В доме пахло пылью, деревом, затаившимися в подвале мышами и лежалыми яблоками. Знакомые запахи почти не отвлекали, и Дженс сосредоточенно считал выскальзывающие из зачарованного бутылька капли:

— ...восемь, девять, десять!

Сонное зелье медленно растворялось в стакане с водой.

Теперь брат наконец-то поспит — впервые за три недели. Напоить его зельем можно было и раньше, но сон в тряских фургонах и дешёвых гостиницах с хлипкими засовами Бену не на пользу.

Едва Дженс вышел из кухни, в дверь постучали. Он досадливо оскалился: кого нелёгкая принесла?

Вернулся, поставил стакан на стол, потянул носом воздух: за дверью четверо. Мужчины. Железа мало — значит серьёзного оружия нет. Одержимых нет. Магов нет. Не враги и не добыча. Зачем пришли?

Он неслышно подошёл к порогу. За дверью раздался голос домовладельца:

— Простите, господин Бренсон, небольшое... кхм... недоразумение...

В голосе человека смущение. Не страх и не злоба. Внутренний зверь пригладил шерсть на загривке, и Дженс отпер дверь.

Мрачно воззрился на домовладельца и троих незнакомцев.

Двое явно были местными: одеты просто, на лицах неловкость перед приезжим. От них терпимо несло вчерашним пивом, потом и сеном. Третий, бледный худощавый господинчик в мятом бархатном камзоле — видимо, горожанин. Он теребил оберег на поясе и пустым взглядом смотрел куда-то Дженсу за спину. Пах господинчик в основном тревогой и виной.

— Простите, господин Бренсон! — домовладелец приложил руку к сердцу. — Великодушно простите! Решение совета! Все дома в селе осматриваем. У нас тут ребёнок пропал!

Бледный господинчик судорожно втянул воздух и прикрыл глаза. Похоже, родственник пропавшего ребёнка. Или недосмотревший опекун? Впрочем, всё равно.

— Проходите.

Дженс посторонился. Незванные гости вошли, неловко протискиваясь по одному мимо временного хозяина.

— Осмотритесь пока здесь: мне скрывать нечего. Я скажу брату.

Домовладелец закивал и, едва Дженс скрылся из виду, принялся смущенно пояснять спутникам, что брат его постояльца — дурачок. Таращится в никуда, ни с кем не разговаривает, только что слюни не пускает — вот беда-то!

...семь лет назад отец выбрал этот дом для зимовки, потому что он построен на хорошем месте: с южной стороны во дворе старая яблоня с целым, чистым стволом, с северной — заросли нетленника.

Под фундаментом нет костей, а на стенах — проклятий.

А ещё в доме была комната с большим шкафом и дверью вместо привычных здесь занавесок. Уже тогда брат мог заснуть только там, где можно спрятаться.

Дженс постучал:

— Бенни, это я. Мне нужно войти.

Выждал пару ударов сердца, осторожно скользнул в комнату и закрыл за собой дверь.

Кровать пуста, хотя покрывало примято. Утром Дженс обещал брату покой и безопасность, а теперь Бен, напуганный непрошенными гостями, будет мучаться кошмарами даже под зельем. Чтоб этих людишек ночная кошмарь забрала!

Дженс подошёл к шкафу и заговорил вполголоса:

— Пришли люди, Бенни. Они хотят осмотреть дом. Им нужно будет зайти сюда. Они не причинят тебе вреда. Осмотрятся и уйдут.

Открыл дверцу.

Бенни съёжился в углу. Он казался совсем мальчишкой, хотя, насколько было известно Дженсу, они ровесники: обоим скоро семнадцать. Но тощего и бледного до синевы Бена можно было принять за ребёнка.

— Выходи, Бенни. Я рядом.

Брат с трудом поднялся, опираясь на стену, медленно вылез из шкафа и забрался в кресло, подтянув колени к груди.

Послышались шаги. Дженс сорвал с кровати старенькое покрывало и набросил брату на плечи. Встал между дверью и креслом, в котором замер Бенни, напряжённо вцепившийся в край покрывала.

— Заходите.

Хозяин дома остановился в дверях, бормоча под нос извинения. Дженс заплатил ему по-королевски, и теперь домовладелец боялся, что прибыльные гости рассердятся и уйдут к кому-то из соседей.

Двое местных с болезненным любопытством косились на загадочного “дурачка”. Один из них заглянул в шкаф, другой под кровать. Больше никаких укромных мест в комнате не наблюдалось.

Бледный горожанин всё теребил оберег на поясе и по сторонам не глядел.

Домовладелец сказал:

— Простите великодушно, господа. Но, сами понимаете, решение совета...

Дженс кивнул: понимаю. В конце концов, кто ж виноват в том, что какой-то ребёнок пропал именно тогда, когда им с братом нужен покой.

Домовладелец виновато вздохнул и пообещал снизить плату за неудобства. Потом добавил:

— Жаль, вашего отца нет. Он бы живо разобрался, что к чему. Всё-таки настоящий йегер! Был... Ох, простите, господа...

Когда Дженс привёз брата в Глинянку и нашёл этот дом, хозяин их не узнал. Пришлось напомнить ему, что они останавливались здесь с отцом несколько лет назад. Услышав о Брене Свирепом, хозяин сразу подобрел. Радостно спросил, приедет ли их отец нынче.

Нет, не приедет. Погиб. Пожар. И это было почти правдой.

Стоило вспомнить об отце, как внутри зашевелились боль и злость. Дженс с трудом удержался, чтобы не оскалиться и не зарычать.

Наконец чужаки ушли. Дженс запер дверь. Прошёлся по дому, чтобы убедиться, что они ничего не испортили, не оставили меток и не утянули что плохо лежит. Нет, всё в порядке.

Затем вернулся к брату.

 

Бенни, судорожно выгнув спину, лежал на полу у двери, глядя в потолок широко распахнутыми глазами.

Когда видение накрыло брата впервые, Дженс решил, что мальчик умирает, и бросился к отцу. Тот объяснил, что это не страшно и очень полезно.

Сейчас Дженс спокойно придвинул кресло и сел. Слегка наклонился, заглядывая Бену в лицо. Единственная возможность вспомнить, какого цвета у него глаза. Чёрные. Огромные тёмные провалы в никуда. У самого Дженса глаза серые. И у отца были серые.

— Где ты, Ланс? Мама тебя потеряла! Здесь нет. И тут нет. Где ты? — Бен то говорил громко, чужим голосом непривычно выговаривая слова, то бормотал еле слышно. — Где он? Пустая комната. Пустая кровать. Никто не видел? Мой мальчик! Сынок! Нет-нет, он не мог пропасть. Ланс! Нет, он просто спрятался где-то. Где мой мальчик? Где он?

