Свет жёлтого карлика проходя сквозь атмосферу Линерии, принимал светло синий цвет и всё на планете, включая воду, растения и пигментацию кожи аборигенов имело нежно голубой оттенок. Армия Аркерона готовилась к битве с дикими существами, неведомо откуда появившихся в здешних местах. Верховные, несмотря на молодость, доверили Велиару командовать легионами Армоджара, возвысив до генеральского чина, но молодой генерал не прятался за спины своих солдат. Он был в авангарде ощетинившегося клинками синекожего войска. В синем шерстяном плаще поверх не сковывающего движений кожаном панцире и позолоченном шлеме с пышным ярким плюмажем на под стать собственной огромной комплекции морлоне, в предвкушении кровавой битвы грозно щёлкавшего смертоносными клыками. В каждой из его четырёх рук было по закругляющемуся к острию мечу. Морлон был давно объезжен, вместе они прошли не одно сражение и оба – всадник и его скакун – могли видеть глазами друг друга.

Раздался утробный звук сигнального рога, это значило, орда диких тварей переправилась через не широкую мелкую речку, в воде которой было так много железа, что казалась она красной. Безымянная река была последней преградой между двух враждующих сил, и теперь сбросив плащ, опустив клинки вниз Велиар смотрел, как приближается к стоящим на холме его боевым порядкам стена не истово визжащих существ. Линерийцы называли их «каргоранами», неизвестно могли ли они мыслить или ярость и неистовая злоба ко всему живому заполняла собою их сознание. Даже самый крупный каргон, был меньше среднего морлона, не говоря уже о том гиганте, на котором восседал Велиар. Но это был сгусток лютой злобы и дьявольской живучести. Проткнуть каргорана мечом, было мало, нужно было разрубить его на части. Эти твари казались бесчувственными к боли и не ведали страха.

Всё началось около года назад. Чужаки пришли из Ваалийской пустоши, на крайнем севере империи, за которой, насколько знал Велиар, не было ничего живого. Но каргораны, что на линерийском означает «твари» или «бездушные существа», пришли именно оттуда. Сбиваясь в стаи, словно прощупывая оборону Аркерона, они нападали на приграничные поселения, которые не охранялись, по причине того что грозить с той стороны было некому. Бездушные существа поражали своей жестокостью – они уничтожали всё живое, будь то морлоны, линерийцы или их домашний скот, а потом до прихода солдат исчезали в пустоши.

Так продолжалось довольно долго. Каргораны нападали то здесь, то там, кровавыми укусами изматывая армию, с которой по-прежнему не вступали в битву. Эскадроны линерийской гвардии гонялись за ними, по тронутой инеем земле и когда им удавалось настичь, то, не смотря на приказ брать тварей живьём, безжалостно уничтожали всех в отместку за отнятые жизни соплеменников.

Велиар, принимавший непосредственное участие в таких экспедициях многих из них отправил на тот свет. Ему начинало казаться, что неведомые доселе злобные существа узнают его, словно имеют единую память, передающуюся от павших живым – по крайней мере, теперь они избегали сражаться с ним поодиночке, но когда выпадал случай, всегда нападали на него сворой, словно старались лишить аркеронцев их военачальника. Вскоре подвернувшийся случай подтвердил его догадку.

Одну особь удалось всё же пленить. Непохожие ни на одно из живых существ Линерии каргораны появились внезапно, словно из ниоткуда. Никто о них ничего не знал, даже то, как они появляются на свет, есть ли среди них самцы и самки или все они одного пола. Этот монстр был явно одним из вожаков; отбив от стаи его накрыли прочной сетью и, надев приготовленный ошейник на толстой цепи, привели к Велиару. Пожалуй, это был первый каргон которого взяли в плен. Теперь посадив в клетку тварь, отвезут в Армоджар, где тамошние светила науки прольют свет на её естество, а заодно попытаются выяснить причину агрессии.

Пленник вёл себя на удивление тихо, казалось, он был не просто спокоен, а читалось в его поведении некое пренебрежение к победителям, словно это не он был в плену. Во время боя каргораны рвали врагов клыками, острыми, как ножи когтями и шипом на конце хвоста. У них были среднего размера ноги и длинная шея. Шерсти не было, как и всех на Линерии, а удивительно прочная кожа шла пятнами тёмно серого и почти чёрного цвета.

