Ад – это другие.
 
Жан-Поль Сартр

Эскалатор шалит. Поручень здорово перегоняет ступеньки – обычно меньше. Значит, опять рассинхрон, причём сильный. Что-то к нам прорвалось. Стучу пальцами по поручню по три раза на каждый промежуток между фонарями.

Ту-ду-дук. Ту-ду-дук. Главное – чтобы стук не совпал с моментом, когда я поравняюсь с фонарем. Лучше уж не знать, что тогда будет. Да уж, повезло мне попасть в касту Палачей – уже двадцать лет в метро ни книжек не читал, ни дремал. То перестуки, то перегляды... Ещё и шляпа эта

В наушниках сквозь музыку прорывается гнусавое бормотание Шивы. Терпеть не могу, когда Связные так делают. Убавляю громкость, чтобы разобрать, что он там гундит. Слышу обрывок фразы:

– ...хорошо, что совсем рядом – на Спасской. Тащи его в штаб, а там уж мы его определим. Может, к тебе.

– Кого? – спрашиваю невидимого собеседника. – Чего? Что тащить?

– Ученика.

– На кой мне? Я вон только недавно Маркиза выучил, ему и отдавайте.

– Маркиз на Обводном сейчас затычкой, – отвечает Шива. – Там якобы «предмет» нашли. Лебедь с ним, Ведьма вообще на Гражданке прорыв зачищает, а тебе одну станцию проехать. Я говорю, на Спасской «пробудило» кого-то. Пацанёнок лет одиннадцати, больше ничего пока не ясно. Дуй туда, по ауре узнаешь.

– Да чтоб вас всех черти взяли.

– И возьмут, если не поторопишься, – встревоженно откликается он.

– Еду, – бросаю им, не разжимая зубов. – Еду уже на вашу Спасскую.

С утра пораньше – и сразу в пекло. Эх, чёрт, и почему я не «пробудился» Прыгуном или, на худой конец, Картографом?.. Сидел бы себе в штабе, иногда бы заказики брал. Лучше Прыгуном, конечно – это интереснее. Но всё равно, считай, безопасно...

...Спустя пять минут уже иду через рыжеватый коридор станции, перешагивая через стыки плит и оглядывая лавки. На одной из них вижу парнишку – на вид пятиклассник – забрался на скамейку с ногами, уткнул лицо в коленки, дрожит как заяц. Никакой ауры не нужно, чтобы понять – он только что увидел Ад.

– Они тебя не достанут, – присаживаюсь рядом. – Их здесь нет.

Мальчишка вскидывает голову, порывается убежать, но ноги не держат его от страха, поэтому он просто отползает от меня по скамейке, тихо завывая, словно вот-вот заплачет. Что ж, этот ещё неплохо держится – я перепугался намного больше, когда меня впервые забросило Туда.

– Константин, – вспоминаю вдруг о приличиях. – Но меня так никто не зовёт. Позывной – Ковбой. Я его не выбирал, если честно – так сложилось. А теперь приходится соответствовать, в моей касте без этого никуда – иначе сила иссякнет.

Парень оглядывает мои джинсы, кожанку и задерживает взгляд на шляпе. Хорошо ещё, что хлыст с кольтом не видит. Я уже чувствую – его вот-вот прорвёт. “Парнишка понял, что я единственный, кто ему поверит. До него дошло, что это всё – по-настоящему, а остальные снующие по станции пассажиры действительно не видят”. И его действительно прорывает.

– Я просто ехал на секцию... У меня баскетбол... Ну, после школы... – шмыгая носом, сбивчиво рассказывает мальчик. – Шёл через станцию, и вдруг... всё вспыхнуло огнём! Клянусь, меня не глючит! Люди вдруг стали прозрачными, появились какие-то чудовища с... Я не знаю... даже не сосчитал, сколько у них было... было...

– Конечностей, – подсказал я.

Анатомию демонов изучают не один год под руководством опытных наставников. Пока с ней не разберёшься, всякая тварь будет для тебя просто клубком щупалец, клешней и лап с торчащими из аморфной массы зубами, языками и глазами, которые, кстати, тоже ещё поди сосчитай.

– Д-да... Их было так много, они все хотели меня... к-кажется, убить... А пол стал раскалённым, и огонь... ну, из щелей...

