Андрей Гориченский

Девочка-вода. История первая. Песочный человек

Аннотация (возможен спойлер):

Это невеселая сказка о невозможности приблизиться к другому человеку. Линде.

[свернуть]

 

 

Так значит вы хотите узнать историю о Девочке-воде и Песочном человеке, который усыпил весь город? Чтобы рассказать ее, нам придется начать с нескольких слов о человеке по имени Оле, человеке-Оле, если так проще, и его встрече с девчонкой, которую то ли звали Лия, то ли нет. Иначе мы просто не разберемся, как получилось, что вдруг из стен домов когда-то живого городка посыпался песок и принес его людям кошмары.

Город стоял на берегу моря, большой и шумный. Здесь светило жаркое солнце и сюда приезжали гости из разных стран. Все знали, что у самого берега спит вулкан, но уважаемые ученые уверяли, что он спит крепко и не будет опасен еще долго.

В городе жил молодой парень по имени Оле. Оле не любил море, не понимал его. Будет неловко сказать, что ему все надоело: кому из нас хоть раз в жизни не надоедало все на свете? Тем не менее, Оле окружающее начало раздражать лет в восемнадцать, а через пару-тройку лет он уже откровенно презирал все аспекты жизни того, кого принято называть нормальным человеком. Разумеется, больше всего он презирал этого самого нормального человека, описывать которого мы не станем - ведь вы прекрасно знаете, что представляют из себя нормальные люди.

Оле в какой-то момент понял, что его интересует только он сам. С одной стороны, в этом не было ничего особенного. Каждого интересует только он сам, и что о нем подумают другие, Оле это понимал, но считал свой случай несколько другим. Будучи намного умнее большинства горожан и понимая это, Оле совершенно не заботился о том, что о нем думают, его волновало лишь то, что он думал о себе. Прочитав сотни книг, он хорошо знал, что неправильно замыкаться на себе, это не слишком верно с точки зрения добра и зла. Он высоко ценил добро: если деньги и власть совершенно очевидно относились к этому миру и давали преходящее, простое удовольствие — ориентир скучных горожан, то следование добру могло, судя по древним книгам, привести к высшей радости, или даже сказаться на судьбе Оле после смерти – а Оле верил, что мир не сводится к физической материи и ее законам. Но он ничего не мог с собой поделать, не мог отдаться служению людям и их миру: этот мир был сделан настолько скучными и жалкими созданиями, что уважать их, любить их Оле был не готов, не способен, не имел никакого желания.

И каждый день внутри Оле боролось стремление служить добру, желание быть хорошим человеком с ясным и чистым голосом разума, который и думать не хотел о служении человечеству и помощи другим. Этот порочный круг был его клеткой день за днем, мучил его, пытал. У Оле не было друзей, которыми бы он восхищался и которых бы по-настоящему уважал, не было любви. Оле часто думал о том, что никого в жизни не любил и это его мучило. Даже свою семью: они казались ему скучными, медленными, ленивыми – при этом он отлично понимал, сколько они для него сделали и как сильно он им должен. Или не должен? Оле не до конца понимал, благодарен ли он родителям за свое появление. В последние месяцы перед началом этой истории разум Оле начал дрожать и колебаться под натиском едких, опасных метаний от добра к злу, от любви к ненависти, от скитания вокруг самого себя.

Единственное, что Оле любил — это книжки и сны. Из книжек он предпочитал сказки. Ему нравился Андерсен, братья Гримм, но особенно его занимала древняя легенда о Песочном человеке, магическом существе, которое засыпало детям глаза песок и приносило сны. В сказочных вселенных он видел мир, в котором хотел бы жить, для него это было вроде утопии: добро, красота в сказках были действительно превыше всего, люди — яркими и увлекательными. По тем же причинам он любил сновидения: в них мир был непонятным, сложным, еще неизведанным, еще непознанным, во сне ему было интересно. Законы реального мира, которые он уже знал или представлял себе, во сне ломались и приобретали неожиданные, новые формы. Его старые знакомые, уже понятые и уже скучные, вдруг обнаруживали свои скрытые стороны, говорили вещи, которые ставили Оле в тупик. Мир был больше, потому что мог совпадать с реальным, а мог извращать и переворачивать с ног на голову ключевые элементы привычного. Иногда Оле мучили кошмары, но это не умаляло привлекательности сна для него: кошмары тоже были чем-то интересным, были частью нового мира и просыпался он каждый раз с сожалением, нехотя. Оле не любил город, в котором жил, потому что тот шумел, храпел, сверлил, громко слушал музыку, орал детскими голосами. Город жил мимо, город состоял из скучных, глупых людей, и Оле презирал его. Вот что важно знать об Оле, перед тем как слушать эту историю. Все начинается на мосту через море, на который Оле вышел однажды ночью.

Нет, Оле не собирается кончать с собой. И с моста он сейчас спрыгнет совсем не для этого. Он прыгает потому что не умеет плавать. Он прыгает потому что боится воды. Он перешагивает не через ограждения моста. Он перешагивает через себя самого.

Так учатся плавать младенцы, говорит себе Оле. Если этот мир для меня важен и я важен для этого мира, то пусть мое тело это подтвердит. Пусть оно найдет те движения которые держат человека на плаву и никогда больше не забудет.

Если честно, Оле видел этот мост во сне. Он уже видел себя, летящего вниз, несколько раз. Можно было заметить, как Оле пару раз себя ущипнул: он по-настоящему и мост по-настоящему и прыгать он будет по-настоящему.

