Глава 1

 

— Отожмись от пола десять раз! — приказал доктор тощему мальчишке ростом несколько меньше положенного.

Мальчик встал с затертого стула, отошёл к центру кабинета и приступил к выполнению наказанного. Лоб его покрылся испариной после первых же усилий, суставы привычно скрипели, подобно плохо смазанной двери, и руки-тростинки тряслись, как от сильного ветра. Видно было, что он старается изо всех сил.

Не стукнуло четырёх раз, когда испытуемый, оставшись на полу, усилиями воли пытался подняться. Тогда доктор помог мальчику подняться, попросил сделать упражнение на ноги и стал записывать в медицинскую карту, поглядывая на пациента.

Приседать было сложнее. Мальчик то и дело терял равновесие и хватался за любые попавшиеся под руку предметы: в первый раз за дверцу шкафа с врачебной документацией, на второй качнулся вперёд, встретившись со стулом. Казалось бы, простое задание — приседания, — но хилые ноги, если и могли согнуться, то свободно вернуться в обратное положение не представлялось возможным.

— Достаточно, — сказал доктор, которому мучения мальчика не доставляли удовольствия.

Мальчик сел напротив доктора, часто дыша и рассматривая появляющиеся время от времени перед собой мушки в глазах. Последние перескакивали с угрюмого лица мужчины на заполненный бумагами стол и на стены с отслаивающейся краской, где висели плакаты с памяткой об известных болезнях.

— Юрий, твой долгий курс лекарств закончился. Сегодня ты показал, что это было не зря — ты без усилий можешь передвигаться, поднимать разные по тяжести предметы и даже выполнять физические упражнения. Да, с трудом и лишь малую часть, но это наш с тобой огромный труд. Ты согласен?

Пока Юрий увлечённо слушал доктора, тот сильными холодными руками щупал мышцы мальчика, переминал их, вызывая легкую щекотку. Они были дряблыми, мелкими, недоразвитыми — совсем не как даже у тучных людей.

— Конечно, — с надеждой в голосе ответил мальчик.

Доктор снял шапочку, открыв давнюю лысину и потёр сначала морщинистый лоб, а затем и уставшие глаза. Это был и без того высоких лет мужчина, к остаткам волос которого прильнула седина, но сейчас ровный успокаивающий голос и печальный взгляд накидывали ему целую сотню лет. В воздухе помимо больничного запаха чувствовалась беда.

— Теперь о неутешительных новостях... Твои мышцы окрепли, но выздоровление идет слишком медленно. Если ты и придёшь в нужную форму, то лишь к глубокой зрелости.

— То есть...

— Именно так, мальчик мой. — Мужчина грустно улыбнулся и посмотрел в лицо давнему знакомому, оно потускнело, сделалось бледно-серым. — Существует второй курс лекарств, но шанс скорого излечения крайне мал. А тебе, — Он заглянул в карточку, — я понимаю, нужно очень скоро задуматься о выборе профессии. Что ты об этом думаешь?

— Вы знаете, кем я хочу стать.

— Знаю, — твердо ответил доктор. — Но ты сегодня должен сделать выводы.

По другую сторону окна на раме черный кот наблюдал за происходящем в кабинете, будто маленькая девочка перед витриной сладостей. Мохнатый зритель вслушивался в каждое слово, и усы его дрожали от волнения — здесь и сейчас решалась судьба человека

— Хочешь совет? Ты открылся мне — я ценю это! — и рассказывал про космос, полёты и всё на свете. Я тебя понимаю: моя жизнь тоже сложилась совсем не так, как я хотел. Думаешь, мне нравится каждый день видеть страдания детей? Отнюдь. Попробуй найти что-нибудь другое. То, что будет тебе нравиться и что ты сможешь осилить. В конце концов это может быть что-то около космонавтики.

— Космос... Он так далёк от нас, хотя и с каждым годом становится ближе для каждого человека. Космонавты — это авантюрные первооткрыватели, бесстрашные и самоотверженные. И я хочу быть таким же, сбежать из этого наскучившего города, исследованной вдоль и поперёк планеты, я хочу иной жизни вдали от всего этого... вдали от плачущей по ночам матери, от устающего на двух работах отца... от этой... болезни.

Слезы катились медленно, как молодые струи пробивающегося сквозь породу источника. Объятия мужчины позволили избежать бурного потока ручья. В последнее время Юрий видел отца лишь ранним утром и поздним вечером, бессильно падающего на кровать; когда они в последний раз проводили время вместе, никто из них и не помнил.

— Знаешь, что я думал в детстве? Что все советы — полная чушь. Сейчас же сам их даю. Не слушай меня, не слушай вообще никого. Ты и сам сможешь сделать выбор и не важно, правильным ли он будет или нет. Помни: только сердце и близкие люди помогут тебе.

