Бомбардировщик-попаданец!

Аннотация (возможен спойлер):

Начало 1944 года. В ходе очередного налёта на Германию отставший от группы бомбардировщик попал в другую реальность! Пятеро мужчин, один B-17 Flying Fortress и большой неизведанный мир меча и магии. Какие испытания уготованы одиноким, но отчаянным попаданцам?

[свернуть]

 

Сотни огромных боевых машин, заполонивших небо над Германией, разворачивались обратно. Плотной, кажущейся неуязвимой «коробкой» боевого строя, тяжёлые бомбардировщики летели домой, невозмутимо закладывая вираж над пылающим городом.

В такие моменты Джона Джонсона обычно волновала этическая сторона его службы. Что бы там ни говорило командование о точечных ударах, он прекрасно видел, что бомбы сбрасываются наверняка, как получится. Понятное дело, что при постоянных атаках вражеских самолётов и зениток как-то не до прицеливания, но ведь там, внизу, тоже живые люди, виноватые только в том, что родились немцами и жили рядом с военными заводами. Джон уже давно успел понять, что пришёл в ВВС не спасать мир от мирового зла, а точно таким же жестоким клином вышибать другой. Почему не уходил тогда? А кто, если не он? Да и раз уж назвался добровольцем, то должен пройти путь до конца. Находясь на краю борьбы, постоянно летя навстречу смертельной опасности, отступать нельзя. Лучше уж он помрёт, чем кто-нибудь из тех счастливых ребят, кто остался дома. «Восьмая – не место для слюнтяев», — любил повторять капитан Вольф.

Однако в этот раз мораль совсем не волновала Джонсона. Несмотря на месяцы самовнушения и попыток смириться, разум думал об одном: как бы не помереть.

Они остались одни. Тяжело повреждённый двигатель приказал долго жить, и теперь их самолёт заметно отставал от остальных. Увы, семеро одного не ждут, иначе всей восьмёркой и полягут. Неудачливой машине предстояло спасаться самостоятельно.

— Извините, парни, но сами понимаете, — прокряхтел в наушниках голос командующего. – Удачи вам.

— Нормально. Не в первой. Конец связи, — Вольф даже не думал волноваться насчёт ситуации, зато сразу же набросился на Джонсона. – Ты чего слоняешься здесь? Тебе заняться нечем?

— Кэп, сами же сказали, что можно немного выдохнуть.

— Это было до того, как нам помахали ручкой. Бегом на хвост! Фрицы скоро явятся по нашу душу.

— Есть.

Капитан Вольф. Предки переехали в Штаты из Германии и уже на третьем поколении получили искреннего патриота-американца. Ему было всего чуть больше тридцати, но виски уже серебрились сединой, а вокруг серых глаз расползлись мелкие морщинки – Вольф участвовал в вылетах с самого их начала, то есть уже второй год, и повидал всякое. Его категоричное отношение к делу и жизни в целом укладывалось в ёмкую фразу: «Пусть лучше сгорит тысяча мирных немцев, чем хоть одна пуля с их грёбаных заводов попадёт в наших ребят». Джонсон считал его фашистом и трудно сказать, насколько это было далеко от истины. Одно можно сказать наверняка: родившись в Германии, капитан с не меньшим рвением бомбил бы Лондон, потому что так Родина приказала.

В кресле справа от него вытянулся труп второго пилота, что Вольфа, как казалось, совершенно не волновало. Из всего экипажа уцелела половина, то есть пятеро, но самолёт, несмотря на дымящийся двигатель и продырявленный во многих местах фюзеляж, уверенно держался в небе, и выжившие не теряли присутствия духа. Оплакивать павших будут потом – сначала нужно вернуться, и в этом лётчики всецело полагались на свою «летающую крепость», неспроста носящую данное Вольфом имя «Берлихинген».

Джонсон прошёл мимо посвистывающего на верхней турели Кука и примостился в хвосте. Сознание тут же переключилось на боевую задачу: неприятные мысли отступили, дыхание выровнялось, глаза уткнулись в синеву за стеклом.

Ждать пришлось недолго: на горизонте появились стремительно растущие точки – «мессеры». Тройка истребителей хищного вида готовилась наброситься на одинокую жертву, чтобы хоть как-то отомстить за разрушенный город.