– Между плитами, – киваю я. Понятно. Парнишка слишком много наступал на стыки. – А ещё бушующее пламя вместо потолка и огромные скользкие черви вместо поездов.

– Ч-че-че-ч-черви?! – хныкает мальчик.

– А, так червей не видел? Ну ничего, всё впереди. А потом что было?

– Н-ничего. Я запрыгнул на скамейку и всё пропало, – он показывает слегка оплавленные подошвы кроссовок.

– Правильно сделал, – снова киваю. – “Выше ноги от земли” – иногда помогает. Как звать-то тебя?

– Г-георгий. Гоша, то есть.

– Значит, слушай, герой. Я, к сожалению, не Прыгун – перенести нас не смогу. Так что сейчас мы с тобой поедем в штаб – это недалеко, отсюда одна станция. По дороге объясню, что с тобой произошло и что тебя теперь ждёт. Ежели не хочешь обратно к тем тварям – придётся пойти со мной. Можешь дать мне руку, если боишься. Главное – ради всего святого, не наступай на стыки плит. Что ты вообще за ребёнок такой, если шагаешь по ним, как по асфальту?

Гоша надувается, пылая кончиками ушей. Руку не дает, но со скамейки боязливо слезает. Я иду к вагону, малой семенит рядом, глядя под ноги и не замечая прохожих. Я жду, пока он пройдёт сквозь очередного пассажира, и отвечаю на его немой вопрос:

– Мы сейчас для них как призраки. Они не видят нас, не осязают. Иначе давно бы вызвали полицию, глядя на нас с тобой. А вот мы их видим, но потрогать тоже не можем, – я пропускаю руку сквозь голову симпатичной брюнетки в красном пальто и шляпке с бантиком. – Поэтому мы с тобой сейчас поедем на Театральную.

Мы заходим в пустой вагон поезда по направлению «Посадки нет». Дежурный проводник проходит мимо нас, оглядывая сиденья на предмет подозрительных предметов и бесхозных лиц, и, выйдя, сверкает машинисту фонариком. Двери закрываются.

– Ух ты! – подскакивает Гоша. – На недостроенную станцию?!

– Увидишь, – усмехаюсь я, присаживаясь на сиденье под гул разгоняющегося поезда. – В Петербурге испокон веков существует хотя бы одна станция-призрак. То ремонт эскалаторов, то реставрация... Для Лесной специально легенду сочинили, что там грунтовые воды постоянно выходят – и ничего, при любом удобном случае разворачивали штаб там. Адмиралтейскую четырнадцать лет открыть не могли – как думаешь, почему? Удобно нам там было. А теперь вот рыжую ветку который год построить не могут – нам и тут нравится. Центр города, легко приехать, легко уехать, со Спасской два перехода...

– Так кто вы такие? Что ещё за штаб? – вопит пацан мне на ухо, стараясь перекричать шум поезда. – И что я всё-таки видел там, на станции?!

Видать, успокоился.

– Мы зовём себя Смотрящими. И смотрим мы за тем, чтобы Ад не прорывался в наш город. То есть, это мы его так называем. А так, конечно, это не Ад в привычном понимании, хотя и очень похож. Это такой враждебный параллельный мир. Почему-то в толще земли граница между мирами истончается. Вон, в прошлом веке бурили скважину – Кольскую сверхглубокую. Пробурили аж на тринадцать километров, там что-то завыло и заскрежетало – и спустя считанные минуты взорвалось. Но это в вечной мерзлоте, где почти никто не живёт. А в городе-миллионнике эта граница ближе – из-за того, что людей много. Скопище душ и умов... Никто не знает, как это работает – может, этому и есть рациональное объяснение, и когда-нибудь его найдут, но пока это всё выглядит как... как магия, – заканчиваю я, пожимая плечами.

Гоша слушает, разинув варежку, и забывает, кажется, даже моргать. Значит, вопросы потом. Продолжаю инструктаж.