Обрывки видений, проходя сквозь разум Бена, прорывались наружу сбивчивыми восклицаниями.

Насколько Дженс знал, обычно ясновидцы довольствуются внезапно обрушивающимися на них картинками, не желая видеть тайное чаще, чем приходится. Ведь за каждый раз нужно расплачиваться головной болью и кошмарами во сне и наяву.

— Пусто. Страшно. Где он? Светлые боги, защитите моего сына! Мой мальчик... Где...

Брат судорожно выдохнул, закашлялся. Ударился плечом о стену. Сел, подтянув колени к груди.

Только теперь Дженс заметил, что в руке у брата что-то зажато.

Пальцы, судорогой сведённые в кулак, побелели.

— Джей... — голос брата, тихий и невесомый, похож на шорох крыльев ночных паутинников. — Он потерял сына...

Бенни посмотрел на сжатый кулак и принялся разгибать пальцы свободной рукой.

— Я знаю. Слышал.

Бен привычно прятал глаза, продолжая разжимать пальцы, и наконец отнял сам у себя оберег, который, видно, слетел-таки с пояса бледного господинчика.

Дженс проводил глазами упавшую на пол подковку и покачал головой.

— Ты же знаешь: видения пройдут. Не надо было это трогать, — мягко укорил он, чувствуя вину: недоглядел, оставил валяться чужую вещь рядом с братом. — Сейчас я принесу тебе зелье.

Когда Дженс выходил из комнаты, в спину ему донеслось:

— Джей... Не надо зелья. Принеси мне вещь ребёнка. Пожалуйста.

Тише шёпота. Словно Бенни надеялся, что его не услышат.

Дженс еле удержался, чтобы не обернуться: впервые на его памяти брат о чём-то попросил!

Бен всегда был тихим, послушным и полезным: отец приносил ему вещи и заставлял узнавать, что случилось.

Ясновидение — тяжёлый дар. Бен то кричал во сне, то не спал сутки напролёт. А как-то чуть не расшиб голову о стену. Но отец всегда говорил, что их цель — бороться со злом. И если для этого придётся терпеть боль, то значит, так надо.

Бен слушался. Он боялся отца. И Дженса боялся. Боялся спать и бодроствовать, ведь во сне были кошмары, а наяву — отец и брат с их страшной работой и вещами мертвецов. А ещё — люди, животные, открытые двери, окна, звуки, солнце, лезвия и сотни других ужасающих вещей.

Дженс посочувствовал бы ему, если б мог.

И теперь Бен просит его о чём-то. О пустяке.

— Хорошо. Принесу.

***

Через полчаса Дженс уже вызнал у местных, что пропал сын родственницы жениха. Семья приехала на праздник из ближайшего города. Жили гости в огромном по здешним меркам старостином доме.

Дом старосты смотрелся лебедем среди уток: два этажа, высоченные потолки, белые стены, стеклёные окна, яркие занавески.

Дженс обошёл дом, бросая вроде бы рассеянные взгляды по сторонам. Войти будет нетрудно: туда-сюда снуют и домочадцы, и гости, и обслуга. Народу много, и чужак не бросится в глаза.

Ещё проще забраться в окно со стороны сада. Там, где деревья заглядывают в дом, шурша золочёной листвой.

Но с “забраться” придётся повременить: в нужной комнате плакала женщина.

Чужие слёзы никогда не трогали Дженса. Всхлипывали родственники жертв, приходя к отцу и умоляя найти их близких. Иногда рыдали злодеи, обещая всё золото мира и любые сокровища, лишь бы их пощадили. Плакал ночами в подушку Бен, не в силах ни отказаться от видений, ни продолжать. Пожалуй, только эти слёзы задевали что-то в сердце Дженса. Но он не понимал, что это за чувства, как их выразить, да и стоит ли выражать вообще. Потому отворачивался от брата и делал вид, что спит.

По незнакомой женщине Дженс едва мазнул взглядом. Она прижимала к груди какую-то тряпку и причитала. Наверное, мать.

Дженс отошел от дома. Небрежной походкой скучающего гуляки прошёлся мимо судачащих старушек и щебечущих девчонок, мимо мрачных мужиков и хохочущих забулдыг. Десятки голосов, сотни запахов.

От людей пахло пивом и вином, снедью, железом, кожей, красками и немытым телом. Молоком и сажей, яблоками и перегаром, тушеной капустой и ношеной тканью. За долгие годы Дженс научился обращать внимание только на то, что важно. Сейчас важны не запахи, а разговоры.

— Видела, какое платье у Лайзы? Кружев-то на нём, кружев!

— А цены-то в городе ого-го!

— ... На выпивку не поскупился — молодец староста, хороший мужик!

— Жалко мальчонку-то: найдут или нет ли, а?

Дженс полагал, что пропавший ребёнок лежит где-нибудь в окрестностях села мёртвым. Мало ли: упал в колодец или решил узнать, глубок ли пруд за селом. Вот добудет брату рубашку или гребешок, тогда видно будет. Увидит Бенни мертвого, согласится выпить зелье и вскоре успокоится.

Дженс прошёлся вдоль Пьяного Пруда и вышел к пустырю неподалёку от дома старосты. Сюда съезжались телеги с грузами из города: к свадьбе староста готовился основательно. Сейчас за пустой подводой смирно стояли три понурые серые лошади, привязанные к чахлой берёзке.

Земля пустыря изрыта следами колес, копытами, отпечатками сапог и собачьих лап. Грязь вперемешку с навозом, соломой и пока ещё редкими опавшими листьями.

На обочине валялось яблоко. Больщущее, ярко-зелёное. Видимо, из города привезли: здешние — сплошь красные да розоватые в крапинку. Дженс поднял яблоко: надкушено с одной стороны. Шевельнулся слабый интерес: кто же это бросил целый фрукт, да ещё и не абы какой, а нездешний, зелёный? Сквозь терпкую кислинку яблочного аромата сочился запах человека.

Доедать чужое Дженс не стал. Подбросил яблоко на ладони, выбрал взглядом самую симпатичную лошадку и скормил ей хрустящий плод.

Вот и славно.

На этот раз рыдающей женщины в комнате не было.

Дженс бросил вгляд по сторонам: направо — никого, налево — никого. Чихнул пару раз. Неужели травинник развели? Глянул под ноги: так и есть! Под окном на маленькой грядке росли вперемешку перечная мята и травинник, что отбивает нюх собакам и добавляет приятную кислинку мясу.

Дженс скользнул к стене, перемахнул грядку, запрыгнул на подоконник и пробрался в комнату.