— Фрицы на шесть часов! – крикнул Джонсон.

Следуя приказам командира, верхняя турель повернулась к врагу, носовая приготовилась к возможным атакам спереди, и только бортинженер Льюис остался сидеть на своём месте, заменяя и погибшего штурмана – несмотря на живучесть машины, случиться могло всякое.

Как только «мессеры» в прицеле приняли более-менее ясные очертания, Джонсон открыл огонь. Его быстро поддержал Кук, и противник бросился врассыпную. Один истребитель задымился, затем заполыхал и стал снижаться.

— Один сбит! – отчитался Джонсон.

— Вообще-то я его сбил! – весело возразил Кук и тут же был одёрнут Вольфом:

— Тишина! Верхняя на три часа! Джонсон, на левую!

— Что-то компас шалит... Чертовщина какая-то... — донеслось тихое ворчание бортинженера.

Джонсон только шагнул от турели, как бомбардировщик сильно затрясся. Белый свет ослепил глаза, парень споткнулся и, неудачно приложившись головой об пол, потерял сознание.

— Эй! Джонни, не дрыхни, у нас тут хрень творится! Всё интересное пропустишь! – Кук тряс товарища до тех пор, пока тот окончательно не пришёл в себя. – Ты внимательнее ноги переставляй, что ль. Паршивая смерть на войне-то, ха?

— Какая разница-то... Ох... Спасибо, — Джонсон схватился за протянул руку и встал. – Что случилось?

— Хрен его знает. Льюис с кэпом спорят сейчас.

Парню даже не пришлось вслушиваться: сквозь гул уцелевших двигателей ясно слышались крики со стороны кокпита:

— Хватит пороть чушь, Льюис! Совсем крыша поехала уже.

— Кэп, говорю же: компас теперь другое направление показывает! Север теперь на западе, а юг...

— Сломался твой компас, и всё тут! Кошмар, как ты вообще дожил до своих лет...

— А как вы объясните то, что самолёты исчезли? А закат? У меня по часам всё ещё день! И у вас тоже! Говорю, феи утащили нас в свой мир! Не мы первые, не мы последние!

— Чёрт, Кук! Кук, иди сюда! Убери от меня этого больного, пока я его не пристрелил к чертям!

— Н-да, дела... — почёсывая голову, австралиец пошёл спасать капитана.

Теперь Джонсон тоже обратил внимание на странности. На часах – три часа дня, но красные лучи заката, уже не дотягивавшиеся до сокрытой тьмой земли, указывали на довольно поздний вечер. Да и самолёты исчезли, чему бы все только порадовались, если бы не внезапность их пропажи.

Засосало под ложечкой. В годы учёбы в университете, после занятий по философии Джон периодически начинал сомневаться в окружающей реальности. Вот сейчас он чувствовал нечто похожее, только теперь на то имелись куда более серьёзные основания, чем пугающая болтовня седого профессора.

Взгляд упал на труп одного из бортстрелков. На мгновение стало завидно. Вот уж кому проще всего.

— Что думаешь, Джонни? – Кук привёл Льюиса, который уже ушёл в себя и беспрестанно молился то Господу, то каким-то богам и духам неба.

— Хрень какая-то.

— Во-во. Я тоже так думаю. А может, старина Льюис прав?

— Что, у вас в Австралии тоже в эльфов и фей верят? – Джонсон попытался улыбнуться, но вышло неубедительно. Страх не отпускал.

— Хех, у нас и без них проблем хватает, — Кук оставался беззаботным, как и всегда. – Пауки, крокодилы, змеи, кенгуру, эму...

— Эму?

— Ага. Птицы такие. Большие. Жрут всё на свете. Паук просто кусает, и ты помираешь, а проклятая птица ворует твой урожай и оставляет помирать от голода, — Кук усмехнулся. – Эх, хорошо, что я свалил в Штаты. Умереть из-за эму... Не, нахрен.

— Умереть... — повторил Джонсон бездумно.

Оба умолкли, пока разговор окончательно не перетёк в мрачное русло. Отвлечься не получилось.

