Дмитрий Цымбал-Ерохин

Ночное бдение

Действие первое
 
Темный лес

На западе день угасал в алом зареве, а с востока подползала аспидно-черная ночь. Она гнала впереди себя холодный ветер, который проникал под сочленения лат, прогрызал поддоспешник и холодными прикосновениями разгуливал по телу баварского рыцаря. Хотя мужчина был богобоязнен, он не гнушался заступничества, которое христианская церковь строго порицала. Латной перчаткой сжимал амулет бретонской ведьмы: завернутые в кусок савана 1 кости черного петуха, зарезанного в ночь Самайна, она же канун Дня Всех Святых. Колдунья из Нанта сулила с его помощью защиту от нечисти и порчи. В Баварском лесу нечисть обитала, как и во всех лесах, озерах и болотах, издавна считавшиеся оплотом потусторонних сил.

Баварский рыцарь Герхард Вайцер в мыслях поносил барона Юнгена фон Хартмау, который после ноны 2 поручил ему ехать с весточкой союзному отряду в захваченный пару недель тому у неприятеля замок Айнзидлерхёле. Если бы обида таилась только в том, что имперскому рыцарю грозило застать ночь в пути, то список нелестных выражений давно бы иссяк. Но барон оторвал Герхарда от многообещающей беседы с дочерью мельника. Сероокая девушка с толстыми косами цвета меда вернула Вайцера во времена пятнадцатилетней давности, когда он вершил подвиги в неспокойных Нидерландах. Мужчина даже поверил, что ещё способен очаровать прекрасных девиц, но появление докучливого Юнгена фон Хартмау не дало возможности закрепить предположений на мягком сеновале. Груз прошедших лет навалился на плечи вместе с латами, а душу рвали воспоминания о потерянных близких. Его грызли предположения о том, что сероглазая красавица нашла общество барона Юнгена куда приятнее и их разговор перешел в другую плоскость. На сеновале.

Среди сплетающихся сосен и пихт ухала сова, лес отзывался ей эхом. При порывах стонущего ветра деревья приподнимали тяжелые ветви словно ставни, как бы приглашая путника погрузиться в дебри глухой страны. С наступлением ночи там разгуливали шраты 3, нахцереры 4, вихты и темные альвы. И горе тому, кто угодит на их жуткие шабаши и оргии. Над головой рыцаря пролетел нетопырь. Боевой конь недовольно фыркнул. Герхард успокоил друга ласковым поглаживанием. Вместе они изъездили многие закутки Священной Римской Империи. Конь хорошо послужил ему в славном сражении при Диксмюнде и горестной битве при Дорнахе. И несмотря на пятнадцать лет боев и походов, буланый дестриэ 5 и теперь отменно показывал себя в родном Баварско-Ландсхутском герцогстве, где, поддержанный эрцгерцогом Максимилианом I, Альбрехт IV боролся с рейнским пфальцграфом Рупрехтом, за которым стояли его отец пфальцский курфюрст и чехи.

Небосвод давил тьмой и вскармливал тревогу. Герхард ощущал студенистые взгляды из леса. Теперь ему казалось, что удаленность от мира и малая известность в народе о замке Айнзидлерхёле напрямую связаны с окружающими его дикими чащобами. Хотя днем он, как и не к ночи помянутый Юнген фон Хартмау, считал замок непримечательным захолустьем, обладание которым нисколько не обогащало и не влияло на войну против пфальцев и чехов. Ныне же страх и грызущий тело холод красили место черной краской, да населяли зловещими образами.

Пронесшийся над головой нетопырь на этот раз задел плюмаж рыцарского шлема. Герхард Вайцер встрепенулся, помянул святых Колмана из Вюрцбурга и Эрханберта, да покрепче сжал ведьмовской талисман – что-нибудь из этого должно было ему помочь. Но он в миг позабыл о летунах и лесных духах, когда из-за скрывавших поворот сосен и пихт показался горящий фонарь. Дрожащий свет слепил теплыми желтыми бликами и, покачиваясь, направлялся к баварцу. Тревожные мысли уложили тяжелую руку рыцаря на меч, а порыв облегчения отмел страхи, нагнанные ночным лесом. Герхард окликнул низкого бродягу, чей силуэт маячил за светящимся ореолом. Тот молчал.