И Оле перешагнул через ограды - через себя - и сразу прыгнул. И сразу же его, прямо в полете, настиг страх, который, видимо, прятался сразу под мостом: перехватил его и стал разжимать его крепко сжатые челюсти. Страх был сильным и справился быстро: уже на полпути к темной воде Оле почувствовал, что кричит, что его тело, вместо того, чтобы подготовиться к ответственной задаче по подбору нужных движений, запаниковало и включило сигнализацию. Он думал, что в эти моменты перед глазами должна будет пролететь вся жизнь, но вместо этого летел он сам, а в голове в это время еще раз всплыл старый анекдот, который жил в его голове уже около недели.

Человек падает с крыши высокого-высокого здания. Лететь долго и человек успевает подумать: «Пока все идет хорошо».

Вот пока Оле вспоминал этот замечательный анекдот, он упал: разбил стеклянную воду, то ли что-то сломал, то ли нет, сказать было сложно, и оказался под водой.

Тело не знало. Тело не понимало. Тело бесновалось, металось, насколько позволяла смирительная рубашка темной воды, тело не знало. Оле понял, как ему страшно, как ему глупо и что он сделал совсем не то, что это ошибка и надо было точно как-то иначе. Во сне он просыпался, едва коснувшись воды, которая там была острая, твердая, надежная, но здесь она оказалась холодной, мокрой, душила, хватала, усмиряла. Тело корчилось. Оле, пока мог, слушал его, следил за его судорогами, а потом понял, что вот-вот уже не сможет.

Долго был хорошо. Что-то ему даже снилось, что-то чего не вспомнить, только в конце вся его грудная клетка была заполнена темной водой, она не давала дышать. Тут он понял, что так на самом деле и есть, тут очнулся, открыл рот и долго-долго откашливался.

Кто-то сверху говорил с ним, но он не слышал из-за собственного кашля. Или это море шумело? Он открыл глаза и увидел: небо со звездами, луну, небоскребы — далеко — города в неоновых огнях и кого-то, кто склонился над ним. Кого-то с длинными волосами, которые падали ему на грудь.

- Лежи, - шептал над ним голос. - Волны слабые. Лежи и слушай луну.

Оле поутих. Он хотел говорить, но горло рассохлось, из него выходил лишь хрип и шепот. Он попытался сесть, но не смог.

- Молчи. Ночь лечит. Ляг и лежи.

Он и лежал. Было даже хорошо быть живым, хотя он весь промок, тело чесалось от песка и дул холодный ветер. Тут облака открыли луну, и Оле увидел ту, которая сидела рядом с ним.

Это была девушка, да. У нее были длинные-длинные струящиеся по плечам волосы, до пояса, а может и дальше, с них капает вода. Большие, блестящие в луне глаза цвета темной воды. На ней был черный гидрокостюм. Она смотрела на воду и тихо напевала.

Он почувствовал как ему стало жарко, как что-то екнуло внутри...только потом почему-то екнуло еще и еще, а жар не спадал. Он вдруг понял, что чувствует себя совсем как сколько-то времени назад чувствовал себя в воде. Его тело, глупое, ничего не умеющее тело снова паниковало и терялось, и просило помощи изо всех сил. Он прошептал:

- Ты меня вытащила? Откуда ты взялась?

- Была близко. Ты упал недалеко от линии земли, - ответил ее голос.

Нет, подумал Оле, это была самая середина моста. Или нет?

- Как тебя зовут?

- Лия.

- Ты спасатель?

Она не ответила. Оле знал, что он его слышала и не решился переспрашивать. Их молчание заполнил звук волны. Оле приподнялся на локтях и осмотрелся: он никогда не был раньше в этом месте.

- А мы где?

- Это бухта Девочки-воды, - звонко ответила Лия. - Сюда не добраться по земле. Когда солнце взойдет, возьмешь челнок и поплывешь назад.

- Кого бухта?

- Девочки-воды, - повторила Лия, поднялась и ушла. Оле, все еще полусидя, обернулся и увидел как она идет по песку к скалам, которые окаймляли бухту. По скалам тек ручей, образуя широкий водопад в, самое большее, три метра. Лия прошла сквозь него и больше Оле ее не видел.

Он хотел встать и пойти за ней, и говорить с ней все равно о чем, сделать ситуацию чуть понятнее для себя, но не смог. У него не было сил, он растянулся на песке и уснул.

Ему снилась вода. Ее мутные темные объятия, ее холод, ее чавкающий кляп, который червем лез к нему к горло и...он просыпался, тут же снова засыпал. Один и тот же сон, все повторялось: мост, поручни, воздух, анекдот про крышу, стекло, вода, вода, вода. И вот под утро ему приснилась Лия. Она сидела над ним, смотрела на воду и напевала. Это длилось и длилось, и ручейки морской воды бежали к ней и танцевали вокруг них двоих...ему это снилось? Да, конечно, снилось.

Он проснулся. Солнце уже клонилось к закату. Тело болело. Хотелось есть. И сильно, необычно сильно хотелось увидеть девчонку, которая вытащила его вчера из воды. Он с трудом поднялся на ноги и пошел к водопаду.

- Лия! - кричал он.

Водопад образовывал небольшое озерцо, скорее лужу, которая окольным потоком, стелившемся вдоль скал, втекала в море. Оле снял ботинки и вступил в воду, подошел к стене воды и снова позвал:

- Лия!

