Раэ ди Грэй

Философский камень

Узник сидел на кровати, в абсолютно пустой комнате. По центру стоял стол, на нем было множество разной еды, кресло из резного дерева лежало рядом, подлокотник был отколот. В комнате было абсолютно всё для жизни, но для узника ничего из этого не имело смысла, она была пуста, как и он сам. Вытянув обе руки перед собой, он сложил младший знак Ра, собрав всю волю пытаясь сотворить хотя бы маленькую искру. Попытки были тщетны, стены из изувита1 мешали творить даже самые простые заклинания.

– Я успел позабыть, как сильно изувит поглощает магию, – разговор с собой успокаивал пленника. – Я даже не могу точно сказать, сколько времени прошло. Мы стали слишком сильно полагаться на магию, в этом мире без неё не выжить. – Подойдя к столу, он стал разглядывать продукты. – Как долго мне осталось ждать приговора? – Николас смотрел на дверь, лишь она удерживала его от полного забвения.

* * *

Лемальф стоял посреди белого зала, он был закован в кандалы из изувита. Его окружали остальные старейшины, восседавшие в грандиозных по своему строению креслах, больше напоминающих троны. Они напоминали правителей утерянного мира. Кресла расположили на несколько метров выше, чем узник. Так каждый мог смотреть на него свысока.

– Николас Лемальф свершил преступление, – развеял тишину седовласый Легглиус, встав во весь рост, возвысившись над остальными старейшинами. Выдерживая паузу, он взглядом прошелся по всем им, остановившись на пленнике. – За это ты понесешь наказание.

– Стефан, тебе ли меня судить? – Николас стоял, подняв подбородок, он не утратил чувства гордости. – Мы все во многом виновны, свершали страшные деяния, но вот мы тут, в комнате специально сотканной для моего приговора. Я готов его принять, но меня тошнит от вас всех. Восседаете на пышных креслах, воображаете себя царями. Думаете сидя выше меня, становитесь лучше меня? Быть может, отгородились от моего греха? Всех вас он давно поглотил изнутри.

– К чему это Николас? Твои слова не повлияют на наше решение. Ты прекрасно знаешь, что виновен. Весь этот зал, как ты, верно, выразился для того, чтобы обвинить тебя. Дабы соблюсти традиции.

– Традиции? – Лемальф остановил блуждающий взгляд на Стефане, – Добиваясь власти, прячешься за традициями? Ты смешон – с ухмылкой, возразил Николас.

Легглиус воздержался от ответа, заметив встающего Гимельта.

– К чему эта сцена Лем? – басом разнесся голос Гимельта Вечного, – Легглиус прав, ты виновен, это уже решено, каждым из нас. Осталось решить, как ты будешь казнен.

– Не понимаю, о какой власти идет речь, – Легглиус не мог оставить оскорбления без ответа. – Это ты, упиваясь властью, решил прибегнуть к некромантии. – Каждый из старейшин изменился в лице после этого слова. Как много боли таило одно единственное слово? Каждый из них обратился к ужасным воспоминаниям, в какой - то миг, всего лишь мгновение в зале воцарилась тишина, казалось, что никто даже не дышит.

– Мертвое должно оставаться мертвым, – оборвал молчание Гимельт – Каждый на Левиафане знает об этом. Возможно мы последние выжившие из Нурглада, и вступая на Левиафан, мы поклялись не возвращаться к некромантии. Ты нарушил закон, прошу Лем, просто прими наказание.

Лемальф смотрел на своего друга, он не чувствовал себя виновным, но спорить он уже не хотел, уже не хотелось ничего, Уинри уже убили.

– Наказание, которое мы вынесем сейчас, – Легглиус старался как можно сильнее обвинять Николаса, он был единственным эльфом среди старейшин. Ему хотелось быстрее это закончить, для эльфов тема некромантии была особенно тяжела. – Николас, будь моя воля, ты был бы уже мертв.

– Не только ты так считаешь – заговорил Гримунд, – полагаю, что большинство хочет просто оставить его в этой комнате умирать и никогда о нем не вспоминать.

