Constantin Kovalev

Фраджи


*Фраджи (frugi) – искажённое сокращение (сложный эрратив) от английского free running-going (свободно бегущий-идущий)

... Когда приходит последний месяц весны мамыр, степь севернее Чёрных урочищ, заросших караганом, расцветает. Но в конце месяца поднимается северный ветер и начинается куралай, резкое похолодание с заморозками и даже снегом. И так из года в год, из столетия в столетие, из тысячелетия в тысячелетие. У жителей этой стороны в это время много забот и тревог. Тот, кто посеял и посадил, и у кого рано взошло, переживает – не вымерзло бы. Надо и обогреть жилище, и загнать скот в кошары, особенно на дальних джайляу, и позаботиться, чтобы никого из родных и близких куралай не застал в степи. Но у жителей этой стороны есть странный и интересный обычай. Когда поднимается северный ветер, многие из них собираются из степи к карижолу. Кто-то подходит или подъезжает почти вплотную к дороге, кто-то смотрит на неё с близлежащих тебе и шокы. Жители этой стороны верят, и эта вера передаётся из поколение в поколение, что северный ветер, кроме куралая, может принести и кое-что ещё. Иногда, раз в несколько лет, вместе с северным ветром приходит фраджи. И не важно, кто ты на этой земле, сколько у тебя табунов, юрт и жён или нет вообще ничего, или ты вообще женщина, безногий слепой или глухонемой от рождения - неважно, если тебе посчастливилось увидеть фраджи, то тебе повезло больше, чем любому хану. Слабые становятся сильными, глупцы мудрыми, больные здоровыми. А если ажанын, токал или простая айел увидят фраджи, то у них долгие годы потом будут рождаться здоровые, красивые, умные и дружные дети. Из них потом вырастут великие акыны и батыры, бии и мугалимы, галымы и даригеры... Когда поднимается северный ветер, многие из жителей этой стороны с верой и надеждой смотрят на старую дорогу...

Ты билеты уже взял? – Взял – На какое? - Туда на 25-е, назад на 30-е – Через Франкфурт? – Через Ганновер, у них там на белорусских авиалиниях скидки, а «незалэжные» как обычно «буксуют» со своими очередными (и всем надоевшими) заморочками - Как обычно до столицы? – Да, пробегусь 200 км, к австралийскому супермарафону всё равно готовиться надо – А почему ты на раньше никогда не берёшь? Взял бы на конец апреля – как раз бы перед Пасхой и перед Днём Победы было, самое время на кладбище прибраться. – На встречный ветер тяжело бежать, а в конце мая он всегда попутный, северный...

Аскер из рода каскыров смотрел на дорогу. И два его сына смотрели туда же. Место для засады у них было удобное – склон небольшого тебе, заросший сухим кураем, с которого прекрасно видны обе стороны дороги чуть ли не до горизонта. И удобные ямки на этом склоне, в которых можно спрятаться не только троим, но трём десяткам каскыров. У Аскера, несмотря на возраст, было отличное зрение, но первым увидел движение на карижоле его старший сын, Балу. Первым, потому что левая сторона дороги была его, он лежал слева. Аскер понял это по напрягшимся ушам сына и тоже посмотрел налево. Пока даже фигуры длинноногого не было видно, даже голова ещё не показалась, только лёгкое колебание тёплого воздуха, пульсирующее над головой...