Ответа не была. Шумело море, чайки, ветер, но Оле был один. Он немного постоял и аккуратно просунул голову по ту сторону падающей воды.

Было темно, но Оле разглядел пещеру, которая простиралась далеко вперед и была затоплена водой, насколько хватало взгляда. Оле подумал, что глубоко в ней быть не может, но вдруг его охватил страх, он вспомнил мост и воду. Тогда он развернулся и пошел к берегу. У воды вверх дном лежал челнок. Оле лег рядом, оперся на него спиной.

Какой плотный здесь песок, бессвязно мыслил Оле. Быть может, из него можно было бы построить замок. Только настоящий. Я не хочу уходить. С зубчатыми башнями, рвом и массивными воротами. Как в детстве, только по-настоящему. Как во сне, только настоящий. Я не хочу уходить.

Я остаюсь здесь, сказал он себе. Нет ничего у меня, с чем я не могу расстаться здесь и сейчас. Я останусь с ней.

И он с этой мыслью и заснул, крепко и спокойно.

Ему ждали новые кошмары о воде. Много, но меньше, чем раньше. Затем ему снилось, что он лежит на песке, а песок пахнет овсяным печеньем и имбирем. Он протянул руку, зачерпнул ладонью и положил в рот целую горсть. Это была крошка песочного теста, и он вспомнил, что больше всего любит пироги с песочным тестом.

Его разбудил ночной прилив, вода подобралась к его телу и уже жевала его правую ногу. Он отпрыгнул, словно его ужалила морская змея. Возле челнока стояла Лия. Она внимательно смотрела на него, смотрела и наконец бросила:

- Сказала же, уплывай.

Ее голос не выражал ничего, он был такой же ровный, чуть певучий, как и прошлой ночью. Но что-то было страшное сокрыто в том, как она это сказала, как будто он обманул ее и нарушил все данные ей обещания. Оле тер глаза и с ужасом думал, что не знает, что ответить. Куски готового объяснения не вязались друг с другом, все звучало глупо и пусто. Она смотрела на него, не мигая, ждала, ждала ли? Наконец он вспомнил заготовленную отговорку, которая все же сильно потеряла в весе после потока его молчания, мычания, шептания.

- Я не могу, я, кажется, сломал ногу, не могу сейчас плыть, может, если бы я остался здесь на несколько дней...

- Я смотрела, - оборвала она его. - Не сломал.

Он склонил голову, пытаясь быстро придумать другую причину. И не нашел ничего лучше, чем сказать:

- Я хочу остаться с тобой.

- Нельзя. Не надо, - быстро ответила она.

А Оле в ту же секунду понял в его власти быть с ней и никто не сможет этому помешать — даже она. И он вдруг понял, что может, что может сказать просто, не таясь.

- Я остаюсь с тобой. Ты нужна мне и я не могу иначе.

Оле не знал, поняла ли она, что не сможет его отговорить. Она и не стала. Она развернулась и ушла обратно в море. Прыгнула в волны и Оле сразу перестал ее видеть.

Ну ладно, подумал Оле, вот и все. Теперь это наша с ней бухта. Теперь она и я станем мы. Ведь станем? Как мне приручить ее, укротить? Как мне сделать ее своей? Что с того, что я буду здесь, рядом навсегда, как мне сделать так, чтобы она полюбила меня?

В мире на другом берегу, из которого он попал в бухту, все девчонки любили цветы.

На скалах, окружавших бухту, цвели дети ветра и морских брызг, некрупные белые цветки, напоминавшие подснежники, но словно повзрослевшие и потерявшие себе на пользу все следы юношеской приторности: жесткие, сильные честные белые цветы. И Оле бросился на скалы, начал карабкаться, цепляясь за выступы, обменивая каждый цветок на кровь из ладоней и ступней — только представьте, что вырастет из этой крови, смешанной с ветром на камнях. Он собрал с дюжину, затем быстро полез вниз, почти без сил, почти сорвался и потом долго лежал на песке.

Это бухта должна быть моим домом, думал он. Я должен чувствовать себя как дома. Собирается дождь и мне нужен костер. Приближается ночь и мне нужно ложе. Впереди еще много дней с ней здесь и мне нужна крыша. Мне нужен мой замок.

У самых скал здесь росли, кажется, акации. Море выбрасывало на берег куски дерева, доски, обломки кораблей. Оле наломал веток и до самого вечера мастерил себе что-то вроде шалаша на песке, устал листьями в нем пол. Наконец еще сырой, но уже рабочей зажигалкой — Оле курил — он разжег костер перед входом. Оле уже очень давно не жег костров и, глядя на него, он не то что вспомнил, а скорее переоткрыл его элементы, снова вспомнил о том, что в мире есть дым и пламя. Ему понравился этот дым. Его мрачный, млечный дух стелился по песку и белой змеей уползал куда-то под камни, эта змея пахла почти гашишом, от ее дыхания хотелось спать. Начался дождь, его шум и запах дыма быстро усыпили Оле и вот уже спал в своем шалаше на умирающих зеленых листьях. Букет горных цветов он положил в воду у входа пещеру Лии.

