Екатерина Кривонос

В поисках Музы

...Как вам известно, у каждого поэта и писателя есть своя Муза. У детских поэтов это - девочка с голубыми глазами, преданно заглядывающими в душу каждого человека, с голубем Мира в руках, или девчонка - сорванец в рваных чулках и с рогаткой к кармане платья. У пишущих о Родине она - величавая и прекрасная женщина с букетом васильков и колосьев в руках или, наоборот, девушка в обгорелой шинели и лицом в танковой копоти...У многих поэтов даже жёны становятся Музами (или Музы, снизойдя до смертных, обращаются в их жён). Музы повергают поэтов в пучины страсти, строят им храмы с колоннами и воздвигают дворцы, водят по полям сражений. Но моя Муза – совсем особая и непохожа на чужих вдохновительниц...

...Когда мне было 11 лет, я начала писать стихи, но первые строки были робки и неумелы, рифмы хромали и спотыкались...Тут мне попала в руки детская энциклопедия, в которой я вычитала, что вдохновение даёт Муза.

«Решено: иду искать Музу».

Я знала, что Музы живут на Парнасе, но где находится этот Парнас, не имела никакого представления. Я взяла на кухне пару бутербродов и отправилась на поиски.

Решив искать наугад, я вышла на улицы своего города и пошла куда глаза глядят. Кривые закоулки у рынка с их деревянными сараями, крашенными в зелёный и коричневый, показались мне самым подходящим местом, и я двинулась мимо трёхэтажных домов, через их тихие дворики с клумбами из шин, где росли бархатцы, майоры, петунии и бледные эхинацеи.

Закоулки петляли по пыльной земляной тропе, зелёные и синие сараи и заборы смыкались вокруг, и я плутала по заросшей репяхами и закиданной битым щебнем тропе, покуда не выбилась из сил.

В конце какой-то улочки я натолкнулась на скамейку, на которой сидела старушка в красном платке.

-Скажите, пожалуйста, как пройти на Парнас?- спросила я её.

-Девочка, нет тут никакого Парнаса, иди лучше домой, тебя уже родители ищут,- недовольно ответила мне бабуля.

Впереди, за домами, вдруг показалась какая-то вершина или холм, поросшая лесом. Парнас? Или просто ржавый террикон с посадками на склоне?

Я решила надеяться, что это всё-таки гора Муз, и двинулась к нему. Тропинка была крутая, но, цепляясь за ветки, я всё лезла и лезла ввысь.

Я уже устала и отчаялась идти по этой пыльной дороге, на которой то и дело попадались щебень и камни. Вдруг это действительно не Парнас, а самый обыкновенный террикон?

«Пройду ещё немного», -решила я, -«и если ничего не найду, то вернусь домой».

Я плелась и плелась, ноги устали, и ремень сандалии окончательно грозил оторваться.

«Вернусь домой»,- почти плакала я,-«тут ничего нет».

Вдруг в посадке справа от меня между ветками мелькнуло что-то синее. Я без особого интереса обернулась и увидела обычную дорожную табличку. На ней белым по синему было написано: «Парнас-2 км».

Я обрадовалась, но подумала:

«Как же я дойду?».

Присев под табличкой, чтобы её не потерять, я начала думать о способах добраться до Музы, ведь террикон (или гора?) становился всё круче. Вдруг сверху донёсся какой-то топот. Я испугалась и вскочила на ноги. Со стороны дороги показался белый конь, по бокам у которого были поджатые крылья.

«Пегас»,- догадалась я.

- Поэт? - внезапно спросил меня крылатый конь.

- Д-да, стихи пишу...

- За Музой, наверное?

-Да, вот хочу попросить, но дадут ли?

-Садись,- сказал Пегас и опустился на колени.

На спине у Пегаса дышалось легко, стихи составлялись сами собой, и мои неуклюжие строки вдруг начали выравниваться и обретать ритм.

-Приехали, -сказал конь поэтов, коснувшись земли копытами,-До свидания.

-До свидания, Пегас!

Прибыв на место, я решила осмотреться. Увы, не было видно ни дивных садов, ни прудов, ни храмов с колоннами, где резвятся Музы. Вместо этого я увидела какой-то склад или лабаз из цемента со здоровенным замком. Перед ним сидел одноглазый татуированный сторож, и я догадалась, что это Циклоп.

-Здравствуйте! А есть у Вас Музы?

-Нет, всех разобрали, приходи в другой раз. У нас спрос, очереди.

-А когда можно будет прийти?

-По-разному. Обычно лет в шестнадцать, когда влюбишься, а некоторые и больше ждут – до пятидесяти или восьмидесяти. Раз на раз не приходится.

Я не хотела так долго ждать и решила упросить Циклопа:

-А, может, хоть маленькая у Вас есть? Хоть самая плохонькая?

-Нет, нету, всех разобрали.

-Ну хоть самая завалящая!

-Ладно, посмотрю, вдруг осталась...

Циклоп встал, скрипнул поясницей и снял с пояса связку ключей. Отомкнув ржавый замок, он открыл лабаз...и из него показалось необыкновенное существо. Оно было одето в тельняшку и цыганскую юбку со множеством карманов и цветных заплат, на шее у него висела гиря на цепочке, а на голове была рваная и грязная рокерская бандана, из- под которой торчали рыжие спутанные космы. На одной ноге у него был сапог, а на другой- резиновая тапка, надетая на цветастый носок. На теле у существа красовались разные надписи и татуировки.

-З-здравствуйте...- испуганно протянула я.

-Здравствуй, девочка!

-А... скажите пожалуйста...Вы-Муза?