200 км – это не марафон, это почти пять марафонов подряд. Да и «предстартовая разминка» порядком выматывает. Пока все таможенно-пограничные пропускные процедуры пройдёшь, пока из аэропорта за черту города выбежишь – уже устал. Спеть что ли что-нибудь про себя взбадривающее? – «Ты мне в сердце вошла, словно счастья вестница. Я с тобой для себя Новый мир открыл, А любовь, а любовь...». Нет, на одних песнях далеко не протянешь. Ещё до В...вки не добежал, а уже выдохся. Надо «сферу» ставить. Как там говорили последователи Шри? Бег должен приносить радость. Да и великий Лидьярд про то же говорил. Значит, представляем себя маленьким солнцем, которое излучает радость, тепло и свет. Получилось? Легче стало бежать? Легче, да не надолго. А почему? А потому, что в человеке не только радость есть, но и печаль, не только добро, но и зло. В человеке в норме всё уравновешенно. Радость излучаем, а наша же гадость ещё сильнее нас к дороге придавливает. А значит что? Значит и весь негатив наружу, но только в виде ограниченной по диаметру сферы (гадость не радость, её не надо на весь свет распространять наподобие сияния светила, а ограничивать надо). Это и внешняя защита хорошая и бежать удобно. Получится, что-то вроде белки в шарике или бурундучка в мячике. Бежит бурундучок по внутренней поверхности мячика, мячик по дороге катится, и ветерок попутный ему помогает, ветерок катит шарик. Хорошо? Хорошо. И легко бежать бурундучку, и приятно и безопасно...

В Сары-Арке добычи хватает – кояны, байбаки, летом стада сайгаков, приходящие с юга, да и скот длинноногих можно иногда взять добычей. Каскыры редко нападали на длинноногих и их стада, разве что зимой, когда есть совсем нечего и несколько койларов отобьются от отары или одинокий путник заблудится во владеньях каскыров. Великая Степь всегда принадлежала каскырам, хотя и длинноногие поселились здесь много тысяч лет назад. Каскыры старались не враждовать с длинноногими и убивали их редко. Просто потому, что у длинноногих было оружие, и за каждого убитого соплеменника они потом убивали десятки каскыров.

Ну вот, совсем другое дело. В «сфере» можно теперь не только «про себя», а даже вслух попеть. И бежать легче стало и дышать, отчего ж не попеть, дыхания хватит - «В холодных снегах замерзают рассветы. На белых дорогах колдует пурга. Но я вспоминаю не зиму, не лето, Всегда вспоминаю одну лишь тебя. Я вспоминаю, тебя вспоминаю – Ты в жизнь словно солнце Вошла, как заря. Ты скрылась из глаз в лёгкой дымке июня, Явившись ко мне средь дождей октября...»

Этот длинноногий бежал не очень быстро, любой каскыр может бежать в два раза быстрее. Он бежал легко, обычно длинноногие так не бегают. Обычно они бегают как байбаки, из последних сил стремящиеся спрятаться в норе от настигающего их каскыра. А этот бежал так, как бежит одинокая молодая сайга, для которой нет в степи ничего, кроме неё самой и солнца, за которым она может бежать целый день. У этого длинноногого не было оружия и почти не было одежды, похоже, холодный северный ветер его не пугал. И ещё он пел. Аскер слышал песни длинноногих много раз, но никогда не видел, чтобы человек бежал и пел – «Разлетевшись по кустам Вдруг растаял птичий гам, Лишь остался в чаще листьев Стылый шум. Но куда же и зачем Я иду по листьям тем...»

Странно, даже степь становится какой-то другой, когда долго бежишь в «сфере». Очертания столбов освещения, дорожных знаков, заправок, придорожных комплексов и встречных машин все какие-то размытые. А сама степь, наоборот начинает играть новыми красками и оттенками. Даже очертания близлежащих холмов и сопок какими-то другими становятся...

«... Что я в этой поздней осени ищу. Вот как бывает – где лета звонкий крик, Вот как бывает – где счастья светлый миг, Вот как бывает – где это летний сон, Вот как бывает – растаял он...» - пел длинноногий. Сыновья Аскера смотрели на отца. Длинноногий был уже совсем близко, самое время напасть. Балу мог бы в десяток прыжков очутиться за спиной длинноногого. Киш выскочил бы на дорогу наперерез, а Аскеру осталось бы только решить, сделать решающий бросок самому или доверить это одному из сыновей. Но Аскер, их отец, Аскер, главный воин племени каскыров всей Сары-Арки между Чёрными урочищами и Белыми могилами, Аскер молчал, замерев в абсолютной неподвижности. Аскер вспоминал...