Кошмары о воде почти перестали его мучить. Лия поселилась в его сне, так же как он поселился в ее бухте. Ну, бухте девочки-воды, не все ли равно. Он видел, как она лежит рядом с ним, как она поет или просто смотрит на море и в эти минуты, которые были сразу и часами, и секундами, и вечностью, как обычно бывает в снах, ему больше не было нужно ничего. Вероятно, во сне не работают привычные нам измерения пространства и времени, человек существует каким-то совершенно особым способом, интуицией, быть может; душой, быть может. Так что конечно нельзя сказать, долго он видел сон или нет. Можно сказать, что слишком мало, потому что его заполняла собой девчонка в гидрокостюме.

То ли это был другой сон, то ли он проснулся, но посреди ночи он вдруг понял, что Лия снаружи. Он вылез и действительно она лежала на берегу, тяжело дышала. Он подбежал к ней:

- Что с тобой?

- Устала - ответила она спокойно. - Ты остался. Я велела тебе плыть домой.

- Я не уйду.

- Жаль. Глупо. Прилив, скалы и ливень не любят людей. Для тебя здесь - лишь соль, печаль и песок.

Слово «песок» она произнесла видимым усилием губ, как если бы звуки слова были ей малознакомы и давались с трудом.

- И ты. Ты нужна мне, потому что... Потому что ты снишься и лишь когда ты снишься мне хорошо.

Она резко встала и пошла к пещере. Оле не знал, что сказать и просто окликнул ее:

- Лия.

Она не обернулась.

Утро забралось в его шалаш шумом моря и криком птиц. Он открыл глаза, понял, что они не закрываются назад. Тогда он вылез. Шел отлив. На берегу сидела она, совсем как во сне.

- Лия! - окликнул он ее.

Она обернулась и неожиданно для Оле улыбнулась.

- Алия.

- Алия? - он подошел ближе и сел рядом, лицом к ней, скрестив ноги. - Но ведь это не то же самое, что Лия, это разные имена.

- Ага. Я не ношу одного имени, меняю их, когда одно мне надоедает. - Ее голос был чуть другим, другая манера говорить, произносить звуки. Она улыбалась и смотрела Оле прямо в глаза. - Спасибо за цветы, очень красивые. Со скал сорвал?

- Сорвал, - подтвердил Оле и осекся. Вдруг она почему-то говорила с ним, а не бросала ему загадочные куски фраз. Она была другой, даже имя было другое — но все той же. - Вот это да, мы разговариваем, ну и ну.

Она засмеялась.

- Сегодня славное утро, - сказал она. - Я чувствую себя живой. Хорошее солнце. Я чувствую, как оно греет мою кожу, кровь начинает бежать быстрее и разгоняет сердце.

Почему она сказала это, почему сказала именно так? Оле не до конца понимал. Он вдруг понял, что ничего не ел с тех пор как прыгнул с моста.

- У тебя нет какой-нибудь еды?

Она на секунду задумалась.

- Могу нарвать тебе морской капусты, будешь?

- Ну конечно.

Она тут же встала, вошла в море и через несколько минут вернулась с пучком водорослей в одной руке и морской водой в сложенной лодочкой ладони второй руки, подошла и протянула ламинарию Оле. Тот взял их в некотором замешательстве, некоторое время смотрел на то как с его ладоней на песок стекают капли, затем поднял голову и спросил:

- Что...прямо так?

- А как? - рассмеялась Алия. - Ты бы хотел, чтобы я поджарила их тебе с рыбкой и лимоном?

- Ну, было бы здорово, если подумать, - улыбнулся Оле в ответ и неуверенно откусил от пучка в ладонях. Ламинария была плотной, склизкой, довольно безвкусной, зато просоленной. Он протянул несколько листиков Але. - А ты?

Она покачала головой, поднесла ко рту ладонь-лодочку и залпом выпила всю морскую воду.

- Эй, ты же умрешь морскую воду пить.

Она виновато улыбнулась:

- Я только ее и пью. Мне больше ничего не нужно.

- А как же избыточная соль в организме и все такое?

- Я много плачу. Все нормально. Видел мою пещеру? Это Грот слёз, там раньше не было озера.

Он не понял, шутка ли это.

Ему столько хотелось знать о ней. Как она поймала его, откуда она родом, куда уплывает каждый день и другие вопросы, все являвшиеся просто частными случаями вопроса «Кто ты такая?». И пока Оле перебирал их в голове, она поднялась и сказала, что ей пора. И на его вопрос «Куда?», она ответила: «Обратно в море».

- А зачем? Что ты там делаешь?

Она на секунду задумалась, исподлобья посмотрев на Оле и закусив нижнюю губу. Потом сказала:

- Я тебе потом расскажу.

И все: и она ушла, а он остался сидеть на берегу. Словно она и не сидела рядом, словно он и не просыпался, только мокрый букетик водорослей в руках заявлял о своей несомненной реальности. Спустя, быть может, час, он напомнил о себе, на этот раз агрессивно и настойчиво: Оле долго тошнило и, наконец, вырвало теплым зеленым комком.

Тем днём Оле принялся за замок. Он расчистил, выровнял под него площадку, насколько это было возможно в его положении, прорыл несколько каналов, которые шли от лужи возле пещеры Алии к будущим стенам замка - согласно его замыслу, это должно было сохранять песок мокрым. Наконец, он принялся строить: обладая некоторыми познаниями в архитектуре, он использовал ветви и стволы акаций как опоры, отдельные места укреплял глиной, которую накопал у скал. Ему жутко хотелось есть, но лезть в воду за новой порцией водорослей или какими-нибудь моллюсками он не хотел и не решился бы. Ничего другого на берегу не было. Во рту собиралось маленькое море слюны и наконец Оле положил в рот пригоршню песка, чтобы перестать думать о еде. Ему казалось, что об этом способе он вычитал в какой-то книжке про пиратов, но не был уверен.

