Мать Северного Ветра

Снегоход натужно рычал и кашлял, цепляясь лыжами за бурые прогалины. Никогда ещё весна не приходила в тундру так рано. Удивительное безветрие помогало майскому солнцу топить снег, что радовало обитателей заполярья, но затрудняло бег лыж.

Мотор окончательно заглох, когда одинокий чум, окруженный разомлевшими оленями, был уже близко. Ирьяла чертыхнулась, одернула тяжёлую куртку и пошла пешком.

Шаманка явно была у себя, раз олени и нарты здесь. Она не могла не слышать шума, но почему-то оставалась внутри. И только когда Ирьяла коснулась расписного бока чума, полог откинулся. На пороге возникла простоволосая девушка-нганасанка в белой малице. Её тонкие косички блестели от жира и множества вплетённых украшений.

- Ой, здравствуйте! – смутилась Ирьяла и отступила на шаг. – Я ищу шаманку Евдокию.

- Я Евдокия, - певуче ответила девушка и хотела еще что-то добавить, но оглушительно-скандальный лай заполнил, казалось, всю тундру до самого океана. Непойми откуда взявшийся полупёс-полуволк булькал от злобы и кидался на непрошенную гостью, клацая зубами в сантиметре от её ног.

- Джек, ты с ума сошёл! – Евдокия схватила пса за шкирку, чуть придушила ошейником, отчего он захрипел, но не успокоился. – Скорее заходи, пока я его держу!

Ирьяла проскользнула под отодвинутый тяжелый полог и резко остановилась. После долгой дороги среди снегов она словно ослепла в душной, но тёплой полутьме чума. Сумасшедший Джек по-прежнему бесновался снаружи и норовил протиснуться мимо ног хозяйки в чум, но Евдокия рявкнула на него, остановила пинком и зашла вслед за гостьей. Пол, устланный оленьими шкурами, тихо проглотил звуки шагов.

- Не пойму, что с ним случилось. Джек добрый пёс. Не укусил?

- Не успел, - Ирьяла уже привыкла к полумраку и попыталась улыбнуться шаманке.

- Что привело тебя ко мне?

- Привет от вашей тёти, - из внутреннего кармана куртки появился на свет небольшой мешочек.

Пока шаманка развязывала узелок, Ирьяла, освоившись, бодро рассказывала:

- Я вообще-то в вашем посёлке была по делу. Геологическую партию сопровождала. Но мне очень интересны обычаи народов Заполярья, а нганасаны ведь самые-самые северные. Ваша тётя гордится, что вы лучший шаман племени за два века. Вот я и вызвалась отвезти вам передачку. Если честно, там был ещё пакет с шоколадом, с материка геологи привезли. Но я немного заблудилась, опрокинула снегоход и потеряла пакет вместе со спутниковым телефоном. Это чудо, что до вас доехала. Замёрзла чуть не до смерти. Как теперь быть, не...

Глухой стон прервал речь Ирьялы и шаманка, не развязав узелок, кинулась в занавешенный угол. Её нежный шепот было не разобрать, как Ирьяла не напрягала слух.

Вернувшись к гостье, Евдокия немного натянуто улыбнулась:

- Давай чаю попьём, и подумаем, что с тобой делать.

Маленькая печь посреди чума щедро отдавала тепло, сгущая и без того плотный воздух. Когда шаманка бросила горсть сушеной травы в пузатый чайник, Ирьяла с удивлением почувствовала легкое головокружение от мятно-цветочного запаха, так не подходящего к засаленному чуму на заснеженном краю света. Она не хотела казаться излишне любопытной, поэтому просто поблагодарила за протянутую ей старую чашку с таким же узором, что и на чайнике.

- Жаль, что шоколад не довезла, - вздохнула Евдокия.

- Простите... любите сладкое?

- Не очень, но Борису было бы хорошо.

При этом имени Ирьяла вздрогнула и метнула взгляд сначала на кожаный занавес, за которым кто-то ворочался, а потом на озабоченное лицо шаманки. Но та ничего не заметила, разглядывая чаинки в чашке.

- Борису? – переспросила Ирьяла.

- Мужу моему. Он болен. Тётка не сказала?

- Говорила. Но она ещё говорила, что он не нганасан, и поэтому я не сильно интересовалась, простите...