«Всё ещё себе твержу, что любовь я отыщу, Что верну порой осенней лето я. Но смеётся надо мной Даже ветер за спиной, Так наивна и смешна мечта моя...» - Аскер вспоминал, где и когда уже слышал эту песню. Аскер вспомнил. Этот длинноногий почти не изменился за тридцать лет. Только одежда немного другая. Тогда Аскер ещё не был Аскером, а был обычным мыршаем. И тоже был конец весны, и так же дул холодный северный ветер, и каскыры лежали у дороги в засаде. Но только не трое их было тогда, а пятеро. Та зима была очень холодной и голодной, и они нападали на длинноногих не только на старой дороге, но и на окраинах города, разбросанного по карагану. И, завидев этого одиноко бегущего длинноного, они подождали, сколько нужно, а потом бросились на него с разных сторон. Потом... потом они просто исчезли, растворились в своих последних прыжках. Не было ни звука, ни вспышки, ни дыма, не было ничего, похожего на оружие длинноногих. Просто пять каскыров прыгали на него и исчезали, а он, длинноногий всё так же бежал, продолжая свою песню. Бежал, словно их вообще для него не было... Как выжил потом этот оставшийся в живых мыршай, никто не знает. У каскыров нет письменности и язык их беден, не намного богаче языка иттеров. И сам Аскер почти не помнил тот свой первый год жизни, год, когда он остался один в степи, а то, что помнил, не мог рассказать...

Странно, даже кажется, что видишь то, что не должен видеть, когда долго бежишь в «сфере». Взгляд чуть вправо скосил и показалось, что на склоне холма лежат три волка и пристально смотрят на тебя. Откуда тут, в километре от О..вки, волкам быть? Ладно, километров десять ещё так пробежать, потом дорога с лёгким уклоном пойдёт, можно «сферу» будет снять. А то этот метод «сферического выноса эмоций наружу» и до галлюцинаций может довести, так и под встречную фуру можно попасть. Лет тридцать назад, когда только научился «сферу» ставить, тоже что-то подобное было. Перед самым городом сначала на сосны засмотрелся, а потом тоже вроде волки были, только не сидели, как эти, а бежали и прыгали. Пока на них боковым зрением смотрел, под рейсовый автобус чуть не угодил. Надо голове дать отдохнуть, пусть ноги чуть больше поработают. А перед Т..тау надо «сферу» опять поставить, там почти «полтинник» до родного города сплошные «горки» будут, без «сферы» совсем тяжко бежать...

Сыновья Аскера смотрели на отца. Длинноногий был уже в пятнадцати прыжках от них, уже в двадцати, в пятидесяти. А Аскер всё молчал. Когда до длинноногого было уже больше сотни прыжков, он выдохнул через плотно сжатые губы: «Фр-р-р-а-тши». И его сыновья поняли, что есть в Великой Степи вещи, которые понимают только великие воины. Аскер не был трусом, у каскыров вообще нет такого качества, как трусость. Аскер был не только самым великим воином своего племени, но и самым умным. Иначе он просто не прожил бы так долго. Каскыры живут обычно семь-восемь, максимум десять-двенадцать лет. Аскеру было тридцать, и старшему сыну его, Балу, уже довелось пережить двадцать шесть зим, и младшему двадцать. И многочисленные правнуки его уже сами были отцами, дедами и прадедами. И его племя было самым многочисленным из племён каскыров не только в Сары-Арке, но и на всём великом континенте, лежащем среди четырёх океанов. Наверное, потому что когда-то давным-давно он двухмесячным щенком-волчонком увидел фраджи...

 


Оцените прочитанное:  12345 (Ещё не оценивался)
Загрузка...



Оцените прочитанное:  12345 (Ещё не оценивался)
Загрузка...