– Так что же нам мешает так поступить? – зашипел Глэфф, не вставая со своего места.

– Всё очень просто Шлафель, – спокойно продолжал Гримунд, – Просто Николас один из нас. Если бы кто либо из этих неучей, коих мы набрали на Левиафан попытал счастья в некромантии, мы бы тут же казнили его. Лемальф же, один из нас, что и усложняет дело. – Гримунд Высокий говорил несколько медленнее остальных, как бы придавая вес каждому слову, но это было ни к чему. Каждый из старейшин прислушивался к нему, именно его усилия смогли сделать первую брешь в пространстве, Левиафан начался с его усилия.

– То, что он один из старейшин, не делает его невиновным, – не успокаивался Легглиус. – Я считаю, что нам стоит убить его прямо посреди этой комнаты. Пусть лежит тут, как напоминание о ужасах некромантии, эта комната будет ему могилой!

– Возможно, ты прав Стефан, и Николас заслуживает смерти, но всё же, я настаиваю, что он один из нас. Один из пяти десятков отважных магов, рискнувших не бороться за умирающий мир, магов, решивших, что создать новый мир куда как проще. Каждый из нас внес в создание Левиафана свою волю, благодаря каждому из нас, мы живы. Мы спрятались вне нашего мира, мы стали скитальцами. Скитальцами – спасшими множество жизней и все они обязаны каждому из нас в равной степени.

– К чему ты клонишь, – недоумевал Глэфф Шлафель.

– К тому, что не только нам решать его судьбу. Мы должны дать возможность выбора жильцам Левиафана. Я предлагаю голосование, каждый из жителей проголосует.

– Проголосует за что? – Не выдержал Легглиус.

– Казним ли мы Николаса Лемальфа или же он будет жить, как узник без возможности творить магию, – предложил Гимельт, глядя на Гримунда, тот кивнул. Все старейшины встали, поддерживая это предложение.

* * *

Лемальф стоял у стола с едой, он не хотел поднимать сломанный стул. Упершись в стол руками, он разглядывал еду, ничего из этого он не хотел, ему ничего не хотелось. Злость заполняла Николаса изнутри, она будто копилась где-то внутри, зародившись в животе, она становилась всё больше и больше, поднимаясь выше она – вышла через горло наружу. Лемальф громко кричал, сбрасывая еду на пол, но это он делал не из злости, а от бессилия. Он уже привык к этому, когда он закончит всё тут громить, ему вдруг очень сильно захочется спать, спустя некоторое время он обязательно уснет, а когда проснется – всё будет цело. Будто он ничего не громил, не сломал стул, не разбросал еду, всё это было прекрасной фальшью, прекрасной и бессмысленной.

Он вновь уставился на дверь, она, в отличие от стен, была не из изувита, её пришлось создать из дерева. На ней было множество рун, мастерски исполненных, со знанием дела, он узнавал все руны изображенные на этой стороне. Их было не много – младшая руна сна и порядка, старшая руна воссоздания, несколько рун сияния. Лемальф уже выучил их, он изучал их не один день, но помимо видимых рун, было множество скрытых, как снаружи двери, так и внутри неё. Николас догадывался о большинстве рун, от того его бессилие становилось сильнее. Бессилие в высшей степени – осознавать проблему, без возможности её исправить.

Захотелось спать, сопротивляться было бесполезно, Лемальф зашагал к постели. Злоба так и не отпустила его, особенно сейчас, когда он понял на кого он зол, кроме себя. Больше всего его раздражала слабость старейшин, которые переложили ответственность выбора на простых жителей. Было и так понятно, что все скажут о виновности Николаса Лемальфа, каждый из них боялся некромантии. Его смерть, лишь вопрос времени.

* * *

Огромное пространство вне мира, созданное благодаря магии пяти десятков великих магов назвали Левиафаном. Маги стали старейшинами этого искусственного мира, они взяли с собой множество жителей Нурглада, в надежде найти в скитаниях новый мир. Эльфы, гномы, люди и амфиты решились на такой шаг. Лишь фесторы, считая себя истинными наследниками богов, остались на падающем во мрак мире. Каждый из них надеялся, что сможет остановить мертвую чуму и возродить мир.

