Тварь


— Но ведь есть великие дела, за которые стоит отдать жизнь.
— Нет, нет таких дел! Потому что жизнь у тебя одна, а великих дел — как собак нерезаных.
— О боги, да как же можно жить с такой философией?
— Долго!
 
«Интересные времена» (Терри Пратчетт)

1.

Духота не исчезла даже после ливня. Висевшая с самого утра почти осязаемым полотном, она давила и высасывала все силы. Улица была пустынна. Лишь одинокий всадник неторопливо проезжал по ней. Сонная луна, едва начавшая свое восхождение, все еще смотрела вполглаза.

Неожиданный зуд заставил рубцы на лице побагроветь и вздуться четырьмя ровными, почти параллельными полосами. Они всегда так реагировали на оставленный огранщиком след. Всадник остановился и осмотрелся: покосившиеся постройки, которые-то и домами тяжело назвать; лужи и хлябь вместо дороги; плавающие в слякоти полусгнившие доски; темный зев переулка; единичные огоньки сальных свечей в маленьких окнах.

— Хан, — путник спрыгнул в грязь: прямо в дорогих высоких сапогах и черном бархатном костюме с белым отложным воротничком, — займись переулком, я догоню.

В переулок, прижимаясь к стене, прошмыгнула тень. Незнакомец провел по лицу пальцами. Зуд тут же прекратился, оставив после себя лишь едва ощутимую внутреннюю пульсацию.

«Так-так, — подвешивая к перевязи армейскую шпагу, подумал человек, — в районе, где не зажигают даже фонарей, едва ли у кого-то нашлось чем заплатить огранщику».

Странник оставил коня, нисколько за него не переживая, и направился в переулок: именно оттуда тянуло огранкой. Он увидел труп почти сразу, за грудой ветоши, мусора и лужей нечистот. Обнаженное тело старика — худое, белое — покрывали тонкие синие узоры жил, особенно ярких на груди и ногах.

Пучки грязных волос сиротливо топорщились на обожженном с правой стороны черепе. Тонкие растрескавшиеся губы страдальчески кривились. А удивленно открытые глаза, затянутые бельмами, с надеждой смотрели в ночное небо.

«Несчастный».

Недалеко валялась дырявая шляпа, в которую старик собирал милостыню. А остатки его одежды — обгоревшие тонкие лоскуты — были втоптаны в грязь. В неясном свете прибывающей луны смутно блестела пара медяков.

«Что ж ты за дикарь-то? — иноземец присел на корточки, придерживая шпагу. — Ведь он же был еще жив, когда ты огранил его, — такие следы появляются только в прижизненной огранке. Какой страх и какую боль испытал этот слепец? Он не видел преступника, он ощущал лишь, как мясо отделяется от костей, как скручиваются внутренности, как рвется на части грудная клетка и вскипает кровь. И все это ради совсем уж слабого чара. Такой мельницу не раскрутит, да и в качестве оберега будет слаб. Так, может быть, сгодится на несколько зарядов для громыхала. Но огранщик, несомненно, был хорош. Все сделано быстро, четко, без остатков — мастерски. Если местный, то как же он остался незамеченным до сих пор — такой силы-то? А если чужак, то тем более оказался бы на виду у местного Магистрата. Что-то последнее время огранщики совсем распоясались. Особенно вот в таких отдаленных городках, где магистры уверовали в собственное всесилие и безнаказанность, закрывая глаза на выходки своих подчиненных».

Человек прикрыл тело дырявой мешковиной и поднялся. Его лазурные глаза недобро сверкнули: огранка вне стен Магистрата — само по себе тяжелое преступление. А прижизненная становится уже чем-то личным...

— Хан, — позвал он, — нашел что-нибудь еще?

Не верилось, что огранщик рисковал только ради этого. А значит, должны быть еще тела.

Из темноты показалась морда огромного волка. В лунном свете сверкнули янтарные глаза со звездообразными зрачками. Хан повел мордой, приглашая хозяина следовать за ним. Тот направился вглубь переулка.

— Проклятье, — выругался незнакомец, остановившись там, куда указал хищник. — Похоже, у нас тут появилась работа. А, что думаешь, Хан?