Доктор отстранился, чтобы достать из ящика стола листок.

— Ты уже достаточно взрослый, чтобы самостоятельно сделать выбор: продолжать лечение или отказаться от него.

— Мои родители столько средств потратили на первый: мы переехали в тесную квартиру, питаемся скромно, отец изнуряет себя работой.... А что это лечение! Всё равно я останусь калекой, слабым... дефективным.

— Подумай несколько минут на этот счёт, — вновь посоветовал доктор.

Юрию было горько, и мысли путались. Теперь мальчик может найти профессию, не требующую физического труда. Родители слишком любят его и могут наделать много глупостей. Долги, дополнительная работа — хватит с них! Раз космонавтом всё равно не стать, то зачем продолжать курс?

— Хорошо. Поставь здесь свою подпись и обязательно оповести родителей.

— Спасибо за все, — после выведения маленького завитка на бумаге Юрия и сунул ручку в карман, сам не ведая того. Доктор не заметил пропажи.

Недалеко от больницы располагалась река, возле которой одиноко прогуливался Юрий. Из-за пасмурной прохладной погоды набережная пустовала, будто давая возможность побыть мальчику наедине.

Один за другим брошенные камни пробивали водную гладь, в которой отражались сотни летящих в теплые края птиц. Они не понимают, что так близки к космосу; Юрий же сегодня отдалился от него навсегда; только донные камни были дальше него.

На другом берегу стоял ряд магазинов, за витринами которых можно было различить людей. В булочной как обычно было много посетителей и, хотя работу пекаря не было видно, однажды Юрий подглядел за тучным лысоватым мужчиной; по мокрому лбу и напряженным мышцам становилось понятно, что такой труд требует немалых усилий. Слева в парикмахерской женщины, стоявшие около кресел с мужчинами целый день — после такого и у здоровых людей начнут болеть ноги и спина. Там же разместился спортивный зал, где молодые люди тренировали тело, поднимая массивные штанги и бегая по автоматическим дорожкам. Зависть охватывала Юрия, когда он наблюдал за здоровыми людьми.

Ничто так не доставляло мальчику удовольствия, как рассказы о космосе, документальные фильмы о космонавтах, сотня научных энциклопедий и книг. Он изучал астрономию, летное дело и сам космос на протяжении многих лет. Мечта его прошла с ним трудное детство, с того момента, как он увидел по телевизору полёт человека в космос, и осталась в юности. И это всё зря? Нет, Юрий не мог просто так забыть об этом... Но разве с болезнью поспоришь? Разве прикажешь мышцам работать лучше?

— Если я сдамся и забуду мечту, стоит ли жизнь того?

На детской площадке женщина с девочкой испытывали скрипучую карусель на прочность. Пасмурность никак не повлияла на их настроение — они будто светились счастьем, отчего небольшая площадка наливалась красками больше других мест.

Юрий присел на двойные качели, ухватившись за холодный металл, и стал слушать звонкий смех девочки.

Вскоре карусель остановилась, подарив девочке легкое головокружение. Женщина разместилась рядом и, приобняв, радостно спросила:

— И кого ты нарисуешь сегодня? Мне кажется, дракон — это хорошая идея, но тебе бы нужно потренироваться над лошадьми. Или придумаешь несуществующее животное...

Однако девочка не разделила восторга, отведя глаза в сторону. Она пыталась что-то рассказать, но не знала, с чего начать: пропитанные живостью губы ее дрожали, но голоса не было.

— Я красиво рисую?

— Конечно! С чего такие вопросы?

— А мама говорит, что не нужно мне рисовать. Она вчера посмотрела мои рисунки, а я сболтнула, что хочу учиться рисовать и пойти в школу, где меня научат. Мне кажется, она огорчилась. Почему?

Родители Юрия всегда поощряли любые его начинания скорее из-за любви, чем по случаю болезни. Конечно, мысли о космонавтике они считали забавой, но всегда пытались сделать сына счастливым, предлагая выбор.

— Думаю, тебе лучше самой поговорить с ней. Ты прости её: возможно, она была не в духе. Но ты не бросай рисовать. Ты ведь мечтаешь поступить в художественную школу?

— Ещё бы! Иногда я вижу чужие рисунки, на некоторые так и хочется смотреть и смотреть. Я тоже так хочу. Иногда у меня тоже получается рисовать что-то красивое, но редко. Такое хорошее чувство.

— Всем это знакомо. Вот ты не прекращай верить в мечту, иначе... Помнишь страшилку, которую я тебе рассказывала? Конечно, помнишь, ты мне тогда вопросами все уши засыпала. Так вот: перестанешь верить в мечту — попадёшь на старое кладбище, где обитают жуткие монстры. И они очень любят... Щекотать детей!