– И чтобы с Петербургом не случилось то же, что и с Кольской сверхглубокой, мы следим за прочностью границы. А если что-то прорывается Оттуда – устраняем последствия. Таких, как я, зовут у нас по-разному: Ищейки, Палачи, Жандармы. У каждого свой позывной и особенное оружие. У меня вот – два-ка. Кольт и Кнут. Увидишь ещё, я их без нужды не достаю. А вообще среди Смотрящих много разных каст. Есть ещё Прыгуны – они умеют мгновенно перемещаться между станциями. Ещё всякие Оружейники и Ремонтники. А едва ли не самые важные – это Связные. С одним ты скоро познакомишься.

– А почему я... Ну, почему со мной?..

– Такое иногда случается. Люди с большой внутренней силой могут сдвигать эту границу и размягчать пространство. Мы, Палачи, например, всегда выполняем определённые ритуалы типа особенного стука по поручням, ходьбы по определённым плитам, лавирования в толпе и прочего. Это стабилизирует пространство, которое мы плавим своей аурой. Я тебя потом этому научу. А ты, похоже, силён. Неловко прошёлся по станции и – на тебе! – «пробудился». Стал одним из нас.

– И что теперь со мной будет? – восхищение в глазах парнишки замирает на секунду и начинает уступать место ужасу. Он понимает.

– Ты погиб для мира. Просто пропал. Забудь о друзьях, о родителях – ты не вернёшься к ним. Они в упор тебя не будут видеть. Поищут, погорюют, похоронят пустой гроб. Теперь твоё место среди нас. В этом никто не виноват – так случается.

Я кладу руку Гоше на плечо. До самого штаба мы молчим. Он переваривает то, что услышал, и свыкается с мыслью, что мира, который он знал, больше не существует. Не будет теперь ни алгебры, ни девичьих косичек, ни баскетбола. Не позовут друзья кататься на великах по дворам, не будет он вечером рубиться в компьютер, а утром – кушать тёплые мамины блинчики. Чужая реальность сожрала его со всеми кишками и хрящами, не подавившись. А ведь он об этом и не просил. Да, ещё не скоро он к этому как следует привыкнет. Хотя, обычно людей к нам забрасывает постарше – тем приходится терять намного больше.

Поезд тормозит и выпускает нас на «недостроенной» Театральной, которая откроется неизвестно когда. Мы с мальчиком выходим, он всё-таки вцепляется в мою руку, обалдело ахает и вертит головой. И я его понимаю.

Станция метро похожа на базар. Столики-лавочки-будочки, куча непонятных картинок и свитков соседствует со стенами из компьютеров, словно вытащенными из фильма «Матрица». Прыгуны, полупрозрачные и мерцающие в желтом свете ламп; Оружейники, мастерящие новые бомбы и самострелы для тех, у кого нет своего оружия – то есть, для всех, кроме Палачей; Картографы – с их чертежами всех тоннелей, депо, вентиляционных шахт и подсобных помещений; Взломщики с ключами и списками кодов на все эти двери – увы, не везде можно проскочить призраком. Вокруг царит гомон Смотрящих, которые переговариваются между собой, ругаются, отдают распоряжения, докладывают...

В левом крыле перед стеной с сотней мониторов на простых деревянных лавочках сидят Связные и бормочут в наушники, не подключенные ни к чему. У них уникальный талант – смотреть во все мониторы сразу и кататься на поездах в виде нескольких двойников-аватаров. Все они выглядят как типичные метрополитеновские «перекати-поле»: инвалиды, продавцы и музыканты. Я наклоняюсь над ухом Гоши и параллельно объясняю ему, кто есть кто и чем все они занимаются.

Сержант – безногий мужик в форме десантника, ездит по вагонам на дощечке с колесиками. Самый старый и сильный из Связных. Цыганка – собственно, пожилая цыганка, с картонкой и фотографией внука, который четвёртый год умирает от рака. Агент – толстячок с прилизанной жиденькой чёлкой, торгующий чудо-резинками и обложками на паспорт. Зомби – долговязая блондинка с гитарой, поющая в вагонах уже шесть лет одну и ту же песню.

А вот и он – безрукий коротышка в синей футболке с барсеткой на шее, с лицом, словно вдавленным внутрь. Я киваю на него и говорю: «Шива».

– Что-то не похож... – с сомнением произносит Гоша, глядя на висящие тряпками рукава.

