Тьма сгущалась над храмом. Тучи нагромоздились в небе, и казалось, что совсем скоро ливень обрушится на темно-зеленые холмы. Горный хребет почти не было видно из-за густого тумана, обволакивающего и храм, и лес неподалеку от него. Только белоснежные вершины выделялись в дали на фоне этой беспросветной серости, но и они вскоре скрылись в темноте. Скрытое за стадами облаков и туч солнце зашло, на смену вступила луна также скрытая и невидимая для всех, и тьма окутала храм, лес, холмы и далекие горные вершины.

А внутри храма одна за другой загорались сотни свечей. Он был небольшой и старый, еще даже деревянный, а не каменный. Сейчас он скорее похож на маленькую церковь, но в первые свои дни на этой земле его величали храмом. Это называние закрепилось за ним до сих пор. Впрочем, для местных жителей, никогда не видевших храма Уастырджы в Данграде, эта деревянная постройка была храмом взаправду. Наверняка про эту церквушку уже и забыл здешний князь, а может даже никогда и не знал. По крайней мере, ходят сюда только крестьяне и простолюдины, в основном, чтобы спрятаться от дождя, а не за благословением Всевышнего или двенадцати Небожителей. Были, однако, и набожные люди в этих краях, что чтили каждого из двенадцати, молились и поклонялись им в божьей обители. Но с каждым годом таковых становилось все меньше и меньше.

Сейчас эта местность совсем опустела. Многие деревни безлюдны, а в некоторых лесах даже пропала живность. Но князю нет до этого никакого дела. Уже середина осени, а к зиме ни город, ни уж тем более все княжество так и не готово. А в этих краях она особенно сурова.

Хотя в округе не было ни одной живой души, которая зашла бы в эту церквушку, всё же единственный её зал был освещён сотнями свечей. Огонь играл на ликах двенадцати небожителей, расставленных по всему периметру зала, и перед каждым из них стоял небольшой алтарь. У стены напротив входа всех зашедших встречал лик Уастырджы, у которого как всегда было больше чем у всех остальных Небожителей свечей на алтаре. У Уацила и Фалвара, чьи алтари стояли у боковых стен, горело также много свечей. У остальных тоже стояли свечи. У кого-то больше, у кого-то меньше. Лишь у Барастыра в углу было темно и пусто. Да так, что лика его вовсе не было видно. Тому, кто забирает людей из жизни, не поклоняются. На алтарях ещё остались старые и от того пожелтевшие бумажки с молитвами от прихожан. Все просили обычно об одном и том же. У Уацила собрать хороший урожай, у Уастарджы освятить дорогу путникам, у Фалвара защитить скот от разбойников и диких зверей. Кто-то даже просил у Барастыра забрать к мертвым здешнего князя.

В центре зала за каменным алтарём сидел старик. Длинные седые волосы касались его плеч, а белая борода доходила ему до живота, где связывалась в толстый хвост, хотя ростом он был под два метра. Глаза его были изможденны мудростью, что скрывается за ними, и белёсыми, как туман на рассвете. Морщины обложили его лицо, но всё же в нём виделась сила тела, неподходящая его возрасту, и сила духа, непокидающая его никогда в жизни. Его серый балдахин был весь в заплатках и стяжках, но внутри был подбит заячьим мехом так, что одеяние хорошо защищало от холода, постоянно присутствующего в горах Аланского хребта на севере Сагора. Ноги его были обуты в дырявые и старые, но чистые сапоги, обложенные внутри всё тем же заячьим мехом. А на шее у служителя храма висела серебряная цепь с двенадцатью ликами каждого небожителя. Вещь, безусловно, ценная и, никак не соответствующая такому облачению. Это знак Ордена Служителей Веры. В начале службы в храме жрецам вешают бронзовую цепь и нарекают монахами. Затем после достижения сана богослова служителям выдают серебряную цепь. А золотые цепи носят лишь верховные жрецы храмов. И единственная в своём роде платиновая цепь передаётся, уже который век от одного великого жреца к другому. Великий жрец по традиции является одним из советников царя. Но к своим уже почтённым годам старец стал лишь богословом. Но сейчас это его волновало в последнюю очередь.

Перед ним лежали вперемешку старинные свитки, пергаменты, рукописи и книги. Язык их был странно сложным в написании и от этого ещё прекраснее. На нём говорили ещё до восшествия вождя варров Данко Злата с Закатных островов на престол в Сагоре. От народа, который говорит на этом языке, осталось пару родов во всём мире, и те уже утратили свои культурные особенности.