- Как тебя зовут?

- Ира. Мне двадцать пять лет, я из Москвы – поспешно представилась Ирьяла.

Евдокия прищурила и без того узкие глаза:

- Ира, а что ещё она говорила?

- Ну... ничего особенного. Просто мне показалось, что она не очень одобряет ваш выбор. Простите, это не моё дело...

- Права, не твоё. Борис добрый, смелый и сильный. Он спас меня во время пурги, когда мы с оленями провалились под лёд. Как он оказался рядом, только Нилу-нямы ведает. Она послала его, не иначе. И мне всё равно, какого народа он сын и от какого прошлого ушёл сюда.

- Как романтично... - Ирьяла вдохнула горячий ароматный пар из чашки.

- Эта земля не знает такого слова. Здесь только жизнь и смерть. Так вот Боря – моя жизнь. И я поставлю его на ноги, а духи тундры мне помогут.

- А может, попробовать современную медицину?

- Я справлюсь. У меня на руках ещё никто не умирал.

Внезапно Евдокия закрыла ладонью рот, вскочила и выбежала из чума. Ирьяла тоже поднялась с тёплой шкуры и сделала пару шагов в сторону спрятанного занавеской больного. Прислушалась и уже почти заглянула к нему, но тут же отпрыгнула на своё место – шаманка вернулась, утираясь рукавом малицы.

- Извини. Ребенку не понравился чай.

- Какому ребенку? – насторожилась Ирьяла.

- Нашему, - улыбнулась Евдокия и глаза её потеплели.

- Как это?

Простой вопрос обжёг гортань Ирьялы и прозвучал, как придушенный хрип. Она спешно поставила чашку, чтоб шаманка не заметила дрожащих рук.

Евдокия не заметила. Она мечтательно улыбнулась:

- Так бывает, если хорошо попросить Нилу-нямы.

- И... какой... срок? – Ирьяла с трудом подбирала слова, делая глубокие вдохи между ними.

- Четыре полнолуния.

- Четыре полнолуния, - эхом отозвалась Ирьяла.

И тут снаружи поднялся сильный шум. Храп и рёв оленей, какой-то треск, стук десятков копыт по насту, собачий лай, переходящий в истошный вой – всё смешалось в дикую какофонию. Шаманка схватила вилы из обточенных моржовых клыков и выскочила.

Ирьяла в ту же секунду оказалась возле тяжёлой занавески. Откинула её и вздрогнула, как от резкой боли. На ложе из шкуры белого медведя лежал очень высокий и очень худой молодой человек, заросший серебристой щетиной. Огромные глаза ввалились, лицо покрыто коростой, сетка кровавых трещин на губах. Больной мотал головой в забытьи и дышал очень часто, с присвистом.

Ирьяла поспешно положила руку ему на грудь и в ту же секунду его подбросило, как от удара током. Бледные веки дрогнули и распахнулись так резко, будто просто исчезли. Светло-серые, почти белые глаза с крошечными зрачками какой-то миг бездумно смотрели на неё, а потом в них родилось узнавание, как первая весенняя травинка из-под снега:

- Мама?

- Ты что натворил, Бор? Зачем спутался со смертной? Я полмира исходила, пока тебя нашла! – строгость и сострадание смешались в её голосе, и он стал совсем другим, густым, нимало не похожим на высокий нежный голосок «москвички Иры».

- Я... я не знаю. Так... вышло. Она... я... люблю её... - каждое слово, казалось, отщипывало кусочек от его оставшейся жизни.

- Люби, сколько хочешь! Зачем дитя?

- Так... вышло... она чудо... я с ней... живой... - веки схлопнулись и Бор снова впал в забытье.

- Живой, как же... - с досадой процедила Ирьяла.

- Ты зачем его тревожишь? – резкий окрик шаманки вонзился в спину, как моржовый клык.

- Простите, - голос Ирьялы стал прежним, - он вас позвал, я подумала, может помочь, воды подать или еще чего...

- Звал? – Евдокия как наседка кинулась к мужу, но тот по-прежнему был без сознания. Она вздохнула, вытерла капли пота на его бледном лбу и нежно пригладила растрепанные волосы.