Усмехаюсь. Ничего, парень, ты ещё увидишь, на что он способен. Все Связные – бывшие Палачи или выросшие из своих штанишек Прыгуны или Картографы. Это самые старые и опытные Смотрящие. Каждый из них был когда-то совсем другим человеком, пока не пережил самое большое потрясение в жизни, сродни второму «пробуждению». Даже, пожалуй, третьему. Второе переживают, когда получают позывной.

И уж у Связных способности на порядок мощнее, чем у любой из Ищеек – только и цена за это соответствующая. Каждое сражение вытягивает из Связного столько сил, что срок его жизни сокращается вдвое. Шиву я видел в деле всего раз. Он в одиночку спас целую станцию, когда мой предшественник – Самурай – с перепою задремал на эскалаторе. Самого Палача спасти не удалось, но пару сотен других жизней – вполне. И всё благодаря Шиве. С тех пор он бережёт себя – и правильно делает.

– Добро пожаловать к Смотрителям, – Шива подмигивает Гоше, и тот ошарашенно хватается за голову. Могу поклясться, что видел, как шевелились волосы паренька, словно взъерошенные невидимой рукой.

– Здрасьте, – еле слышно бормочет тот.

– Ковбой, у нас ситуация, – Шива тут же переключается на меня. – Со Спасской кто-то всё же выполз. Я туда отправил Маркиза с Лебедью, они как раз освободились. Должны выследить и разобраться. Уж не серчай, что сразу не сообщил – важнее было пацана забрать, пока он там разлом по полной программе не устроил.

Один глаз у него закатывается на затылок, несколько мониторов объединяются в один, показывая, как в каморку дежурного по станции входят мои ученики – Маркиз и Лебедь. Он – тонконогий щегол в чёрном плаще с заострённой бородкой и хвостом тёмных волос. Она – ослепительная блондинка в белоснежном пальто, с изящной длинной шеей. Ничего, эта парочка справится.

– Смотри, малой, – я указываю на экран.

Картинка сменяется. В подсобном помещении всё разнесено, микрофон искрит, монитор диспетчера раздолбан, сам диспетчер без сознания, а вместо противоположной стены изрыгает пламя кишащий демонами лавовый пейзаж. У Маркиза в руке из ниоткуда возникает светящаяся шпага. Первую же тварь, выскочившую из огня, он насаживает на клинок легко и проворно. Лебедь, как в сказке, взмахивает рукавом, и из него вылетает веер кинжалов, прибивающих демонов к раскалённым скалам.

Палачи улыбаются друг другу и синхронно бросаются в разлом. Ещё несколько минут они вертятся вихрем смерти, шинкуя рогато-копытно-зубастых бесформенных уродцев. Спустя ещё минуту выходят из дыры в стене, и она начинает сворачиваться – разлом затягивается.

– Вот так работают наши Палачи, – комментирую я Гоше увиденное. – Сейчас ещё отправим туда Ремонтников, они всё окончательно заштопают, починят, а дежурного приведут в чувство. Ну, а если бы не мы... Понимаешь, да?

Тот сглатывает и кивает. Я вижу, как он барабанит пальцами по штанине. Ритм вроде правильный. Но всё же надо ввести в курс дела.

Я рассказываю ему, какие ритуалы обычно выполняют Ищейки в метро, чтобы не вызвать размягчения пространства. Как нужно стучать по поручню и что будет, если стукнуть по нему рядом с фонарём. Ремонтникам придётся месяц чинить всё это дело, да ещё и половина Связных будет брошена создавать легенду о теракте.

Едем дальше... Про стыки плит он и так в курсе, о правилах разглядывания юбок ему пока знать рано... Рассказываю о том, как видеть в толпе на переходах слабые места и проскакивать вперёд. Не обгонять прохожих нельзя – когда медлишь, пространство тоже разжижается.

Моя лекция длится добрых полчаса, пацан хлопает глазами, распахнув рот, как контуженная рыба, пялится то на меня, то на остальных. Станция тем временем остаётся позади, мы подходим к выкрашенной в серый двери с кодовым замком – местная «каморка дежурного», в которой на самом деле прячется наш учебный сектор. Молодые парни и девушки, обычно вдвое старше Гоши, «пробуждаясь», попадают к нам и живут в Депо – пес его знает, кто придумал это название и в чём его смысл. Самая расхожая версия – их вечное нытьё о том, что юные дарования «простаивают в депо», вместо того, чтобы идти после «пробуждения» сразу в бой. Немудрено: обучение – процесс нудный, но нужный. Так что, надеюсь, малой не будет отлынивать.