Богослов переписывала древние знания на новую бумагу. Он сам вызвался сделать это, ведь Верховному жрецу храма показать на древности, которым нет цены. Его интересовало только то, что цену имеет. Богослов наверно один из немногих, кто владеет этим языком, и ему были интересно прошлое, ведь его Орден основали именно хизары. А некоторые из их жрецов даже владели сверхъестественными силами.

Богослов читал жадно, но внимательно. Его дымчатые глаза бегали по страницам.

- И восстали умершие, и перестали быть людьми они. Ужасными они стали и неузнаваемыми. Падший Нарт покорил их себе, а затем покорил и весь мир, - прочитал вслух старик. Голос его был твёрд и громогласен, несмотря на возраст. - И поглотила всех тьма, и правил он над ней. И ни один муж не смог его победить. Но пришёл тот, кто прогнал тьму. Кто загнал умерших обратно под землю и убил Падшего Нарта. Посланник добра и воин света. Но пришлось принести ему великую жертву, чтобы спасти мир...

Вдруг в зал ворвался воющий ветер и погасил все свечи. Все окна и двери распахнулись. Богослов посмотрел в открытые двери. Было уже темно, и тучи сгустились так, что звёзд не было видно. Громом звенело небо и орошало землю дождём холодным, как воздух в Аланских горах, как вода в Ледяном море, как трупы в склепах на острове Духов. Богослов закрыл двери, зажёг свечу над книгой и прочитал страницу до конца.

- Так было, и так будет вновь. Великое Зло вернётся.

Падший Нарт был одним из героев сказок о нартах. Дети всегда любили эти повести. Богослов отнёсся со скептицизмом к этому посланию. Он надеялся найти здесь больше, чем детские рассказы. Закрывая старинную книгу, богослов поднял в воздух тучу пыли. Задыхаясь и отмахиваясь, он случайно обратил свечу. Несколько свитков были объяты пламенем, но богослов своевременно спохватился и начал тушить пожар водой из ведра, что приберёг для питья. Одолев огонь, серебряный жрец увидел лишь пепел, оставленный от множества свитков. Он уже начал корить себя и поносить свою идиотскую затею с переписыванием, как вдруг заметил целый и невредимый пламенем свиток под горой пепелища. Богослов достал и отряхнул его. Он поднёс бумагу к лицу. По краям она почернела, но не от пожара, а от времени. Где-то и рассыпалась в прах. Но письмена на ней остались целы. Измождённое лицо старика напряглось, но он всё же решился и произнёс таинственные слова.

- Видеть! - прочитал богослов на хизарском.

Вдруг зрачки его закатились и он, извиваясь в судорогах, повалился на пол. Он трясся, кричал и корчился от боли. Наконец он начал приходить в себя серые зрачки вернулись на место и богослов очнулся от припадка. Повисло молчание. Страх наполнил сердце старца. Теперь он ничего не боялся в жизни так, как слов детской сказки, которую он читал.

- Надо всех предупредить, - произнёс он, стремительно выйдя из зала. Попутно он взял свиток с заветными словами и направился в палаты жрецов.

Верховный жрец был в своих покоях и заседал на собрании совета храма. Щуплый и маленького роста он был гораздо младше богослова, но уже имел залысины и седину на висках. Глаза его были выпучены, как у лягушки, и были такого же, как она, бледно-зеленого цвета. Похожи на глаза утопленника. Взгляд был соответствующе мёртвым и отталкивающим. Но служителям храма он был неприятен и по другим причинам. Некоторые жрецы полагали, что он и вовсе не верит в Бога и в их святую веру, а выбран лишь, потому, что он верен здешнему князю и защитнику этих земель и делает все, что от него потребуют. Он уже год верховный жрец, но службу и богослужения за него ведёт всегда брат Корон, а принимает исповедь брат Библат. Принимает он только знатных прихожан, коих в этих краях не густо, поэтому почти все время он проводит за графином вина и с хорошим собутыльником. Несколько братьев даже видели, как к нему в покои заходят молодые девушки лёгкого поведения. Исповедаться по его словам. Ждать от такого человека помощи глупо, но выбора нет.