Мельком взглянув на него, командир эскадрона прошёл мимо, вдруг услышав, как кто-то зовёт его:

– Ве-ли-ар..., - ему показалось, он ослышался, но тихий зов повторился, только не в эфире, а внутри его головы. Во всяком случае, никто из солдат его не звал. Генерал остановился и, подойдя к пленнику, удивлённо спросил, к всеобщему недоумению: - Ты знаешь линерийский? – тот молчал, лишь в голове снова раздалось напевно уже уверенней: - Велиар...

Он узнал этот голос, голос Пии, одной из многих дев Верховных, богоподобных существ, олицетворявших собой не просто аркеронскую власть, а саму жизнь. Их было двенадцать, у каждого было своё место за столом совета, но под масками, что носили Владыки, нельзя было увидеть их лиц. Всё в Аркероне так или иначе происходило с одобрения Верховных. Они объявляли начало сезона уборки урожая или посева зерна, они контролировали численность населения, решали, кому уйти за Синие Холмы и ник-то не мог родить ребёнка, даже просто заключить брак, если на это не будет получено согласие Совета. Они знали обо всём, что происходит в стране и казалось, даже солнце не могло подняться над горизонтом без их одобрения.

Ник-то никогда не слышал их голоса, ник-то не знал, как общаются они между собой. Когда совещание заканчивалось, главный Вестник зачитывал с кафедры Совета принятое решение, и потом оно уже расходилось при помощи птиц и гонцов по Империи.

Стать девой Верховных по желанию было нельзя. Это была огромная честь и великое бремя. Дева, вошедшая в святилище совета, назад уже не возвращалась, она умирала для родных и близких, но честь связать свою судьбу с судьбой двенадцати божеств была слишком велика и родичи, провожая навсегда, зная, что больше никогда её не увидят, считали, что она вознеслась на небо в огненной колеснице.

Остановившись напротив каргона, Велиар смотрел в его пустые глаза, отчего-то ощущая себя неуютно. Ему казалось, кто-то или что-то мерзкими холодными пальцами роется в его голове, перерывая ворох воспоминаний. Он стоял, так застыв и воины, бросив дела, удивлённо смотрели на него, не понимая причины происходящего.

- У тебя кровь, командир, - услышал он голос Нострума, своего друга, не раз подставлявшего ему плечо во время опасных стычек с каргоранами. Возглас вывел генерала из оцепенения; взглянув в отражение шлема, что держал в одной из рук, он увидел тёмно синюю тонкую струйку крови, бегущую из левой ноздри. Гигант с недоумением посмотрел на каргона, но глаза его больше небыли мёртвыми, в них искрилась целая гамма почти понимаемых чувств, от презрения до скрытого превосходства. Но чего в них точно не было, так это страха.

Монстр больше не пытался заговорить с Велиаром, похоже, он узнал от него всё что хотел. Внезапно его без того длинная шея вытянулась настолько, что казалось сейчас оторвётся голова. С угрожающим свистом ощетинившись боевым шипом, взвился хвост каргарона, полоснув острым костяным отростком по подставленному горлу. Брызнула зеленая кровь, перерезанное горло забулькало пузырьками воздуха и чудовище, забившись на земле в конвульсиях, испустило дух.

***

Это было полгода назад. Теперь ситуация изменилась, причём настолько что речь шла уже не о локальных успехах одной из сторон, а о противостоянии рас. Чужаки больше не прятались; собрав разрозненные орды в один кулак, они наносили удар за ударом по обороне Аркерона, не просто захватывая куски территории, но превращая её в безжизненную пустыню. Что-то случилось с природой; теперь обжигающий кожу холодом ветер дул всё время с севера, превращая ранее плодородные земли в безжизненную пустошь, не пригодную для обитания. Сгрузив пожитки на подводы, линерийцы уходили с обжитых мест на север, туда, куда ещё не добралась Ваалийская пустошь, и где можно было прокормиться.

Ещё буквально вчера многолюдные поселения пустели, а о некогда кипевшей здесь жизни напоминали в спешке забытые или просто брошенные вещи. За полгода территория Империи сократилась на треть, чего не было никогда за тысячи лет её существования. Аркеронцы роптали, обвиняя погрязший в распутстве и роскоши Совет в своих бедах, в неспособности справится с дикой ордой. Желая разбить каргоранов в решающей битве Верховные собрали огромную армию, поставив в строй всех, кто был способен держать оружие. Лазутчики докладывали о движущейся к Красной речке несметным полчищам врагов, и именно на её берегу решено было дать главное сражение этой войны.