Привычно набираю четыре единицы, за дверью коридор, в конце – несколько дверей. Мы идём в левую, надо представить новенького. В маленьком кабинетике сидит Стерва – аналог воспитательницы в каком-нибудь общежитии колледжа. Прозвище у неё такое, потому что она требует, чтобы мальчики-девочки ночевали раздельно – и неусыпно за этим следит. Вот Стерва, да?

Их понять можно. Сама молодая, красивая, в безупречно сидящей блузке, строгой короткой юбке с вырезом – ни дать ни взять, училка из порнофильмов. Да только на то она вам такая и дана здесь, ребятки. Чтоб волю закалять.

– Здра-авствуй! – улыбается она мальчугану. Встаёт, подходит к нему, треплет по щёчке. – Боишься?

Гоша судорожно мотает головой, унимая нервную дрожь. Стерва улыбается, такая милая с этой своей родинкой чуть ниже уголка рта, и гладит его по голове – тот опускает глаза.

– Ничего, сейчас мы тебя обустроим. У нас там ребята постарше живут, но мы тебе подберём соседа ближе по возрасту. Не бойся, мой маленький, тебя в обиду не дадут. А Ковбой – отличный учитель, он тебя всему...

– Вряд ли я буду его учить.

– Ах, жаль, – вздыхает она.

Аня. Её же Аня зовут. Стерва – не позывной, а прозвище среди воспитанников. А так она Аня – чуть ли не единственная тут, кого зовут по имени. Шлёпаю по плечу мелкого, который завис, понурив голову.

В ухе вспыхивает голос Шивы:

– Ты про юбки проинструктировал, умник?!

– Ты дурак? Ему одиннадцать! – мысленно отвечаю я.

– Вот именно! Он ещё тебя научить может! Быстро прерви контакт!

Вижу, что Шива прав. Наконец понимаю, что Гоша не просто уныло опустил глаза в смятении. Этот мелкий похабник пялится на Анины коленки! Твою ж мать, как рано взрослеют нынче дети! Смотреть можно только сзади и сбоку! Первым делом же учат смотреть на икры, лодыжки, впадинки под коленками, но никак не спереди!

Дурак!

Это я себе. Зря я упустил этот момент в инструктаже.

Только хотел накрыть ему глаза ладонью, как Аня села на стол, чуть разведя ноги, и ехидно мне подмигнула. Ну спасибо, Стерва. Открыла для пацана врата Ада. Вот-вот моргнёт – и кранты. Тебе в том числе. Слышу то ли топот за дверью, то ли гул крови в ушах, то ли пульс искаженного пространства – ритмичный, монотонный, нарастающий стук. Несколько секунд боюсь шевельнуться, как бы не стало хуже, только перебираю в кармане четки – хоть что-то, но слишком слабая защита для такого прорыва.

Дура. Зачем парня дразнить? Ему одиннадцать!..

В самом сердце штаба, в двух шагах от Депо! Виданое ли дело! Малец-то и правда силен. Сквозь дверь просачивается Шива – это становится последней каплей. Разлом взрывает комнату, ошмётки стен и столов уносит в бушующее пламя, вопль Стервы пресекается хрустом и треском – её стройное тело разлетается ошмётками дымящегося фарша. Шива зажмуривается, выставляя защитный купол, и цедит сквозь зубы:

– Не успел. Двумя бы секундами раньше!..

Оглядываюсь – вижу полчища демонов. Тьму. Легион. Я такого раньше и не видел. Должно быть, штабы у нас расположены синхронно – но здесь их действительно много. Клубящаяся масса клешней, зубов и щупалец обступает нас со всех сторон. Брызжут лавой вулканы, витают в воздухе огненные змеи, серные испарения застилают низкое изжелта-серое небо. Обычный такой Ад, каким его представляют обыватели. Только не горячо – у Палачей и Связных от этой дряни защита; где Аня-Стерва заживо сгорела, мы лишь вспотеем. Гоша уже «пробудился», так что он тоже держится.