–Следующий вопрос я задам, приставив тебе меч к глотке! – крикнул Вайцер, влив в голос сталь.

–О, что? – ответил мужской голос.

«Вот так всегда, – мелькнуло в голове рыцаря. –Никто не понимает по-хорошему».

–Я слаб слухом, – продолжал незнакомец с фонарем.

–И умом, раз бродишь тут в одиночку. Кто такой?

–Ночной сторож из Айнзидлерхёле. Иду возжечь придорожный фонарь. Я встречаю и сопровождаю путников.

«Как же! Придорожный фонарь, встреча путников в никому не нужной глуши. Ещё б сказал, что к покаянному камню помолиться вышел. Либо колдун, либо лазутчик пфальцграфа Рупрехта».

–Ну давай, зажигай.

Представший светящейся точкой незнакомец несколько шагов пролетел в темноте и от него родился второй огонек в фонаре, установленном на длинной жерди. Герхард ухмыльнулся, убрал руку с меча и упрятал ведьмовской талисман, да поддал коня к ночному сторожу. Был это мужчина лет сорока, из-под капюшона его лицо выступало мясистым носом и не менее мясистым подбородком. Взирал он на рыцаря с такой же долей опаски, с какой долей недоверия смотрел на него Вайцер. Долгого взгляда мужчина на себе не выдержал, как если бы боялся, или просто от природы был нелюдим.

–Чью сторону держит гарнизон?

–Его светлости, герцога Альбрехта.

–У меня весточка от барона Юнгена фон Хартмау. Веди в замок.

–Моё имя...

–Веди в Айнзидлерхёле.

Действие второе
 
Замок

Обнесенный рвом и валом Айнзидлерхёле белой глыбой вырастал на широкой прогалине, которая разлилась подобно озеру в окружении леса. До замка от опушки леса было не меньше тридцати рут 6. Никто не мог скрыться от черных амбразур бергфрида 7, угрюмо наблюдавшего за округой. Перед главной башней угловые, те что поменьше, напоминали кряжистых бюргеров, а крепкие стены казались низкими. Небольшой замок был сложен на добрую совесть. Первым в голову Герхарду пришел вопрос о разумности захвата затерянного захолустья. Имперский рыцарь предпочел бы обойти его и разгуляться в деревне при людной дороге, где было чем поживиться без риска для жизни. Но перейдя глубокий ров по деревянному мосту к тяжелым воротам, Вайцер заметил, что союзный отряд не брал Айнзидлерхёле. Дубовые створки не носили следов штурма. От безупречно лакированной поверхности ярким пятном отражался свет фонаря. Перекинутый через ров мост был стар, а защитники ни за что не оставили бы его на месте, отступая в замок.

–Чью сторону держит гарнизон? – проскрежетал Герхард, освобождая из ножен меч.

–Как же, – упавшим голосом проронил ночной сторож. –Герцога Альбрехта...

Баварец не верил. Он чувствовал себя паршиво от мысли, что угодил в дурацкую ловушку. Рыцарь был готов поклясться непорочностью Девы Марии, что его поджидают чехи или пфальцы Рупрехта. Ночной сторож испугано вжимался в угол и выпученными глазами таращился на оголенный меч. Он едва удерживал в своих руках фонарь, а холодеющую душу – в теле. Послышался щелчок засова, воротная дверь распахнулась. Благо, что выходивший мужчина, пригибавшийся под низким проемом, успел поднять голову раньше, чем Герхард рубанул по ней мечом. Даже по прошествии пяти лет баварец моментально узнал разъеденное оспинами лицо Мизаэля фон Брайдэ, рыцаря из Швабии. Вместе они сражались со Швейцарским союзом и вместе сбегали из-под Дорнаха, когда имперское войско разбили наголову. Несмотря на полную противоположность характеров, рыцари в те времена хорошо друг с другом сладили и не раз через знакомых слали друг другу благие пожелания.

–Так это ты взял замок, Михаэль!