Звук сигнального рога вернул задумавшегося Велиара в реальность. Он думал о Пии, о том, что если покончит с тварями, то сможет изменить правила. Спасителю Империи, за которым непобедимые легионы Верховные отказать не смогут. Что станет, если битва будет проиграна, он старался не думать. Победа или смерть, по-другому будущего у них с Пией не было. Как в прочем и у всего Аркерона. Навалившаяся на них напасть была общей бедой линерийцев, но удельные властители соседних государств пока не видели общей картины, а только лишь возможность достижения сиюминутных целей устранения опасного конкурента в борьбе за территорию и ресурсы, надеясь, что судьба Армоджара каким-то образом минует их.

Восседавшие на морлонах легионы и ощетинившаяся копьями пехота из ополчения стояли полукругом на краю, возвышавшегося над рекою высокого крутого холма. Это была выгодная позиция, но стратегия битвы совсем не интересовала чудовищ, всё что им, казалось, было нужно это рвать острыми, как лезвия зубами линерийскую плоть, даже ценой собственной жизни.

Стоя на вершине холма Велиар смотрел, как переправляются на левый берег всё новые и новые орды каргаронов. Их вид был ужасен, а число несметно. Острые когти кромсали землю при беге, поднимая пыль, и казалось от этого, что синяя туча застилает небо от края до края горизонта, наползая туманом на приготовившихся к битве солдат. Поменялась не только каргоранская стратегия ведения войны, но и сам их внешний вид. Толи это были новые существа, толи видоизменились прежние: теперь кровожадные твари в случае надобности могли вставать на задние лапы и, удерживая равновесия опорой на хвост, сражались стоя. Они явно учились у линерийцев, и это не могло не настораживать генерала. Кто-то или что-то направило их сюда из ниоткуда, и этот кто-то руководил их действиями.

Сдерживая каргонов щитами, аркеронцы кололи их длинными копьями, стараясь сбросить вниз, но те не считались с потерями и на смену убитому тут приходили новые твари. Когда на копьях нанизывалось по нескольку мёртвых туш, древко ломалось или копьё приходилось бросать. Тогда в ход шли мечи, секиры и длинные ножи из линерийской стали, что были прочны и практически не тупились.

Костяк армии Велиара составлял Седьмой Несгораемый легион. Именно он, усиленный копейщиками, во главе со своим прежним командиром стоял на главном направлении удара, держа строй, тогда как правый и левый фланги войска постепенно вдавливались назад. Правый берег был крут, Велиар не видел, что происходило за ним, но именно оттуда валили всё новые и новые орды каргаронов.

- Командир, нужно отступать! Легионы пали, все кроме Седьмого, пехота рассеяна! – услышал он голос Нострума. Верный друг был прав, эта битва была проиграна, оставалось лишь победить в войне.

- Труби наступление! – хрипло прорычал он, втыкая четыре закруглённых клинка в пасти наседающих на него тварей. – Пусть все кто ещё может двигаться, идут за мной!

- Наступаем?! Куда?! – воскликнул Нострум, отбиваясь от наседающих на них существ. Впрочем, каргароны не столько старались разорвать их, сколько отрезать от остальных. – Услышь меня, командир, у тебя больше нет армии, только остатки Седьмого...

Выхватив из чехла на крупе морлона сигнальный рог Велиар протрубил в него прерывисто несколько раз, что было сигналом к атаке и морлоны привыкшие к ним ринулись вперёд, сметая с пути бросившихся в разные стороны каргонов. Сколько их было, оставшихся в живых и последовавших за своим командиром, Велиар не знал, но даже если б он остался один, всё равно не отказался бы от своего безумного плана, пронзившего его молнией в самый разгар битвы. То, что сейчас происходило, не было обычными приграничными стычками, это было переселением, когда одна раса поглощает другую, подстраивая под себя ранее обжитую территорию. И нужно было положить этому конец.

Если в начале каргароны практически не оказывали сопротивления, занятые истреблением спасающихся аркеронцев, то по мере приближения к реке оно делалось всё более ожесточённым. Велиар первым на своём морлоне, густо покрытом кровью врагов, взобрался на вражеский берег и от увиденной картины его дух перехватило.

Между рекой и линией горизонта в небо уходил гигантский чёрный смерч. Он был неподвижен, огромной воронкой упирался в небо, словно не давая ему упасть, а оттуда где остриё касалось почерневшей земли, из его чрева появлялись всё новые и новые враги.