Ирьяла задумчиво рассматривала шаманку и не сразу поняла, что та уже обращается к ней:

- Там что-то диковинное творится. Ночь спустилась раньше времени. Олени передрались между собой, а потом напали на твой снегоход, и Джек с ними. Неужели сияние так действует? Мощное, я такого не припомню... точно знак.

- Ой, как интересно! Можно я гляну? – воодушевленно воскликнула Ирьяла.

Евдокия пожала плечами и снова склонилась над мужем. Она не следила, как вышла гостья, и брошенную у печки теплую куртку заметила не сразу.

**

Ирьяла тщательно прикрыла за собой тяжёлый полог и осмотрелась. Шаманка действительно не могла за свою короткую жизнь видеть такого северного сияния. От горизонта до Гвоздь-звезды небо было словно затянуто полупрозрачной переливающейся тканью, театральным занавесом между мирами.

Олени по очереди бодали опрокинутый снегоход и сердито всхрапывали, Джек крутился рядом с ними, презрительно помечая машину то тут, то там. А потом увидел Ирьялу и кинулся к ней, на этот раз молча. Олени послушно потрусили за ним фыркающим рогатым месивом.

Свирепое «Размажу!» встретило их в трёх шагах от Ирьялы. Она коротко махнула рукой, и Джек с визгом отлетел к чуму, сконфуженно сел, прижавшись к саням и повесив уши. Вожак оленей остановился, от него валил пар, расцвеченный сиянием во все оттенки зелёного.

- Лежать! – жёстко и уверенно скомандовала Ирьяла и все животные, как один, рухнули н притаились.

Она отошла чуть дальше и села прямо на снег, воздев руки к Гвоздь-звезде, что горела прямо над головой:

- Нот! Зэф! Скир! – зов её, способный расколоть тысячелетние ледники, оставался неслышимым для людей, и только бедняга Джек тихонько поскуливал, не смея шевельнуться.

- Фрас! - голос, от которого дрожала земля, никак не мог поместиться в изящном девичьем теле, но Ирьяла, не напрягаясь, продолжала. – Эвр! Афел!

Светлые длинные волосы взметнулись от налетевшего ветра и так остались колыхаться, словно она находится в воде. К её поднятым ладоням стало стекаться полярное сияние, будто оно было жидким. Ветер усиливался, закручивая снежную воронку вокруг сидящей.

- Аргест!

Снежная воронка стала плотной, скрыв Ирьялу от всего света. Только всполохи текущего в центр воронки сияния слабо просвечивали наружу.

- Мы здесь, мама! – зашелестела воронка на разные голоса. – Ты нашла его?

- Да, - выдохнула Ирьяла.

- Слава Праотцу! Как он исхитрился спрятаться? – бодрый высокий голос выделился из общего шума.

- Он не прятался, Нот. Он не смог вернуться из человеческого тела, вот вы его и не видели все эти четыре полнолуния.

- Как? Почему? Как он смог? Зачем? – разноголосье стало громче.

- Он зачал дитя.

- Не может быть!

- Может. Этой шаманке помогает местный дух. Она хотела ребенка. Она его получила. И теперь плод в чреве матери не отпускает вашего брата из этого мира, отнимает силы. Вы бы видели его... - ровный голос Ирьялы прервался.

- Глупец! Негодяй! Самолюбец! - возмущенный хор, казалось, ещё усилил пургу, а небо заполыхало всеми цветами радуги.

- Погодите, вы! – Нот умудрился перекричать всех разом. – Мама, что теперь делать? Миропорядок нарушится!

- Нарушится, - обреченно подтвердила она. – Бор должен занять своё место. Либо кто-то из вас должен взять на себя все его обязанности.

- Я могу!

- И я тоже!

Ирьяла усмехнулась. Эти двое, северо-западный Фрас и северо-восточный Скир, вот уже несколько веков мечтают стать сильнее Бора. Её старшего, любимого и... вероломного. Она перевернула ладони с прилипшим к ним светом вниз, и голоса ветров стихли.

- Нам нужно решить, что делать с вашим братом. У нас есть три пути: убить смертную, убить плод или же смириться и отпустить Бора.

- Убить! Убить! Отпустить! Убить! Отпустить! – гвалт поднялся такой сильный, что Ирьяла закрыла уши и сидела так, пока её сыновья вновь не замолчали.