Старейшины взяли с собой жителей Нурглада не сведущих в магии, дабы воспитать новых одаренных. Все надеялись на новый мир, в котором не будет знаний о некромантии. Каждый из магов был хранителем знаний, которые постепенно передавались новым одаренным. Став старейшинами они поклялись унести в могилу тайны некромантии, надеясь уберечь дальнейшее существование жителей.

Левиафан скользил в безмерной пустоте за границей познанного мира, являясь последней надеждой на выживание, он так же был и вечной тюрьмой его жителей. Время было не властно в нем, никто не хотел знать сколь долго времени они скитались и сколько поколений смениться, прежде чем они смогут найти новый мир, если таковой мир будет найден. Надежды становилось все меньше.

* * *

Лемальф проснулся в своей кровати. Рядом со столом стоял стул, он был цел. Все, что было до этого разбросанно по комнате, стояло на положенном для него месте. Комната была идеально чиста, и от того Николасу было тошно еще больше. Он уже ничего не решал в этой жизни, рутинное существование в замкнутом кругу иллюзии. Повторяющийся цикл событий ничего не меняющих в следующем дне, это ли не смерть?

* * *

На рунном столе лежал новорожденный гном. Его мать сидела в кресле у двери. Во главе стола стоял Николас Лемальф, чуть поодаль сидел Гимельт Вечный, ему пришлось несколько поднять кресло, чтобы видеть все руны на столе. Нужно было наложить чары долголетия, лучше всего это делать в младенчестве.

Гимельт создал лучшую формулу продления жизни, для жильцов без потенциала. Для них это был единственный способ прожить дольше положенного срока. После чар, будут эликсиры и повторные чары, все для продления жизни еще одной пешки в круговороте мира. Лемальф все это понимал, но продолжал продлевать каждую новую жизнь, все должны чувствовать себя нужными и важными, бесполезным жизням очень необходимо осознание собственной важности.

Лемальф заканчивал с созданием малых рун, Гимельт подмечал новые и изменённые руны, записывая их в блокнот. Он давно слышал, что Николас улучшил его формулу, настало время изучить изменения. Он чертил всю формулу, каждую руну, когда всё кончится, они обсудят необходимость этих изменений. Гимельт дочертил формулу, сделав несколько пометок, он взглянул на Николаса, он стоял с закрытыми глазами, губы быстро перебирали старшую речь, заклинание было в самом разгаре, младшие руны начали изменяться. Зрелище, пугало несведущих в магии, восхищало магов, чудо преображения жизни. Младшие руны преображались, соединяясь друг с другом, средние и старшие руны так же оживали под влиянием заклинания. Руны сложились в окончательное положение, образован центральную руну, уже почти конец, Лемальф закреплял чары к ребенку.

Николас приоткрыл глаза, упершись рукой в стол, другой он подал знак матери, что ребенка можно унести. Пока мать пеленала малыша, он мысленно подвинул себе кресло и обессилено рухнул в него. Мать в поклонах благодарности удалялась из комнаты, Лем преодолевая усталость, осторожно кивал в знак принятия благодарности, но стоило ей затворить дверь, как усталость испарилась.

– Начнем обсуждение? – произнес Николас, расплываясь в улыбке и перебирая пальцы. Стол очищался от рун, на нем появлялась еда и вино, – полагаю, красное Бардо будет уместно, – заключил он, заканчивая сотворение еды.

– Мне казалось, ты устал? – недоумевал Гимельт.

– Ты поверил в этот фарс? – Николас, взяв бокал с вином поднялся, – За успешное продление жизни! – сделав несколько глотков, он удобнее уселся в кресло.

Гимельт последовал его примеру и так же выпил вина.

– Отличное вино, – подметил он, – сразу видно, что ты не устал, но к чему тогда было изображать усталость, Лем?