- Генерал! – окликнул его один из солдат, указывая окровавленным мечом в направлении не замеченного раньше предмета, похожего на огромное чёрное яйцо. Вновь появившиеся каргароны больше не стремились на поле боя, а спешили к нему, заслоняя его своими телами. Если и было что-то, что направляло их сюда, то «яйцо» имело к этому самое непосредственное отношение. Подгоняемый силой мыли, морлон рванул к нему даже раньше, чем линериец успел об этом подумать. Обернувшись, Велиар увидел, что словно повинуясь неслышному зову, прозвучавшему одновременно во всех головах, бездушные существа застыли на мгновение, а потом словно забыв обо всём, бросились к переправе.

Времени не было. Морлон, вытянув стрелой хвост, мчался из всех своих сил, мощно отталкиваясь от земли задними ногами. Гигант прижался к его огромной голове, стараясь успеть к яйцу, прежде каргонов. Они оказались там почти одновременно. Уцелевшие солдаты держали оборону, окружив чёртовое «яйцо», Велиар же, словно застыв, стоял напротив, держа наизготовку свои мечи. Внутри огромного овала пульсировала инородная жизнь, она была не доброй и не злой, она была иной – просто те, кто послал Велиара, не знали об этом.

Генерал смотрел, как по гладкой, вблизи почти прозрачной коже бегут серебряные искры, складываясь в неведомые ему символы. Существо, силой своего разума вызвавшее это переселение пыталось заговорить с ним, но воин, не в силах понять их только смотрел на искрящуюся пульсацию, и тогда в его голове снова прозвало так знакомо: - Ве-ли-ар...

– Командир, приди в себя! – затряс его за плечо вновь появившийся рядом Нострум. – Убей эту тварь или остальные сожрут нас сейчас!

Натиск каргаронов с каждой секундой становился всё сильнее, они просто кишели вокруг, не считаясь с потерями, и оставшимся в живых легионерам с огромным трудом удавалось сдерживать их натиск. «Убей!», «убей!» - эхом пронеслось в голове Велиара и он, не в силах прогнать наваждение, продолжал стоять неподвижно, глядя на сходящиеся лепестками отростки в верхней части овала, до которой едва мог дотянуться.

Лепестки раскрылись; внутренняя их часть была густо усыпана мелкими зубами, они шевелились, они манили его, начав казаться почти безобидными. Время текло, гибли герои стоящие рядом, последовавшие за ним, всё ближе слышалось щёлканье острых зубов – казалось смерть уже неминуема и тогда Нострум, оттолкнувшись от крупа своего морлона в прыжке вонзил копьё в чрево мерзкого существа. «Яйцо» сжало товарища в смертельных объятьях, он слышал хруст костей, чавканье раздираемой плоти, видел, как кровь брызнула фонтаном, густо залив лицо. Велиар пытался помочь ему, только Нострум был уже мёртв, но смерть его, одна из тысяч за сегодняшний день привела Велиара в чувство. Сбросив оцепенение, он с яростью рубил ненавистное существо, ослабившее хватку своего разума и он смог распороть его матовый панцирь, раз, за разом вонзая внутрь свои клинки.

Натиск мерзких тварей заметно ослаб и воины, вымещая на неведомом монстре свою ненависть, весь пережитый за день страх и боль за погибшую армию Акрерона неистово кололи, рубили, резали его и вскоре от яйца остались лишь покрытые чёрной слизью ошмётки. Смерч исчез, каргароны жалобно скуля, в ужасе разбегались в разные стороны по равнине и уцелевшие солдаты, немногие из огромной армии Аркерона, прекратившей в этот день своё существование, с ненавистью убивали всех, кого могли достать своими клинками.

Войне конец. Положив легионы, Велиар уничтожил врага и теперь смотрел опустошённо, на то место где совсем недавно чёрное облако рождало орды пришельцев. По грубо скроенному лицу его текли слёзы, слишком глубоко было потрясение того, что он смог сегодня пережить. И он смотрел, смотрел на пустошь, не желая, чтобы кто-то увидел их и, боясь взглянуть в глаза чудом выживших солдат погибшей армии. Великой армии Аркерона.

Внезапно он ощутил дуновение ветра, приведшее его в трепет. Весь этот год ветер дул с севера, он дул и дул из Ваалийской пустоши, превращая плодородные земли в безжизненную пустыню. И вот сейчас, впервые за долгое время наконец-то подул с юга.

***

После битвы на Красной речке прошло два месяца. Всё это время Велиар с остатками армии продолжал находиться на границе с пустошью, что не так быстро, но всё же неудержимо всё дальше отодвигалась на север. Постепенно синяя земля приобретёт прежний вид и ленирийцы вновь обоснуются здесь, за теми, кто уже вернулся из вынужденной отлучки. Аркеронцы обживали брошенные жилища, на улицах поселений ещё не стало многолюдно, но рано или поздно всё обязательно будет как прежде. По крайней мере, так надеялся Велиар.