Пока счастливые играли, бесстрашная ворона подкралась к Юрию и клюнула его в ботинок, привлекая внимание. Птица открыла клюв в желании каркнуть, будто это означало позор: “Погляди на эту девочку, котор-рая добьется успеха, а тебе суждено всю жизнь р-работать в офисе за экр-раном электр-роники”. И гортанный звук был бы заключением — “Сдался!”.

— Да, что ты понимаешь, глупая птица, — ответил ей Юрий, и ворона взметнулась ввысь, напуганная черным котом. В его умных глазах мальчику привиделось что-то грустное, показалось, что животное хочет что-то сказать ему, но тот лишь потерся о ногу и запетлял к девочке. — Не тебя ли я видел в окне?

Женщина заняла смежную качелю, задев соседа локтем.

— Ой, прости, — обратилась она к мальчику, глядя на играющую с котом девочку. — Измотала она меня, совсем юная, энергия так и плещет. Огонек мечты в ней только разгорается и, уверена, через несколько лет запылает.

— Если только мать не отговорит ее...

— Сестра, конечно, начудила... Где это видано, такое говорить маленькой девочке? — распылилась та, выронив ключи на землю. — Нужно с ней поговорить об этом!

Позабыв о всех болезнях мальчик сошел с качели и потянулся за ключами. Как ни старался, он подняться не мог и, потеряв равновесие, приникнул к земле. Женщина и девочка мигом подбежали к упавшему, общими усилиями им удалось усадить его на скамейку.

— Тебе плохо? — забеспокоилась девочка. — Ты напугал меня.

— Прости. Я просто немного... сломанный.

— Как моя куколка? — Девочка протянула Юрию игрушку, у которой не хватало ноги. — У нее нет ноги и без моей помощи она не может ходить, а я вот помогаю ей. Потому что мы друзья, а друзья должны помогать.

Рассказ об усердной работе уставших больных мышц заворожил девочку. В сумке женщины нашлось несколько рисунков, о которых Юрий узнал все. Ценность человеческого общения нельзя переоценить — и о болезни помогает забыть.

Вскоре женщина с девочкой покинули ушли, пожелав терпения и выздоровления. Юрий смотрел им вслед, а девочка махала тонкой ручонкой с куклой, пока ближайший поворот не скрыл их.

Только с дерева упал очередной багряный лист, как Юрий помчался прочь от детской площадки, набережной и больницы. “Клин клином вышибают, как говорят”, — думал он.

Река осталась позади, зато послышалось обилие детских голосов — местная школа. Десятки ребятишек разных возрастов перевели взгляды на задыхающегося сверстника. Юрий чувствовал себя олимпийским бегуном, за которым наблюдает вся страна. Он был так поглощен гордостью, что не чувствовал боли в ногах, а она накапливалась, подобно толще снега в метель.

Школьники, взрослые прохожие плавали перед предательски закрывающимися глазами; в голову периодически вбивали тупые гвозди; рот, как изголодавшийся мальчишка, захватывал воздух, грудь непривычно расширялась; на каждом вдохе и выдохе в иссохшем рту появлялся соленый привкус.

— Ещё немного. Я справлюсь! — успокаивал себя мальчик. Недалеко от школы тело его не выдержало, больно повалившись на жесткий тротуар, на руках выступили трещины крови. — Нет! Как так? Почему же? Всё тщетно, чёртово слабое отвратительное тело. Я не смогу! Как же... ненавижу...

Юрий грезил, что находится в бесконечной черноте космоса подле своего шаттла, на нем — новенький скафандр, а на борту отважная команда следит за ним. Осталось только постучать в окно три раза, после чего его впустят.

Тук! Тук-тук! Таков условленный сигнал. Звук не напоминал стекло, да и звезды все поисчезали, шаттл пропал... Это был не космос, не больничная палата, не дом...

Восстановив дыхание, мальчик ощупал поверхность — гладкая, ровная, постучал по ней — глухой деревянный стук. Он провел рукой у изголовья, под собой, пошевелил ногами — это был гроб. Самый настоящий, внутри которого обычно в толще земли лежат мертвые.

Через древесные поры, невидимые глазу, веяло сырой землёй и её обитателями. Как хорошо, что древесина ещё не прогнила, любезно предоставляя вход насекомым и червям. Изнутри гроб сухой на ощупь — он опущен в землю недавно.

Он попытался успокоиться. Глубокий вдох и вдвое длиннее выдох с небольшой остановкой после. Это мальчик неоднократно видел в фильмах, но на экране всё ощущаются наигранно, не по-настоящему, а нынешняя ситуация всё менее походила на сон.