– Все до безумия просто, – Лемальф подняв бокал, вращаля вино в нем, разглядывал его на свету, подмечая красоту света и вина, и поражаясь, как такая мелочь рождала нечто столь прекрасное, что заставляло его выдержать паузу, отвлечь от разговора, погружая его в другие мысли. Переведя взгляд на Гимельта, он заметил, как его друг почтенно ждет дальнейших объяснений, – Если мать этого ребенка не увидела моей усталости, решила бы, что заклинание далось мне слишком легко, соответственно я не приложил достаточно усилий, чтобы малыш прожил достаточно долго.

– Я не разглядываю, такие мелочи как нечто важное, думаешь это столь важно? – Гном отставив вино, принялся за мясо, – я должен заметить, что еда просто великолепна.

– Благодарю, за похвалу. На счет усталости, это не мелочь, матерям очень важно знать, что мы приложили максимум усилий, чтобы именно их ребенок прожил как можно дольше. Даже если у него нет магического потенциала. Им важно полагать, что они важны для нас. – Николас не хотел вглядываться в лицо друга, он продолжал наслаждаться игрой света в бокале вина, он не ел. Ни один кусок еду сейчас не усвоится им.

– Пожалуй, не буду спорить на эту тему, ведь к тебе идет большинство матерей с новорожденными. Значит, ты делаешь всё правильно. А вот на счет твоей формулы, с твоего позволения, я с радостью поговорю.

– Да, конечно, спрашивай, мне будет проще ответить на твои вопросы, нежели рассказать всё с нуля.

– У тебя гораздо больше младших рун, все гораздо сильнее, нежели в моей изначальной формуле, и всего одна центральная руна, вместо двух как привык делать я.

– Тут всё просто, я стараюсь максимально продлить их юношеские года, это проще всего. Две центральные руны я использую, хоть на сколь одаренных детях, а тут, это было не нужно. У него нет собственного потенциала, чтобы продлить свою жизнь, поэтому я не рассеиваю силы, стараясь максимально продлить его зрелый возраст. Старость, таким образом, проходит быстро, такая жизнь похожа на спичку, что зажгли с обратной стороны.

– Вспыхивает ярче всего в конце, красивое сравнение и удивительная формула. Я все записал, ты не возражаешь, если я буду ее использовать?

– Я только за развития такой магии, может ты так же улучшишь её, – Лемальф улыбнувшись, допил вино. Бокал потихоньку начал наполняться, – Возьми мои записи, так будет надежно, – с этими словами, с помощью телекинеза, он достал блокнот из шкафа и направил его к Гимельту.

– Спасибо, Лем, с тобой всегда легко общаться. Позволишь еще один вопрос?

– Он про среднюю руну, которую я пытался спрятать, и которая не имеет отношения к продлению жизни, – впервые Николас взглянул в глаза своего друга, вглядываясь в них, он ждал.

– Да, уж больно она похожа на старшую руну усиления магии, – гном выдержал взгляд давнишнего друга, понимая, что разговор подходит к концу, – В своё время, ты расскажешь мне всё об этом, ну а сейчас. – Вытерев руки, гном взял парящий в воздухе блокнот и положил его к себе в сумку, – У тебя великолепная еда, Николас, пожалуй, стоит заходить к тебе чаще на беседы, – гном удалялся из комнаты.

– Буду рад визиту, старый друг, – Лемальф смотрел в могучий силуэт, шагающий к двери, – До скорых встреч. – Николас размышлял, над необходимостью дальнейших слов. – Я надеюсь, эта руна, дарует ребенку потенциал, хоть сколь либо малый.

Гимельт отворил дверь, обернулся на Николаса.

– Я буду надеяться с тобой, но другим старейшинам я не скажу об этом, боюсь, они этого не поймут.

* * *

Уинри лежала на кровати, Лемальф подметил, что скулы стали сильно выделяться на ее лице, кожа стала более бледной. Все это можно было бы списать на легкое недомогание, жаль, что это было не так. Уже больше месяца он давал ей лучшие эликсиры, укреплял ее здоровье заклинаниями. Лучшее, чего ему удалось достичь, это стабилизировать состояние своей супруги, ненадолго. С каждым днем, он видел, как Уинри отдалялась от него. Больше всего его пугало, что она тоже это чувствовала.