Тот, кто погубил свою армию, не ждал триумфа, в этой компании нельзя было разбогатеть, ведь каргароны не имели богатств, как и вообще чего-то материального, да и война эта шла на собственной территории. И всё же возвращение в Армоджар было неминуемо. Верховные хотели, чтобы легионы, не так давно ушедшие из столицы в блеске славы воинских побед, были хотя бы похоже на армию, внушающую верноподданнический трепет. А эта толпа израненных, измождённых людей могла вызвать лишь только сочувствие, жалостливую брезгливость, но никак не восторг. И потому они ждали, чтобы ветераны хоть немного оправились от ранений и пришли в себя, постепенно доукомплектовывая войско спешно набранными рекрутами. Что будет с ним, Велиар не знал, во всяком случае, он сделал всё что мог, уничтожив угрозу, хотя и не таким представлял своё возвращение в Армоджар.

Из остатков читавшего мысли существа он сделал себе нагрудный панцирь, бывший на удивление тонким, лёгким и прочным, к тому же из-за своей прозрачности оказавшийся совсем незаметным. Всех павших похоронили, насыпав над ними огромный курган, такой высокий, что он казался настоящей горой. Обглоданные сородичами кости каргаронов белели на равнине, жутким напоминанием о минувших событиях.

Рассеянные по пустоши, некогда внушающие животный ужас существа, предоставленные теперь собственной судьбе, пытались как-то приспособиться к местным условиям. Сбиваясь в стаи, они нападали на одиноких стурлов, крупных травоядных с мощным сальным горбом за загривком, загнутыми спиралью рогами идущих на сигнальные горны и подёрнутыми поволокой огромными глазами, делавшими их вид сонным. Или пескаров, травоядных средних размеров обраставших за год длинным голубоватым волосом, из которых ткали прочную тонкую нить, дававших кроме нежирного мяса вполне приличное на вкус молоко. Как и у стурлов, у пескаров было шесть тонких ног, среднего размера и голова на длинной шее с казавшимися удивлёнными выпуклыми огромными глазами, увенчанная маленькими острыми рожками. Чем дольше жил пескар, тем больше рогов отрастало на его голове.

Вслед за южным ветром и вновь появившейся травой на равнины вернулась бежавшая отсюда живность, что становилась добычей уцелевших в побоище пришельцев. Впрочем, не брезговали они и мясом сородичей. Были, однако, и те, что жили теперь среди аркеронцев, став вполне ручными. Но это было уже новое поколение, родившееся на Линерии. Новые хозяева, отрубив хвост с боевым шипом, оставляли себе не слишком крупных и злобных особей, приспосабливая к роли домашних животных.

Но вот, прискакавший из Армоджара Вестник, развернув свиток, прочёл о том, что Велиару и остаткам его легионов следовало возвращаться. Как и все в Аркероне генерал не умел читать знаки, нанесённые на выделанную специальным способом кожу пескара, это был удел Вестников, державшейся особняком касты посредников, между Верховными и остальными жителями Империи. Несколько дней ушло на сборы и потом ещё декаду аркеронская армия походным маршем добирались до столицы.

Линерия в переводе с одного из местных диалектов означало «синяя земля», что лишь отчасти соответствовало действительности. Если на севере из-за обилия голубого цвета в почве земля казалась синей пустыней, то дальше и особенно на юге, где из-за тепла и обильных дождей редкий лес превращался в настоящие тропические джунгли, доминировала вся гамма цветового спектра буйством красок, расцветок и форм.

Вернувшиеся в свои дома линерийцы радостно встречали избавителей от неминуемой гибели, ведь каргароны не брали пленных. Но чем ближе было к столице, тем меньше людей вываливало на улицы встретить их, как и меньше было ликование. Победа в войне считалась само собой разумеющимся для аркеронцев, тем более что противостояла им не армия в привычном понимании этого слова, а стаи диких животных. Легионы, пожалуй, кроме Седьмого были укомплектованы жителями южных провинций, и когда войско дошло сюда их встретили уже не радостные возгласы, а поминальный вой близких погибших солдат. Их родственники желали знать, почему так вышло что все они погибли, а Велиар не получил даже серьёзных ран. И хотя генералу не в чем было себя упрекнуть, ему было трудно глядеть им в глаза.