Герхард Вайцер спешился и высвободил седеющие редкие волосы из-под шлема и полотняного чепчика, открывая товарищу лицо.

–Герхард, – угрюмо произнес Михаэль фон Брайдэ, впившись потухшим взглядом в баварца.

День у шваба видимо тоже не задался, потому что вместо развязности и неутихающего гомона, всюду сопровождавших его фигуру, он подавал признаки жизни немногим больше каменной глыбы. Не вернулся прежний задор в рыцаря и после того, как Герхард по-свойски стукнул его по наплечнику. Неловкость начинала давить на Вайцера и тот предпочел молча проследовать за старым товарищем во внутренний двор Айнзидлерхёле.

Двор теснили беленные стены, которые вместе с бергфридом и толстыми башнями должно быть всегда укрывали его тенью. Здесь виднелись конюшни, сарай и колодец. Ночной сторож похоже был в замке и за конюха, потому что сам повел дестриэ Герхарда к стойлу. Вайцер посмотрел на стоявшую там ещё дюжину боевых коней.

–Как и на кой вы взяли Айнзидлерхёле, Михаэль? – поинтересовался баварец, когда они со швабом направлялись в жилую постройку замка.

–Пленили охотившегося в лесу виконта со слугами, – пресно отвечал фон Брайдэ. –Потом показали их небольшому гарнизону и те сдали замок за возможность уйти без имущества.

–Всё оставили?!

–Всё, – как-то нерадостно для неслыханной удачи ответил Михаэль. –Оставили нам в заложницы знатную девушку в качестве гаранта, что не вернутся с подкреплением.

Упоминание заложницы моментально породили у Герхарда Вайцера вопросы о том какая она, где, и какие на неё планы у товарищей Михаэля фон Брайдэ. Они вошли в пустующую обеденную залу с низким потолком. Здесь не было ни души, наверняка рыцари спали. В углу одного из столов виднелись две тарелки с остатками ужина. Забившийся в угол камин дотлевающими углями скупо освещал помещение.

–Даже слуги ушли?

–Даже они, – отрешенно ответил Михаэль после неловкой паузы. –Остался только сторож. Он тут за всех.

–Неудивительно, что он не поспевает за всем, – Герхард поежился от холода и обвел взглядом зал.

Выбеленные стены украшали пестрые росписи сцен охоты, прогулок дам в цветущем саду, празднования Пасхи и Рождества. Картины принадлежали не самому умелому художнику. Лица получились глуповаты, фигуры кривыми, а палитра цветов скудна. Но рука мастера словно приобрела грацию, а глаз стал внимательнее на сюжете, помещенном в слабо освещенный угол залы. Сцена изображала пришествие согбенной смерти в черных одеждах к умирающему старику, над которым кружили красноватые дьявольские лики. Остолбеневший Герхард несколько секунд неотрывно разглядывал сюжет. Образ начал озаряться, картина полниться пугающими деталями, оживать. Это незаметно для баварского рыцаря в залу вошел ночной сторож с фонарем, свет которого пролился на угол.

–Пойдем помолимся, Герхард, – прозвучал голос Михаэля.

Вайцер обомлевши взглянул на товарища. Баварец всегда был рад посетить службу, вознести молитвы к всевышнему. Но не замечал того за Михаэлем фон Брайдэ, который и «Отче Наш» порой додумывал на ходу, не зная истинных строк.

–Не поздновато ли молиться, Михаэль?

–Молиться никогда не поздно, Герхард. Близится ноктюрн 8.

–Тут остался священник?

–Сторож был дьяком. Знает молитвы.

Герхард Вайцер посмотрел на мясистое лицо низкорослого мужика с фонарем. Тот смущенно отводил блестящие как маслины глаза, забравшиеся под тяжелые брови. Чем только оказывается не занимался мужик в Айнзидлерхёле. Подавив дорожную усталость, баварский рыцарь отправился за Михаэлем к лестнице на второй этаж.

–Барон Юнген фон Хартмау послал меня, чтобы потащить твой отряд в рейд к Ландсхуту.

–После, – резко ответил Михаэль. –После молитвы.