– Уинри, любовь моя, как ты себя чувствуешь? – Николас присел рядом с ее кроватью.

Уинри, медленно, будто фарфоровая кукла, повернула к нему голову. Она делала это настолько медленно, что складывалось впечатление, будто шея и впрямь может треснуть и голова отвалиться от нее. Бледная кожа, впалые глаза, делали ее еще больше похожей на куклу.

– Николас, я прекрасно себя чувствую, – натянутая улыбка на ее бледноватом лице раздражала Лемальфа. Он вдруг, возненавидел себя за этот вопрос. Он прекрасно знает, как она себя чувствует, он прекрасно знает, каково ей сейчас, он прекрасно знает, что он беспомощен. Николас Лемальф один из старейшин, был беспомощен. Его жена покидала Левиафан, с каждым днем, ей становилось все хуже. Никто не мог ему помочь, лишь Гимельт пытался создать новую формулу. Он сжал ее руку, Уинри никак на это не отреагировала.

– У тебя ничего не болит? – Николасу было трудно признать свое бессилие, он пытался спрятаться за вопросами.

– Нет, дорогой, все просто отлично, мне уже лучше, вчерашний эликсир благополучно влияет на меня. Мне значительно лучше. – Все это она сказала сквозь натянутую улыбку. Лемальф начинал злиться и незаметно для себя сжал ее руку сильнее. Вдруг, он с ужасом заметил, что Уинри никак на это никак не отреагировала.

– Любовь моя, возьми мою ладонь, – он тоже улыбнулся, скрывая свой страх, улыбка на ее лице угасла, она нахмурилась. Лемальф тоже не смог удержать улыбку на своем лице. – Как давно ты не чувствуешь руку?

– Разве это имеет значение? Прекрати это, Лем, прошу, прекрати удерживать меня в этой кровати. Дай мне умереть, я не хочу разваливаться как кукла, постепенно теряя части тела. Я не хочу существовать благодаря твоей магии.

– Не хочешь существовать благодаря моей магии? – Лемальф вскочил, всего на миг, на маленькое мгновение, в мыслях мелькнуло заклинание, которое напугало его.

– Почему тебя это так разозлило? – Она вновь улыбалась, будто ничего не произошло, пугающее обаяние смерти.

– Почему? Действительно, каждый на этом корабле живет благодаря моей магии, благодаря магии каждого из старейшин, – Николас успокоился, но он все еще смотрел на свою жену сверху вниз.

– В том то и проблема, – Уинри отвернулась от него, она смотрела в потолок, улыбка пропала с ее лица. – Тебе не кажется, что все это превращается в замкнутый круг почитания Старейшин? – Она закрыла глаза, будто бы набираясь смелости, хотела высказать все напоследок. – Именно магия сгубила наш прекрасный мир. Теперь вы боитесь ее. Сколько мы уже путешествуем? Уже сменилось несколько поколений, но я не замечаю ни одного мага с потенциалом равному старейшинам. Разве это совпадение? Вы специально взяли к себе лишь жителей без сильного магического потенциала, узурпировав тем самым власть.

– Это не так, мы подготавливаем замену себе.

– Прекрати лгать, я все равно вскоре умру, просто сними свою защиту, дай мне догореть как свече, хватит удерживать меня в этом подобии мира. Знаешь, почему я умираю? Потому что мне надоело жить в Левиафане. Вы перестали искать способы попасть в другой мир, вы не можете вернуть нас в прежний мир. Нам, плебеям без потенциала, положено умереть тут, когда наступит тот момент, что не останется ни одного жителя, что помнит прежнего мира? Когда настанет тот момент, что все станут воспринимать этот мир как единственно верный? Лучше бы мы остались умирать в Нургладе, наш выбор был неверен.