Зверь кивнул и снова скрылся в темноте. Под стеной дома, в сточной канаве, лежало еще одно тело. Обнаженное, с синими узорами. А чуть дальше — сразу два. Кто-то хорошенько поживился сегодня. Человек еще раз осмотрелся: ночная тишь, покой и духота. Но от его взгляда не ускользнул мелькнувший огонек свечи, словно кто-то быстро затушил фитиль пальцами.

— Отворить, — приказал человек, направляясь к низкой перекошенной двери, и представился: — Магистр Ногарэ.

Послышалась неуверенная возня, и дверь заскрипела на ржавой петле. Магистр отступил на шаг и двумя пальцами постучал себе по груди, обращая внимание выглянувшей женщины на гексагон из тонкого стального прута, висящий на простом шнурке. Женщина охнула, попыталась присесть в книксене и замерла: магистр перед ней был явно с Большой земли, ведь тут, на Островах, подобных законников единицы.

— Я нашел людей — там, в канаве, — Ногарэ указал себе за спину и без особой надежды спросил: — Что-то знаете об этом? Видели, может, кого?

— Ваша милсть, — зашепелявила женщина, частя и глотая буквы, — худой человек. Высокий, в плащ одёванный. Плащ-то богатый. Плечи широченные. Страшенный. Закутанный до пят самых, проходил во вечер. Но что творил, не ведаю. Проходил, видела. Заплутать-то тут, в Денницах, проще-то простого. Я от страху в доме-то схоронилсь, а спервамест думала к кузнечему сходить. Собрала вот монет, дверь надо б справить. Скоро уж снежить будет, а дверь-то не держит тепла. Так я-то и выглянула, идти штоб. А там он! Взмолилась, кабы не заметил. Так, видать, и помогла молитва.

Женщина говорила с жаром и неожиданным для нее самой доверием. Этот магистр был совсем не похож на местных. Статный, хоть и роста среднего, широкоплечий, моложавый, любезный, с тихим спокойным голосом и красивым породистым лицом, которое не портили даже четыре страшных шрама с правой стороны. И от него не пахло луком, дымом и камедью.

— Что-то конкретное? — попробовал направить мысли женщины магистр.

— Видала как свет, ваша милсть. Истинно вам гутарю. Как свет все скажу. Исповедник был. Исповедник. Как вас вижу, видела его.

— Исповедник? — магистр чуть заметно наклонился. — Это кто? Кто-то местный?

— Что вы, ваша милсть, что вы, — отмахнулась женщина, удивляясь, что столь важный человек не знает местных легенд. — Человек, всегда в плащ закутанный, бродит. Рыщет все. Лица-то не видать, все в черности упрятано. Но скальды вещут, будто он в вечера ходит по земле и ограняет души, что ему приглянулись. Да чары получает с них лихие. Мертвых ли, живых — внимания не обращает. А огранщиков и магистров, что мешать ему пытаются, прям живьем поедает. Да-да, — женщина заметила скептическую улыбку, — верьте, верьте, ваша милсть. Страшенный он. Те, кто видели его, гутарят, будто глаза его огнем горят, а из рук молнии так и хлещут. Плетьми прямо. А молнии-то эти черн...

— Ладно, пусть будет Исповедник. А слухи не говорят, где он прячется? Все бывает.

— Ох-ох, — всплеснула руками женщина. — Не ведает никто. Нет. Не ищите его, ваша милсть. В ваших-то годках...

— Ладно. Вы молодец, — прервал магистр женщину и достал из кошеля на поясе золотой. — Невинных схоронить хватит? Я укажу, где тела.

Женщина вскрикнула и стала оседать на пол, но ухватилась за косяк и удержалась.

— Схоронить, а не пропить, — тон Ногарэ вдруг стал ледяным. — Понятно?

— Понятно, ваша милсть, — едва смогла произнести женщина, испуганная такой переменой тона.

— Магистрат в какой стороне? — голос снова поменялся.

— В Верхнем Городе, — засуетилась женщина, не веря своему счастью и пытаясь проглотить волнение, — прямо, вот как по улице тут, так и до конца, там стена, вдоль налево и до врат, там привратник, или даже несколько. Без грамоты пропускной не проехать...

— Держи, — магистр протянул монету и добавил: — ребятишкам своим сладостей купи на Киенварне.

Женщина совсем оробела. Ее сердце заколотилось. Ведь с улицы комнаты не видать. Да и темень-то какая. И как разглядел он сопящих, уткнувшихся носами в стенку мальчишек — пяти и семи лет? Одним словом — магистр. Да не чаровник деревенский. Такому никаких денег за огранку не жаль...