Богослов постучал в дверь и вошел в просторную комнату, обставленную священными книгами в красивых расписных переплетах и ликами небожителей, высеченных из белого камня, и отполированных. Писания были трудами жрецов, магистров наук и молитвословами. Священные писания о жизни двенадцати и жизни святых, коих направлял бог лежали на постаменте в дальнем конце палаты. На переплёте толстого "Бытия небожителей" серебряными нитями были вышиты лики. Вторая книга была в два раза больше и служила всем учением жизни. Через неё и простой люд, и знатные особы познавали, что человек должен проводить свою жизнь в первую очередь в услужении богу, поклонении ему и молитвах к нему. "Бытие святых" было украшено золотыми нитями и драгоценными камнями. Один из самых дорогих экземпляров священного писания. Но жрец понимал, что это всего лишь уловка и ложь. На самом деле верховного жреца редко заставали за чтением книг или за молитвой. Изваяния двенадцати выглядели даже лучше, чем те, что в зале. Верховный жрец никогда не скупился ради своих покоев. Храм же еле стоял на месте и боялся ветров, дождей и снега. И даже сейчас в такую грозу стол в палате совета храма покачивало.

За ним сидело двенадцать человек в одинаковых серых балахонах. Совет был полностью составлен верховным жрецом, так что представители собрания не особо отличались от Его Святейшество. Это были бывшие рыцари, лишённые своих титулов за насилие. Казначеи, выгнанные из замков за воровство. И знахари, ставящие жестокие опыты на людях, из-за которых их выгнали из замков и крепостей. Все они старые знакомые верховного жреца, он их и сделал своими советниками. От прошлого величия Ордена ничего не осталось, теперь это обиталище воров, насильников и убийц. Прошлое же верховного жреца было для всех загадкой.

Он пришёл всего год назад в храм и его приняли из-за нехватки людей. Он принёс обеты и следовал им, и уже через пару месяцев после внезапной смерти верховного жреца Веллара его наделили эти саном. Раньше верховного жреца выбирали сами служители, но храм бедствовал от нищеты, и его прибрал к своим рукам Градимир Чернец - знаменосец великого князя Нестора Коваля из Глубокого Озера. На его земле стояла обитель, он и выбирал верховного жреца, который сидит сейчас во главе стола. Верховный жрец Патан. Золотая цепь сверкала на его шее. Серый балахон был чистым и без единой ворсинки или торчавшей ниточки. На коротких, неумелых пальцах красовались серебряные кольца с различными молитвами. Но взглянув на лицо этого человека можно было понять, что никакие украшения не отзовут ваше отвращение к нему. Соломенные волосы редкими прядями покрывали его голову, уши торчали, как у мартышки, нос был похож на уродливый клубень картофеля, а взгляд выпуклых болотного цвета глаз словно высасывал душу.

За его спиной нервно трясся виночерпий, постоянно занятый своими обязанностями. Мальчишка либо неотрывно смотрел в пол, либо рассматривал свою грязную и неотесанную бронзовую цепь.

На столе лежали десятки запечатанных пергаментов и свитков с различными печатями: кальмар, горный хребет, три озера, щука и многие другие.

- Ваше Святейшество, - громким, но спокойным голосом огласил богослов, - У меня есть важные новости для совета. Это не может ждать.

- Конечно, брат Магон, - сладким, как мёд, голосом сказал верховный жрец, - Что вас беспокоит?

Богослов посуровел и начал:

- Тьма сгущается над миром, - после тех двух слов весь его мир перевернулся с ног на голову. - Ночь без конца и края, без луны и звёзд скоро наступит. Великое Зло пробудилось вновь, и тьма поглотит всех и каждого, как и тысячи лет назад. И да поможет нам Бог, выстоить и выжить перед грядущей бурей. Мертвые восстанут...

После такой тирады присутствующие смотрели в упор на Магона. Но в этих глазах была не тревога, скорее разочарование, а в некоторых даже насмешка. Патин обомлел, но уже через долю секунды к нему вернулся дар речи.

- О чем вы, брат Магон? Кто вбил в голову вам такие мысли? Может, я вас не совсем понимаю? - спросил он таким же сладким голосом, но со скрытым призрением и отпил вино из чаши. Мальчик незамедлительно наполнил её и снова встал за спиной верховного жреца, не шевелясь.

- Вы меня поняли, ваше святейшество. Скоро придёт конец всему миру.

- Вы слишко много читаете труды древних жрецов, - сказал брат Дукар - бывший знахарь, ставящий опыты на людях, не всегда даже мертвых. Он был умным человек, но от этого ещё опасней из-за своего пристрастия в насилию. - У нас есть более реальные проблемы, чем "Великое Зло".

Жрецы рассмеялись, уже не скрывая своего призрения. Дукар ехидно улыбался, позвякивая серебряной цепью.