У Лемальфа от гнева перехватило дыхание, он не знал, что отвечать на такое хамство. Уинри же открыв глаза, вновь взглянула на него, мягко улыбнувшись. Все эти слова, будто были направлены не на него, а на потолок. Ее улыбка была искренна. Благодаря этому Николас вдруг осознал, что он сам задает себе такие же вопросы. Он понял, что Уинри не ждет ответов, они не важны для нее, ответы нужны самому Лемальфу.

– Обещай мне, обещай продержаться за этот блеклый отблеск мира еще немного. Я покажу тебе нечто прекрасное, но мне понадобится твоя помощь.

Николас, развернувшись на каблуках, удалялся из комнаты, в голове зрел план. Уинри глядела ему в спину.

– Вот он, мой Лем, которого я полюбила в Нургладе. Я дождусь, ты сотворишь нечто прекрасное, я не уверена, что смогу тебе помочь, но я дождусь.

Николас стоял у двери, он обернулся к ней.

– Без тебя, не получится ничего, живи, моя любовь, и сможешь узреть как творится новый мир.

* * *

Николас сидел за столом полным еды, он уже наизусть знал, где и что стоит, слишком часто он засыпал и просыпался в этой комнате. Ел он медленно, это хоть как то развлекало его. Без возможности творить магию, он будто потерял себя. Словно кусок, который делал его Николасом Лемальфом, вырвали с корнем, оставив его не полноценным. Он взглянул на дверь, желая, чтобы она открылась, настолько же боясь того, что она откроется. Всего два исхода его жизни, смерть, которой он боялся и существование в этой комнате без магии. В сущности своей это тоже смерть, более длительная и мучительная. Но это будет решено, он не будет бояться неопределенности. Хотя второй вариант более реалистичен.

Николас вновь осмотрел свою камеру. Весьма удобную, как для преступника, позволившего себе оживить свою жену. Как же это было безрассудно. Теперь он тут, ожидает своей смерти, Уинри наверняка уже убили. И вот он остался без всего. Без любимой, без магии, которой посвятил всю жизнь. Кто он теперь без всего этого?

Дверь медленно отворилась.

* * *

Лемальф стоял в своей лаборатории, в скрытой секции личного кабинета. Никто не знал, даже Уинри, про эту секцию его комнаты. Нужно было сложить нужные руны на столе, тогда он открывал проход в место полное тайн. Рунный стол скрывал под собой отдельную комнату. Которая была удивительна тем, что состояла из рунного метала, она была одним огромным рунным столом. Нужно было поистине огромное количество воли, чтобы воспользоваться такой огромной площадью для рун. Обычно Николас использовал эту комнату как усиление стола, рисуя часть рун под ним. Но сейчас, он собирался воспользоваться всей площадью, чтобы сделать нечто невероятное.

Несколько дней он потратил на создание рун, вчера, целые сутки он собирался с силами, чтобы ему хватило воли на это заклинание. Он не помнил ничего подобного в учениях из старого мира, не было даже похожих легенд, упоминавших о чем то, хоть сколь похожем на такую магию. Тем не менее, Лемальф осознавал, что у него все получится. Столь сложное заклинание, с множеством рун, состоящее из нескольких этапов, все затянется дольше, чем он ожидал.

Прошло несколько часов, Лемальф никогда не чувствовал себя столь измотанным, внешне, он даже постарел. Вновь придется набираться сил несколько дней. На миг, он испугался, что его раскусят раньше времени, заметив его усталость. Тут же он решил говорить всем, что все силы тратит на спасение жены.

– Пора уходить, – произнес он для себя, проверяя свой голос, который звучал несколько хрипло. После этого он поднялся с пола, сложив нужные руны, проверил свою комнату на отсутствие посторонних. Он закончил руны, отодвинув стол, стал покидать тайную секцию. Вернется сюда он через несколько дней, продолжит создание рун.

Напоследок, он взглянул в центр комнаты, в кругу высших рун, находилось искусственное тело. Практически идеальное творение, некий философский камень Лемальфа. Еще немного магии и он действительно создаст нечто невероятное.

* * *

Дверь отворялась медленно, Гимельт несколько выждал, перед тем как входить в комнату.

