- Ты знаешь, Олли, однажды все эти владения будут твоими, - король Шанд, опираясь на тросточку, обратился к своему сыну и погладил его волосы – он всегда восхищался этой рыжей шевелюрой. – И однажды ты завоюешь все-все королевства и племена – начиная от Южного Брюшка и заканчивая небесными твердынями.

Сегодня Олли много рассказывал: про неудачи в учёбе, про успехи в конной езде, про дочь торговца картинами. Шанд слушал, и на его лице мелькала улыбка – спокойная, как великая река. В последнее время с сыном поговорить было некогда – то нужно решать срочно вопрос с зерном, чтобы не было голода, то участвовать в бесконечных церемониях.

Насладившись этим общением, приятным, как мягкая кожа, его величество всё-таки отпустил сына на собачьи бега – и тот побежал вприпрыжку – слишком уж не терпелось ему. Когда воцарилась тишина, прерываемая лишь стуками старого сердца, Шанд высоко поднял свою руку, на которой был перстень – такой же знаменитый, как и боевые фаланги Свейсарра.

- Бедный мальчик, - проговорил король, рассматривая блики на перстне. – Уже в четырнадцать лет он погрязнет в этих интригах... И дай небеса, чтобы он не потерял разум, как его потерял я.

Ночью Шанд приказал устроить пир для вельмож, а сам заперся в своей спальне, где у изголовья лежали подвески его королевы, убитой в спину. Слуга сообщил, что собрались все советники, генералы, торговцы – словом, весь свет королевства. Услышав это, Шанд расплылся в блаженной улыбке.

- Ты сам иди поешь, там печёные яблоки, твои любимые, - обратился он к темнокожему юноше, который служил ему вот уже семь лет.

- Я побуду с вами, ваше величество, вы едва дышите.

- Иди, это приказ.

Как только дверь закрылась, Шанд снял свой перстень – и принялся прожигать его взглядом.

- Я жертвую собой ради тебя, мой мальчик, - проговорил он, протирая перстень подушечкой пальца. – Ты станешь величайшим в истории, а я буду смотреть на тебя с сумрачной башни – и гордиться.

Перстень обхватил другой, средний палец – и в комнате помрачнело, словно на дне колодца. Шанд откинулся на кровати, а его ноги уже лизали белые гиены – животные, покровительствовавшие великому дому Айдангов. Они урчали, рычали, а король, вслушиваясь в эти звуки, ощущал блаженство.

Одна гиена осмелела – и цапнула Шанда за палец, после чего тот вскрикнул. Вторая гиена ухватилась за его руку – и король закрыл глаза, приговаривая что-то. Гиены начали разрывать его плоть, а он улыбался – широко и с гордостью.

Когда от него остались ошмётки, гиены ринулись из комнаты – и помчались туда, откуда доносились звуки застолья. По пути они разорвали темнокожего слугу, который от неожиданности уронил вечерний горшок. И, рассвирепев, прорвались к банкетную, где собрались самые видные люди королевства.

Его величество Шанд очнулся, и, убедившись, что он больше не состоит из плоти и крови, с гордой осанкой отправился посмотреть, справились ли гиены. Он просочился сквозь стену, и, увидев спящих стражников, чуть разозлился. И, когда он явился в зал для банкетов, он узрел картину, которую всегда прокручивал в воображении.

Гиены убили всех: советника Тимурана, самого влиятельного торговца в Свейсарре, генералов легионов. Шанд уселся во главе стола, попытался схватить кубок с вином – но рука провалилась сквозь него.

- Милый Олли, ты начнёшь с чистого листа, как начинал и я, - молвил он и принялся вслушиваться, как скрипят клыки гиен.

 

Король Олли Первый, коронованный три месяца назад, принимал посла Рейнского ханства – государства, обладающего бесчисленной армией, которая могла бы захватить и полсвета. Выслушав типичное предложение (что-то о союзе против небесных твердынь), юный, как ландыш, правитель рассмеялся.

- Мой отец мечтал о том, чтобы стереть вас с лица земли, - сказал он, и посол – этот горбатый старик с липкими от вина губами – вздрогнул. – Нет ли лучшего способа объявить войну, чем казнить посла твоего врага?

- Наши войска превосходят ваши в десять, а то и в пятнадцать раз, - от спокойствия посла ничего не осталось – он с опаской оглядывался на стражников.

- Я хочу, чтобы вы прямо сейчас станцевали передо мной, - и Олли хлопнул в ладоши.

Посол встал, однако крепкая рука стражника заставила его снова сесть. Он принялся смотреть, как загнанный зверь. Он дрожал, понимая, что эти северные люди не чтут ни законов, ни мораль.

- Танцуйте же, господин посол, да поживее – скоро у меня поздний ужин, - проговорил Олли и чуть не упал со стула – он пока не дотягивался ногами до пола.

Пожилой посол встал и неуверенно задвигал бёдрами. Стражники хохотали так, словно увидели уродца или клоуна. Посол смотрел с такой ненавистью, от которой холодел кончик языка.

Он неистово танцевал, а в глазах его стояла жажда мести. Олли хохотал, задыхаясь от этого веселья. Однако через несколько минут пляски ему наскучили – и он подозвал стражника.