Но магистр уже отвернулся и направился к телам в канаве. Хан давно крутился там и настойчиво греб лапами землю, временами поднимая морду, словно подзывая к себе хозяина.

— Ну, что тут у нас? — Ногарэ вернулся к зверю. Погладил того по крутому загривку и опустился на колено. Чавкнула земля, облепляя дорогую ткань.

Хан потянул носом воздух и чихнул, потом ткнулся мордой в руку трупа.

— Остаток? — обрадовался магистр. — Вот так удача. Как я проглядел? Но нос твой не обманешь? — Волк подмигнул. — Конечно же, нос ни при чем, глазастый ты наш.

Ногарэ слегка надавил на грудь трупа и провел пальцами вниз. Остаток огранки несколькими изумрудными каплями проступил на коже и сразу же легким дымком исчез в ладони магистра. Он прищелкнул языком, словно цедя дорогое вино.

«Остаток-то слабенький. Но и он нам сгодится», — Ногарэ поднялся и сильным движением закинул труп на плечо.

— Все, Хан, уходим, — сказал он и, посмотрев на дверь, добавил: — Женщина, если я найду паскуду, магистрат обеспечит огранку и тебе, и твоим детям, когда придет время. Я прослежу.

2.

Дверной молоток несколько раз ударил окованным набалдашником о железную пластину. Глухой хриплый звон полетел по округе. Терпеливо выждав минут пять, Ногарэ снова постучал: на этот раз удары прозвучали более требовательно. Послышались шаги и шорох.

— Кого хряк принес? — недовольно прогнусавил голос за воротами. — Вот как спущу псов, охальничать вмиг раздумаете...

— Магистр Ногарэ, желаю видеть магистра Китро.

— Магистр?..

В шорох за воротами добавилось суеты, а собаки вдруг залились протяжным воем.

— Хан, чтоб тебя... — прошептал магистр. — Снова по ветру встал. Так ты ужин себе не найдешь...

— Тише! Ишь, заголосили, — прикрикнул на собак привратник.

Откинулась заслонка смотрового оконца. Мелькнул неровный свет лампы. Ногарэ поднес ближе стальной гексагон.

— Ох ты ж, — проявив все удивление, что пролилось за шиворот, как ведро воды, заохал страж и уронил громоздкое однозарядное громыхало, — как же, как же. Ждали. Ждали. Вот только засов... Сей момент...

И, сопровождая попытку выбить засов потоком бессвязных слов про то, как «ждали», «надеялись» и «встречать уж готовились, как гостя дорогого», привратник стал лихорадочно дергать дверь. В конце концов он широко распахнул калитку, не забыв накинуть в лужу перед ней вязанку хвороста и привалить доской. Приезжий магистр шагнул внутрь.

— Коня покормить, почистить. Мертвеца в смотровую. Буди хозяина и покажи мне дорогу, — коротко скомандовал Ногарэ, отметив про себя, что ожидают кого-то другого: его ждать явно не могли.

— Но мастер...

— Дело спешное. Действуй, — он еще раз, будто случайно, дотронулся пальцами до знака на груди.

Смотровая была большая, с высоким каменным потолком и узкими стрельчатыми окнами. Посреди помещения стояли в ряд три каменных возвышения — места для посмертной огранки. Вокруг них торчали бронзовые захваты в виде стеблей диковинных растений. А в медных сменяемых чашах все еще лежал пепел благовоний. Скорее всего, последняя огранка тут проводилась не позднее полудня. По стенам горели дорогие масляные лампы, давая яркий желтый свет. А на потолке покачивалась люстра с десятками новеньких свечей.

«Однако, — мысленно протянул Ногарэ, разглядывая возвышения и проводя пальцами по шрамам, чтобы унять нарастающий зуд, — такой бестолковой и вульгарной работы я давно не видел: огранщик Магистрата, скорее всего, лишь обычный чаровник или суфлер. Уж сколько часов прошло после огранки, а след ее так и висит эфирным лоскутом над постаментом — такой и не захочешь, а обнаружишь. Очевидно, что в городке разгулялся не он, который, судя по следу, даже прибраться за собой не может, а некто гораздо более могущественный и опытный. Вероятно, некто, известный всем. Возможно, добрый, отзывчивый человек. Если хочешь что-то скрыть, положи это на самое видное место. Так ведь говорят? Ну, или таинственный Исповедник. Придумал же кто-то. Что же вы, люди, совсем с ума сошли?»