– Не лучшее чувство, – сразу высказал он свое недовольство. – Без ощущения магии чувствуешь себя беспомощно.

– К этому быстро привыкаешь, – прошептал Лемальф, вглядываясь в лицо друга, ему было страшно, очень. Сейчас он услышит свой приговор.

– Здравствуй, дружище, – как можно громче произнес Гимельт, стараясь заглушить звук захлопывающейся двери, приковавшей внимание обоих.

– Ты выглядишь излишне радостным, как для вестника смерти. – Он уже не смотрел на Гимельта, стараясь отвлечься, уделяя все внимание яблоку, взятому со стола. Разглядывая его со всех сторон, Лемальф старался забыть о Гимельте, но не мог. Злость нахлынула внезапно, резко вскочив, он опрокинул стул. Сильно сжимая яблоко, он бросил его себе под ноги. Разлетевшись на мелкие кусочки, яблоко оставило после себя мокрый след.

– Мне пришлось постараться, чтобы к тебе пришел именно я. И вместо благодарности, я должен смотреть, как ты вновь громишь тут все? Знаешь, как трудно было унять порывы Стефана, объявить тебе решение совета и жильцов. Он очень хотел увидеть твою реакцию. Я же, захотел напоследок увидеть старого друга, великого волшебника. Я разочарован тем, что я вижу, ты выглядишь как загнанный зверь, успокойся и прими свою судьбу с гордостью!

Лемальф поднял взгляд на Гимельта, мысли прояснились, он сосредоточенно смотрел на него. Его силуэт становился больше, плечи расправлялись. Слова старого друга возымели отрезвляющий эффект.

– Прости Гим, ты прав, иди ко мне, дай я тебя обниму, – Николас зашагал на встречу к гному. Последний разговор друзей будет тяжелым.

* * *

Лемальф стоял с Уинри на руках. Он не ощущал её веса, с помощью левитации он мог держать Уинри в любом месте комнаты, но ей больше нравилось находиться у него на руках. Они находились в потайной лаборатории, напротив них был рунический стол, на котором лежала спящая девушка.

– Уинри, посмотри на нашу дочь, которой у нас никогда не было, которую я создал тут, втайне от всех. Она идеальна, буквально. Тинктура Алая, которая спит, и будет спать до нужного времени.

– Дочь? – Уинри удивленно взглянула на мужа, – Идеальна?

– Да, я смог создать жизнь из ничего, несмотря на то, что это всего лишь кукла, она живая. Правда сейчас она спит, но когда настанет нужное время, сон уйдет, проснувшись, она поведет остальных к лучшему миру. – Лемальф стоял, выпрямившись, его переполняла гордость, он сделал нечто невероятное.

– Когда настанет нужное время? – Уинри непонимающе смотрела на Николаса, – К лучшему миру?

– Да, любовь моя, она сможет создать лучший мир для узников Левиафана. В ней скрыт огромный магический потенциал, благодаря которому, она пробудит потенциал в других. Я только сейчас осознал, зачем я дарил детям толику потенциала. Раньше я делал это, чтобы продлить их жизнь, но сейчас, я осознал. Они будут передавать этот потенциал из поколения в поколение. Самое главное, что этот потенциал можно пробудить, я уже проверил.

Уинри завороженно глядела на Лемальфа, сейчас он выглядел как никогда величественно, она ощущала всю важность его открытия.

– Любовь моя, я сотворил то, во что не мог поверить – это философский камень для нашего мира. Она бессмертна, поэтому она переживет каждого из старейшин и лишь тогда проснется.

– Любимый? – она дождалась, пока Лемальф взглянет на неё, – Я начинаю тебя понимать. – Она улыбнулась, осознавая, что муж сдержал слово. Он действительно создал новый мир, пусть и не для них.

– Да? – Николас торжествовал и становился еще более счастливым. – Но всё еще не готово, план только начинается и мне нужна твоя помощь, без тебя, всё это будет бессмысленно.