Огляделся. Приметил сложенную на краю кровати детскую рубашку. Нет, если она пропадёт, женщина сразу заметит. К тому же, похоже, в эту рубашку она и рыдала, так что пахнет одежонка больше матерью, чем ребёнком.

За дверью послышались голоса — и Дженс замер, перестав дышать.

— ...хорошо. Его найдут, милая, не волнуйся, — сочувственно говорила пожилая женщина.

В ответ послышалось что-то невнятное, совсем тихое.

Дженс наклонился, ухватил выглядывающий из-под кровати детский ботинок и прыгнул к окну.

Под бормотание дверь начала открываться, но Дженс уже перемахнул через подоконник и, оказавшись снаружи, с невозмутимым видом начал насвистывать, неспешно вышагивая прочь от дома.

Ботинок сунул в поясную сумку.

Главное, идти медленно, лениво и не торопясь. Тогда никому и в голову не придёт, что он только что вылез из чужого дома с украденной вещью пропавшего ребёнка.

...Раньше всё нужное добывал отец. Искал заказы, закупал провизию, находил укромные места, где можно оставить Бена, пока сам он, с Дженсом или без, выслеживал монстров и убивал их.

Теперь обо всём должен думать Дженс.

Воспоминания об отце снова отозвались болью и яростью. Он и сам не знал, чего там, внутри него, больше.

Отец тогда шёл по следу ведьмы. Та в панике бросилась в город — отец погнался за ней и сам был пойман служителями Ордена. Его обвинили в одержимости и сожгли. Дженс ненавидел убийц, но понимал, что мстить целому Ордену — самоубийство. Отец накрепко вбил ему в голову правило: “Рассчитывай силы!” Потому Дженс беззвучно выл на полную луну, но в город не полез.

Другое дело — Бенни. В день, когда Дженс почуял гибель отца — не верил, не хотел верить, но знал, что отца больше нет, — брат впервые за много лет улыбнулся. Дженс вызверился на него, сорвал злость, с мрачным удовлетворением чувствуя, что голос звучит совсем по-отцовски.

Но легче не стало. Наоборот, стало мучительно неловко наедине с братом, который, казалось, увидел призрак отца, шарахнулся вглубь себя и заперся там на замок.

Дженс потому и привёз его сюда, в место тихое и спокойное, чтобы мирно перезимовать и вернуть то хрупкое доверие, которое было между ними.

Вот и их временный дом.

Чужими не пахло, магией тоже. Всё хорошо.

Бенни сидел в кресле, хотя Дженс думал найти брата в шкафу.

— Вот, принёс, — ответил он на немой вопрос, протягивая мятый детский ботинок.

Бен схватил его, словно долгожданный подарок, привычно не коснувшись чужой руки. Сполз на пол, лёг, сжал мятую свиную кожу и зажмурился, призывая видения.

Дженс опустился рядом, но так, чтобы не коснуться Бена даже краем одежды.

Вот тело брата обмякло, а через миг выгнулось мучительной дугой. Заскрипели зубы, сжимаясь в чудовищном напряжении. Волосы мгновенно пропитал пот. Бен задышал прерывисто и шумно.

Быстро-быстро зашептал:

— Темно. Страшно. Мама. Папа. Я хочу домой. Пожалуйста. Домой. Камни. Холодно. Страшно.

Снова часто задышал, бормоча совсем невнятно.

Дженс внимательно слушал.

— Наверху полоска света. Маленькая щель. Холодно. Каменный пол. Стены каменные. Холодно. Страшно. Голова. Болит. Рука. Больно. Повязка. Кровь. Хочу домой. Помогите!

Бен с всхлипом втянул воздух и открыл глаза. Несколько мгновений слепо таращился в потолок. Затем неловко сел и привычно опустил голову.

— Это подвал? — уточнил Дженс, чтобы успокоить брата.

Не то чтобы ему и правда было интересно, но если брат будет отвечать, а не пропускать через себя чувства мальчишки снова и снова, он скорее придёт в себя.

Бен кивнул.

— Глубокий каменный подвал. Он, кажется, ранен, — неловко добавил брат. — Тут повязка, на ней пятно.

Он потёр левое запястье.

Дженс задумчиво оглядел стены их временного пристанища. В селении гончаров все дома или саманные, или из кирпича. Нетрудно будет разузнать, у кого подвал из камня, — и можно получать награду за найденную пропажу. Лишним не будет.

— Я узнаю, где это.

Дженс поднялся.

 

Домовладелец клятвенно заверил, что каменных подвалов в Глинянке нет ни у кого. Строительного камня в округе днём с огнём не сыщешь, зато глина на кирпичи повсюду. Дорогая белая, конечно, только на посуду, но и обычной, красной да коричневой, на целый город хватит.

Дженс на всякий случай ещё раз прошёлся по селению, но каменного фундамента и правда нигде не заметил.

Значит, мальчишку увезли в город. И поскольку времени прошло совсем немного, определённо в ближайший. Два часа езды верхом, часа три на телеге. До другого города и за сутки не доедешь.

 

— Бенни, каменные дома только в городе.

Брат, привычно глядя в пол, кивнул.

— А нам в город не стоит соваться, сам знаешь, — продолжал Дженс.

В городах у них с отцом дел почти не бывало. В каждом крупном городе обретался свой Орден и, как правило, честно выполнял свою работу: упокоивал нежить, отлавливал нечисть, изгонял зло из одержимых. Йегеры предпочитали села и деревеньки, но не самую глушь: там, как рассказывал отец, хуторяне порой страшнее мертвяков.

— Забудем об этом, — Дженс остановился в шаге от кресла, в котором свернулся Бен, — и спокойно перезимуем, как и собирались, хорошо?

Бенни вдруг поднял голову и посмотрел брату в глаза.

— Поехали в город, Джей.

Дженс задохнулся от изумления, но сумел взять себя в руки. Осторожно опустился на корточки возле кресла и тихонько, чтоб не спугнуть брата, спросил:

— Почему?

Бен ещё секунду обжигал его лихорадочным блеском чёрных глаз, потом опустил голову, отгородился отросшей чёлкой.

— Не скажу. Ты не поймёшь.

Дженс слегка приподнял бровь, но ничего на это интересное утверждение не ответил. Вместо этого сказал:

— А ты попробуй объяснить. Если это правда важно — попробуй.

Уговаривать оказалось трудно. Когда отцу нужно было что-то узнать от перепуганных селян, злобных одержимых или трусливых бродяг, он чаще всего использовал силу. Людям поприличнее иногда давал деньги. Но чтобы убеждать и уговаривать...

Дженс старался всем своим видом выразить внимание и участие. Получалось наверняка плохо, но ему хотелось верить, что брат чувствует его намерения.