Ответ тревожным осадком лег в мыслях Герхарда, не узнававшего Михаэля фон Брайдэ. Того самого, который первее прочих кидался грабить и напиваться, щупать девиц, распинывать детей и нищих. Он предпочитал молитве упиться и позабыв о жене, улечься с продажной девкой и дать волю непослушным от хмеля рукам. Вайцер даже повторно разглядел изрытые оспинами щеки и нос, чтобы убедиться, что не спутал товарища по Швейцарскому походу с кем-то другим. В ком он не ожидал увидеть таких перемен, так это в Михаэле фон Брайдэ. И война с грабежами, ради которых швабский рыцарь и жил, сейчас совершенно не интересовала его. Будто её не было, будто захват захолустного Айнзидлерхёле к ней не относился.

Свет фонаря наступал на пятки отползавшей тьме. Тройка молчаливо шла по коридору второго этажа вдоль закрытых комнат. Там должно быть спали товарищи Михаэля фон Брайдэ. Но мысли баварского рыцаря обратились к пленнице замка. Может с ней у него сложится лучше, чем с сероглазой дочерью мельника.

–А знатная девица тоже молится по ночам?

–Она всегда в часовне.

Они остановились у двери в конце коридора. За ней ежилась небольшая замковая молельня. Герхард первым шагнул в залитое дрожащим светом помещение, где густо разлетался запах воска и ладана. Со стен на рыцаря безразлично смотрели апостолы и равнодушная Дева Мария с задумчивым младенцем Иисусом на руках, сцены жизни Христа, на боковой стене толпилось множество германских святых. Но то, что заменяло алтарь, повергло Вайцера в замешательство. Баварец потерял равновесие, когда его неожиданно толкнули в спину. В мгновение, которое он успел застать до закрытия двери, Герхард увидел пакостно усмехавшееся мясистое лицо ночного сторожа. В темных глазах зловеще плясали золотые чертики, а может всего лишь блики свечных огоньков. Засов оглушительно защелкнулся.

–Михаэль! – крик обрушился на дверь вместе с гулким ударом латного кулака. –Во имя всех святых, отопри!

–Прости, Герхард, – раздался приглушенный голос с той стороны. –Вспоминай молитвы, все, какие знаешь. В полночь, в Ноктюрн, оно явится. Молитва и свет – твои спасители. Не дай затушить круг свечей. Дотяни до лауды 9.

–Дьявол забери твою душу, о чем ты говоришь?

–О Дьяволе, что уже точит клыки на твою душу, – отвечал ему окрепший голос ночного сторожа. –Это гроб адского исчадия, а замок – его склеп. Кто-то должен нести ночное бдение.

–Я ухожу, Герхард, – вторил Михаэль фон Брайдэ. –Обещаю до конца дней молиться за твою душу, за то, что ты сменил меня на страшном посту. Не забывай: свечи не должны погаснуть до лауды.

Напрасно баварский рыцарь гремел кулаками по двери и срывал голос. Михаэль фон Брайдэ ушел вместе с ночным сторожем. Оставил Герхарда наедине с тем, что стояло запечатанным в запертой часовне. Взгляд Вайцера пал на окруженный свечами черный гроб, лежащий там, где пристало находиться алтарю. Тесное жилище мертвеца опутывали тяжелые цепи, скованные железными замками. В стену над гробом были вбиты треснувшее деревянное распятие и гвозди, на которых висела дюжина тусклых нательных крестов. Будто в гробу старались сдержать что-то при помощи земной и сакральной силы.

Действие третье
 
Ноктюрн

Редкие волосы пристали к взмокшему лбу и раздражающе лезли в глаза. Гнев сочился из Герхарда Вайцера со слюной и потом, звучал зубным скрежетом и понукал к новым ударам. Бестолку. Дверь молельни стояла, словно каменная. Черные окошки были слишком малы, чтобы пролезть взрослому мужчине. Звезды за ними одна за другой вспыхивали свидетелями предстоящих событий. Не счесть проклятий, которые запертый имперский рыцарь обрушил на Михаэля фон Брайдэ и ночного сторожа. Подивил он свою христианскую душу умением придумывать бранные словосочетания и ухищрённые пожелания мучительной смерти. Но это была бессильная злость, после которой в ослабшее тело Герхарда свинцом налилась отчаянная усталость.

