Пара воинов смотрят увядающим взглядом в убегающий кровавый закат. Витает вкус железа на губах, холодом касаясь кончики языков. Доносятся хрипы и стоны умирающих. Запахи крови и чего-то мерзкого давно отбили обоняние. Тяжёлые хлопья снега не спешат покрывать белой вуалью поле битвы, вспаханное боями.

— Вот так всегда. Жизнь как этот закат, всё норовит убежать - тот что постарше закашлял кровью после медленных слов. Скверный кашель. За свою жизнь я пробовал много разных кашлей. И поверь моему опыту - этот самый скверный - он устало склонил голову, словно засыпает. Густая борода измазалась в крови и провоняла ужасно. Улыбка не сходила с грубого лица, усеянного морщинами, шрамами, каплями грязи. Тяжёлое дыхание вырывалось с трудом, грудь боялась выпускать воздух, опасаясь что тот больше не вернётся.

— Живот ещё адски болит. Так жжёт, что хочется вывернуть всё наизнанку и постирать в холодном ручье - не переставал жаловаться на безумную боль, тот что младше, совсем юный, с гладкой кожей на лице. Возраст его совсем не тронул, но война искалечила ужасом и страхом, опустошив взгляд, смотрящий в никуда.

— Ещё чувствуешь - жизнерадостно улыбнулся в ответ на жалобу, глаза смотрели так, словно заново воскрес. Чувства это прекрасно, вспомнишь мои слова, когда перестанешь ощущать тело. Даже по боли заскучаешь. Знаешь, смерть она так пугает, что уже нет ни дрожи, ни страха, ничего. Похоже так она и забирает жизнь. Отнимает всё, понимаешь? Всё что когда-то тебе принадлежало. Я боюсь однажды замолкнуть или оглохнуть, ослепнуть, мир умрёт, а я этого даже и не пойму. Подумаю, что усну. И всё. Я хоть пойму что умер? Выпивки бы. Эй гномы, есть кто живой! - крик поймал в ответные сети одну лишь случайную добычу.

— Да заткнитесь вы уже и так помирать тошно - донеслось жалобное ворчание, хриплое, словно после круглосуточной пьянки. На полях сражения умирали медленно, драконы всех разогнали, остались лишь те, кто не двигались и чудом уцелели.

— Проклятое отродье. В горле так пересохло. Живот крутит. Выпить бы чего, хоть воды, хоть яда - молодой в ответ ветерану и вовсе стал плакать, тело трясло, нереальный голос взревел так, что казалось всех разбудит. Паника лишь только облизнула его мерзким страхом.

— Тише, тише солдат. Ты только погляди. Мы же убили эту тварь и она не взорвалась той магией. Да перебила клинками Глойна, Эстехара и того, усатого, знаешь его? Руку ему отрубила. Он кричал похлеще твоего, но правда недолго. А мы всадили в неё копья. А? Отлично ведь сработано. Только эта эльфийская тварина успела нас пришпилить своими погаными клинками к деревьям. Зато сдохла. Ну и страшная же. Не удивлен почему их так мало рождается, кто ж захочет иметь с такой дело - он засмеялся и тут же захлебнулся кровью. Брызги разлетались во все стороны, после воин сплюнул какой-то сгусток. И вновь закрыл глаза.

— Я ведь не хочу умирать - вопли сменились слезами. Проклятье. Я встретил такую девушку. Ты бы только знал. И я не стал с ней, понимаешь, захотел произвести впечатление, подготовиться, даже думал жениться. Я сразу понимаю это. Вижу, вот на ней женюсь. А тут сборы в поход, все пошли и я с ними. Дурак, тупой дурак. Где она теперь? - залился слезами ещё сильней. Птицы всё ближе спускались к ним, волки едва ли успеют, слишком много мясо сгорело от драконьего огня. Скорее всего пернатые стервятники сами справятся со столь скудным пиром войны.

— Эй, эй, ты слышал меня. Эй, как же тебя звали? Ты уснул? Умер? Глупый вопрос, прости, прости. Мне просто страшно, а вдруг я не умру и меня сожрут заживо? Или тебя будут есть на моих глазах? - молодой стал задыхаться. В голове крутились только воспоминания последнего мирного вечера. Они с друзьями мечтали, как быстро кончится война, а в деревню вернутся героями. Людям в союзе с орками и гномами ничего нестрашно.

Грёзы в голове стали реальностью. Тот самый весёлый вечер не предвещал беды. Окрыленный любовью и отвагой друзей, будущее казалось лучезарной сказкой, где в конце он вернётся героем в объятья заветной красавицы. Глойн и Эстехар пели застольные песни, ухаживали за пышногрудыми барышнями, а усатый Стоун вновь перебрал с алкоголем, да всё приговаривал.

— Лишь бы не потерять руки, даже без ног, слепым, немым я буду чувствовать себя мужчиной. Оглен, ты как считаешь, что хуже всего?

— Влюбиться и не вернуться - не убирая взгляда с неё, задорной и жизнерадостной официантки, он медленно потягивал пиво не желая конца этому вечеру. Надо бы решиться, может выпить больше или вовсе перестать, но признаться, только как, как подобрать слова, да и глупо, во всём признаться и уйти. Нет, лучше вернусь, а вдруг, что случится или кто опередит? Уверен опередили. Такая как она не может быть одна, ах что же делать - всё прибывал и прибывал, то в радостных, то в тревожных думах, но так и не решался действовать.

— Так тебе повезло. Обо мне в случае чего никто и не вспомнит. От того я и беспокоюсь за свои руки, они всегда прокормят и помогут, их нужно беречь - бережно потер худые руки и поцеловал ладони.