Бен стиснул пальцы, пару раз судорожно сглотнул и наконец заговорил. Так тихо, что пришлось затаить дыхание, чтобы услышать.

— Знаешь, я не помню ничего до встречи с тобой и... отцом. Всегда знал, что мы не родные, но старался об этом не думать. Что от моих мыслей изменится? А сегодня я... я вдруг понял, что меня, наверное, тоже искали. Мои настоящие родители.

Он медленно выдохнул и добавил:

— Искали, как этот человек: сначала надеялись, что я где-то спрятался или заблудился. Потом молились и звали йегеров, служителей, гадалок. И так и не нашли.

Дженс внезапно почувствовал, что у него замёрзли руки.

— Ты мой брат, — хрипло сказал он.

Бен кивнул.

— Да. Ты мой брат. Мы семья. И всё, что у нас есть, это то, чему научил нас отец, — на последнем слове Бенни слегка споткнулся, но не замолчал, продолжил. — А он говорил нам, что нужно останавливать зло! Тот, кто украл мальчика, — зло.

Дженс кивнул: отец и правда так их учил. Но его вряд ли заинтересовала бы эта история: ни засохших цветов, ни странных звуков, ни подозрительных следов, ни исчезающих теней — никаких признаков потусторонних сил. Обычные человеческие дела.

— И знаешь, — Бен снова посмотрел на брата, — мы ведь можем даже больше, чем он говорил. Мы можем помочь кому-то вернуться домой.

Дженс захотел ответить, но ощутил, что в горле пересохло и что выдавить из себя хоть слово невозможно. Да и что он скажет?

Отец учил никого не жалеть. Сильных жалость унижает, а слабые её не заслуживают. Задача йегера — преследовать зло и уничтожать его. Кошмарей и умертвий, ночных крадунцов и топляниц — у зла десятки, сотни лиц, и йегер должен знать каждое.

А то, что предлагает Бенни, — это жалость? Пёс внутри Дженса заворчал неодобрительно, но в глубине души ему и самому хотелось выследить того, кто украл детёныша. Найти и вцепиться в глотку.

Значит, всё хорошо: они с братом хотят одного и того же?

— В городе опасно, — сказал Дженс. — И очень шумно. Надо обзавестись убежищем.

Он встал и потянулся, размял затёкшие руки и ноги.

— Пойду к родителям этого украденного. Может, наймут нас. Тогда и оплата будет, и где переночевать.

Бенни кивнул, впервые за последние месяцы отважившись проводить брата взглядом.

 

Заплаканная женщина и бледный господинчик, её супруг, узнав, что Дженс — йегер, обрадовались так, что ему самому стало неловко.

— Теперь-то наш малыш точно найдётся, — улыбалась сквозь слёзы женщина.

— Спасибо вам, — сдавленно шептал мужчина, едва сдерживаясь, чтоб не разрыдаться при супруге.

Дженс вздыхал и снова пояснял:

— Я ничего не обещаю. Поймите, даже если я найду вашего сына, может быть поздно. Я уверен, что днём он был жив, но пока больше ничего не известно.

— Всё равно — спасибо! — твердила женщина, норовя ухватить Дженса за руки. — За то, что не прошли мимо. За то, что дали нам надежду.

Дженс дёрнул плечом: мол, не стоит.

— Нам нужно в город. Скорее всего, ваш сын там.

— Но кто его похитил? Зачем? — мужчина смотрел на Дженса так, словно страшился ответов.

— Я не знаю. Расскажите, что именно случилось. Когда вы поняли, что ваш сын пропал?

В Глинянку они приехали позавчера. В первый день Ланс всюду ходил за родителями хвостом. А на следующий день отец и мать отправили его знакомиться с ребятнёй, чтоб самим заняться взрослыми делами.

Мать обсудила с невестой всю родню: кто приехал, кто нет, кто уже женился, кто овдовел, у кого рога растут.

Отец весь день спорил со старостой о пиве: староста утверждал, что ему привезли лучшие сорта городской пивоварни, а гость был уверен, что это не так. Пока пробы снимали да беседовали о секретах пивоваренного мастерства, стемнело.

Ланс домой с ребятнёй не пришёл. Переполненные впечатлениями, разговорами и пивом родители не заметили. А когда хватились, оказалось, что мальчика никто не видел несколько часов.

Дети рассказали, что Ланс сначала играл с ними, но потом разбил коленку, разревелся, был признан нюней и поплёлся домой. Играла малышня на Старом лугу, за мельницей. От околицы в двух шагах, для местных это считай что в родном дворе. Потому провожать Ланса никто не вызвался, хотя взрослые и наказывали за городскими чадами присматривать.

До села Ланс не дошёл. Путь его пролегал мимо телег, на которых привозили из города вино, пиво, заказанные невестой фрукты да диковинных морских гадов: староста для любимого сына ничего не пожалел. Да и надо же городским показать, что мы себе не меньше вашего позволить можем!

Извочики, грузчики и местные, нанятые помогать, только руками разводили: весь день туда-сюда дети сновали — и именно Ланса никто не вспомнил. Насильно в телегу никто никого вроде бы не пихал.

Проверили, не свернул ли мальчонка к Пьяному пруду или в лесок, что за этим прудом, но никаких следов не нашли.

Дженс для виду осмотрел вещи ребёнка: перебирал их неспешно, стараясь принюхиваться так, чтобы никто не заметил. Так и знал. Запах тот же, что на зелёном яблоке, которое он скормил лошади.

Кто-то приманил мальчишку яблоком и затащил в телегу или закинул в седло? Нет, в седло — заметно. А вот в телегу или фургон — запросто. Раз яблоко было лишь надкушено, значит, ребёнка сразу оглушили или усыпили.

Очень дерзкий поступок. Зачем так рисковать?

Дженс сосредоточился, перебирая в уме ритуальные календари. Нет, никаких мрачных празднеств, тёмных торжеств и ночей силы в ближайшее время не предвидится. Значит, это не жертва, которую нужно принести именно сейчас.

Может, одержимый? Одержимые непредсказуемы: такой может и убить кого-то, и украсть, невзирая на опасность, потому что голос в голове велит сделать это немедленно.

Родители пропавшего о мыслях йегера не догадывались. Вручили задаток и радовались не пойми чему.

Договорились, что Дженс и Бен с отцом пропавшего поедут в город. Мать останется здесь: вдруг дитя вернётся. Дженс не верил в это ни секунды, но спорить не стал.

На прощание Дженс предупредил:

— Моего брата не трогайте. И не обращайтесь к нему. Он ясновидящий — у них свои причуды. Если вы хоть чем-то обидите брата, мы немедленно прекратим поиски.