Седьмой Легион был собран из жителей окраинных земель, лишь недавно присоединённых к Империи. Это были линерийцы, но заметно отличавшиеся по внешнему виду от коренных аркеронцев, но эта непохожесть, нужда доказывать каждый день преданность новой родине делало их верными солдатами, пожалуй, даже более преданными Владыкам, чем сами местные жители.

Окраины Армоджара они достигли на десятый день пути. Столицу тысячу лет уже не брали в осаду, она разрослась за это время и мощных крепостных стен по периметру, давно не стало за ненадобностью. В этом был не столько вызов, сколько понимание собственной мощи: Аркерон стал могучей державой, и соседи предпочитали ладить с ним, нежели воевать.

И всё же ограда была, но не неприступная, с утыканным кольями глубоким рвом, уходящими до небес стенами с бойницами сторожевых башен, а скорее символическая в два линерийских роста, отсекающая не прошеных гостей из всякого сброда. У огромного города было с десяток ворот и, хотя ближе всего им было до Северных, остатки легионов сделали крюк, потеряв полдня, чтобы пройти через триумфальную арку главного въезда.

Город был поделён на двенадцать густозаселённых районов, за которые отвечали двенадцать Субпрефектов, над которыми стоял главный Префект. Районы были застроены прямоугольниками двух и трёхэтажных домов из дерева и речного камня. На местных рынках продавались фрукты и овощи, мясо и рыба, а в школах – начальной, средней и старшей – обучали правилам поведения, азам истории и почитания Богов, которых олицетворяли собой Верховные. Другой религии, кроме поклонения Верховным здесь не было, а что и появлялось, тут же оказывалось под запретом, объявляясь ересью. Аркеронцы были крупными существами, и срок беременности у них составлял чуть меньше одного линерийского года. В Армоджаре не было кладбищ. Того, кто умер внезапно, сжигали в специальном приспособлении, а прах развеивали над рекой, те же что были близки к смерти – больные, слишком старые или просто уставшие от жизни – уходили за Синие Холмы и там, в бескрайней каменной пустыне ожидали свой смертный час, без права на возвращение.

Триумфа не получилось. Радостные овации раз за разом прорезали крики из толпы:

- Генерал, где твоя армия?! – Велиар держа шлем с ярким плюмажем одной из рук молча ехал на морлоне, не подавая виду, что выкрики как то досаждают ему. Морлон любил такие моменты и важно нёс своего седока, тяжело ступая задними ногами на лапах с четырьмя когтями, виляя в такт движения мощным хвостом. Передними короткими лапами, больше похожими на шестипалые руки, он обычно хватал добычу, которую разрывал торчащими из пасти с тяжёлой нижней челюстью клыками.

***

Резиденцией Верховных была Сфера на самой высокой точке города, которую было видно из любой его части. Считалось, что раз каждый может видеть обитель Верховных, то и Верховные видят каждого. Ник-то не замечал, чтобы они когда-то покидали её или входили внутрь – двенадцать богоподобных недремлющих Владык всегда были там как символ постоянства и благополучия Армоджара. Считалось, что когда падёт Сфера, придёт конец и всему Аркерону.

Велиар был здесь уже однажды, но Сфера вновь поразила его своим величием и необычностью постройки. Издалека казалось, огромный синий шар висит в воздухе, на самом деле он прочно стоял на высоком постаменте из линерийского стекла, прозрачного, но крепкого как камень. Сюда вёл почти неразличимый стеклянный мост и, ступая по нему, создавалось впечатление, что гость Верховных, паря в воздухе возносится на небо. Сферу возвели на окружённом рекой острове, она была огромна, то был целый комплекс всевозможных зал, комнат, помещений находящихся на разных уровнях этого удивительного сооружения. Впрочем, ник-то доподлинно не знал о том, что там, в середине; пожалуй, кроме Вестников, но те умели хранить чужие тайны. После службы Верховным было два пути – уйти за Синие Холмы или пройти процедуру обструкции. Не теряя основных навыков, бывший посредник помнил кто он, но всё что касалось его пребывания в Сфере, десятки лет жизни, безжалостно стиралось из памяти.

Морлон остался у входа на мост, который охраняла стража, подчиняющаяся городскому Префекту. Регалии и заслуги входящих не производили на них впечатления – ведь они служили тому, кто был над добром и злом, по другую его сторону. Когда Велиар вошёл в главную залу Верховные ожидали его, а может быть, так казалось потому, что они всегда были здесь.

Живые божества сидели за образовывавшими круг кафедрами, внутри которого стоял генерал. Владыки были точной копией друг друга, одетые в тёмно-синие балахоны с накинутым на голову капюшоном и голубых масках, с изображением линерийского лица, но без прорезей для рта и глаз. Все они говорили одним голосом, голосом вестника, которого не было в зале.