- Нам не хватает ни золота, ни серебра, - заметил брат Плэг - главный стюард храма, прогнанный из замка князя Цзислава за воровство его податей. Князь Цзислав не отличается большим умом, так что Плэг смог украсть столько золота, чтобы затем откупить свою жизнь. Множество подбородков тряслись, когда он говорил. Не просто так говорят, что мы это то, что мы едим. Свинья в данном случае. - А если наш царь объявит войну Южному Сагору или Нагулору и Закатным островам. Так мы и вовсе умрём с голоду.

Мышиные глазки Плэга с претензией уставились на Магона.

- Совет прав, брат Магон, - сказал Его Святейшество, - Вы слишком увлеклись, изучая древние писания, так что забудьте, пожалуйста, все это и идите...

- Я видел ведение, - прогремел голос жреца.

Настала всепоглощающая тишина, нарушаемая лишь раскатами грома. Ветер все ещё выл за окном, а тьма поглощала храм.

- Что вы видели? Видение? - недоверчиво спросил один из заседающих. Верховный жрец снова опустошил чашу, и мальчик снова её наполнил.

- Видения давно забыты нашим Орденом. Когда то он обладал такой силой, но сейчас это просто фантазии, - сказал он. Откровенно говоря, ему уже наскучил этот разговор.

- Это было не что иное, как видение, - не отступал богослов, - Я тоже не верил в то, что сейчас скажу, но после того, что я увидел, я никогда не буду прежним, - богослов решительно оглядел всех и начал, - Я видел лес. Деревья были голыми, листья жёлтые, красные, оранжевые валялись повсюду, земля уже начала промерзать и суровые ветры задули с севера. В чаще виднелось маленькое, неглубокое озеро. Это было озеро Слёз, что находится в нескольких лигах отсюда на севере. Над верхушками массивных вековых деревьев маячила снежная белизна гор. В деревне на берегу дети игрались в воде, мужчины кололи дрова, а женщины жарили дичь на большом костре, - богослов выдавил печальную улыбку и собрался с духом. - Но вдруг тьма стала сгущаться над лесом, и пришёл невыносимый холод. Такого холода я не вспомню за всю свою жизнь. Даже в самую лютую зиму было теплее. Яркий жёлто-красный ковёр начал покрываться инеем, а на озере затвердевал лёд. Люди испугались, не зная, что происходит. И я увидел... саму смерть. Всадника на чёрном коне. Руки одеты в чёрные кожаные перчатки. Сапоги из черного меха окутывают ноги. И лицо скрыто под чёрным плащом. Он стоял на другом конце озера от деревни, и он направил свою руку на неё. "Обратись", - прошептал он на хизарском. И я узрел то, чего не пожелал бы даже врагу. Люди в деревни будто начали сходить с ума, дёргаться, извиваться и кричать. Из их спин вырастали хребты, превращавшиеся в три огромных плавника. На руках отросли длинные когти, а во рту острые клыки. Глаза стали выпуклыми и белыми. Кожа стала грубой, чёрной... мёртвой. Эти люди бились в агонии, а затем утихли, восстали, и перестали быть людьми. Моя душа сжалась в комок, а нутро чуть не вывернуло. Я обернулся, а за мной стоял всадник. Он будто видел меня и направился в мою сторону с длинным, острым и огромным чёрным клинком. Я был готов умереть, но я упал на землю и внезапно к своему счастью оказался в храме.

- И кто же это, по-вашему, был? - раздраженно спросил Патин.

- Падший Нарт и кайраги.

- Кайраги? Падший Нарт? - сказал улыбающийся от уха до уха брат Грив - падший рыцарь, лишившийся своего титула и земель за изнасилование служанки дочери своего сюзерена. Есть слух, что он приставал и к дочери. Но молодая леди не сказала правду, чтобы не обесчестить свой дом, иначе голова брата Грива торчала бы на пике. На его лице не было заметно отпечатка каких-либо размышлений никогда, но силы, зато в нём, хоть отбавляй, - А может вы ещё видели великанов, упырей и других чудовищ из сказок нянек и кормилец. - Заседающие снова рассмеялись.

- "Они думают, что если не будут верить в них, они за ними не придут. Глупцы. Эти люди нас всех погубят", - подумал жрец, - Да. Падший Нарт. Да. Кайраги. Я только что прочёл свиток на хиссарском. И получил это видение. Перед этим я прочёл книгу, где говорилось о них и об ужасе, что они несут.

- От хиссаров почти ничего не осталось. А их сегодняшние потомки и своего языка не знают, - напомнил брат Дукар.

- Нельзя верить каждой древней книге, брат Магон, - сказал верховный жрец и снова опустошил чашу, - Мы не можем быть уверены в том, что было тысячи лет назад.

