисунки.

— И вообще тетрадки, — она избегала настойчивого взгляда Веллина. — Что, если мой отец был из горного народца? Они все нечисть, а я тогда получаюсь полукровкой.

Узнав об истинном происхождении Лайи, Сестры не пустили бы ее на порог обители, немедленно отправив девушку на работный двор. Лайя не хотела себе такой судьбы. Она отчего-то вспомнила детскую игрушку, которую мать настрого запрещала выносить из дома. К деревянной коробке отец приделал крутящиеся кругляши. В Прибрежье никто не слышал о таких вещах. Грузы носили на плечах или навьючивали на спины волов. Когда Лайя подросла, мать сожгла игрушку в очаге.

— Остается только одно, — девушка незаметно потянулась к костру. — Надо избавиться от горца. Я не сверну с моего пути, не будь я Лайей...

Ей почему-то не хотелось больше произносить имя отца. Ловко выхватив горящую головню, Лайя ткнула ей в лицо юноши. Под сводами пещеры заметался пронзительный крик. Схватившись руками за лицо, Веллум упал прямо в костер. Голова парня превратилась в пылающий факел. Вдалеке послышался жуткий вой демона.

Вскочив на ноги, Лайя быстро кинула в огонь тетради отца. В пламени корчились неизвестные ей письмена, становились пеплом загадочные рисунки.

Пробежав по обросшим склизким мхом камням, Лайя отдышалась, только когда в лицо ей ударил свежий горный ветер. Метель унялась, над скалами разгорался рубиновый рассвет.

Сдвинув с лица капюшон, она жадно вдыхала прозрачный воздух.

— Все было наваждением, — Лайя вскинула на плечи суму. — Нечего оборачиваться, надо идти дальше. Из меня получится хорошая Сестра.

Хрупкая фигурка девушки пропала на занесенной снегом тропе.

 

 

-