Ногарэ усмехнулся и собрал лоскуты следа, проведя над ними ладонью. Закрыл глаза. «Женщина. Молодая совсем. И... с мужем. Обвал... Нет... с любовником. Тропа горная. Узкая. Обвал вызван... Валун сорвался с холма». Магистр пожевал губами и усмехнулся: слишком сильно было удивление женщины, слишком отчетлив последний взгляд ее... мужа...

В помещение занесли привезенное им тело. Широкоплечий кривой горбун молча положил труп на средний постамент и так же молча вышел. Следом зашел магистр Китро. Полноватый сорокапятилетний мужчина с седой бородкой клинышком, живыми маленькими глазами и носом картошкой. На его груди на золотой цепи висела сверкающая красная сфера размером со сливу. Ногарэ отметил золотую огранку и руническую вязь. Мощный, редкий чар. Амулет сокрушительной силы. И хозяин намеренно демонстрировал его. Очевидно, чтобы указать приезжему на свое могущество и власть. И чар этот уж точно был сделан не из простой души и не простым огранщиком: на Островах таких не найти.

— Приветствую друга и собрата по делу! — по-барски произнес Китро, разводя руки в стороны. — Ну, вот мы и дождались. Уже и не надеялись, если честно.

— Не хочу вас расстроить, — ответил Ногарэ, проигнорировав приветствие и дружеский, даже фамильярный тон магистра. — Я здесь проездом.

Он повернулся так, чтобы хорошо был виден его нагрудный символ. Но Китро, очевидно, уже был осведомлен о ранге прибывшего.

— О-о, — удивленно и раздосадованно протянул он, — а я уж было решил, что на Большой земле смилостивились над нами и прислали помощь.

— Помощь? Вам нужна помощь? — Ногарэ прищурился, словно свет в помещении стал слишком ярок.

— Как же? Мы же запросы отправляли. Уж год как с последнего Киенварне остались мы с одним огранщиком. Да и тот... одно только название, что огранщик. Справляется худо-бедно. Это ж потери какие. Доход в казну не поступает, как должно. С нас требуют, а помощи не шлют...

— Так у вас один огранщик?

— С самого Киенварне, — кивнул Китро.

«Что ж. Значит, это точно не он», — подумал Ногарэ.

— Вы знаете, что за ch`agg у вас орудует?

— Кто?

— Кто промышляет на ваших островах.

— Даже...

— Даже не начинайте лгать мне, — неожиданно тихо, но яростно прошипел Ногарэ. — Видите этого несчастного? Он и еще трое были сегодня огранены прижизненно. И это случилось у вас под носом. И ваш огранщик, как и вы, не может не знать, что тут творится. Этот свидетель говорит, что подобное не впервой. Но вам и дела нет до того, что происходит в Денницах...

— Свидетель? Говорит? — Китро удивленно и напряженно посмотрел на Ногарэ: уж не сошел ли тот с ума? Но полоумным гость не выглядел.

— Рассказывайте мне все. И тогда я помогу вам. Глядишь, и нового огранщика пришлют, и очередной знак даже. Я вижу, что вы все знаете или догадываетесь, но отчего-то покрываете негодяя.

— Никого я не покрываю, — огрызнулся магистр. — Зачем мне это? С меня же шкуру спустят, коль дознаются!

— Из страха. Или наживы, — пожал плечами Ногарэ и стал прохаживаться вдоль постаментов. — Мы теряем время.

— Это Исповедник. Так говорят, — хмуро и неуверенно пробормотал Китро.

— Обычно я не пытаюсь переубедить тех, кто верит. Но тут иной случай. Исповедник — миф, — Ногарэ зло и язвительно улыбнулся. И эта улыбка не понравилась главе местного Магистрата. Он набычился.

— О нет! Это огранщик, что не знает себе равных. Не считается ни с Магистратом, ни с властями.

— И вы так спокойно об этом говорите?

— А как мне говорить? Вы думаете, отчего у нас один огранщик? А было же пятеро! Пятеро! Трое сгинули безвестно. Один сбежал. Никто не хочет ехать сюда. Павале единственный остался.

— Историю про Исповедника я слышу едва ли не в каждой придорожной таверне, от юга до севера Островов. Вас послушаешь, так это вездесущее чудовище, способное тиранить целую гряду, находясь одновременно в двух, а то и трех местах. А потому верить в это глупо. Лучше послушайте меня.