Вечером вернулась Алия. Он окликнул ее, но она, ничего ему не сказав, прошла прямо к своей пещере и исчезла за завесой воды, даже не взглянув на растущие из земли песочные стены.

Глубокой ночью Оле все еще работал над крепостью. Одна из стен, высокая, не меньше двух метров, оказалась слишком сухой и когда Оле задел ее, она обрушилась прямо на него. Песок тек в его глаза, по лицу, заполз в нос и залез в горло. Было трудно дышать. Оле кашлял, тер глаза руками, наконец упал на пляж и потерял сознание.

Или уснул? Да, должно быть, он просто уснул. Никогда он еще не спал так хорошо, он знал, что спит, и радовался этому. Алия была здесь, оно заняло свое привычное место на берегу нигде и никогда, пела свои задумчивые песни, а он смотрел на нее и спал.

Он проснулся, потому что было трудно дышать. Засунул палец в ноздрю, оттуда высыпался песок. Им был забит весь нос.

Шел отлив. На берегу он снова увидел Алю.

- Я расскажу тебе, зачем ухожу в море каждое утро, - серьезно сказала она, когда он окликнул ее. Словно обдумывала это все это время.

- Понимаешь, на дне моря возле города есть подводный вулкан. Он уже несколько лет пытается проснуться, и когда ему удастся, город накроет лавой и пеплом. Каждый день я плыву к нему и пою ему колыбельные. Пока получается. Вот так вот.

Оле выжидательно смотрел на нее, но она молчала и все не начинала смеяться. Он попробовал поднять брови, улыбнуться сам, но все без толку: Аля смотрела на него очень серьезно. Тогда он спросил напрямую:

- То есть как это?

Аля пожала плечами:

- Ну вот так.

- Чем докажешь?

- Ничем.

- Тогда я не верю.

- А если я скажу, что я Девочка-вода, поверишь?

- Я не знаю кто это. Может быть.

Аля помедлила, затем подняла руку. И волна, которая уже взбежала на берег, и собиралась вернуться обратно, вдруг ручьем устремилась к Але, приползла как верный питомец и стала ластиться к ее бедру. Аля улыбнулась, глядя на нее. Оле не мог поверить.

- Так вот что...

- Это я.

- Как это? В смысле, как это получилось?

- Я не знаю.

- Ты родилась такой? Или...когда ты поняла, что ты так можешь?

- Не знаю точно. Когда я была маленькой, я жила далеко отсюда на берегу океана, со своим отцом, он был рыбаком. Маму я не помню, она, то ли умерла, то ли исчезла, когда я была маленькой. Папа рассказывал, что она появилась из морской пены. Ну и вот, когда мне было двенадцать, на наш берег обрушилась большая волна, цунами. Всю нашу деревню смыло, рыбаки утонули. А я, когда оказалась под водой, вдруг поняла, что она моя. Или я ее, не знаю, в общем, я чувствовала себя как дома.

- А как ты тут оказалась?

- Я бежала из тех мест. Ну, уплыла. Искала себе новый дом. Такой как этот. Эта бухта моя и никто меня здесь не найдет, никто не приплывет. Но когда-нибудь я уплыву и отсюда.

- Когда?

- Не знаю. Когда мне захочется.

Тут одна неуклюжая волна подскользнулась на камнях и грузно бухнулась на берег, обдав Алю брызгами, Аля засмеялась и ласково посмотрела на море.

- Мне очень нравится тут. Поэтому я и прошу тебя уплыть назад, прочь, забыть меня и это место. Мне хорошо с тобой, я давно ни с кем не говорила, но ты мне здесь не нужен. Мне никто не нужен.

- Не понимаю. А зачем ты тогда оберегаешь город от вулкана?

- Я помню, как мне было страшно, когда волна унесла мой мир прочь. Я не хочу, чтобы другая маленькая девочка так же потеряла семью и все что она знает. Я слишком хорошо помню этот страх.

- А вернуться к людям не хочешь?

- Нет. Я их бегу, мы чужие друг другу, - она склонила голову, на секунду задумавшись, подыскивая слова. – С каждым днем я все меньше – они.

- В смысле?

Вдруг из ее глаз потекли слезы, сильно, много. Она тряхнула головой и засмеялась:

- Упс. Извини, это бывает, - встала и, не прощаясь, пошла к воде.

И она снова пропала в море, а Оле вернулся к строительству замка. На его зубах хрустели песчинки, но больше в этом не было ничего неприятного. Когда Оле чувствовал голод, он закидывал в рот горсть песка, и этого ему было достаточно. Вечером он вытащил из шалаша все листья, закопался со всех сторон и попытался уснуть. Не вышло, должно быть переработал. Тогда он зарылся в песок с головой, так что едва мог дышать и в самом деле быстро уснул.