- Как и не можем сомневаться в этом, - сказал жрец, - я верю в то, что видел, а я видел живых мертвецов! - он достал свиток с заклятием и шлёпнул им по столу. - Вот. Это доказательство моих слов. Это и есть те слова, после которых я начал видеть.

- Брат Магон, кроме вас во всём храме и скорее всего во всех храмах Сагора не найдётся человека, говорящего на хизарском. - ледяным тоном произнёс Патин, даже не взглянув на бумагу.

- Незнание нас погубит! - вынес приговор богослов.

- Брат Магон, этот мир видел трехглавого дракона, видел лошадей размер со слона, но эти времена прошли! Это уже невозможно! - сказал брат Плэг, - Магия уже давно не сильна в этом мире. В этом мире сильны золото и сталь.

- Если вы слишком горды для этого, - сказал богослов, посмотрев на верховного жреца, а затем, посмотрев на брата Грива, добавил, - или слишком глупы, это не моя вина. Но из-за вашей гордости или глупости они придут за нами и убьют нас.

- Я думаю, вы переутомилисьслегка, - сказал Патин и снова выпил вина, но на этот раз мальчишка стоял, как вкопанный, трясясь от страха, - Идите, отдохните и попейте сонное зелье, чтобы вам больше не снились такие нелепые сны. И не беспокойте совет бабушкиными сказками.

Магон понял, что ничего не добьётся и пошёл к выходу.

- Когда они придут сюда нам не поможет ни золота, ни серебро, ни князья, ни рыцари. Нас всех ждёт тьма, если вы не оповестите другие храмы. Отправьте птиц с посланиями, или мы погибнем. Но это будет далеко не конец. Мы навечно останемся слугами тьмы. Я видел, что нас всех ждёшь, верите вы или нет. И буду бороться с этим с вами или без, - сказал богослов.

- Если я отправлю письма с рассказом о том, что вы видели, меня посчитают сумасшедшим, - сказал верховный жрец.

- Не бойтесь этого, Ваше Святейшество. Скоро это перестанет быть важным. Как и всё остальное в этом мире, - заявил жрец и вышел из покоев.

Патин хотел выпить вина, но чаша была пуста.

- Почему нет вина?! - сказал он.

- Кувшин пуст, ваше Святейшество, - пролепетал мальчишка.

- ТАК ПРИНЕСИ ЕЩЁ! - закричал верховный жрец, уже не контролируя себя.

"Надо сказать витязю Градемиру, - подумал жрец, уходя из храма, - Он мне поверит, уж он то точно мне поверит. Может даже расскажет князю Кернецу, и мы будем готовы, - он распахнул двери храма, взяв с собой фонарь, и направился седлать коня. - Только надо действовать бы...". Магон остановился и уставился на север. Трава заледенела, воздух резал холодом, как сталь, а луну скрыли тучи. У леса, что заканчивается у дороги в храм с запада, стоял Всадник на огромном чёрном коне. Сквозь тьму этой ночи красные, как кровь, глаза коня светились и искрились. Из чащи выбирались люди. Точнее бывшие люди. И их светящиеся белые глаза вылезали из темноты и направлялись к храму. Кайраги. Ужас объял Магона. Он чуть не лишился чувств. Фонарь его погас от ужасного ветра, и он выкинул его за ненадобностью. Богослов запряг лошадь, взобрался и дёрнул поводья. Животное поскакало быстро, как ветер. Кайраги её пугали так же, как и Магона. Чёрный Всадник достал огромный чёрный клинок и поскакал за ним. Его громадный конь в мгновение догнал богослова. Всадник ранил лошадь в шею, и она повалилась на Магона, сломав ему ногу и захлебываясь кровью. Богослов не был готов противостоять такой силе. Магон лишь скулил и постанывал, безуспешно пытаясь вылезти из-под лошади. Чёрный Всадник подошёл к нему и с потрясающей сознание улыбкой на устах, которых богослов не видел, и произнёс:

- Больше ты ничего не увидишь, старик.

Этот голос будет вечно преследовать Магона после смерти. От этого голоса кровь стынет в жилах, холод заключает в ледяные объятия твою душу, а голос твой пропадает вместе с храбростью и рассудком. Всадник полоснул по глазам Магона, тот взвыл и навсегда утих после поцелуя чёрного клинка сердца богослова. Последнее, что он слышал, как кайраги ращрушают горящий храм, а Падший Нарт удаляется всё дальше, позвякивая броней и сталью, неся погибель всему миру.