Лицо Китро потемнело от гнева — он привык командовать, но пришлось сдержаться: стальной гексагон просто так не выдают.

— Я вам опишу человека, а вы мне скажите, живет ли на ваших берегах подобный. После чего решим, что с этим делать, — Ногарэ подошел к мертвецу. — Я могу начинать?

— Конечно, — Китро был заинтригован.

Прибывший магистр положил ладонь на лоб трупа и закрыл глаза. Какое-то время в смотровой висела глубокая тишина, и вдруг Ногарэ заговорил:

— Высокий. От страха и с побудки казался выше, но в общем он довольно высок. Примерно вот такого роста, — Ногарэ поднял ладонь на локоть выше своей головы, — телосложения среднего. Лицо плохо видно. Маска. Точно — на нем была маска. Глаза. Глаза темные. Не разобрать. Густые брови. Нет. Одной брови нет, срезана...

Китро вздрогнул, и Ногарэ это заметил.

— Говорите, — приказал он.

Магистр нерешительно переминался и отводил взгляд.

— Говорите, — настойчиво повторил Ногарэ.

— Мы не можем ему ничего предъявить. Не можем. Это — не доказательства. С такими нас сомнут и мокрого места не оставят. Это не пойдет. Не пойдет. Недостаточно, — лепетал он.

— Кто?

— Да и зачем? Зачем копать Денницу? Отбросы. Отбросы. Чего ради них...

— Отбросы? — Ногарэ недобро глянул на Китро. — Чего ради них — что? Рискнуть жизнью?

— Мы не можем идти против него с такими доказательствами! — вскричал Китро и вдруг заговорил очень тихо, словно боясь, что их подслушают: — Другие ярлы не позволят. А Магистрат сейчас не захочет идти против них. На Островах и без того наше положение сложнее с каждым днем. Уж больно многие хотят, чтобы Магистрат убрался.

— Ах вот оно что, — Ногарэ заулыбался. — То есть нужно схватить его во время огранки.

— И тогда Магистрат укрепится во власти на Островах, как никогда прежде! — воспрянул Китро. — Хитро. Хитро! — его грудь выкатилась вперед, снова демонстрируя чар. — Но как?..

Ногарэ презрительно посмотрел на собеседника, но ничего не сказал. Он прошелся по помещению, что-то обдумывая, и внезапно произнес:

— Вызывайте огранщика. Для него есть дело.

— Но он...

— Его будет достаточно, несмотря на все его недостатки.

— Хорошо, — Китро позвонил в ручной колокол, висящий на поясе, пытаясь догадаться, что же задумал этот городской ферт.

В смотровую заглянул горбун. Выслушал хозяина и удалился.

— И мне нужна ваша библиотека с чарами. У вас же есть запас?

— Конечно, — Китро снял с пояса ключ и направился к двери. — Какие нам понадобятся? Не городские, конечно, запасы, но кое-что есть и у нас.

— Твари, — небрежно бросил Ногарэ.

— Что?! — взорвался Китро, сразу поняв, что задумал заезжий магистр. — Это недопустимо! Ты в своем уме? Никогда я не позволю сделать это со своим последним огранщиком! А если он не вернется? Единицы возвращаются! Ты заменишь его? — его лицо покраснело, а на шее вздулись жилы. — А детишек его ты кормить будешь? Или опять местный Магистрат должен раскошелиться? А если план провалится? Кто будет наполнять казну? Да и что будет после этого? Или если на тебя напялили этот знак, то теперь все должны плясать под твою дудку? — Китро засадил рукой по бронзовому захвату, и тот полетел на пол. Чаша для благовоний покатилась, оставляя за собой след из пепла. — Ты на моей земле, в моем доме, и последнее слово тут за мной! Вы, городские магистры, только и знаете, что командовать. И далеки от суетных дел побережья, как слизень от стихосложения. Вы не видите дальше своего носа. А мы тут единственные, кто еще удерживает Магистрат у самых верхов, — Китро орал, широко расставив ноги и брызжа слюной. — На таких, как мы, держится ваше богатство, сила! Власть! Так что изволь придумать что-то другое, раз уж таскаешь на груди эту безделицу. От меня ты не получишь ни единого чара! И я не отдам тебе своего огранщика! — Ногарэ с любопытством наблюдал за Китро. — Ты что же это думаешь, что я тебя боюсь? Да стоит мне... — Китро потянулся к чару на груди.