Той ночью он видел странный сон. Ему снилась его жизнь в городе. Утром он вставал и шел на работу, что-то делал на работе и в конце дня получал мешочек золотого песка. Он приходил домой, ужинал, смотрел кино и ложился на кровать. Затем приходил Песочный Человек. Он брал мешочек с песком и высыпал его Оле на лицо, золото было таким тяжелым, что он не мог поднять веки и сразу засыпал. Утром песка на лице уже не было, не было и Песочного человека, снова надо было идти на работу, получать новую порцию песка, снова идти домой. Но вот однажды ему не выдали его золота после работы – закончилось, обещали возместить завтра. И вот он пришел домой, лег на кровать - и его веки не смыкались. Песочный Человек все не шел. Он смотрел в потолок. И тут его мозг вдруг заработал как никогда за эти дни. Он по песчинкам стал разбирать всю жизнь Оле, каждый поступок, каждое решение. Мозг порождал сложные, отвлеченные, абстрактные мысли, добрался до вопроса о смерти и ее неуклонном приближении. Оле понял, что его мозг впервые думает о смерти. Он не знал ее, но впервые понял, что она где-то рядом, буквально смотрит на него из темного угла. Он не понимал, что с ней делать, как к ней относиться, что ей дать, или подарить, чтобы суметь жить с мыслью о ней; пока что мысль о смерти была невыносима. Он встал, он ходил по комнате из одного темного угла в другой, он метался, он открывал все ящики и тайники в поисках золотых песчинок - и наконец нашел маленький тряпичный мешочек во втором снизу ящике полотняного шкафа (что он там делал?), растянулся на полу и запустил руку в холщовую ткань. Золото было холодным, а он, казалось, весь горел, кровь в нем струилась туда-сюда, кипела и шипела, глаза, быть может, лопнули бы от жара, если бы только на них не опустилась ледяная пелена песка. Он тек, сыпался, все постепенно становилось темнее, лунный свет был едва заметен, и вот глаза были укрощены, перестали видеть, и даже его губы понемногу перестали шептать "Песочный Человек! Ты ведь и есть Песочный Человек!» Его одеяло перестало быть слишком жарким, подушка обмякла, тело объял покой, и он спокойно проспал до утра.

Оле очнулся в поту. Какой сон, подумал он, какой, какой...какой? Он вылез из песка, вышел на берег. Алии уже не было. Шел дождь. Интересно, думал он, он идет просто так, по законам природы или это Девочка-вода вызвала его. Интересно, бессознательно, по инерции, спрашивал он себя, есть ли разница между вторым и первым, первым и вторым.

Вон за морем высится город, который я покинул, думал он, вот его мерзкие небоскребы, глупые железные башни. Каждое утро Аля уходит от меня ради этой груды бетона и стали, стали и бетона. Видит она разницу между ним и мной, мной и ним. Неужели ничего не изменится?

Оле не увидел Алию ни в тот день, ни в следующий. Он почти достроил свой замок и на третий лень позволил себе провести несколько часов в самой высокой башне, высматривая Девочку-Воду. Ему не хватало ее все сильнее. Его крепость была почти завершена, и что он стал бы делать, когда возложил бы последнюю песчинку на свой новый дом? Если каждому замку нужен король, то каждому королю нужна королева.

Сидя в башне, он рассуждал так: всю жизнь я ненавидел этот город и теперь он крадет у меня ту, которую люблю. Город идиотов и неудачников, от которого я сбежал. Почему самые красивые девчонки вечно западают на всяких мудаков? Я лучше. Я столько всего знаю. Я всегда буду рядом. У меня есть замок. Я должен с ней поговорить.

Была уже ночь, и волны прибоя, посланного луной уже наступали, подступали к песочным стенам — им не хватало, быть может, метра — когда из воды показалась Алия. Он сбежал по песчаным ступеням и успел поймать ее за руку у самого входа в грот. Она обернулась: ее лицо было бледным, в глазах отражалось полная луна.

- Что?

- Я так не могу больше. Я не могу, когда ты каждый день уходишь к своим вулканам, и я вижу тебя мельком только ночью и иногда утром, когда с тобой можно поговорить. Давай что-нибудь придумаем, прошу тебя, давай ты приделаешь мне к горлу жабры и я буду петь спящей лаве вместе с тобой. Или давай засыплем жерла песком так, чтобы эти котлы забыли как кипеть. Или давай мы забудем навсегда о вулканах, об этом городе и будем вместе каждую песчинку в песочных часах. Пусть извергается, пусть гибнут, пусть, разве не все равно? В конце концов решать судьбу людей дано природе, это ее воинство смерчей, самумов, цунами расчерчивает карту как хочет, ее Смерть приходит за теми, кому назначено, и ее волей тонкие пальцы судьбы обходят иных счастливчиков. Нет? Так и мы можем отдаться ей и отдаться друг другу. Мы можем, мы имеем право. Будь моей, я заберу тебя в свой замок и все встанет на свои места, и все обретет смысл, и все будет так как должно.

Вода за его спиной шипела, стремясь к его крепости. Но без толку. Запястье Алии выскользнуло из пальцев Оле. Он схватил ее за другую руку, за талию, но она ускользала раз за разом, поймать ее было нельзя и его слабое «Аля» не помогало.

- Плыви прочь, - ее голос не выражал ничего. - Не жди, я не человек, не гляди. Я волна, я лед, я ливень, я не Алия и не Лия, не имя и не лицо. Мной нельзя обладать, нельзя любить, от человека я ускользну и ласку его прокляну.

Песок сделал свое дело. Оле снова видел ее, но странно: этот лучший на свете снов сон мучил его той ночью. Девочка-вода была далеко и странные слова звучали в его ушах вместо песни-колыбельной: «...я луна и я вулкан, я длань, я и лань, я и лик, и Клио, и клик...». Он проснулся еще до рассвета и вышел из замка, где теперь спал, на берег. Наступление волн закончилось для них безуспешно, и теперь, в минуты отлива, они тихо лизали берег, зализывали раны. На песке расцвел огонь, Оле не знал, зачем разжег его, но ему было приятно смотреть на оживший дым, который сначала еле сочился тонкой линией, а затем вырос в завесу, при взгляде на которую Оле вспомнил о пустынных джиннах.