— Что вы, что вы! Я вообще ни слова не скажу, пока сами не спросите. Только найдите Ланса.

— Заезжайте за нами через два часа.

Дженс обрадовал брата, собрал нехитрые пожитки, известил домовладельца, что они съезжают, но скорее всего на днях вернутся, так что задаток забирать он не будет.

До отъезда Дженс снова наведался к пустырю, затем нашел старосту и выяснил, кто сегодня отбыл в город. Мысленно отмёл тех, кто уехал верхом. Из “отележенных” отпали ещё двое. Один поехал в соседнее село, где остался ночевать у знакомой вдовы. Ещё один приехал и уехал вместе с женой, племянницей, двумя детьми и тестем: вряд ли все они дружно решили похитить чужого ребёнка.

Осталось двое возможных злодеев: городской пивовар и внезапно занемогший приятель кого-то из друзей жениха, спешно покинувший праздник аж в карете.

Староста объяснил, как найти в городе Старого Хью, пивовара. А насчёт приятеля только руками развёл.

Дженс ещё полчаса потратил на поиски нужного человека, еле сдерживаясь, чтобы не рявкнуть на кого-нибудь. Раньше с людьми договоривался отец — и Дженс то ли забыл, то ли и вовсе не знал, какие они шумные, бестолковые и раздражающие.

Женщины то наигранно всхлипывали, то засыпали его вопросами и ненужными подробностями, а одна даже пыталась строить ему глазки. Мужчины были не лучше, но хоть заигрывать не пытались.

Полезного Дженс выведал мало. Занемогшего приятеля толком никто не знал: звали его Томасом, и обитал он где-то возле площади Старых Праведников, пригласили с собой почти случайно, а он взял и согласился — вот и всё.

***

В дороге Дженс всё поглядывал на брата. Бенни замер на краю повозки, подальше от извочика и сидяшего рядом с ним нанимателя. Спина деревянная, вцепился в края плаща. Вроде всё как обычно, но Дженс видел, как Бенни украдкой поглядывает на отца потерявшегося мальчишки, на несколько долгих секунд забывая, что нужно бояться тряской дороги, редких всадников и пролетающих в стороне ворон.

Городишко Дженса не впечатлил. Отец несколько раз брал его с собой, выезжая на встречи с нанимателями. Дженс тогда с удивлением разглядывал высокие дома Западных пределов и резные наличники домиков Восточных провинций, глазел на беломраморные стены городов Севера и утопающие в зелени лачуги жителей Южного побережья. Столько людей. Столько запахов. Столько шума. Дженсу трудно было представить, как люди сами соглашаются так жить.

Этот город был не самым людным, не самым красивым, но и не самым грязным.

Стражники у ворот проводили телегу ленивыми взглядами: нет груза и вооруженной охраны — нет пошлины.

Город полнился запахами людей, осенней грязи, печного дыма, прелой соломы, стоялой воды и сырого камня. Закатное солнце золотило узкие улицы с двух- и трёхэтажными домами, поблёскивало в мутных лужах на мостовой. Спешили по своим делам пешеходы и всадники, громыхали повозки и кареты.

Бенни сполз на дно телеги, зажмурился и, кажется, даже дышать перестал.

Так и добрались.

В доме нанимателя пахло полированным деревом и остывшим очагом. Сквозь эти запахи пробивался слабый запах сырости. Дженс принюхался: нет, сыряницы не завелись, бесплотной гнилости тоже нет. Ничего подозрительного.

За окнами стремительно сгущались сумерки, погружая квартал в густую темноту, слабо разбавленную светом двух фонарей в начале и в конце улицы.

После ужина Дженс осмотрел чердак, который Бенни выбрал в качестве временнего убежища, ничего подозрительного не обнаружил и выскользнул в городскую ночь.

Сначала надо пройтись до Пивной слободы, навестить там Старого Хью да посмотреть, не одержимый ли он.

Покружил по городу, избегая орденских патрулей и немногочисленных прохожих.

Запахи людей, пищи, животных, нечистот, кожи и сырой земли сливались в неприятный, но терпимый хор. Дженс шёл на запад, как советовал наниматель, и вскоре уловил характерные кисловатые ноты солода, переплетающиеся со слабыми ароматами спирта, сладостью перезрелых фруктов и насыщенной терпкостью хмеля. От обилия запахов у Дженса зачесался нос, и он еле удержался от звучного чиха.

Пивоварня Хью оказалась самой большой в слободе. Два этажа и жилая пристройка сбоку. У входа Дженс всё-таки расчихался: зверски несло травинником. Странно: уж для пива его точно не используют. Дженс на всякий случай обошёл пивоварню. Как и следовало ожидать, нигде рядом эта трава не росла.

Надо посмотреть на этого пивовара.

Обычно комнату хозяина найти легко: весь дом пропитывается его запахом. Здесь же Дженс, морщась и отфыркиваясь, обнаружил Старого Хью в спальне, провонявшей травинником. Пивовар спал. Громко храпел, с переливами и подвываниями. Просто удивительно, как эти рулады терпит спящая рядом жена.

Постоял с полминуты, настороженно втягивая воздух, но проклятый травинник забивал другие запахи: человек мог быть одержимым, мог купаться в детской крови, мог проводить тёмные ритуалы — никто ничего не учует.

Влезть в окно и расспросить пивовара нельзя: добром он говорить не захочет. Можно заставить силой, но тогда потом придётся убить и его, и женщину. Отец накрепко вдолбил в голову Дженса простое правило: если уж нарушаешь закон — не оставляй никаких свидетелей.

Нет, сперва надо найти Томаса с Площади Старых Праведников. Вдруг этот Томас и есть похититель, а Старый Хью просто кроме пива торгует травинником?

Площадь долго искать не пришлось: дорогу наниматель объяснил отлично.

Дженс огляделся, привычно принюхался — нюх уже почти вернулся после мерзкой травы — и направился к таверне в соседнем переулке. В питейном заведении всегда найдётся желающий поболтать.

Войдя, он сразу обратил внимание на большую компанию за столом у камина. Молодой человек с огромным фингалом под глазом громко и горестно жаловался на жизнь. Приятели вокруг хохотали и пили.

Дженс с порога уловил в горестных стенаниях молодца с фингалом знакомое “Глинянка” и, натянув на лицо кривую усмешку, нетвёрдой походкой двинулся к столу.

— Томас, здорово! А ты чё так рано уехал? Пива сюда, хозяин, да поскорее! Друга угощаю!

Два кувшина спустя Дженс был почти уверен, что Томас к похищению ребёнка непричастен. В Глинянку он поехал со случайным знакомым, “возмечтав усладить взор дивными прелестями очаровательных селянок”.