Баварский рыцарь, покачиваясь, встал перед скованным гробом. По смоляной поверхности ящика бегало сияние свечей, громоздящихся на мутных подтеках воска. Хомутом они замкнулись вокруг пристанища покойника. Искрой в памяти Вайцера вспыхнули слова Михаэля о заложнице. В гробу лежала не иначе как та самая знатная девица. Если тление и коснулось тела покойницы, то его успешно подавлял витающий вокруг ладан. Теперь для Герхарда все начинало складываться в единую картину. Он был убежден, что вскоре его найдут в молельне подле трупа знатной пленницы. Избавиться от тела, запрятанного под цепи и замки, было невозможно. Сбежать из запертой часовни – тоже. Вину в убийстве, да ещё и с намеками на колдовство, коль скоро гроб стоит на месте алтаря, повесят на Вайцера.

Утробно загудел изголодавшийся желудок. Слова подбирающегося ругательства так и застыли в горле, когда гроб вздрогнул и брякнул цепями. Герхард похолодел и попятился, хватаясь за меч. Спиной он чуть не повалил подсвечник. Баварцу не привиделось. Черный ящик заходил ходуном, загремел цепями. Учащенный стук половиц вздымался к низкому потолку. Кто-то пытался выбраться из гроба.

Не находя себя, Герхард Вайцер остолбенело наблюдал за трясущимся черным ящиком, дребезжащим цепями и замками. Сердце то подпрыгивало к горлу, то скатывалось в пятки. Он не боялся швейцарских алебард, не страшился гремящих кулеврин, но зрелище в часовне Айнзидлерхёле ледяными когтями ворошило внутренности и дурманило разум. Крышка гроба задрожала, затем подпрыгнула, но упершись в натянутые цепи, захлопнулась. Следующий прыжок Герхарду показался выше. Из чернеющей расщелины подул студеные могильный ветер. Теплый огонек свечей затрепетал, и тогда имперский рыцарь пришел в себя. Нельзя дать огню погаснуть до лауды!

Герхард Вайцер выхватил из светца лучину и с грохотом повалился на колени, принимаясь вскармливать погасшие свечи. Отрешенно пробил ноктюрн. Пробуждалось и рвалось на свободу неведомое зло. Имперский рыцарь чувствовал сочившийся из-под крышки серный смрад. Сера и ладан, как будто два начала схватились в часовне, где развернулась борьба света и тьмы, живого рыцаря и жуткого мертвеца. В часовне замка Айнзидлерхёле сцепились две извечные противоположности.

–Святой Ангел Божий, хранитель и покровитель души моей! – бормотал метавшийся на коленях по полу Герхард. –Пребудь со мною сегодня, направь меня на путь заповедей Божьих и удали от меня все искушения зла...

По маленьким окнам крыльями забили нетопыри. Десятки летучих мышей ломились в молельню, пищали и прятались во тьму, не в силах проникнуть внутрь. За ними к стеклу прилипли костлявые ладони истлевших мертвецов в ветхих саванах. Выглядывали шраты, скалились нахцереры, вихты и темные альвы. Нечисть Баварских лесов стекалась к замку, облепливала его стены и крыши, словно стенолазы.

–Огради меня, Господи, силою животворящего креста твоего, – сотрясался Герхард Вайцер, ползая от одной погасшей свечи к другой и непрестанно крестясь. –И сохрани меня в эту ночь от всякого зла!

Исказились лица святых, апостолов и Девы Марии, начертанных на стенах часовни. Глаза их осудительно вгрызались в молящегося рыцаря. Обратившийся горгульей Иисус на руках земной матери скалил клыки. Заходился смехом, распятый на дьявольской пентаграмме взрослый Христос. Герхард Вайцер обвел стены взглядом. Не узнавал он ни одного христианского лика, но видел демонические морды, узурпировавшие благолепные образы.

–Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешного!