Самолёт погрузился в тишину. Льюис беззвучно молился, неунывающий Кук перестал насвистывать и теперь смотрел в окно с загадочной полуулыбкой на лице, а сидящий в носовой турели бомбардир Браун вообще очень редко говорил. Джонсон заглянул к нему: тот показал жестом, что всё в порядке, и тоже уставился на небо.

Он с детства не любил тишину. Хотелось поболтать о чём-то светлом и даже необязательно умном. Да хоть отпустить шуточку ниже пояса, лишь бы разогнать тишину. Увы, на ум ничего не приходило. В какой-то момент Джонсон поймал себя на том, что всерьёз пытается найти объяснение происходящему, и дал себе пощёчину. Помогло, сразу стало как-то спокойнее. Живы – и на том спасибо. Вон, «Берлихинген» не унывал и не молчал: три двигателя из четырёх работали исправно, прошитый пулями корпус не спешил разваливаться, а боезапас истрачен лишь наполовину.

— Джонсон, — голос капитана прозвучал странно: впервые за всё время службы в нём послышались нотки страха. – Поди-ка сюда.

Оказавшись в кокпите, стрелок получил от командира бинокль и приказ:

— Посмотри вон на ту точку, слева.

— Смотрю.

— Что видишь?

— Эм... — Джонсон протёр глаза, подумав, что они его обманывают, но затем выдал очевидное: — Остров. Летающий остров.

— Проклятье! – Вольф откинулся в сиденье. – Это всё-таки не глюки.

— Что это значит?

— Это значит, что надо позвать сюда Льюиса. Льюис! – крикнул капитан. – Чёрт, он опять в облаках витает? Льюис, будь ты проклят! Иди сюда!

— Пожалуйста, кэп, не шлите проклятий... — лицо толстячка-бортинженера отражало вселенскую грусть.

— Да отстань, а. Эх... Извини, Льюис. Был неправ, — Вольф смягчился и показал пальцем на остров. – Мы и правда где угодно, но не в нашем мире. Или я чего-то не знаю.

— Ох...

Остров уже хорошо виднелся и без бинокля. К ошеломлённой троице присоединился Кук и на мгновение перестал улыбаться.

— Там, кажется, город есть. Странный какой-то, будто из сказки, — Джонсон обладал лучшим зрением в экипаже. – И освещение у них какое-то... Странное...

Неестественно холодный свет при взгляде через бинокль оказался сиянием множества синеватых сфер, раскиданных по улочкам города. Похоже, это местные уличные фонари.

— Что же, деваться некуда, — капитан пришёл в себя первым. — Льюис, попробуй связаться с ними по радио. Может, договоримся о помощи, если они вообще говорят по-человечески.

Бортинженер, заодно исполнявший обязанности погибшего штурмана, кивнул и ушёл, чтобы вскоре вернуться с грустной новостью:

— Не выходит. Ни на одной из частот.

— Паршиво, — Вольф цокнул языком. — Ладно, они в любом случае нас видят и слышат. Посмотрим, что предпримут. Пока что... Кук, на верхнюю и на девять часов. Джонсон, на левую. Будьте наготове.

— Есть!

Стоя у окна и положив руки на пулемёт, Джонсон рассматривал проплывающий мимо остров. Это была летающая гора с выстроенным на ней городом-замком, опоясанным тремя стенами, ощетинившимися баллистами и катапультами. Слишком поздно он заметил, что они направлены прямо на «Берлихинген».

— Кэп, они... А!

На стене рядом осталась большая вмятина от попавшего камня. Хорошо, что он не попал чуть правее. От удара самолёт вздрогнул.

— Кэп, они открыли огонь!

— Да вижу! Далёко бьют – явно гото... Держись!

Бомбардировщик резко ушёл вправо и вниз. Джонсон схватился за окно, чтобы не упасть, и краем глаза увидел яркий синий луч, сверкнувший над машиной.

— Что это?!

— А чёрт его знает, но у меня на такие вещи чуйка... Знал же, что добром не кончится!

— Это магия, точно говорю, — Льюис вновь занервничал. — Вражеские чародеи плетут чары. Говорю, скоро снова ударят!