В голове Оле из угла в угол ходил план. План имел внешность красивого молодого рыцаря с черными бровями и еще более черными глазами. План не мог решиться сам на себя, потому что не знал, какой на самом деле. Он, кажется, был влюблен и был во имя любви. Он, кажется, решил во это имя совершить зло и был злодейским. Он, кажется, потерял голову, сошел с ума, и был безумным. Перед Оле стоял соблазн признаться в собственном безумии. И он поддался ему. Это было так просто: он лишь признал, что безумие, к сожаление, отравило его и он больше не способен действовать исходя из понятия истины или добра, или красоты; только из понятия обратного разуму.

Солнце начало вставать, Оле так и сидел на пляже, когда из грота вышла Девочка-вода.

- Эй! - окликнула она его.

Он обернулся, но продолжал сидеть.

- Аля?

- Лина. Теперь я Лина. Ты чего тут?

Она подошла к нему вплотную, он не отвечал. Вдруг он, полусидя, резко повернулся и в глаза Лины полетел песок.

Он попал в цель. Лина оступилась и упала спиной на пляж, пытаясь протереть глаза. Оле медленно встал, сел рядом с головой и погладил ее по лбу сжатой кистью руки. Затем он разжал кисть и из нее в глаза Лины высыпалась новая порция песка. Она закричала, песок проник ей в горло, в нос. Наконец она затихла и ее тело замерло. Она спала.

Оле смотрел на нее с жалостью, виной, страхом, недоверием. Его губы шептали «Прости, прости, прости», но глаза смотрели уже на море и на возвышавшийся на горизонте город. Его шепот перешел в колыбельную песню. Он бережно уложил Лину, насыпал ей под голову песчаную подушку и отправился в свою башню.

Как долго еще вулкан будет спать без колыбельной? Сколько он будет лежать, не открывая глаз, надеясь снова уснуть? Сколько он будет неподвижно в потолок поверхности воды? Сколько дыма выпустит, верный привычке курить по утрам, прежде чем наконец поднимется и напомнит о себе? Оле сидел в своей башне и упрямо смотрел на башни врага на горизонте и ждал. Минуты шли, становились часами. Иногда он поглядывал вниз, Девочка-вода все так же лежала на берегу. Шли часы.

Дым от костра заглянул к нему в башню. Оле отчужденно смотрел на него — сквозь него. Его мысли были далеко, на той стороне моря и обратно. В его мыслях был затонувший город. Пепел, соль, песок, много песка, ветер нес его, барханы крались прочь от луны, прочь от воды, прочь.

Он вдруг вспомнил о том, что смотрит на горизонт. Там что-то показалось, почти неразличимое, оно как будто росло. Нет, это не был дым, нет, он не видел облаков пепла. Оле подался вперед к самым зубцам башни. Оно росло, оно было темным, оно было все больше.

Вот и все, думал он. Вот и все свершилось. Вот и все.

Оно все росло. И Оле вдруг понял, что оно приближается. Это было не извержение. Это была волна, огромная, жирная, словно хтонический монстр. С тысячи ее зубов, которые она выставила вперед, стекала пена. Она неслась, безумная, ее нельзя было ни остановить, ни убить, ни укротить. Она очень быстро оказалась возле самой бухты и зависла на секунду над Оле и его замком. Именно так: она на секунду замерла. Она не казалось прозрачной на солнце, это была очень старая волна, быть может, именно с нее началось это море. Затем она бросилась вперед.

И замок из песка соскользнул в воду.

Долго не было ничего, долго было темно. Наконец Оле открыл глаза. Он лежал, закопавшись в песок. Над глазами было небо. Он поднял голову и посмотрел перед собой. Перед ним было море. У воды на боку лежал челнок. Вот только вода была с западной стороны, тогда как в бухте пляж выходил на восток. Он был на другом берегу.

Он вскочил на ноги и огляделся. Он был на пляже своего города, где не бывал с детства. За его спиной высились небоскребы, гудели машины, люди жили своей жизнью.

Неужели, подумал он. Неужели она вернула меня сюда. Почему? Почему она не поняла?

Он не знал, что делать и куда идти. О той жизни в городе, которая у него осталась, он не мог подумать без содрогания, без тошноты. Он хотел назад, но где теперь найти эту маленькую бухту, как добраться до нее? Он хотел к ней, но у него был лишь один способ снова ее увидеть.

Он лег обратно в песок и долго-долго сгребал песок вокруг себя. Он закопал себя с головой. Сон; вот чего он страстно желал, вот то единственное, что ему было нужно. И сон пришел: все было по-прежнему, Девочка-вода сидела на берегу, светила луна, пело море. Но постепенно сон превратился в кошмар. Вода захлестывала его, лезла ему в горло, луна ослепляла, а с неба сыпались тучи песка — без конца. Оле больше не видел лица Лины, она исчезала, она появлялась, хлестала его по лицу пощечинами морской воды, смеялась над ним, обливала слезами. Он просыпался, засыпал снова, снова просыпался, снова засыпал; так длилось восемь дней.