Мгновение — и Ногарэ, стоявший в добрых десяти шагах от Китро, оказался вплотную к визжащему магистру. Одна рука стальной хваткой сжала горло оппонента, в то время как вторая сорвала с его шеи чар. Амулет вспыхнул ярко-ярко и вдруг просыпался между пальцев черной крошкой. Китро захрипел.

— Меня надо бояться, — тихо прошипел Ногарэ, упирая на слово «надо». — Пока я смогу заменить огранщика, это не трудно. И сделаем мы так...

3.

Киенварне был в самом разгаре. Девушки в цветастых платьях, богато украшенных лентами, и с венками из первых полевых цветов на головах плясали и кружили вокруг больших костров. Кто побогаче — в шелках, кто победнее — в грубых, окрашенных чем придется нарядах. Но в этот день все были равны. И побирушки, и даже дочери ярлов — все кружились в едином хороводе вокруг пылающих пирамид. Алые вертлявые светлячки летели ввысь, пытаясь подняться к звездам. Но те свысока смотрели на их попытки и лишь подмигивали, словно подзуживая.

Юноши в хороводах не участвовали, они поддерживали плясуний хлопками и топотом, в такт громкой музыке. Весь день они соревновались в метании копий, стрельбе из луков, кулачных боях, верховой езде, управлении лодкой и даже ладьей. Тогда их поддерживали девушки, теперь была очередь мужчин.

Первый день Нового солнца. Начало нового тридцатимесячного цикла. Алтари, красные от жертвенной крови, реки темного пива и янтарного эля, шкворчание дичи на вертелах и бесконечный праздничный гул: задорный смех и беззлобная ругань, восторженные вскрики и разочарованные стоны, старинные баллады и местные сказания.

Виолы, лютни, рожки, баритоны, мандолины, флейты и даже предоставленный одним из ярлов удивительный орган, привезенный с Большой земли, создавали в массе своей чудовищную какофонию. Но никому не было до этого дела.

— Хо-ро-вод! — десятилетняя курносая девочка в веночке из синих и белых цветов тянула маму за руку. — Хочу в хоровод! Хо-ро-во-од!

— Атири, малышка, — мать крепко держала дочь за руку, — потерпи, мы уже идем.

— Быстрее, хочу быстрее! — настаивала девочка.

— Дочери ярла стоит научиться терпению. Помни: скоро тебе будет жалован собственный остров в управление. Ты должна быть рассудительна и сдержанна.

— Не хочу остров! Хочу танце-е-ва-ать!

Девочка попыталась закружиться волчком, но рука матери не дрогнула, и егоза едва не хлюпнулась в лужу.

— Ой! Хочу генету!

— Что? — женщина от неожиданности остановилась.

— Вон, смотри! Какой миленький!

Девочка указала куда-то в сторону. Там, под корнем кедра, вывороченного еще в прошлом месяце бурей, прятался пятнистый зверек. Его длинный полосатый хвост то и дело плескал по луже, а лапки пытались ухватиться за корни. Весь в грязи, он силился выбраться из западни, но раз за разом плюхался обратно. Убежать и скрыться от неизвестных огромных зверей у него никак не выходило. От страха он пищал и звал собственную мать. Но та не отзывалась.

— Ма-ма-ма! Он плачет, — девочка скривилась, готовая рыдать вместе со зверьком.

— Помоги-ка ему, — мать отпустила Атири.

Ловкие детские руки бережно подхватили малыша и аккуратно вытащили из-под корней. Тот извернулся и попытался укусить опасного двуногого хищника. Не получилось. Девочка прижала зверушку к груди и зашептала ему ласковые слова, уже придумывая прозвище.

— Спасенный человеком зверь, коль сам пойдет к нему, станет другом и соратником до самой огранки, — проговорила мать, улыбаясь. — Смотри, он тебе уже пятен на одежде наставил.

И в самом деле, чистый передник с бирюзовыми шелковыми лентами уже изрядно был измазан. Послышался резкий запах мускуса.

— Пятнышко! Я назову его Пятнышко! — выпалила Атири и, спохватившись, запоздало спросила: — Я же могу оставить его? Он теперь мой?