- Итак, на нашем совете собрались все, кроме Бора. Его голос по праву мой. Трое за то, чтобы убить мать вместе с дитём, Зэф, Афел и Аргест, так?

- Так! – донеслось из снежной круговерти.

- Трое за то, чтобы разделить царство и обязанности Бора между собой, а его оставить умирать в теле человека. Фрас, Скир и Эвр, так?

- Так!

- И наконец мы с Нотом, считая голос Бора, хотим убить плод, освободить Северный Ветер, но оставить ему его смертную любовь, так?

- Да, мама! – тихо согласился Нот под недовольное бурчание остальных, - Я бы предпочёл никого не убивать, но жизнь и свобода брата для меня важнее.

- По закону Праотца вашего, если голосование не принесло ясности, кидаем жребий.

Она сунула руку за пазуху и высвободила массивное ожерелье, спрятанное под одеждой. Несчетное количество разноцветных прозрачных бусин переливалось, как полярное сияние вокруг.

Ирьяла оторвала три бусины и подняла раскрытую ладонь, чтобы было видно:

- Красная – убиваем всех. Синяя – убиваем только дитя. Чёрная – оставляем Бора в покое до его скорой смерти. Всё решит самая дальняя бусина.

Она встала и воронка вокруг неё моментально исчезла, лишь отдельные снежинки плавно опускались на землю. Ирьяла широко замахнулась и швырнула жребий. Пока она шла к месту падения бусин, в воздухе раздался разочарованный вздох, шёпот препирательства и недовольства. Синяя бусина выглядывала из снега намного дальше своих товарок.

- Так тому и быть. Дети мои, можете вернуться к своим обязанностям.

Ирьяла собрала бусины, приложила их к ожерелью, и они тотчас заняли свои прежние места. Она не торопилась обратно. Когда до чума оставалось три десятка шагов, а до лежащих оленей и того меньше, она тихо сказала:

- Нот, ты думаешь, я не заметила?

- Прости, мама, я не хотел зла.

Тёплое дыхание южного ветра легко коснулось её распущенных волос.

- Мне нечего прощать. Ты всё правильно сделал. Если бы ты не дунул на синюю, кто знает, чем бы всё закончилось. А теперь я уверена, Бор к нам вернётся. Спасибо тебе. Лети.

- До встречи!

В наступившей тишине Ирьяла сделала еще несколько задумчивых шагов и вдруг резко остановилась. За спиной одного из лежащих оленей она увидела меховую опушку белой малицы.

- Выходи, смертная! – больше не было нужды притворяться, и Мать Ветров говорила, как ей и положено, громко и властно.

Евдокия погладила трясущегося от ужаса оленя, шепнула ему что-то на ухо и осторожно поднялась на ноги.

- Ты следила за мной? – сдвинула в миг засеребрившиеся брови Ирьяла.

- Нет. Я вышла за тобой, потому что беспокоилась. Ты же куртку забыла, - шаманка смущенно подняла с земли ярко-жёлтую, такую чуждую этому миру полярную куртку со светоотражающими полосками.

- Но всё видела и слышала.

Ответа Ирьяле не требовалось, но шаманка всё же ответила:

- Видела, как ты приручила сияние и ветры, а потом бросала что-то, и говорила с кем-то невидимым, но о чём, не расслышала. Ты без тёплой одежды не мёрзнешь. Ты не человек из Москвы.

- Догадливая. Но не умная. И нямы твоя - тупая старуха. Иначе бы не позволила тебе понести дитя от Северного Ветра.

Евдокия сжала кулаки и распрямилась:

- Не смей говорить плохо про Нилу-нямы, Мать Ветров! Мы тебя не боимся! Уходи!

Ирьяла застыла прекрасной скульптурой и некоторое время смотрела на шаманку, приоткрыв рот. А потом расхохоталась так, что олени готовы были зарыться в снег, если бы сумели.

- Смелая и смешная. Мне кажется, я начинаю понимать своего сына. Но жребий брошен. - Ирьяла широко раскинула руки, собирая всё полярное сияние в ладони, глубоко вдохнула и посмотрела на шаманку в упор.