– Я понимаю, что эта девочка переживет всех нас, она дождется смерти каждого из старейшин, и благодаря своей силе, станет новым лидером. И благодаря всё той же силе, создаст для жителей Левиафана новый мир, чем я могу тут помочь?

– Она не девочка, это Тинктура Алая, называй имя нашей дочери с гордостью. Ты верно подметила, она дождется смерти всех старейшин, когда их режим падет, Тинктура явится в этот мир, став его спасителем. Свергнув всех последователей ложных учений, она станет самым честным предводителем. Являясь идеальным творением, она всегда будет справедлива. Надеюсь, к тому времени абсолютно все будут с магическим потенциалом, который она усилит. У неё получится сотворить идеальное общество и новый мир, быть может, они вернуться в Нурглад или превратят совместными усилиями Левиафан в новый мир, в любом случае, он будет лучше того, во что он превращается под предводительством зазнавшихся в собственной власти старейшин.

– Чем я могу помочь? В моем состоянии, Николас, я уже почти мертва.

Восхищение Лемальфа пропало, он отвел взгляд от жены.

– Почти, мне с трудом хочется это признавать, но мне нужна твоя смерть. – Николас взглянул на Уинри, она не выглядела испуганно или удивленно, будто знала, что он скажет. Он поцеловал её. – Но после я воскрешу тебя.

– Ты воспользуешься некромантией? – в голосе Уинри ощущался страх.

– Да, но без этих воспоминаний, ты не будешь помнить последние месяцы, как и я. Мы забудем Тинктуру, мы забудем эту комнату, мы забудем план нового мира. Всё это для того, чтобы о нем никто не узнал. Вскоре, акт некромантии станет известен, затем нас казнят. Неважно как, но мы умрем, унеся с собой тайну нашего ребенка, которому суждено спасти этот мир.

 

* * *

Гимельт Вечный и Николас Лемальф сидели за столом, несколько часов они потратили на разговоры о былом, последние несколько часов, когда у Николаса будет собеседник. Гимельт поднялся, Лемальф последовал его примеру.

– Николас, с трудом должен сообщить, что пора прощаться, боюсь, время пришло.

Лемальф подошел к Гимельту.

– Видимо пора, спасибо за компанию, напоследок, я смог приятно провести время, напоследок. Ты так и не сказал мой приговор, – хмыкнул Николас.

– Я оттягивал до последнего, – Гимельт увел взгляд под ноги. Вновь взглянув на друга, он достал маленький флакон из кармана. – Все решили запечатать дверь, оставить тебя умирать в одиночестве, без возможности колдовать. Ты не сможешь попасть на Левиафан, как и к тебе невозможно будет войти. Комната покинет пределы Левиафана и будет скитаться во тьме пространства, теряя свет и надежду как и сам новый мир.

– Только я буду в одиночестве, – закончил Лемальф.

– Да именно поэтому я принес подарок, – Гимельт поставил флакон на стол. – Никто не знаем, что я взял его с собой, но я решил, что так нужно.

Лемальф смотрел на флакон, он знал, какой эликсир наливают в такие флаконы, черный цвет которого отражал его суть.

– Спасибо Гим, пожалуй, я воспользуюсь им слишком быстро, – Николас заключил друга в объятья. – Прощай дружище, спасибо за всё.

Гимельт не смог найти слов прощания, он просто ответил на крепкие объятья. Уходя, он боялся обернуться, боялся увидеть, как его друг уже использует эликсир. Уже у двери, он нашел силы обернуться, Николас стоял там же, глядя на него. Гимель кивнул на прощание, он был последним кто откроет эту дверь, последним кто захлопнет её навсегда, отрезая весь мир от человека, создавшего новый мир. Новый мир, который не застанет никто из ныне живущих, но его время определенно настанет. Эдэм для тех кто его заслуживает, но его невозможно сотворить на костре или углях старого, только из пепла.

 

Примечания

  1. Изувит - Прозрачный материал, мешающий сотворению чар

Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 2. Оценка: 4,00 из 5)
Загрузка...



Оцените прочитанное:  12345 (Ещё не оценивался)
Загрузка...