Могильный зловонный ветер из-под вздымавшейся крышки кусал дрожащий свечной круг, но баварский рыцарь, не покладая рук и не разгибая спины, корпел над его сохранением. С трещин деревянного распятья засочились кровавые потеки. Герхард завывал, словно брошенный пес.

–Пресвятая Дева Богородица, пошли на помощь святые легионы, чтобы они под Твоим руководством, Твоею силой преследовали адские силы, везде с ними сражались, отбили их дерзкие нападения и ввергли их в бездну!

Гремели цепи. Зло из гроба рвалось наружу, но круг света горел ярко. Крепясь с болью в коленях и пояснице, Герхард поддерживал огонь изливавшихся восковыми нарывами свечей. Молил он, и чтобы от безумного ночного бдения не обострилась подагра. Баварец ревел и трясся, но продолжал выуживать из памяти одну молитву за другой. Или же убеждал себя в том, что вспоминает, когда на деле лепил строки из разных гимнов и псалмов в один ком, которым только и удерживал рассудок в кружащейся от потрясений ночи голове. Из-под приоткрывшейся крышки вылетел рой мух и вшей, отогнав дрогнувшего баварца. Смрадный порыв ветра едва не затушил свечи. Герхард Вайцер с воплем бросился обратно, выхватив новую лучину, взамен догоревшей.

–Святая Богородица! Не презри молений наших в скорбях наших, но от всех опасностей избавляй нас всегда...

Под рыцарем истошно заскрипел пол. Доски закачались морскими волнами. В открывавшихся и захлопывающихся зазорах Герхард Вайцер несколько раз до крови прищемил пальцы. Свет дребезжал, горел. Молельня застрекотала и зажужжала. Рыцарь встрепенулся, выронил лучину. Из-под пола ударила саранча. Вопя на все голоса, Герхард Вайцер вскочил, опрокинув подсвечник, который моментально погас. Баварец схватил из светца последнюю лучину.

–Господь – крепость моя и щит мой. Пошли свет Твой и истину Твою, да ведут они меня и приведут на святую гору Твою.

Мертвецы и бесы стучали в окна. Глумились над ликами святых. Душили и морили серой, мухами и саранчой. Усталость рвала мышцы Герхарда, хрипота скребла горло и рыцарь, читая навзрыд молитвы, надеялся на то, что голос не оставит его. Черный гроб ухал крышкой, лязгал цепями и замками, но горящий круг сдерживал зло внутри.

Имперский рыцарь запалил очередную свечу. Догорающая лучина стала непомерно тяжелым грузом дрожащим разбитым рукам. Гроб застыл также неожиданно, как запрыгал. Насекомые исчезли и все затихло. Герхард, мучаясь от боли в затекшей шее, посмотрел на окна и обомлел. На стеклах розовел отблеск рассвета. Ноктюрн завершился. Наступала лауда. Святым, апостолам и Богоматери с младенцем вернулись праведные лики. Со скрипучим стоном Вайцер поднялся на одеревеневшие ноги, распрямил ломившую спину, перекрестился. Из ослабевших рук баварца выпала лучина.

И погасла.

Часовня провалилась во мрак. Померкло зарево за окном, потухли свечи. Со стены слетело святое распитие, а следом упали нательные кресты. Коварный демон, насмехаясь, обманул Герхарда Вайцера. По воле высшей силы в баварце ещё трепыхалась жизнь, ведь рыцарь готов был поклясться, что с исчезновением света, его сердце застыло. С грохотом рухнули цепи и замки. Непроглядная тьма разверзлась перед аметистовым светом, струившегося из открывшегося гроба. Мужчина уперся спиной в запертую дверь. Герхард вынул амулет бретонской ведьмы, но мешочек из савана самопроизвольно развязался и кости черного петуха упали на пол. Они собрались в птичьи ноги и посеменили прочь, но рассыпались через мгновение, так и оставшись лежать, будто на тарелке после пира. Дрожащими руками рыцарь отстегнул стальное ожерелье и достал нательный крест, крепко сжав его в одной руке, в то время как вторая стискивала меч.