— «Говорю-говорю»! Я рад, что ты говоришь! – Вольф фыркнул. – Раз ты такой умный, может быть, разберёшься с этими колдунами?

— Я не умею. Я же не волшебник. Вот Кроули был...

— Ох, ясно.

— Приближаются вражеские... Всадники на грифонах! Два десятка!

При других условиях Джонсон почувствовал бы себя дураком, но сейчас никто не спешил смеяться и крутить пальцем у виска: к самолёту на довольно высокой скорости летели самые настоящие грифоны с рыцарями на них. Нацелив арбалеты, они дали залп. Синие вспышки и скорость болтов давали экипажу понять, что тут тоже замешано какое-то волшебство. Впрочем, стальному механизму оно не наносило никакого вреда.

Бой был скоротечный и кровавый: три крупнокалиберных пулемёта сделали своё дело, превратив словно сошедшего со старинных фресок противника в кровавый фарш с перьями. Джонсона впервые затошнило: до этого он никогда не видел смертей своих врагов. Это были обезличенные пилоты самолётов, горевших, взрывавшихся, но не истекавших кровью. С трудом, грязно выругавшись на себя, Джон сдержал рвотные позывы.

Самолёт сильно снизился. Никто не знал, почему местные обитатели так набросились на самолёт, но стало ясно, что договориться не выйдет. Капитан решил лететь на малой высоте, чтобы не наткнуться на новых врагов, а любые наземные города облетать стороной.

Приказы были отданы, и все собрались вернуться на свои места, но Джонсон не удержался от вопроса:

— А куда мы летим?

Никто не ответил, потому что никто не знал. Идея вернуться и найти «врата», как назвал переход из родного мира Льюис, была отвергнута сразу: найти не удастся, да и снова встречаться с тем островом не хотелось. А других вариантов и не было: даже в случае удачной жёсткой посадки уцелевших ждёт смерть от рук аборигенов. Культурные различия стали очевидны практически сразу, а произошедшая атака сразу щёлкнула переключатели в головах военных: они столкнулись с новым противником, а поэтому остаётся только сражаться, пока есть топливо и патроны. Джонсон подумал, что, может быть, не стоит мыслить настолько радикально, но прислушался к себе и понял, что при следующей встрече откроет огонь уже первым – неосознанно, потому что тело слишком хорошо знает, что нужно делать с врагами.

Все понуро разошлись по разным концам самолёта. Льюис опять бормотал молитвы, путая богов, Браун достал из кармана медальон и долго разглядывал фотографию внутри, Джонсон не мог найти себя места и думал обо всём сразу и ни о чём одновременно. Даже капитан Вольф, никогда не сомневавшийся в себе, был готов опустить штурвал и оставить всё на волю случая.

Экипаж понимал, что у него только один вариант: умереть. Морально лётчики к этому готовились уже давно и, наверное, не сильно волновались по поводу скоротечности своих жизней, но никто не был готов, что это будет вот так: в чужом мире, с неизвестным врагом, неизвестно, за что. Никто здесь не желал для себя столь бессмысленной смерти.

«А может быть?..» — Джонсон задумчиво взглянул на кобуру с револьвером. Оружие последнего шанса. Подавляющее большинство солдат не успевало им воспользоваться, но парню выпала уникальная возможность. Всего один выстрел, и больше не придётся ни о чём волноваться. Ни одна проблема, даже жизненно важная, не имеет никакого смысла перед лицом смерти. Но почему-то мысль о гибели волновала, а вот о самоубийстве – нет. Джонсон не мог объяснить этот парадокс, но почувствовал сильное желание приставить прохладный ствол к виску. Никаких проблем. Никакого позора. Никакой ответственности. Его война закончилась, нет смысла больше продолжать бой. Они уже в другом мире, осталось сделать последний шаг и отойти в мир иной.

«Как я устал».

Не успел Джон расстегнуть кобуру, как услышал пение:

— Был озабочен очень воздушный наш народ:

К нам не вернулся ночью с бомбежки самолёт.

Радисты скребли в эфире, волну найдя едва,

И вот без пяти четыре услышали слова...