— Душа поэта исстрадалась в оковах равнодушных стен!..

За чтение стихов одной голубушке ему и прилетело в глаз от её жениха. Оскорбленный в лучших чувствах поэт пьяно рыдал, пытался декламировать свои вирши и называл Дженса лучшим другом. От поэта несло пивом, вином, потным исподним и кислой капустой. Никакой одержимости и крови. Но перепроверить не помешает: вдруг кто-то втёмную использовал этого страдальца, чтобы увезти мальчишку? Вряд ли, но отец учил всегда доводить дело до конца. Нужно посмотреть на его дом и обнюхать карету.

Дженс поволок поэта из таверны. Тот бормотал:

— Давай домой, друг... Там... Там у меня...ик.. вино-о!

За углом они чуть не столкнулись с патрулём. Дженс услышал и учуял их загодя, но бросать спутника не стал. Два стражника едва удостоили припозднившихся гуляк взглядом. Зато два адепта Ордена в долгополых серых одеяниях пристально оглядели подозрительную парочку. Поэт был изрядно потрёпан и еле плёлся, а Дженс в великоватом, будто с чужого плеча, охотничьем костюме вид имел не совсем добропорядочный. Но, прислушавшись к бормотанию Томаса, адепты быстро потеряли интерес и поспешили вслед за стражниками.

Вдоль позвоночника пробежал холодок. От орденцев остро и неприятно пахло их магией и какими-то благовониями. Пёс внутри беззвучно оскалился, но вырваться на волю не пытался. Дженс мысленно усмехнулся, представив, как они посмотрели бы на него в другом обличии.

Доволок поэта до дома: благо, показывать повороты тот был ещё способен. Захламленный пустой дом был на редкость неуютным, а карета оказалась дешёвой и крошечной. Но мальчишкой нигде не пахло.

Оставив поэта храпеть на потёртой софе, Дженс удалился.

 

Бенни выглядел помятым и измотанным. Дженс понимающе кивнул и спросил:

— Что видел?

— Мальчик жив, — Бен слабо улыбнулся. — А если по делу, то камни в подвале небольшие, ровные.

Он развёл ладони на полфута и обозначил в воздухе округлое подобие кирпича.

— А, ещё там пахнет чем-то кислым.

Запахи в видениях брат улавливал редко. Другие ясновидящие — никогда.

— Кислым, как что? — заинтересовался Дженс.

Бен повёл плечом:

— Не знаю. То ли растением, то ли тестом. Но неприятно.

Пивное сусло! Это должен быть пивовар.

Дженс поднялся со стула и начал ходить из стороны в сторону.

Пёс внутри подобрался: давай, мол, пойди и заставь его признаться. А потом убей!

Дженс ощутил, как оскал обнажает зубы, как тянутся ногти на руках, обретая нечеловеческую остроту, как... нет, ещё не время. Он заставил себя замереть.

Осади пса в себе. Этому отец его тоже учил. Покажи, кто хозяин. Будь сильным.

Бенни замер, стараясь не дышать, но Дженс не заметил.

На секунду мир вокруг взорвался всполохами запахов и звуков, недоступных человеку. Цвета выгорели в серый и чёрный. Но Дженс мысленно рявкнул на пса — и мир снова стал пёстрым, тихим и пресным.

 

В Пивную слободку Дженс отправился утром.

Старого Хью здесь знали все. И его отца, и деда. Дом у них раньше стоял на соседней улице, в Каменном тупике, за пределами слободки. Пивом-то только отец Старого Хью начал заниматься, дед всё путешествовал. В молодые годы, говорят, клад нашёл — его, видать, и спускал весь остаток жизни. А прожил старикан долго. Да и папаша Старого Хью только в позапрошлом году преставился — девяносто девять стукнуло! И до последнего дня сам на пивоварне распоряжался. Ох, и крепкий был старик!

Долгожители, значит. Интересно.

Дед заморскими настоечками баловался, а вот папаша Старого Хью стал пиво варить. Поначалу его принимать в гильдию не хотели, но он и взнос огромный не чинясь заплатил, и пивом по особому рецепту угостил Совет Пивоваров. Хорошо пошло то пиво!

А старый дом сгорел, когда Хью был ребёнком. Семейство перебралось в новый дом в Пивной Слободке, где нынче Хью с женой и обитает.

Дженс попробовал все сорта здешнего пива и сосисок. Заработал головную боль от обилия громких голосов и дурманящих запахов. Невозможно устал от людей и разговоров.

Как просто всё было, когда отец был жив... Нет, не время думать о прошлом. Надо сходить в Каменный тупик.

Дженс на всякий случай проверил, на месте ли Старый Хью: тот самозабвенно отчитывал мальчишку-помощника, — а потом кружным путём пробрался к пустырю на месте старого пожарища.

Пустырь, обнесённый высоким забором, отвратительно вонял травинником. Дженс недовольно поморщился и яростно почесал нос, сдерживая чихание.

Из-за проклятого травинника не разобрать, бывает ли здесь кто-то кроме Старого Хью. Может, и сейчас на пустыре кто притаился: густой кустарник да кроны трёх больших деревьев могли спрятать целый отряд злодеев. Придётся вернуться сюда ночью, чтобы соседи не видели, как чужак перепрыгивает через забор.

Всё это Дженс рассказал брату, вернувшись в дом нанимателя.

Бенни с тревогой спросил:

— А если, пока этого Хью нет, его сообщники навредят мальчику?

— Да может и нет никаких сообщников.

— Надо проверить, — Бенни покосился на дорожную сумку, в которой покоился украденный башмак.

Дженс вытащил башмак и протянул брату.

Бенни погрузился в видение. Мальчик жив. Ему холодно и страшно. В подвале темно. Важно только первое, хотя для Дженса и смерть мальчишки ничего не меняла: злодея надо найти и уничтожить — так велел отец, и это правильно.

Выглядел Бенни скверно: тёмные тени вокруг глаз, бледная кожа приобрела синеватый оттенок, но Дженс уже видел брата таким. Может — пусть работает. Тем более сейчас, когда он сам захотел взяться за дело. Потом отоспится.

— Я пойду с тобой.

Вот тут Дженс по-настоящему удивился.

— Зачем? Я сам справлюсь. Ты же не любишь улицу.

— Я должен.

Дженс почувствовал раздражение.

— Ты будешь мешать. Ты остаёшься.

Он решительно встал и покинул чердак.

Ещё чего не хватало!

Выйдя на улицу, Дженс откинул раздражение, удивление и лёгкую досаду. Нужно сосредоточиться на деле. Глупые чувства не смогут помочь ему, а вот помешать — запросто.