- Ты вернулся, - сказал один из них, похоже, тот, что сидел напротив и по бесстрастному тону генерал не смог понять, чего в нём больше радости или сожаления.

- Я вернулся с победой. Принёс долгожданный мир в Аркерон.

- Ты вернулся, - раздалось за его спиной. – Но где твоя армия? Ты увёл за собой десять тысяч храбрецов, лучших воинов Аркерона, а вернулся с жалкими сотнями. Твоя победа равно поражению, ведь ты оставил Империю без защиты – больше некому защитить её от нападения – а твоё имя стало отныне символом бездумного размена. Линерийцы будут звать бойню на Красной речке Велиаровой победой.

Генерал обернулся на голос и ответил сурово: - Моя армия осталась в синей пустоши севера. А кто как будет называть теперь эту битву мне всё равно. Я не прятался за чужие спины, и могу сказать только добрые слова о тех, что сложили головы в борьбе со злом, природа которого так и осталась, мне не ясна. Я видел, как огромный смерч открыл дорогу из другой земли, из другого мира, - поправил себя Велиар, - и эти существа, каргароны, отнюдь не злобные по своей природе, сыпались оттуда как град с небес...

- Эти добрейшие существа уничтожили треть Империи и всю твою армию, - перебил его голос.

- Не они, - тут же парировал воин, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов. - Их делало такими нечто, похожее на огромное яйцо. Оно превращало их в безжалостных монстров, не знающих страха и боли, оно же меняло климат, заставляя пустыню двигаться на юг.

- Но где же, этот самый опасный противник? Он сбежал, спрятался, или смерч забрал его в другой мир? – слова, произнесённые вновь за его спиной звучали по-прежнему бесстрастно, но Велиар ощутил в них скрытую издёвку. Похоже, Верховные не верили ему.

- Мы уничтожили его, рубили мечами до тех пор, пока от него остались лишь мелкие куски, а из самого крупного я сделал себе панцирь, - говоря, он машинально выхватил из ножен свои мечи, но не это встревожило Верховных.

- Ты привёз в Армоджар дьявола умеющего повелевать мирами и двигать пустоши, потом притащил его сюда?! - Велиару показалось, этот больше похожий на возмущённый крик вопрос прозвучал одновременно из всех закрытых маской ртов, приведя Владык в смятение. Он понял свою оплошность и потому воинственно ответил: - Я уничтожил его, разрубил вот этими мечами, взяв на память о победе лишь малую часть.

- Ты погубил армию, оставив Аркерон беззащитным, ты уничтожил монстра и теперь мы не знаем, как себя защитить в случае появление нового, но принёс сюда его часть, открыв ему наши планы, практически предав нас. Что же ты хочешь за это?

- Я уничтожил одного монстра, уничтожу и следующих, уверен они больше не сунуться...

- Ник-то не знает этого, - перебил его голос прозвучавший прямо напротив. – Вероятно, это была лишь разведка. Такое могучее существо способно открыть небеса где угодно и кого угодно заставить быть новыми каргаронами. Чего же ты хочешь от нас, Велиар? – поощряюще спросил голос, став почти дружелюбным и генерал сказал, о самом своём сокровенном желании:

- Я хочу, чтобы мне вернули Пию, аркеронку, которую вы взяли себе в услужение. Я хочу сделать её своей женой.

- Ты хочешь слишком многого, - теперь голос звучал откуда-то сверху и, хотя он был по-прежнему бесстрастен Велиару казалось Верховные смеются над ним, зная наперёд, чего он попросит. Только так мог звучать раскатистый издевательский смех. – Ты показал себя никчёмным военачальником и недальновидным существом, уничтожив армию и открыв врагу наши планы, но даже этого тебе кажется мало. Ты посягаешь на основы, подвергаешь сомнению правильность мироустройства, желая отнять у бога богово – то, что принесено ему в виде сакральной жертвы.

- Но она, Пия, вряд ли была согласна на это, её принудили стать служительницей Сферы и если мои солдаты сложили головы ради продолжения жизни на Аркероне, то ради чего Пия пожертвовала своей? Вы упрекаете меня во всех грехах, но именно я и мои легионы, в большинстве своём оставшиеся у Красной речки сохранили придуманные вами жестокие правила и я требую, да, да требую по праву победителя Каргаронов сделать в них исключение и вернуть мне Пию. А иначе..., - что будет иначе, Велиар не сказал, но смертоносные клинки в его руках были красноречивей любых слов. Ему казалось он снова там, в безжизненной пустоши у безымянной реки, в самом разгаре сражения, ему казалось, он слышит грозный рёв морлона, что прорывается к нему на помощь, устилая стеклянный мост кусками тел стражников. Но его грозный вид и гневные фразы, никогда ранее вероятно не звучавшие в этих стенах за складывавшиеся в тысячелетия века не произвели впечатления на Верховных. Или те имели девять жизней или попросту не воспринимали Велиара в серьёз.