Мальчик пробовал колотить неподдающийся кусок древесины, пока костяшки не побелели, кричал и звал, но быстро счел это бессмысленным. Минута без движений — это всего лишь шестьдесят секунд, которые растянулись по меньшей мере в сотню раз.

Попытки придумать, как выбраться, не находилось: крышку гроба разбить кулаком не выйдет, а предметов, которыми можно было бы это сделать, рядом с мальчиком не было.

Ожидание сломило его. Кулак изо всех сил направился на крышку гроба, готовясь к неминуемой боли, к сломанным пальцам. Однако он прошел сквозь крышку гроба, будто та была тонкой паутиной, а не серьёзным препятствием. Мальчик почувствовал сырую землю, но она не сковывала движения. Напротив, передвигать руку было не труднее, чем в толще морской воды. Целостность гроба, кажется, не была нарушена: земля не посыпалась на мальчика.

Всё это потрясало, заставив усомниться в своих знаниях о гробах, древесине, почве и о себе в частности.

Вторая рука уже без усилий проткнула крышку гроба, как что-то привычное, обыденное. Мальчик, что поразительно, не задыхался, находясь головой в толще почвы, и глаза он мог открыть, хотя ничего не видел перед собой — всё та же тьма, какая была и в гробе. Карабкаться было нетрудно: земля будто понимала стремления Юрия и подталкивала вверх.

Надгробие на поверхности заставляло верить в происходящее. На нем извилистые буквы рассказывали, что здесь покоится именно Юрий, его годы жизни (жалкие семнадцать лет) и неизвестно кем написанная эпитафия: “Если я сдамся и забуду мечту, стоит ли жизнь того?”. Небольшое возвышение земли указывало точное местоположение гроба; несмотря на воскресение Юрия, земля не была взъерошена.

Он стоял посреди огромного кладбища, усыпанного, как заросшее сорняком поле, надгробиями с крестами. Кресты... Они всегда нагоняли на Юрия жуткую тоску и страх, напоминали, как жизнь конечна и что он смертен больше обычного. Впервые мальчик задумался, насколько они разнообразны: деревянные и мраморные, с прямыми и изогнутыми концами, тёмного и светлого оттенков. Двух одинаковых не сыщешь. На кресте напротив за происходящим наблюдали два ворона, ожидающие чего-то помимо захода солнца. А худые медные лучи вот-вот должны будут исчезнуть...

Но не только кресты и вороны гостили здесь, а потому удостоились большего внимания. Его переманили на себя дети... На вид — самые обыкновенные, разных возрастов, от настоящих не отличишь. Одни шли в известном только им направлении, другие стремительно, опасаясь чего-то, скрывались в толще земли.

— Уже темнеет, возвращайся обратно в гроб, — посоветовал девичий голос.

Рыжеволосая девочка из соседней могилы высунулась лишь наполовину и беспокойно смотрела снизу на испуганное лицо новенького гостя. Она ожидала любой реакции, но ни одно слово не сорвалось с побелевших губ мальчика. Касание привело остолбеневшего в чувство, но и прибавило страха.

— Пожалуйста... Все вопросы утром. Оно, — глубокий вдох, дрожь покусанных губ, — скоро появится...

— Что “Оно”?! — дрогнул мальчик. — Быстро рассказывай, кто вы? Призраки? Духи мёртвых?

Девочка начала вылезать из-под земли, чтобы собственноручно затолкать непослушного мальчика в гроб. При виде раздражающейся восстающей из могилы девочки на старом кладбище слабое сердце его забилось, подав команду в мозг — “Бежать!”.

— Нет, куда ты! — Девочка хотела пойти за Юрием. Скрежет вдали моментально остановил её, в округленных глазах пропала вера в следующую их встречу. — Чёрт с тобой! — И она пропала.

Опустевшее вмиг кладбище показало бегающему взгляду очертания ворот. Юрий хотел уйти куда угодно, но подальше от этого, как он подумал, проклятого места. Захваченный крепким страхом мальчик не услышал скрежета вдали, зато каждый местный обитатель успел спрятаться и мог пожелать лишь удачи всем, кто остался на поверхности.

Гулкие шаги не заметить было трудно. За спиной повеяло холодком, волосы встали дыбом и ноги отказались двигаться. “Не смей оборачиваться”, — твердил мальчик себе. В этот момент он стал жертвой, что-то ужасное готово было вцепиться в него. Но не в спину, нет, так охотники не поступают. Это был не хищник, а именно охотник; и он желал, чтобы жертва как следует всё поняла и начала готовиться к гибели, ведь ожидание смерти страшнее ее самой.

Птица пронзительно каркнула, и мальчик, сам не желая того, обернулся. Как только он посмотрел во тьму позади него, в две красные сияющие точки, кладбище исчезло.