— Конечно. Таков закон Островов. Ты теперь за него отвечаешь, — мама ласково улыбнулась. — Пойдем скорее, нас уже кличут.

Девочка кивнула и, прижимая к груди свою находку, побежала к отцу.

* * * *

Несколько зарядов громыхала вгрызлись в деревянные ящики, кроша доски на щепы. Послышались хлопки чаров. К небу потянулся синеватый дымок: оружие спешно перезаряжалось. Огранщик, прижавшись к стене, торопливо шарил в сумке, выбирая нужный ему чар.

— Ярл, ярл, — шипел помощник огранщика — молодой ящероид. — Что же это? Что делать?

— Не шуми, — отрезал ярл. — Я думаю.

Обычная вылазка за парой чаров обернулась трагедией. Магистры высыпали из всех щелей. И лишь удача, отменная реакция и мастерство спасли огранщика от немедленного пленения или даже смерти.

— Они подбираются! — воскликнул помощник, выглянув из-за ящика. — Светом дневным клянусь. Они ждали нас. Ждали!

— Это ясно, — ругнулся ярл. — Прекрати истерику.

Огранщик наконец нашел нужный ему чар и по дуге, не глядя, отправил его в преследователей. Улочку залило бушующее синее пламя. Послышались крики.

— Если они не смогли взять нас сразу, теперь уж точно не возьмут, — самоуверенно прорычал ярл, доставая еще один чар. — Лиц наших они не видели. Скроемся и разберемся потом с...

Раздался грохот, и ящик снова подбросило.

— Надо же, — удивился огранщик, — еще кто-то жив...

— Мастер... — только и успел вскрикнуть ящероид.

Из-за ящика с рычанием вылетел огромный черный зверь. В одно мгновение он подмял под себя жертву и вырвал ей горло. Ярл сжал в руке еще один чар. Окровавленный оскал повернулся в сторону огранщика. Пальцы раздавили чар, и зверя отбросило. Непроглядный туман застлал все вокруг. Ярл хладнокровно отступил и снял с пояса совершенно черный чар в серебряной огранке.

«Выбора нет. Но я все равно уйду, — зло подумал он. — Мне бы только добраться до дома. О, мне бы только попасть туда, к запасу чаров. Риск смертельный, но, похоже, выбора не осталось».

Он уже видел в тумане две сверкающих янтарных звезды. А чуть дальше — мерцающий гексагон.

Черный чар лопнул. Чар с ограненной твари. Последняя возможность спастись. И огранщик исчез. Лишь его одежда осталась посреди грязной улицы.

4.

Пятнышко неподвижно сидел на лестнице, ведущей на второй этаж. Только теперь он уже не маленький беспомощный зверек, а вполне упитанный и сильный зверь.

Те несколько месяцев, что огранщик Павале провел в шкуре твари, бесследно не пройдут, и вернуться едва ли удастся. Даже если за дело возьмется сам господин Ногарэ, как и обещал. Но Павале уже чувствовал спутанность сознания и все понимал. Однако теперь это уже не имеет значения. Ведь тем самым он обеспечит огранкой и себя, и своих близких на несколько поколений. Дело того стоило. Риск вполне оправдан. И сегодня все закончится. Именно сегодня. Сегодня тот самый день. Тот великий день, когда его имя появится на оковах чара. Операцию он провернул головоломную. Да, придуманную городским магистром с гексагоном на груди, но исполненную-то им? Пятнышко молодец. Пятнышко – хороший. Кто хороший? Пятнышко...

Послышалась какая-то возня за дверью и скрежет маленьких острых коготков. Павале повернул морду и прислушался. Скрежет повторился. Пятнышко каплей заскользил вниз по ступеням и замер: в дом вбежала огромная крыса. Она подергала длинным носом и уверенно направилась к лестнице на второй этаж.

Павале заскрипел зубами: ярл вывернулся. Все насмарку. Если он сейчас доберется до чаров — а Пятнышко-Павале знал, где они, — то все потеряно. Доказать снова ничего не удастся. И вся проделанная работа — зря. Ярл затаится или вообще покинет Острова. А может, начнет искать и мстить. Все напрасно. Но он же тут! Пятнышко — хороший, сильный, ловкий генета! Он сильнее крысы! Он тяжелее крысы! Он нападет неожиданно, со спины. Главное — сразу вцепиться в шею.

Пятнышко затаился, готовясь к прыжку. К прыжку, который разделит сегодня и завтра.