Всё было зря и Пия так и останется до скончания дней во власти этих бездушных существ, узурпировавших власть в Аркероне. Разве в праве кто-то решать за линерийца его судьбу? Действуя скорее инстинктами, а не разумом, неожиданно быстро для своей огромной комплекции Велиар, сунув меч в ножны, оказался рядом с одним из существ. Ему надоели прядки, он хотел сорвать с них маски, чтобы видеть их лица, но пальцы прошли тело насквозь. Жалобно стукнувшись об пол, упала маска, рука запуталась в балахоне, казалось это не вещь, а живое злобное существо, пытающееся остановить нечестивца сорвавшего покров с самой большой тайны Аркерона. И тогда Велиар в ярости принялся рубить мечами, пустую одежду, но когда клинки пронзили ткань, он услышал вдруг женский стон, стон женщины, которую только что пронзил своим оружием. Внезапно балахон стал наполняться содержимым, под тканью теперь отчётливо вырисовалось линерийское тело, и когда генерал поднял закрывающий голову капюшон, то увидел лицо Пии.

Вдруг он ощутил капли дождя. Не было Сферы, он один стоял на пустом острове посредине реки, держа в руках тело убитой им любимой женщины. Подняв голову к небу чтобы не видеть мёртвое лицо, он закричал и дождь, становясь всё сильнее, срываясь с неба, падал на него крупными синими каплями крови.

***

Его обвиняли в убийстве Девы Верховных, в неумелом командовании легионами, приведших к их гибели, но главным образом в мятеже. Как государственного преступника Велиара держали отдельно от всех в подвалах Сферы, вероятно выжидая, когда под слоем обычных забот сгладится воспоминание о его роли в победе.

Суд был быстрым. Велиар понимал, за всё что он сделал его не оставят в живых, но то как решили поступить с ним Верховные удивило. Его не казнят, не отправят за Синие Холмы на верную смерть...

- Учитывая прежние заслуги..., Отцами Нации приговаривается..., к изгнанию..., - донеслись до него слова Вестника, читавшего на площади собравшимся горожанам указ Владык. Изгой. Даже если бы он захотел вернуться на Линерию, дорогу сюда он уже нее найдёт. Никогда. Верховные со свойственным им иезуитским цинизмом поступили с ним гуманно и одновременно чудовищно жестоко. У его рода не будет продолжения, а у него могилы, где станут собираться ветераны и возможные последователи. Память о нём оборвётся сегодня, в его последний день на Линерии.

Ему казалось, это только легенда, о Колесе Судьбы, что своим вращением открывает дорогу в неизведанное, досужий вымысел. Но вот он стоял на скалистом речном обрыве и привезённая ради этого из другого конца Империи одноглазая колдунья, нет, не читала заклинание, просто смотрела, прищурив единственный глаз, как сгущается воздух, становясь таким плотным, что в нём уже угадывались очертания вращающегося колеса. Оно ещё было маленьким, совсем незаметным, но приближалось с каждым мгновением, становясь всё больше и больше, пока не заслонила собой небо.

Велиар инстинктивно сделал шаг назад, наткнувшись спиной на лезвие копья. Остриё всё сильнее входило в его плоть, по нему стекали синие капли крови, но превозмогая боль Велиар стоял, глядя на вращающийся прямо перед собой плотный как камень воздух. И тогда, опальный генерал, оттолкнувшись от берега, прыгнул внутрь всё сильнее сгущающейся материи, надеясь покончить с собой и со всем этим ужасом. Он думал, сейчас упадёт вниз, на устланный валунами берег, но вместо этого его подхватило, как подхватывает течение упавший лист и понесло, понесло, навсегда вырывая из прежней жизни.

Последнее что он услышал, был яростный крик морлона, крик отчаянья и ярости. Верный друг, раскидав собравшихся на берегу зевак, успев увидеть его прыжок, последовал за ним. Колесо ещё вертелось какое-то время, а потом исчезло, словно его никогда не было, унося память о том, кто пожертвовал всем ради своей любви.