-Муза! А ты поэт? М-да, хотелось бы кого покрепче...Так, ты пьёшь?

-Нет, мне же одиннадцать.

-А, ну да, и так видно. Курить пробовала? Власти ругаешь?

-Нет, нет...

-Плохо. Ну да ладно! Проказничать любишь?

-Да как- то духу не хватает...

-М-да, ну и поэт мне достался...

Вдруг из уха Музы показалось что-то маленькое и замахало мне.

-Ой, что это?!

-Это мои тараканы. Всё равно у меня в голове пусто и ветер гуляет, вот и пустила их на постой, чтобы не было скучно. Да ты не бойся, они к тебе не переползут!-заметила Муза, что я отодвинулась от неё,- Им у меня весело.

-А что это на Вас написано?-спросила я, чтобы поддержать разговор.

-А, это мои стихи! Вот тут, например,- поглядела она на руку,-«Торгаши за булку с маком по полгода лазят раком, лазь-не лазь, а всё одно отберёт всё гороно».

-Извините, а почему гороно? Налоги же собирает налоговая?

-А для рифмы. Смысл-не главное, главное-рифма!

-Да, кстати...-вспомнила Муза,-Раз ты всё-таки мой поэт, то познакомься с моей «Весёлой компашкой».

Она пошарила в кармане и достала пустую бутылку.

-Вот это-Зелёный Змий, персонификация алкоголя,-принялась Муза объяснять,-это Белочка, персонификация белой горячки, она приходит после Змия, это-инопланетяне в «тарелочке», они приходят после Белочки...

Существа в бутылке, увидев меня, начали здороваться: Змий встал на хвост, Белочка замахала лапкой, а инопланетяне в «тарелочке» сделали круг почёта.

-Да ты не бойся, они много места не займут, и, как и я, могут стать невидимыми. Ладно, раз уж нет на меня поэта...И хрен с тобой, девочка!

-И хрен с тобой, Муза!

Тут из-за деревьев вышло какое-то странное существо: оно напоминало кота, но было размером со среднего льва. Местами оно было лысое, а местами у него на теле торчали клочья то чёрного, то белого меха.

-Кто это?! - вскрикнула я, прячась за Музу.

-А! Это Хрен, наш парнасский котик, сын Цербера и Сфинкса. Лоботряс порядочный! – засмеялась она,- Сначала папочка решил сынка к делу пристроить: Аид охранять поставил. Этот же болван только кроссворды решал и дрых на посту - заходи кто хочет! Вот и зашёл Орфей, увёл Эвридику.

-А почему этого в мифах нет?

-Мифы! Мифы, девочка, они как людские газеты: вранья много, правды мало. Ну, подрастёшь-узнаешь,-увидев моё недоумение, заявила моя спутница,-Так вот, скандал был большой, но в мифы не просочился: папаша отмазал сыночка. Потом мамочка решила этого лоботряса к бизнесу приобщить: выдала ему сборник загадок, чтобы чего, не приведи Зевс, не попутал, и поставила охранять дорогу. Он опять от лени все загадки попутал и загадывал такую ерунду, что все и туда, и сюда абсолютно свободно проходили. Тогда сослали его в мир людей не перевоспитание. Работёнка непыльная, родители постарались! Чего легче: работать статуей кота-баюна в круглосуточном детсаду, ночью оживать, напевать детям во сне прекрасные песни и рассказывать добрые сказки. Так эта зараза и тут всё попутала: по ночам отрывалась по полной: пела песни «Раммштайн» и «Дип Пёрпл», аккомпанируя себе на жестяных скворечниках и кормушках. Дети все ночи не спали-проказничали и на ушах стояли, няни в сад выходить боялись, птицы разлетелись, скворечники погнулись...Пришлось отдать его на непрестижную должность- Бабе Яге в учение. Так он на второй же день кошачьей мяты объелся, дикую пляску устроили, все зелья поразбивал, травы поразметал, змеиное молоко слизал...Выгнали его, теперь этот бездельник тут шатается. Ну что, возьмём котика? Да ты не бойся, он тоже станет невидимым!

-Возьмём...

-Хрен, ты с нами,- сказала Муза давно уже стоявшему рядом и подслушивавшему наш разговор коту.

...С тех пор я никогда не жила спокойно. С вечера я теперь напиваюсь крепкого чая и ночь не сплю, и потом поспешно хватаю всё, что под руку попадётся, и мараю и чёркаю календари, тетради, бумагу, старые газеты своими злыми и язвительными строками, которые мало кто хочет читать и публиковать. А весёлая компашка вылазит из своих щелей и пляшет вокруг, и я чокаюсь с Музиными тараканами чашкой (своих я так и не завела).

Муза сшила мне шутовской колпак, а парнасский котик Хрен (он, как и его родители, всезнающ) достал мне где-то бубенцы к этому колпаку. Спёр он их где-то или сам сделал из звёзд с неба? Кто знает?...И когда мне плохо и тяжко на душе, выходит из угла Муза и шепчет: «Смейся же, смейся! Чтобы им, сволочам, тошно было!». И я разражаюсь смехом- сначала через силу, а потом уже сама верю своей радости.

...А если мне кто-то насолит или напакостит, Хрен заводит его под автобус или падающий кирпич, а мы с Музой плюём на него с высокой колокольни, которую она мне выстроила вместо храмов и дворцов на берегу моря. Кот играет мне по ночам на эоловой арфе и поёт чудные песни, а Муза превращает воду в чифир или вино, и я смеюсь и пляшу до утра! И плевать мне на всех с высокой колокольни!

 

 

 

 

 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 3. Оценка: 3,00 из 5)
Загрузка...