Секунду Евдокия завороженно глядела на игру света в руках Ирьялы, а потом вдруг взвизгнула и кинулась к чуму:

- Боря! Бо-о-о-о-р-я-я-я-я!

Ирьяла не пошевелилась, только бросила взгляд в спину убегающей шаманки и ту опрокинуло навзничь, да так мощно, что гул пошёл. Евдокия попыталась встать, но её руки и ноги мгновенно и намертво вмёрзли в снег. Она забилась изо всех сил, как молоденький горностай, который не сознаёт, что из силка уже не выбраться.

Ирьяла подошла ближе, хотела что-то сказать, но бедняжка снова заголосила. И тут огромный снежок залепил ей рот.

- Вот, так тише будет, - довольно сказала Ирьяла. - Ты не представляешь своим умишком, что натворила. Твой ребенок убивает моего сына. С каждым днём, с каждым часом. А вместе с Бором он убивает весь миропорядок. Северный Ветер живёт бурями, штормами, погибшими кораблями и утонувшими тварями. Так повелось с сотворения мира и не тебе менять суть вещей.

Евдокия таращила ошалевшие глаза и мычала, задыхаясь от снега во рту.

- Забавно, Бор спас тогда тебя от себя самого. Ты удивлялась, как он появился рядом. Глупая. Он и есть пурга. Тебе повезло, что его младший брат добрый мальчик. Всем повезло.

Ирьяла присела на корточки рядом, положила сияющую руку на живот шаманки, и та забилась сильнее прежнего. Слёзы замерзали на смуглых щеках, склеивали короткие жёсткие ресницы, мешали видеть, но она не сдавалась и грызла свой ледяной кляп, ломая зубы и глотая окровавленную влагу.

Ирьяла напрягла руку и прикрыла глаза, сияние стало ярче, и тело Евдокии выгнулось дугой от боли, а снег под ней покраснел. С нечеловеческим хрипом она освободила рот и завизжала на границе слышимости:

- Боря!

Чум покачнулся, из него вывалилась тёмная фигура, встала на четвереньки и медленно поднялась на ноги. Шатаясь, Бор сделал несколько шагов и только потом крикнул:

- Стой!

Но Евдокия его уже не слышала. Зато услышала Ирьяла и удовлетворенно выдохнула:

- Вот и хорошо. Он отдал тебе твою силу.

Бор секунду стоял, тараща глаза и пытаясь осознать случившееся, а потом гром ста тысяч бурь обрушился на мир:

- Нет! Не-е-е-е-т! Что ты натворила?!

Мгновенно выросший выше чума, раздавшийся в плечах так, что лопнула малица, он отшвырнул мать и взял на руки обмякшее тело в окровавленных штанах.

- Всего лишь вернула миру тебя, - Ирьяла легко поднялась и спокойно отряхнула снег с одежды.

Бор пытался что-то сказать, но только давился словами и бессильно рычал, прижимая к груди шаманку, как большую тряпичную куклу. Мать хотела было коснуться его плеча, но передумала:

- Она жива, скоро очнётся.

- Ненавижу тебя! – наконец выкрикнул он.

- Это пройдёт, - печально усмехнулась Ирьяла. – Вы будете вместе, но без детей. Она проживет долгую жизнь, спасёт много людей. Ты будешь наведываться к ней. Потом она умрёт от старости, ты её похоронишь, а через пару веков признаешь, что я была права.

- Никогда! Ни за что! – хрипел Бор, не обращая внимания на ужасающую пургу, грозившую унести в ночь оленей, снегоход и даже чум со всем добром.

Ирьяла подняла руку в прощальном жесте и пошла прочь сквозь полярное сияние, которому не страшна никакая снежная буря.

Она преодолела переливающийся занавес и оказалась на берегу океана, среди грандиозных айсбергов, ощерившихся бело-серыми клыками на весь свет. Казалось, здешний мир застыл в вечном сне, и нет ни единой души до самого полюса, но Ирьяла горько улыбнулась ледяному простору и сказала:

- Много воды замерзло и растаяло с тех пор, но лишь теперь я поняла тебя, отец. И... прощаю.

 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 1. Оценка: 1,00 из 5)
Загрузка...



Оцените прочитанное:  12345 (Ещё не оценивался)
Загрузка...