Ну и фигняяяяяя

Глава первая,
 
относительно нормальная

 

– Ну и фигняяяяяя... – неслось из-за кустов – Ну, блин, и фигняяя!

Розовый слон, натужно кувыркаясь и отдуваясь, медленно поднимался в воздух. Лиловые сливы тоже поднимались прямо с земли и взрывались яркими вспышками, залепляя всё вокруг своей липкой сладкой мякотью. Она летела и на кусты, и на столб за кустами, и на розового слона, который настойчиво, но бесполезно уворачивался от сладких брызг. Но больше всего – на тётку Маню, в диком ужасе взирающую на весь этот сюрреализм, который с неотвратимостью атомной войны, или сбегающего из кастрюли молока, происходил прямо сейчас и именно с ней.

 

Блаженны романтики, писатели, фантазёры, да и просто пьяницы, наконец. Никто из них не страдал бы сейчас так глубоко, так безысходно и так необъяснимо, как несчастная тётя Маня. Романтик, фантазёр, или, скажем, писатель возблагодарил бы судьбу, пославшую ему столь дивную галлюцинацию. Пьяница так вообще, возможно, бросил бы пить после этого, придумав себе белую горячку.

 

Но тётя Маня не была фантазёркой. Никто и никогда, даже с большой натяжкой, не рискнул бы назвать её романтиком. А к алкоголю и прочим способам изменения сознания она относилась не то чтобы с отвращением, а, скорее, с подозрением, смешанным со страхом. Это была в высшей мере практичная и прагматичная особа, которая никогда в своей жизни не сделала ничего, что бы каким–либо образом не вписывалось в строгую, абсолютно логичную и последовательную картину её мира, который, впрочем, ни на йоту не отличался от мира её окружения.

 

И вот сейчас этот мир, суховатый, как сушёный абрикос, но такой привычный, на её глазах летел в тартарары. А, может, и ещё куда-то, вместе с розовым слоном и сливами, медленно уходящими ввысь. Будь Маня неуравновешена, или нервна, или больна, наконец, у неё осталось бы спасительное объяснение всему этому бреду. Но её чёткий мозг, её железное здоровье – умственное и физическое, не давали такой возможности.

 

Слон был именно живым слоном, хотя и розовым. И поднимался он сам, без каких-то там приспособлений. И сливы были сливами, настоящими спелыми сливами – на вид и на вкус – парочка, взорвавшись, забрызгала ей всё лицо и, в том числе, губы, которые Маня машинально облизнула. И поднимались они сами, а не подбрасываемые рукой озорника. И взрывались тоже сами, не натыкаясь ни на что на своём пути.

 

Впервые за свои без малого пятьдесят лет подумала Маня о здоровье: «Хоть бы в обморок грохнуться, что-ли...» Но женщины её склада в обморок не падали. И в истерике не бились. У неё не было абсолютно никакого выхода из этого кошмара, и никакого ему объяснения.

– Ну и фигня...

И это было единственным, что она могла сейчас произнести. И повторять вновь и вновь, изо всех сил пытаясь найти хоть какое-то, мало-мальски логичное объяснение всему.

 

Глава вторая,
 
Или пипец подкрался незаметно

 

Слон, неуклюже кружась в воздухе, поднялся метров на пять, и вдруг издал дикий крик, похожий то ли на паровозный гудок, то ли на крик орангутанга. Маня могла поклясться, что орангутанга, хотя ни разу не слышала его. Потом, странно вытянувшись в нечто дугообразное в воздухе, замер на мгновение и рухнул в метре-двух от тётки Мани, обдав её волной удушливо-сладкого запаха "Шанель N 5". Затрясся, странно меняя цвет и размер, а потом вдруг обернулся полосатым тигром на шести лапах, и, икая и сблёвывая поочерёдно, боком проковылял мимо совершенно впавшей в ступор Мани.

 

Её железный организм наконец сжалился над своей обладательницей и, не имея возможности послать ей спасительный обморок, всё же милостиво разрешил впасть в прострацию. Тётка Маня не сошла с ума, и не перестала видеть и слышать, но, скажем так, на время потеряла способность мыслить и оценивать что-либо.

 

– Ну и фигня..., – повторил шестилапый тигр, тупо глядя на раскачивающуюся взад и вперёд, как маятник, Маню. – Странная она какая-то: одета не модно, прическа жуткая, и ведёт себя неадекватно. Совсем мир обезумел! Да ещё "Шанели" переел, это ж надо, так раздуло. И тошнит... Бррр...

Тигр приподнял три своих лапы и описал Маню с ног до головы струёй розового кефира.

 

– Ах ты, паршивец, – неожиданно пришла в себя тётка, и замахнулась на шестилапого неизвестно откуда появившейся замызганной кухонной тряпкой. – А ну, пшёл отсюда!

– Чёрта с два, – весело отшил её Тигрис, и замахал обоими своими хвостами, прыгая вокруг.

– Фигня! Фигня!!! Полосатая фигня, вали отсюда!