Из недр гроба словно по ступеням поднялась молодая девушка манящие очертания тела которой проглядывались через тонкую камизу 10. Густые волосы сероокой красавицы медовой рекой разливались по острым плечам. Герхард Вайцер оторопел. Сначала в явившейся красавице узнавалась дочь мельника, но чем дольше баварский рыцарь всматривался в её молодое лицо, тем явственнее образ превращался в покойную жену. Любовь всей его жизни, которая не смогла разрешиться от беременности.

В черном гробу неутешно заплакал ребенок. Герхард вздрогнул.

–Пойдем, – елейным голосом позвала супруга. –Твой сын ждет тебя. Он ждет нас.

–Но вы умерли...

–Иди ко мне, Герхард. Мы будем вместе.

Каков бы ни был соблазн, Вайцер не мог поверить в то, что перед ним стояла жена. Навернувшиеся на веки жемчужины слез на мгновение ослепили его. А когда рыцарь смахнул их, перед ним воплощением ослепительной чистоты предстала сама Дева Мария. Запертая в страшной обители трусливым Михаэлем фон Брайдэ и лживым ночным сторожем. Герхард сделал шаг. Ласковая улыбка женщины вселяла в него уверенность. Тонкая рука тянула к нему свои пальцы. Их разделял один шаг.

«На воскрешение Богородицы не слетаются нечисть и саранча, – мелькнуло в голове рыцаря. – И не смердит серой».

Демон услышал эти мысли. Сияние лица сменилось гранитной серостью. Глаза наполнились бездонной пустотой существа, чью душу изъели утробы Преисподней. Молельня погружалась во мрак. Баварец сжал крест, который обжигал ладонь проказами Дьявола. Герхард Вайцер на подкашивающихся ногах со взмахом меча бросился вперед и утонул во тьме.

По коридорам Айнзидлерхёле прокатился долгий крик.

Эпилог
 
Утро

Косые лучи рассвета падали на расписанные стены залы. Сцены охоты, прогулок дам в цветущем саду, празднования Пасхи и Рождества будто отходили ото сна, наполнялись цветом. Но забившийся в угол сюжет о смерти, пришедшей к старику, вокруг которого летали красные демоны, оставался в вечной тени. Любимая роспись ночного сторожа, одиноко проживавшего в Айнзидлерхёле. Он прибрался в опустевшей конюшне, поставил на огонь котелок с овсяной кашей. Мужчина поднялся по лестнице, прошел вдоль пустых комнат за закрытыми дверями, отпер засов молельни.

В пустом помещении его встретили безучастные взгляды немецких святых, апостолов, Девы Марии с Иисусом на руках и сцены из жизни Христа. Новый день проникал через маленькие окошки и, если бы не черный гроб, вместо алтаря, часовня была бы самым уютным местом в пустом замке. Ночной сторож отложил деревянный чемоданчик, перекрестился, не заметил, как по обыкновению прочел Отче Наш и взялся за цепи и замки, которые снова опутали пристанище демона в девичьем обличье. Старые свечи, заплывшие воском, он сменил новыми. Затем приземистый мужчина вернул на место деревянное распятие, а дюжину нательных крестов на гвоздики, вбив ещё один в стену.

Ночной сторож пошаркал к середине часовни и подобрал с пола крест, который повесил на новый гвоздь. Тринадцатым по счету. Этим вечером ему предстояло встретить на дороге нового путника. Кто-то ведь должен стоять в ноктюрн у гроба Дьявола.

Примечания

  1. Саван – одежда усопшего.
  2. Nona (лат.), Девятый час (литургические часы) – три часа дня.
  3. Шраты – косматые лесные духи.
  4. Нахцереры – ожившие мертвецы, близки к вампирам.
  5. Дестриэ – крупный боевой конь.
  6. 30 баварских рут (мера длины) – 87,57 м.
  7. Бергфрид – главная и самая укрепленная башня немецких замков.
  8. Nocturna (лат.)., канонический час, ночная молитва.
  9. Laudes (лат.)., утренняя молитва на рассвете.
  10. Камиза – нательная рубаха

Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 5. Оценка: 4,80 из 5)
Загрузка...



Оцените прочитанное:  12345 (Ещё не оценивался)
Загрузка...