Это пел Кук. Он вообще был большим любителем музыкальных номеров и не пропускал ни одной новой песни, при этом не обладая даже намёком на слух. Но в этот раз получалось на удивление складно.

— «Мы летим, ковыляя во мгле,

Мы ползём на последнем крыле.

Бак пробит, хвост горит и машина летит

На честном слове и на одном крыле...»

Кука довольно быстро поддержал капитан Вольф. Затем и Джонсон невольно начал подпевать, хотя обычно во всех песнопениях всегда молчал, считая это глупостью. Запел Льюис. Даже со стороны вечно тихой носовой турели донёсся баритон бомбардира Брауна.

Допевали уже уверенным хором:

— Вся команда цела и машина пришла

На честном слове и на одном крыле!

Общее настроение заметно преобразилось в лучшую сторону. Даже бомбардировщик будто бы загудел громче.

— Значит так, джентльмены! – бодро заговорил Вольф, поправив фуражку с орлом. – Выход у нас один и вперёд ногами. Такая у нас служба, что поделать теперь. Как по мне, разницы никакой: фрицы, эльфы, феи, демоны – один хрен, все хотят нас убить. Дадим им шанс! Покажем чёртовым фейри, чего стоит восьмая воздушная! – капитан поднял кулак.

— Да!!! – улыбаясь, команда повторила жест.

— Кук, на верхнюю! Джонсон, ты на хвостовую! Браун как всегда, а ты, Льюис, покажи мне восток. Летим навстречу солнцу!

Самолёт заложил вираж и набрал высоту. Все снова затихли, но теперь молчание не было тяжёлым: все предвкушали грядущую схватку. Джонсон впервые с начала службы почувствовал себя на своём месте: пальцы ног и рук покалывало от нетерпения. Как он мог думать о самоубийстве? Он бортстрелок, а не чёртов самурай. Бортстрелки так просто счёты с жизнью не сводят, потому что в отличие от парней с катанами, они прекрасно понимают, насколько эта самая жизнь скоротечна. В конце концов, Джонсон здесь был уже представителем «четвёртого поколения»: три человека до него летали на «Берлихингене» и погибли. Если вспомнить рассказы капитана и Кука, Вольф уже в третий раз возвращался с поля боя в одиночку на поломанном самолёте. Оттуда и имя такое – в честь рыцаря, который после потери руки просто приделал себе протез и пошёл воевать дальше. Хотя Джонсон считал, что название всё же дано ради злой шутки над немцами.

Тем временем небо слишком рано начало светлеть. Льюис объяснил, что, возможно, здешний мир просто меньше по размерам или время идёт быстрее. Никто с признанным экспертом по чудесам спорить не стал.

— Это что, грозовой фронт? – Кук смотрел на клубы тёмных облаков на востоке.

— Скорее вулканические осадки, — возразил капитан. — Земля будто выжженная. Если впереди вулкан, то лучше свернуть. Хотя... Кажется, там что-то происходит.

Экипаж бомбардировщика не мог знать, что влетел на поле финальной битвы местных сил Добра против местных же орд Тьмы. Вскоре стали заметны и мрачная цитадель из чёрного камня, и волны войск обеих сторон, и дракон размером чуть больше самолёта.

— Вот эта тварь кажется мне достойной целью, — Вольф указал на рептилию, — Льюис, мы с ней справимся?

— Если только пули пробьют чешую, — бортинженер почесал вспотевшую лысину.

— Хорошо. Всем приготовиться! Идём на прорыв!

В небе сражались рыцари на грифонах и похожие на гаргулий существа с рогами и кожистыми крыльями. Лётчики не видели никакой разницы и стреляли по всем подряд, расчищая себе дорогу шквальным огнём. Не все рыцари были в шлемах, и Джонсон разглядел среди них одну симпатичную девушку. Та взглянула на него прекрасными голубыми глазами, а затем получила очередь из пулемёта.

Довольно быстро сказочные жители всех мастей поняли, что связываться с Браунингами себе дороже, и разлетелись по сторонам, на время забыв даже о своей войне. Дракон то ли ответил на вызов, то ли последовал приказу своего властелина, и атаковал нового противника.