– Муррр, – ласково потёрся о ноги тёти Мани совсем не испуганный Тигрис и повалился на спину, разбросав все свои шесть лап. – Почеши мне пузико!

 

Тётя Маня, вконец обалдевшая от такой наглости, почему-то послушно присела на корточки и принялась чесать надутое полосатое пузо, стараясь не акцентировать внимание на лишней паре лап.

– Так-то лучше, – промурчал Тигрис, – а то заладила: "Фигня... фигня...". Фигня, дарлинг, только начинается!

 

Глава третья,
 
Или то была ещё не фигня

Тигрису надоело валяться брюхом кверху. Он протяжно, со смаком лизнул тётку Маню в знак благодарности за живото-почесон. Обмазал её всю – от коленок до макушки – сладковатой "Шанель N 5", вскочил и был таков.

Маня, кряхтя, поднялась с корточек. Прибалдев от этого неожиданного счастья, благоухая "Шанелью" на всю ивановскую, она кокетливо пригладила стоящие дыбом космы и пошла в дом, строя глазки сама себе.

 

– О, богиня! О, благородная леди! О, свет очей моих!!! - донеслось из-за куста.

 

Прекрасный принц в золотом одеянии протягивал к Мане руку с зажатым в ней кактусом, приближаясь на белом коне, в ореоле своего величия.

 

– Этот цветок любви тебе, о моя принцесса, благоухающая как все сады мира!

 

"Ну да, – тупо думала Маня, – я принцесса, и я благоухаю, ёкарный бабай! Только чтой-то цветок любви странноватый у него..."

 

– Держи!

 

Принц кинул в свою даму сердца кактусом. Маня, успев на лету разглядеть, наконец, "цветок", взвизгнула и отскочила в последний момент.

 

– Дебил! Идиот! Какой это тебе цветок любви, звездобол тупоросович?!!!

 

Кактус, просвистев в сантиметре от тётки, со всего размаху вляпался в ближайший куст и тут же распался на десятка три маленьких зелёных калибри, заметавшихся меж ветвей.

 

– Эх, принцесса, упустила ты своё счастье! Пойду поищу более вежливую претендентку.

 

Принц звонко свистнул. Колибри мигом оставили куст и сели к нему на руку, обернувшись на сей раз цветком папоротника. Воздыхатель гордо простёр длань над неблагодарной тёткой Маней и сильно пришпорил коня, собираясь обиженно скрыться в туманную даль. Но у белого скакуна, видимо, были другие планы. Он громко заржал, заплясал на месте, и не успела Маня ничего сказать, как конь, взбрыкнув задом, скинул принца вместе с его папоротником и золотым камзолом в грязную лужу, очень кстати оказавшуюся рядом.

 

Цветок папоротника распался на десяток лягушек, которые с громким кваканьем запрыгали по луже, обдавая незадачливого принца и его и так обляпанный камзол грязными брызгами.

 

– Видали мы таких принцев!

 

Маня гордо прошествовала мимо, не удостоив беднягу взглядом.

 

– Ах ты, непослушная скотина, я тебя научу, как брыкаться! – неслось из лужи в сторону скакуна. – Вот я сейчас тебя поймаю и покажу, где раки зимуют!

– Чёрта-с-два! Покажет он, тоже мне. Я и сам знаю: на Мальдивах они зимуют. Вот там, на Мальдивах, и встретимся, ваше высочество! – добавил издевательски конь. Потом поднял хвост и, облагородив напоследок принца переработанным содержимым своего желудка, галопом умчался в прекрасное далёко.

 

– Да, не задался денёк, – уныло констатировал принц. – Вот знал же, что коли встал с левой ноги – так лучше оставайся дома! Лежал бы себе сейчас в покоях, с Кощеем в Вотсапе переписывался. Или Василисы Премудрой фотки в Фейсбуке лайкал. Да ну вас всех...

 

Принц как-то весь сжался. Обляпанный грязью золотой камзол почернел ещё сильнее и стал подозрительно похож на оперенье ворона. Принц каркнул обиженно и улетел. Маня даже не удивилась.

 

– Ну и лети, ну и фиг с тобой, не очень-то и хотелось!

 

Розовый слон, раздуваясь на лету, снова поднимался в воздух.

 

– Вот возьми его за грош! Опять "Шанели" налакался, придурок шестилапый! – бурчала под нос тётка Маня, провожая его взглядом. – Ладно, надоест дурить, приходи на кухню, молока налью.

 

Маня поднималась на крыльцо, пряча в руке что-то маленькое и зелёненькое.

 

– Ква, квааа, – неслось из зажатой горсти.

– Да не шебурши там, – захихикала Маня. – Будет и на твоей улице праздник. Подброшу тебя этому недомерку под видом заколдованной принцессы. С самим принцем целоваться будешь!

 

– Каррр... – неслось с голубой высоты.

– Фигняяяя... – вторило эхом оттуда же.

 

 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 7. Оценка: 3,43 из 5)
Загрузка...



Оцените прочитанное:  12345 (Ещё не оценивался)
Загрузка...