- Хочу, чтобы его сварили в масле, - произнёс он, а над глазами скопились морщинки. – На площади имени моего отца.

- Слушаюсь, ваше величество, - сказал стражник, боясь показать, что удивлён жестокостью повелителя.

Вернувшись в спальню, Олли достал деревянных солдатиков и принялся их расставлять. Это ему быстро надоело, и он потёр перстень. Когда белая гиена начала лизать ему пятки, он закатил глаза от удовольствия.

- Я не подведу тебя, отец, - сказал он в никуда. – Гиены дома Айдангов захватят всё, даже снежные горы. И мы покроем славой имя нашего рода.

Всю ночь Олли пролежал в обнимку с гиеной, которая неустанно смотрела ему в глаза. Наутро он пошёл посмотреть, как там посол этого вонючего, как конское седло, ханства.

 

Первая битва, и Олли хотел выступить перед войсками, однако советник чуть не дал ему оплеуху – и всё-таки смог донести, что четырнадцатилетний парнишка не должен напутствовать армию перед такой битвой. Олли, затаив обиду, отправился в шатёр, и уже там слушал, как копья его солдат бьются друг от друга.

Добрый час он лежал на шёлковом матраце, то и дело затыкая уши. Наконец, когда заиграли барабаны, он вышел из шатра – и его сразу взяли за грудки генералы.

- Ты ввязал нас в эту войну, - сказал генерал Таййо, который ещё четыре месяца назад был стражником. – Ты в стратегии смыслишь не больше, чем моя ящерица.

- Меня отец учил, - и Олли укусил его за руку. – Я хочу видеть, как моя армия победит самую большую силу света.

- Ты будешь находиться в башне – это приказ.

- С каких пор приказы отдаёт...

Олли по голове огрели чем-то тяжёлым – и он взвыл, как шавка. Солдаты оглядывались на него и посмеивались. Олли заткнулся – он боялся, что его посчитают неженкой.

- Тебя отвезут в башню – и сиди там, как мышь, - сказал Таййо и кивнул солдатам.

Юный король со слезами в глазах смотрел на свои войска, пока его тащили к карете. Как только его заперли там, он зарыдал ещё пуще – и кучер одарил его пренебрежительным взглядом.

- Я казню тебя! – рыкнул Олли так, что сам испугался своих слов.

- Я служил вашему отцу, и знаю, как он любил вас, поэтому не буду лупить вас плетьми.

- Да как ты смеешь!

- У нас дальний путь, так что я с удовольствием послушаю ваш детский лепет.

Олли до того разозлился, что швырнул в кучера зеркало. Тот даже не обернулся.

 

Юный король стоял на башне и наблюдал в подзорную трубу за ходом битвы. Конница оказалась рассеяна слишком быстро – и сейчас в битву ввязались копьеносцы. Вдруг раздался стук – и вошла пожилая служанка.

- У вас сейчас по расписанию кашица из манго, - пролепетала пожилая служанка и поставила на стол миску. – Затем, по расписанию, яблочный торт.

- Женщина, ты не видишь, что король сражается?

Служанка хихикнула – и скрылась. Олли, почувствовав запах любимого блюда, отложил подзорную трубу – и уселся за стол. Он в два счёта прикончил кашицу, а затем вернулся к наблюдению за битвой.

Чёрные щиты с правого фланга были смяты – и неприятель уже заходил за спину.

- Резервную конницу! – прокричал Олли.

- Горчицу? – появилась в дверях служанка.

- Проваливай, старуха, пока тебя не избили плетьми!

В битве наметилась передышка – и Олли отлучился, чтобы собрать охапку клубники. Он вслушивался в разговоры слуг – все обсуждали, что отец Олли не допустил бы этой войны. Собрав полную шапку клубники, Олли заперся в подсобке – и, обхватив колени, погрузился в себя.

 

Олли приказал держать оборону замка, а, когда стражники сдались, заперся в тронном зале и расставил деревянных солдатиков. Когда послышались грузные, как нагрудники, шаги, юный король ударил по игрушкам кулаком – и, когда с костяшки закапала кровь, начал кривиться.

Он надел перстень отца на средний палец и, когда в темноте зала засверкали глаза гиены, расслабился, как после бани. Он начал гладить гиену, заигрывать с ней – и та жмурилась от удовольствия.

- Люди – мерзавцы, - сказал он, заботливо теребя лапу гиены. – Гиены – вот у кого сердце храброе, как у великана. Я хочу сам стать гиеной, чтобы быть свободным от всего.

Когда в тронный зал ворвались воины, облачённые в лёгкие, восточные доспехи, они обнаружили там кости, погрызенные словно крысами. Всю ночь некогда великий замок дома Айдангов грабили, палили зернохранилища, плавили оружейные склады.

 

Олли мчался по полю, ощущая, как чернозём ласкает подушечки лап. Он наслаждался всем своим существом, и, когда ветер дул ему под брюшко, начинал вдохновенно выть.

Впереди бежала гиена покрупнее. Она иногда останавливалась, оглядывалась на более молодую особь и словно подгоняла её.

Обе гиены – маленькая рыжая и крупная, словно седая – мчались под ночным небом куда-то в сторону ярких, необжитых полей. Вдалеке показались десятки горящих глаз, а затем – сотни и даже тысячи, и по всей округе раздался пронзительный рык.