Крыса, ничего не подозревая, поставила передние лапы на нижнюю ступеньку и стала ловко взбираться по лестнице. И Пятнышко прыгнул, стараясь вцепиться, куда метил. Он промахнулся самую малость, и две твари покатились по полу. Истошный звериный визг разрезал покойную тишину ночи. Следом раздался звон бьющихся ваз и лязг падающих стоек с доспехами. Животные рвали друг друга на куски. С их маленьких острых зубок капала кровь, а когти так и норовили добраться до вражеского брюха, оставляя кривые борозды царапин на чужих боках и мордах.

Из спальни выбежала Атири. Следом выскочила ее мать. Они с ужасом смотрели, как Пятнышко бьется с большой черной крысой: домашний питомец явно проигрывал. Крыса оказалась опытным бойцом, и генета уже отчаянно старался прикрыть брюхо и шею лапками. Один глаз затек, второй едва уцелел, но толку с него было чуть: сквозь пелену крови, хлещущей из рваной раны на лбу, невозможно было ничего разглядеть. Ослепший Пятнышко скрутился калачиком, а крыса хладнокровно метила ему в шею, но до сих пор не смогла добраться зубами до цели.

— Мама! — пронзительно завизжала Атири, сбросив оцепенение.

Женщина вздрогнула и бросилась вниз, на ходу схватив со стены украшенный рунами топор. Она пинком отшвырнула крысу и замахнулась. Грызун метнулся в сторону, волоча лапу, и брошенный топор просвистел мимо.

— Помоги Пятнышку! — прокричала женщина подбежавшей дочери. — Прекрати реветь. Помоги ему!

Атири бережно взяла питомца на руки, а супруга ярла сорвала с шеи золотистый чар.

— Ну, где ты, тварь? — прошипела она. — Покажись.

— Опусти чар, — послышался за спиной незнакомый голос.

Женщина испуганно обернулась, сжимая светящийся шарик еще плотнее. В дверях стоял неизвестный ей магистр. А из-за его спины выглядывал огромный волк. Магистр постучал пальцами по груди, а затем, сощурившись, провел ими по рубцам на лице. Зуд в этот раз не прекращался. Ногарэ сокрушенно улыбнулся: огранщиков в этом доме было два.

— Опусти чар, человек, — повторил он. — Я пришел не за тобой. Хан, найди его. Не убивай.

Волк прошел в другую комнату. Через мгновение оттуда послышался визг, и Хан вышел, неся в зубах брыкающуюся крысу.

— Я забираю его с собой, — спокойно сказал магистр. — Незаконная огранка и... жестокость.

Ногарэ указал на Пятнышко:

— Этого человека я тоже должен забрать.

Женщина все поняла, и ее лицо потемнело. Они... Они обманули ее. И она сама пронесла в дом эту тварь, которую ее дочь сейчас так нежно прижимает к груди.

Пальцы сами собой раздавили чар. Законник в одно мгновение оказался рядом с хозяйкой дома. Одной рукой он перехватил чар, отправив огненный сгусток в стену, а второй коротко и резко ударил жену ярла в лицо. Та обмякла и повисла на руках магистра. Ногарэ закинул ее на плечо и повернулся к девочке.

Атири большими глазами смотрела на происходящее, прижимая к себе любимца и все еще не понимая, что тот уже мертв. А по ее щекам нескончаемым потоком катились слезы.

Ногарэ отвернулся и вышел.

* * * *

Кузнец, кряжистый невысокий мужик с поседевшей бородой, вытер руки о передник и уперся ими в бока. Ногарэ спрыгнул с коня и осмотрелся.

— Ежели коня подковать, то мальчишку позову, — пробасил кузнец.

— Нет, я по другому делу, — остановил того магистр.

Подошел ближе и спросил, указывая на шею мастера:

— Этот чар у вас от жены?

— Да, а что? — осторожно ответил кузнец. — Бумага на чар есть. Камнями ее завалило, случился обвал. Еще до Киенварне. Местный Магистрат огранку проводил. И все надлежаще оформил. Чар второй ступени, в огранке из медной проволоки. Все чин чинарем. Я еще не решил, что зачаровать, то ли меха, то ли плавильню... — кузнец развел руками.

— Что ж. Тогда... — Ногарэ усмехнулся, и его глаза залило багровым. — Будем исповедоваться...

 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 2. Оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...