Я вынимаю кольт и лассо, до этого бывшие невидимыми. Шива бешено вращает глазами, поворачивая их то зрачками назад, то в разные стороны. Что он ищет? Выход?

– Шива, слышишь, это не они прорвались к нам! Это нас забросило к ним!

– Вижу, – скрипит он зубами, из последних сил держа купол и продолжая что-то искать. – Попробуем вырваться. Береги пацана!

– Как вырваться?! Где мы тебе юбку найдём?!

Демоны облепили купол Шивы сплошным слоем, царапают, колотят щупальцами и клешнями. Видно, у нас остались последние секунды. Крепче хватаюсь за оружие, пацана прикрываю между собой и Шивой. Значит, продадим свои жизни подороже. Связной орёт из последних сил:

– Туда! Я прикрою! И бегите по стыкам!

Светящаяся полупрозрачная рука указывает направление, в котором ни черта, кроме чертей, не видно и не предвидится. В следующую секунду купол взрывается и демонов отбрасывает в разные стороны. Я уже понимаю, что сейчас будет, но не до конца понимаю, что с этим делать. Однако шансом нужно воспользоваться, иначе всё зря. Дёргаю малого и бегу с ним в указанном направлении, отстреливая тварей и рассекая их кнутом. На мгновение оглядываюсь.

Шива оправдывает свой позывной последний раз в жизни. Сотня астральных рук вылетает из обрубков плеч и начинает бить, душить, рвать на части толпу ужасающих тварей. Невероятное психическое напряжение убьёт его через несколько секунд, но эти несколько секунд и расчищенный путь – единственная ниточка, ведущая и меня, и оболтуса к спасению.

Я понимаю вдруг, что мы бежим через станцию. Это такое же подобие станции, как и при любом размытии границ – пылающие стыки плит, на которые я стараюсь почаще наступать (идея ясна – размягчить пространство снова, чтобы «прыгнуть» обратно в наше), сочащиеся кровью колонны, слепые зубастые черви в тоннелях и прямо по курсу... эскалатор.

– Ах ты хренов гений!

Словно вырванный из нашего мира самый обыкновенный эскалатор – пустой, не горящий, не истекающий кровью и смолой. Вот, что искал Шива. Никто раньше не пробовал этого, но у Связных есть теория, что из Ада можно выбраться по эскалатору – ведь в Аду нет «наружности» или «поверхности», иначе говоря – выхода из «метро». Это ведь Ад. Теория – дерьмо, так что проверять её дураков не было, а сейчас... Ну, выбора у нас нет.

Сношу выстрелом голову очередного уродца, рассекаю напополам хлыстом другого. Гоша не отстает. Возможно, давно уже обмочился и сорвал голос, но ещё жив – бежит вместе со мной уворачивается от щупалец, когтей и другой дряни. Да уж, повезло парню с боевым крещением. Если выживем – точно поседеет.

До спасительной лестницы остается несколько метров, а толпа тварей становится всё гуще. Фора кончилась. Что ж, Шива, раскалённый мрамор тебе пухом. А нас догоняют и скоро возьмут в клещи – в прямом и переносном. Чуть-чуть поднажать бы...

Мы врываемся на эскалатор, я пропускаю Гошу, прикрывая тылы – отступаю вверх по лестнице спиной вперёд, шинкуя демонов пылающим кнутом. Но там где только что был один, появляются двое, их становится слишком много, и вот меня хватают за руку с хлыстом – боль пронзает запястье, кровь стекает по клешне...

– Беги, пацан! – ору я, оборачиваясь через плечо.

– Некуда! – вопит он в ответ.

Сверху, с конца эскалатора, где должен быть выход, где должна быть «поверхность» и, как мне думалось, вход в Наш мир, спускается волна чудовищ. Они не раскалённые и не машут щупальцами – это другие. Какие-то скользкие зелёные пауки размером с овчарку. С другого круга Ада?! Они бесшумно ползут по стенам, поручням, ступенькам и фонарям, захлопывая ловушку, и вот-вот подберутся к Гоше.

Я вырываюсь и отстреливаю одного, который подкрался слишком близко, но следующий удар когтистой лапы выбивает из руки кольт. Толстое, пышущее жаром щупальце обвивается вокруг предплечья, боль застилает глаза кровавой пеленой. Я ищу в себе силы, пытаюсь найти что-то, чего я раньше не умел. Превратиться в Прыгуна?.. Как?!