Ночью город уже казался знакомым. Нет, не приятным или приветливым, просто чуть менее чужим, чем вчера.

Дженс принюхался. К привычным запахам примешивался тонкий аромат далёкого дождя. В воздухе ощущалась почти незаметная сырость. Наверное, к утру город накроет морось.

Осторожно, но быстро, Дженс пошёл к Пивной слободе. Старого Хью не было дома: его жена одна спала в широкой постели. Дженс прислушался: нет, пивовар не отправился в уборную или на кухню закусить или промочить горло на ночь.

Пёс внутри жаждал броситься в Каменный тупик: пивовар там! Он украл детёныша. Бежать. Догнать. Убить!

Тихо, тихо. Ещё не время. Подожди немного.

До обострённого слуха Дженса донеслись неуверенные, тихие шаги. Кто-то медленно плёлся по улице, застывая на каждый лай из-за заборов.

Дженс принюхался и почти не удивился, учуяв Бенни. Осторожно запрыгнул на крышу сарая и соскочил на землю перед носом брата. Тот шарахнулся, дрожа, как мышь. Еле на ногах удержался.

— Джей...

— Какого беса ты за мной потащился? — прорычал Дженс.

Бенни молчал. Глядел на мостовую под ногами, комкал края рукавов. Его тощую фигуру оплетали ароматы страха и тоски. Брат казался бы жалким, если б не тонкие нотки решимости в шлейфе привычных запахов.

— Я тебя обратно не поведу. И как дорогу нашёл?

— Посмотрел. С твоей кружки, — неловко прошептал брат.

Поднял наконец глаза.

— Мальчику может понадобиться помощь. А ты... ты ведь будешь занят.

В последнем слове Дженс ощутил азарт погони и запах крови. Махнул рукой.

— Ладно. Пошли. Оставлю тебя за забором где-нибудь в неприметном месте. Только не лезь. Не хватало ещё на тебя отвлекаться.

Бенни кивнул и двинулся за развернувшимся братом.

***

Через забор Дженс перемахнул легко. Бенни послушно остался стоять у дома напротив: собаки там нет, а густая тень от раскидистого дерева худо-бедно спрячет братца от случайного взгляда.

Пожарище давно заросло травой. Слева от того места, где когда-то был дом, ютилась крошечная постройка: то ли сарай, то ли ещё что. Справа темнела провалом ворот заброшенная конюшня.

Вонь травинника оглушала и заставляла слезиться глаза. Нос зачесался так, что захотелось его оторвать и выкинуть.

На первый взгляд травинник рос сам по себе. Но он никак не мог вырасти так ровно, окаймляя, насколько различал в темноте Дженс, чёткий квадрат, поросший в середине невысокой травкой, кустиками лебеды и одуванчиками.

Из сараюшки послышался какой-то шум. Дженс вскинул голову, напрягая слух, проклял травинник раз двадцать и замер. В сарае кто-то топтался. Наверное, Старый Хью.

Жаль, нельзя подкрасться к нему и спросить по-плохому, зачем ему понадобился мальчишка. Раз сунулся в город — придётся следовать здешним правилам. А это значит, нужно найти доказательства вины пивовара и сдать его Ордену. Применишь силу, перестараешься — и как бы самого не упекли в орденские подвалы.

Дженс оскалился и заставил себя красться к зарослям травинника. Наверняка подвал с детёнышем где-то там.

Запахи запахами, а вот тропинка, идущая по краю травинника, видна была хорошо. Дженс прошёл по ней до того места, где заканчивались следы. Наклонился к самой земле, позволив внутреннему псу выйти наружу. Не полностью, только зрение и слух.

Дженс знал, что его зрачки стали вертикальными, а уши заострились и покрылись шерстью. Неважно: Орденом пока вокруг и не пахнет, а он сможет увидеть и услышать больше.

Там, под землёй, кто-то тихонько плакал.

Под слоем дернины обнаружилась массивная крышка погреба с тяжёлым замком.

Дженс огляделся — чем бы сбить? Одна трава кругом! Ни камня, ни палки.

До слуха донёсся негромкий хлопок. Дженс вскинулся, в три огромных прыжка добежал до сарая: пусто! Бесов пивовар ушёл!

Если б не проклятый травинник, Дженс ни за что не упустил бы из виду человека, и осознание промаха взъярило его, заставив откинуть осторожность.

Пёс глухо рыкнул и рванул к калитке.

На улицу выскочил уже совсем не человек. Жуткая морда, словно созданная тёмным гением, имевшим очень отдалённое представление о собаках. Поросшие шерстью руки-лапы с чёрными острыми когтями вместо ногтей. Перекроенное тело: слишком бугристые плечи, почти рвушие ткань, слишком сутулая спина, словно её обладатель вот-вот собирается упасть на четвереньки.

Бежать следом! Догнать! Убить!

— Джей! — шёпотом закричал кто-то рядом.

Он отмахнулся тыльной стороной потяжелевшей раз в шесть ладони, но не попал. На удивление юркий, кто-то скользнул под руку и обхватил его.

— Р-р-р-р!

— Джей, Джей, очнись. Пожалуйста!

Если бы кто-то не пах так знакомо, пёс уже откусил бы ему лицо.

— Джей, не надо. Тут люди. Тут Орден. Ты погибнешь!

Угрожает?! Он оскалился. С острых зубов на кого-то закапала вязкая слюна. Ухватил кого-то за плечи, легко оторвал от себя и швырнул на землю.

Странно пахнет, знакомо. Не трогать. Так велел отец.

Бежать! Следом за тем, кого убить можно!

Кто-то вцепился ему в ногу, повторяя:

— Не надо. Орден. Они тебя убьют! Ты умрёшь! Не надо. Не надо.

Пёс раздражённо взмахнул рукой-лапой, чтобы всадить когти в загривок надоеды. Тот поднял голову и посмотрел ему в глаза.

— Джей, пожалуйста. Я так боюсь! Джей!

Бенни страшно? Кто его напугал?

Я?

Дженс зарычал-застонал, пытаясь обуздать зверя внутри.

Мир вокруг то разлетался фейерверком запахов и звуков, то становился привычно зримым. Голова, плечи, спина — верхнюю половину тела разрывала мучительная боль. Все мышцы гудели и горели, точно проклиная хозяина за неспособность выбрать одну ипостась и остаться в ней.

Бенни плакал.

Луна светила.

Травинник вонял.

Занесённая для удара рука Дженса опустилась и погладила Бена по волосам.

— Всё в порядке, Бенни.

Тот всхлипнул и отпустил брата. Обнял себя за плечи и, плача, съёжился прямо на немощённой дороге.

Дженс настороженно огляделся: никто из обитателей тупика не счёл нужным высунуться. Прислушался: тихо.