Девятый день выдался жарким. Жители города потянулись на пляж, пришли семьи с детьми и разложились на песке. Дети кинулись строить замки из песка. И вот один мальчик бросился на большую кучу песка, начал ворошить ее, крича и визжа. Вдруг его пальцы ощутили что-то холодное и твердое, чего он еще не видел, но пока лишь осязал. Издал воинственный клич, мальчик принялся раскапывать свою добычу. И раскопал чье-то лицо.

Мальчик затих. Он испуганно, приготовившись плакать и бежать, рассматривал человеческий профиль в песках. Но пляж не затихал, а когда проходящий мимо корабль подал гудок, глаза песочного человека открылись.

Они были все в песке, но это, видимо, ему не мешало. Человек посмотрел на мальчика, тот оцепенел, в его глазах читался ужас. И вдруг куча песка вокруг него ожила и накинулась на него подобно рою мух. Мальчик закричал, но песок тут же заткнул его крик, мальчик упал, он тонул в песке, а человек прошептал:

- Закрой глазки.

Оле больше не был Оле, вернее, теперь он чувствовал себя не только им. Глаза его были полны песка, руки его были из песка, ноги стали песком. В голове его пересыпались песчинки. И повсюду Оле чувствовал как бы себя, то есть то, чем он мог бы быть. Он был песком вокруг, как если бы повсюду была раскидана его плоть. Песок подчинялся ему, как подчинялись руки и ноги.

Что происходило в его голове, трудно было бы описать даже ему самому. Он очнулся от кошмара — и притом страстно желал вернуться в него назад. Но все вокруг выло, хрипело, гудело, а его песочные губы могли только слабо прошептать: «Пожалуйста, дайте мне поспать». Его голос стал совсем тихим, шелестящим, хриплым, Оле больше не мог говорить громко или кричать, его горло было доверху заполнено песком.

А люди вокруг закричали, задрожали, забегали, как только увидели Оле и мальчика. Их визги и ор били ему по ушам, он шептал «Тише! Тише!», но без толку. Как же я вас ненавижу, подумал он. Почему вы не можете просто все взять и уснуть. От злобы его передернуло и с него упала тысяча песчинок. Тут корабль еще раз загудел и Оле не выдержал. Он медленно пошел по пляжу, а песок вокруг него вихрями накидывался на горожан, усыплял одного за другим, танцевал, резвился, кружил над их телами. Как же это просто, думал Оле, как же просто их брать в песочные руки и затыкать. Как хорош спящий человек.

Пляж затих, но город и не думал молчать, он смеялся и улюлюкал, глядя на Оле. Оле повернулся к воде и прошептал:

- Ну где ты, Девочка-вода? Я иду за твоими людьми, которых ты хотела защитить.

И весь пляж двинулся на город. Самум ворвался на улицы, не давая видеть, не давая дышать; сыпался, усыпляя, желтый песок, полз по водосточным трубам, залезал через форточки и щели в рамах в квартиры, настигая каждого, утаскивая каждого в страну грез. По главной улице медленно шел Оле и наслаждался воцаряющейся тишиной. Он шептал:

- Где ты, Девочка-вода? Неужели ты оставила город на произвол меня? Приди и останови меня, я желаю этого больше всего на свете.

Подъехали пожарные машины; кто знает, кто решил, что это разумно. Да, Оле было тяжело управлять мокрым песком, как тяжело шевелить затекшей конечностью. Но песок был всюду. Пожарники, стоящие посреди песчаной бури выглядели просто смешно. Прибежали солдаты и все пали спящими, будучи втайне этому рады; ехали танки, но песок залез, заполз в кабины и танки остановились. Наконец вдруг вокруг сделалась тихо-тихо: город спал.

Оле стоял на центральной площади и слушал тишину. Наконец он произнес:

- Разве ты отступила? Разве ты сдалась? Где ты? Лия? Алия? Лина? Лана, Элия, Ли, где ты?

И вдруг что-то глухо прогремело. И еще, и еще. В небе в той стороне, откуда доносились звуки, появилось черное облако. Запахло серой. Ветер с берега принес пепел, он медленно падал на землю. Огромный черно-оранжевый камень упал с неба прямо в центр улицы. Морской вулкан проснулся.

Извержение продолжалось несколько дней. Большинство жителей погибли от ядовитых испарений, кто-то — от вулканических бомб, пляж, где лежали спящие горожане, накрыло лавой. Пепел в воздухе парил еще очень долго. Оле сбежал, никто не знает, где он пропадал несколько месяцев. Когда он наконец вернулся, город стоял мертвый и пустой. Впрочем, для Оле было важно, что он был тихим: он переехал на другую улицу и стал единственным жителем некогда процветающего места. Говорят, он несколько недель скитался по морю на лодке в поисках бухты Девочки-воды, одни считают, что он так ее и не нашел, другие утверждают, что нашел, но в ней никого не было. Испытать судьбу и прыгнуть с моста во второй раз он все же не решился. Свои дни Оле проводит во сне, потому что это единственный для него способ видеть ту, кого он любит. Пусть даже ему это и причиняет ему страдания, потому что иной раз сновидения становятся кошмарами, да и сны — это все-таки лишь сны.

Что до Девочки-воды, то неизвестно какое имя она носит теперь. В этих землях ее не видели больше никогда. Наверное, она и в самом деле покинула бухту и ушла в чужие места, как хотела. А значит новые истории о ней рассказывают теперь где угодно, но только не здесь.


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 1. Оценка: 3,00 из 5)
Загрузка...