Паук наконец добирается до Гоши, который стоит на одном месте и смотрит на меня. Его заплаканное лицо замирает, левая рука лежит на поручне. Жвала паука впиваются в бедро мальчика. Его нога подкашивается, он визжит от боли, но поручень не выпускает.

Я чувствую, как с меня живьём сдирают кожу, что-то происходит с моим сознанием, вижу, как расплываются грани реальности. Снова вижу штаб, метро и Ад, вижу Сержанта, Маркиза, Ведьму, череда лиц проносится перед глазами, а в ушах звучит невыносимый треск рвущейся плоти. Мой крик проносится по толпе отродий, отбрасывая их акустической волной. Последнее, что я вижу – как жвала другого паука прокусывают второе колено мальчика, и как сведённые судорогой пальцы Гоши выстукивают: тук-тук..

Фонарь.

Тук.

Мироздание взрывается. Огонь, слишком горячий даже для Ада, поглощает всех тварей и подбирается к нам. Время замедляется, а пространство становится настолько мягким, что граница между мирами истончается до толщины волоса. Невыносимый поток видений врывается в мой разум, я чувствую себя мухой, видящей миллионы миров в каждой ячейке своих фасеточных глаз.

Малой... Он всё-таки взорвал нас. Он обернул нам на пользу то, что должно было нас убить. Он снова нарушил непреложное правило... Но не в нашем мире. И мы спасены?.. Или мы мертвы?...

...Я прихожу в себя на полу Штаба. Надо мной нависает толпа, никто не издаёт ни звука, я ничего не понимаю. Пытаюсь подняться – руки не слушаются. Точно. У меня же их теперь нет.

Меня поднимают десятки рук, по-прежнему в полной тишине. Я вижу скорчившегося на полу ребёнка лет одиннадцати. Совершенно седого. Ему тоже помогают подняться, но стоять на ногах он не может – со стоном падает обратно, осторожно ощупывая пропитанные кровью штаны. Гоша жалобно смотрит на меня, лёжа на спине. Он разлепляет окровавленные губы и бормочет:

– Прости, я... Всё, что мог придумать.

– Ты очень здорово придумал, парень. Всё правильно сделал. А насчёт того, как мы там оказались... Не бери в голову. Это была моя ошибка – я тебя не научил...

– Прости, – шепчет он, вытирая слёзы. – А Шива... Его больше нет?

– Я бы так не сказал, – мрачно усмехаюсь, осматривая обрубки на плечах. Почему-то они больше не болят. Зато голову изнутри свербит странное чувство – то мелькнувшее ощущение, словно глядишь тысячей фасеток – оно реально. Оно спряталось в глубине сознания, но осталось со мной. Медленно вдыхаю и поясняю: – Отныне я беру этот позывной. В честь учителя и друга, который спас нас, пожертвовав собой. Мне давно пора было на пенсию. Теперь я буду Связным. Встану на место Шивы, а Гефест – на моё.

– Гефест?.. – по толпе пробежал шепоток.

Я-то вижу своим открывшимся третьим глазом, а он пока ещё не понимает. Я наклоняюсь над ошеломлённым парнишкой и говорю:

– Вытяни это.

– Что?

– Твоё чувство в груди. Словно ты что-то приобрёл. Я знаю, каково это. Ты прошёл боевое крещение – тебе пора получить оружие. И позывной.

Гоша хватается за сердце, жмурится, напрягается, тяжело дышит. Толпа снова замирает в безмолвии. В следующий миг в руке паренька возникает увесистый молот, похожий на кузнечный. Он разглядывает его, любуется отблесками на гранях. Молчит.

– Добро пожаловать, Гефест, – с улыбкой произношу я. – Тебе нужно будет время, чтобы привыкнуть. И чтобы ты снова смог ходить – хоть и хромая. Но теперь ты умеешь намного больше, чем раньше.

Впрочем, ведь и я тоже. И мне тоже... Сдерживаю свой порыв встрепать парнишке волосы – придётся привыкнуть, что я не смогу делать это по старинке руками. Напрягаюсь, глядя на его седину. Несколько прядей его волос сдвигаются, словно тронутые лёгким ветерком.