Пули оказались вполне способны пробить чешую, пусть и не везде. Стрелки разобрались, куда лучше бить, и стали выцеливать уязвимые места, экономя заканчивающиеся патроны. Чудище в ответ то дышало огнём, то плевалось сгустками пламени. После пары попаданий по самолёту Вольф решил по возможности уворачиваться – огонь встряхивал самолёт и оплавлял корпус. В то же время дракон при всём своём желании не мог угнаться даже за потрёпанным бомбардировщиком, зато обладал большей манёвренностью, так как мог вращаться вокруг своей оси, пока «Берлихинген» неуклюже маневрировал.

— Есть план, как его убить? Топливо на исходе, у нас в запасе не больше десяти минут! – предупредил капитан.

— Есть план, — ответил Джонсон, уже успевший переговорить с Куком. — Но придётся подлететь поближе и подставить борт. Возможно, мы это не переживём.

— Ладно, будет вам поближе. Дракон плюётся огнём раз в тридцать секунд, поэтому начну заход после очередной атаки. Будьте готовы.

Пока бомбардировщик разворачивался, противник отправил ещё один сгусток и лишь слегка промахнулся.

— В следующий раз он точно попадёт, — заметил Льюис.

— Не будет следующего раза! – Вольф выпрямил самолёт и повёл его на чудовище. – Стрелки, готовсь! Ваш выход!

Враги опасно сблизились – ещё немного и смогли бы коснуться друг друга крыльями.

— Кук! – Джонсон прицелился.

— Ага!

Пулемёты забили по суставам драконовых крыльев. Предполагалось сломать оба, но Джонсон всё-таки стрелял лучше своего товарища, а поэтому только одно крыло бессильно повисло вдоль чешуйчатого тела. Дракон, уже готовый выдохнуть на незваных гостей струю пламени, отчаянно зарычал, пытаясь удержаться в воздухе, после чего камнем полетел вниз. Подняв облако пыли при падении, он всё же кое-как поднялся на лапы и немедленно был атакован превосходящими светлыми силами, быстро его добившими. Вроде даже отличился некий герой, лучезарным мечом отрубивший гигантскую голову.

Всё это доложил Браун, которому капитан приказал наблюдать за судьбой дракона. Экипаж ликовал.

— Не думал, что смогу порулить истребителем! – Вольф довольно улыбался. – Хорошо стреляешь, Джонсон, как всегда. А тебя, Кук, ждут долгие занятия в тире! Сразу же, как вернёмся на базу.

Гул резко прекратился. Винты прокрутились ещё несколько раз и остановились. Топливо закончилось – время «Берлихингена» вышло.

Нос начал клониться вниз. Джонсон подумал о том, что всё же не успел подготовить себя к этому моменту и не хочет умирать. Только гибель вместе с товарищами и непоколебимость командира утешали его.

Капитан Вольф был спокоен. Он честно выполнял свой долг на протяжении всей службы в авиации и погибал при исполнении обязанностей. Только в глубине души затаилась печаль, что в этот раз всё же не удалось спасти подчинённых. Вольф привык преодолевать любые обстоятельства и не знал поражений, поэтому посчитал нужным уйти, напоследок плюнув непреодолимым препятствиям в лицо. Кажется, получилось неплохо.

Австралиец Кук был счастлив. Это была смерть, о которой и мечтал потомок охотников и солдат – красивая и героическая. Это ли не счастье на мировой бойне, где многие становятся инвалидами или погибают от ран, болезней и голода?

Льюис всегда был человеком-противоречием. Технарь от природы был крайне суеверен и верил во всё, отдалённо похожее на сверхъестественное. В последнюю минуту он молился всем богам сразу, чтобы попасть в загробный мир получше.

Браун же очень редко показывал свои чувства. Некоторые люди знали, что на фотографии из медальона изображена его семья, погибшая при бомбардировке Лондона, и мужчина с той поры жил только местью нацистам. Удовлетворён ли он? Неизвестно. Однако он очень соскучился по своим родным.

Земля стремительно приближалась.

— Да, вернёмся... Парни, оставаться на местах! Мы летим бомбить ад!


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 5. Оценка: 3,80 из 5)
Загрузка...



Оцените прочитанное:  12345 (Ещё не оценивался)
Загрузка...