— Точно. Спасибо Стоун, ты мне помог, даже не знаешь как сильно - решительно встал, стул скрипнул, стол лениво отодвинулся.

— Всегда пожалуйста, с руками ты нигде и никогда не пропадешь.

Глойн и Эстехар уже пели невпопад, но это не главное, когда в компании красавиц, радостно дарящих звонкий смех - значит всё сделал правильно. Дамы смеялись над любой глупостью, друзья щедро угощали своих спутниц, но старались не перебрать, рассчитывая на долгую ночь любви.

— И тут Глойн говорит, это же идеальный поход. Вспомогательные войска всегда плетутся в хвосте, а с нами будут орки и гномы, они вмиг расправятся с кучкой тёмных эльфов. Недолго думая, я согласился и потащил за собой Стоуна. Он жутко всего боится, но уверен настоящее дело придаст ему сил и веру в себя. А то бедняга совсем исхудал, оттого и быстро пьянеет даже сейчас перебрал, да, расти без отца скверно. Но мы его в обиду не дадим. Нет ли у вас тихонькой подружки? Или наоборот, той что расшевелит парня? - свой вопрос пухлый Эстехар сопроводил бурным смехом и опустошил кубок. Пить из такой посуды жуткий архаизм даже для этих времен, но им нравился дух старины.

— Ты лучше о себе позаботься или решил что всё схвачено - сильно захмелев, грубо ответила ему дама, сидевшая напротив, зелёные глаза горько отравляли низкорослого Глойна. Ты продолжай петь, шутить, а хвастовство и попытки излить душу, это милый мой ни ко мне. Ищи, как сам сказал тихоню или ту, что тебя расшевелит. И пьёте вы из дурацкой посуды, словно вам сотни лет - взглянув кисло на подругу, они отошли в сторону, о чем-то шептались, щёки заполнились румянцем, смех вновь разлетелся стаей южных птиц и осмотревшись по сторонам, ветхие табуретки приняли обратно нелёгкий груз, наглые взгляды требовали романтических подвигов.

Друзья тихо сидели, пиво со хмелем весело вливалось в глотки, но головы поникли, как подсолнухи от палящего солнца и только мысли вернулись на место, как двери таверны распахнулись, зашли настоящие лесорубы, охотники, пара ветеранов войн (остальные умерли) дамы тут же убежали к ним, губы на прощание коснулись щек юношей.

— Как вернётесь с войны, будет что рассказать, приходите все и друга своего берите мы уж ему найдём кого-нибудь. Не грустите мальчики, ещё увидимся - друзья кивнули и в одиночестве допивали остатки.

Стоун спал прилипнув к столу. Оглен все репетировал про себя речь, пальцы рисовали невидимые узоры на столе и затаив дыхание подошёл к официантке. Среди всей грязи, грохота танцев лесорубов с пышными дамами, завораживающими байками охотников и грустных, мёртвых изнутри ветеранов, она казалась ангелом, с которым можно спастись и обрести рай.

— Привет, отлично выглядишь, ты красивая - сердце билось так сильно и глушило все его робкие слова.

— Привет-привет красавчик. Тебе пива, мяса? Друзей своих не забудь забрать, у нас не гостиница, чтобы спать тут - весело заливалась звенящим смехом, а он лишь слушал, кивнул, затем попытался повторить объясниться, но она упорхнула к другому. Словно в танце схватила поднос и парила, да именно парила среди пьяни, уставших работяг и пышногрудых дам.

— Я вас люблю. Нет, конечно нет, ещё нет. Но я вами восхищён и очень хочу узнать поближе. Ваши тонкие золотистые локоны прекрасны, но покорил меня смех и улыбка, то чего мне так сильно не хватает. Ты такая жизнерадостная, коснуться бы кончиками пальцев твоей сказочной красоты, но не ради собственной услады иль восполнения сил. А чтобы делить судьбу на двоих - яркий свет стал его ослеплять. Прости, прости, но мне пора, так жаль, что раньше этого не сказал. Так жаль - но слова услышала лишь смерть. Желание почти исполнилось, речь сказана да только не услышана.

Закат скрылся. Он больше никого не слышал. Боль к счастью прошла, но без облегчения. Что-то ушло, забрав все чувства. Его клонило ко сну. Только бы уснуть поскорее - угасла последняя мысль.

Тьма накрыла некогда кипящее поле битвы. Ещё ни одна легенда будет сказана, ни одна песнь спета и мириады слёз прольётся и будут литься, вспоминая тот злосчастный день. Но среди тьмы двигалась одна лишь фигура, поначалу прихрамывая, подошла к бывшему лагерю эльфов, порывшись в сундуке, существо спешно отправилось на север. Больше никто не покидал этого поля. Прилетели падальщики разных видов и мастей. Что одним смерть, то другим жизнь. Иначе бы только трагедией отдавала любая гибель. Прикованных к дереву уже облюбовали хищники, воссоединив с природой. Путь их закончился здесь, жизни ушли вместе с убегающим закатом - последним, что радовало их взор, но замеченный лишь перед смертью. Закат унёс искалеченные души с собой, успокоив, даря смирение и вечную блажь. Полнота любви всепрощающей природы окутала павших воинов, они обрели покой, оставив земные сожаления, боль, ненависть, страх. Их новая жизнь только начиналась, та духовная, путь ждёт великий и долгий, чтобы обрести мудрость и вознестись к небесам, но даже оставшись здесь им не грозят больше беды и невзгоды, те кто не утратил чистоты души теперь искупают все свои грехи благими деяниями, сотворяя необъяснимое людьми чудеса. Они стремятся к свету, к небесам и каждый получит свой путь к вечности и быть может смогут повстречать тех, кого любили истинной, единственно верной любовью.