— Бенни, пойдём. Там мальчик.

Брат попытался подняться, продолжая всхлипывать. С третьей попытки получилось.

Дженс оставил брата у крышки погреба и сбегал к сараю. Оттуда даже сквозь мерзкий смрад травинника пробивались сильный запах крови и слабый — тёмной магии.

Маленький столик, бочонок в углу — вот и вся обстановка. На столе в беспорядке валялись грязные стеклянные колбы, воронка, три ножа с тонкими лезвиями, ступка без пестика, ситечко. Там же стояли аптекарские весы. У стола сиротливо лежал половник. Под оконцем, глядящим на заросли травинника над погребом, выстроились бутылки тёмного стекла.

Какими же настойками он тут баловался? А, пусть Орден разбирается!

Под левой ногой что-то звякнуло. Дженс поднял связку ключей и усмехнулся: кажется, теперь удача на его стороне!

...Мальчишка выглядел неважно. Бледный, осунувшийся, он сильно пах кровью и слабо — тёмной волшбой.

Ещё в подвале явственно смердело мертвечиной. А мальчик-то явно не первый. Сколько трупов зарыто в этот земляной пол? Дженс раздражённо фыркнул, чихнул, остервенело потёр нос: проклятый травинник! И помчался за патрулём.

Стража и орденцы обнаружились в соседнем квартале. Дженс назвался йегером.ю позвал блюстителей порядка с собой и на ходу коротко объяснил, что найдён раненый ребёнок и место проведения тёмных обрядов. Злодей скрылся.

Один из орденцев тут же нахмурился и засыпал Дженса вопросами, не сбавляя, впрочем, шага. Второй же размял пальцы, собирая в ладонях неприятно резанувшее глаза Дженса светлое пятно, — целитель.

Стражи тоже поделили обязанности: тот, что повыше, помчался в сторону центра, коренастый остался следить за подозрительным йегером.

От Дженса несло нелюдем, и орденцы не могли этого не чувствовать. Но, к счастью, они ощущают лишь само наличие тьмы, а от йегеров нередко тянет чем ни попадя — работа такая.

На месте Дженс ещё раз ответил на все вопросы придирчивого орденца, сообщил, где они остановились, и поинтересовался, когда мальчишку вернут родителям. Целитель ответил, что утром, после ритуалов очищения.

***

Наниматель молча выслушал Дженса, поднялся со стула и поклонился в пол. Потом удалился к себе. Дженс думал, что человек собрался рыдать от счастья до рассвета, но тот вскоре вышел собранным в дорогу. Сказал, что поедет за женой и ушёл.

Когда за нанимателем закрылась дверь, Дженс спросил:

— Ты рад?

— Буду, когда мальчик вернётся.

...И Бенни радовался. Дженс следил за ним и видел и тень улыбки, и подозрительно заблестевшие глаза, и нервную дрожь в пальцах.

Женщина плакала, обнимая сына. Мужчина благодарил орденцев, которые привели мальчишку. Ребёнок сонно устроился на руках матери и задремал. Хорошие у Ордена целители.

Наниматель рассчитался по чести. Принимая деньги, Дженс спросил:

— Может мой брат остаться у вас на день-другой? Мне надо закончить одно дело.

***

Даже мерзкий травинник не мог перебить запах страха. Дженс улыбнулся клыкастой пастью, глядя на пивовара, с испугу забравшегося на высоченную ель.

Всякий горожанин считает, что спрятаться в лесу — отличная идея. Видимо, человеку, выросшему среди домов, лес кажется огромным таинственным местом, где можно раствориться без следа. Большое заблуждение. Найти человека просто, но вот гнаться за ним по запаху травинника было не просто неприятно — отвратительно.

Дженс настиг Старого Хью уже к вечеру. Следил за пивоваром до глухой ночи, радуясь, что можно подойти с наветренной стороны и смотреть, а не нюхать.

А потом перестал таиться и выпустил пса.

Старый Хью оказался отчаянно прыток: белкой взлетел на дерево, едва заслышав шаги в темноте.

Дженс вскинул морду и уставился на пивовара. Тот сначала чертыхался. Потом молился. Затем принялся уговаривать монстра внизу:

— Эй, ты! Ты ведь понимаешь меня, так? Я богат! Я могу дать тебе много-много денег. Ты ведь знаешь, что это такое?

Дженс напоказ зевнул, обнажая здоровенные клыки.

С дерева снова посыпались проклятья вперемешку с богохульствами.

— Это ведь ты был там, у моего старого дома? Я чую: это ты! Что ты за тварь?! Почему тебя Орден не тронул, а? Я-то хоть человек!

Пивовар всхлипнул и ткнулся лбом в смолистый ствол. Потом пробормотал:

— Да и бес с тобой! Давай договоримся, а? Оставь меня, дай уйти. Тогда я... — человек понизил голос до шёпота, — я поделюсь с тобой семейным рецептом! Кто бы ты ни был, ты ведь хочешь жить долго? До глубокой старости оставаться сильным и здоровым? Хочешь ведь, так?

Старый Хью бессильно выругался, глядя сверху вниз на безмолвное жуткое существо.

Псу неинтересны слова злодея. Пёс хотел одного: добраться до горла мерзавца и впиться в него, несмотря на пропитавшую человека вонь травинника.

Но псу не забраться на дерево. И он нехотя уступил Дженсу.

Тот потянулся, взмахнул руками, пробуя тело: когда пёс уходил сам, возвращаться было почти приятно. Мышцы тянуло, словно после доброй работы или приятной длинной прогулки.

— Эй, пивовар, что же тебя на настоечки потянуло? — весело спросил Дженс.

Старый Хью вздрогнул. Отозвался опасливо, будто говорить со зверем ему было проще:

— Так отец велел. По семейному рецепту. А ему дед наказал настойку волшебную делать. А пиво — это так, для заработка.

— А зачем тебе этот мальчишка понадобился? В городе полно лёгкой добычи.

— Не всякий малец подойдёт. Нужно, чтоб и на меня в детстве похож был, и чтоб пах по-особому. Прошлый-то помер рановато, а нового никак найти не мог. Веришь ли, извёлся весь! Запас-то кончается, а впрок не наготовить: портится аккурат через тринадцать дней. Как этого увидел — сразу понял: моё!

Пивовар поглядывал вниз с надеждой на понимание: мол, ты-то знаешь, как оно бывает!

Дженс понимал.

— Говоришь, отец велел? — переспросил он, извлекая из потайных ножен метательный нож. — А меня отец учил никогда не отпускать всяких тварей.

Бенни прав: надо помогать кому-то вернуться. Но и зло должно быть уничтожено.