Пустынное солнце

В пещере терпко и остро пахло прогорающей в огне сырой древесиной. До рези в горле. Майя не удержалась – прокашлялась. Сама виновата – бросила в огонь ветку, чтобы заглушить густой дух дорогого парфюма баффьи.

Ветка, конечно, не просохла – с окончания грозы и трёх дней не прошло.

Сутки бушевавшая непогода собрала жатву и в Чащобе – удар молнии срубил старый каштан почти под корень. Майя даже в пещере сквозь шум урагана слышала стон умирающего исполина. Хорошо, что многочасовой ливень вымочил всё, что можно и ничего не загорелось.

Едва забрезжил рассвет, Майя вышла из пещеры. Позже она обойдёт каждую полянку, спросит о здоровье у каждого дерева. Но сначала нужно разобрать завал.

Упавший каштан подмял деревца поменьше, разворошил большой муравейник, завалил родник. Без его негромкого журчания царившая вокруг тишина казалась зловещей.

Майя погладила холодную шершавую кору каштана. Жаль его. Первое погибшее здесь дерево на её памяти. С тех самых пор, как она создала это место...

Майя закатала рукава и заткнула повыше подол тёмно-коричневой шерстяной юбки. Всё утро она пилила и таскала. Аккуратно спилив обломок каштана, замазала рану разведённой родниковой водой белой глиной. Пошептала заговор. Если всё пойдёт как надо, весной корни родят новую жизнь.

На распил ствола и кроны ушла неделя. Но первым делом Майя отпилила те ветви, что закрыли собой родник и муравейник. В роднике оказалось полно щепок. Майя выловила все до единой и освобождённый источник вновь весело зажурчал. С муравейника лишь убрала крупный мусор – маленькие труженики и сами наведут порядок, восстановят разрушенные верхние ярусы.

На третий день работ явилась баффья. В точно обозначенное лакеем время. Разряженная и надушенная, словно на аудиенцию к равному по положению, а не в пещеру к простой ведунице.

Майя почувствовала её скорый приход и прервала работу, чтобы умыться и переодеться. Да и причесаться бы не помешало. Она как раз вычёсывала гребнем опилки из рыжих прядей, когда услышала шаги – ведущий в пещеру тоннель прекрасно передавал звуки.

Майя отложила гребень, отряхнула руки и оправила подол длинного суконного платья, выкрашенного толокнянкой в тёмно-жёлтый цвет. Самое нарядное, что у неё есть – в знак уважения к знатной гостье. Посетителей такого высокого положения у неё ещё не было.

– Доброе утро, уважаемая Шамайяна, – остановившись у входа в пещеру, баффья окинула взглядом просторное помещение. Это была высокая женщина, с крупными чертами лица. Майя мгновенно оценила тяжёлый подбородок и блестящие, будто гагаты, тёмные глаза. Договориться будет нелегко.

Позади маячила рослая фигура стражника. У входа в тоннель наверняка ещё с полдюжины. Конечно, никуда без охраны. Даже к ведунице, что за всю жизнь не пролила ни капли чужой крови. Хотя, откуда им знать, кто может встретиться по дороге.

Баффья прошлась взглядом по светящимся гнилушкам, разложенным на каменных выступах, ткацкому станку в нише. Засмотрелась на большую паутину с похожим на овальный кабошон из лунного камня паучем посредине.

– Какой занятный арахнид. – Баффья простецки ткнула пальцем в сторону пауча. – Даже непонятно, живой или поделка...

Не дожидаясь ответа, она, как и было оговорено, разулась, оставив у входа высокие расшитые крупным бисером и серебряными нитками сапоги. Властным жестом заставила остановиться сунувшегося следом стражника. Оставив у входа корзину с платой, размашисто прошагала по устланному сухой травой каменному полу к очагу. Майя незаметно поморщилась – запах духов гостьи был похож на неё саму: тяжёлый и яркий. Какая любопытная смесь нарочитой простоты и тяги к роскоши.

– Долгих лет, – поприветствовала она гостью и указала на стоящее у очага плетённое кресло, накрытое толстым пледом. – Присаживайтесь. Здесь прохладно, а у огня теплее.

Сама села на грубосколоченный деревянный табурет и приготовилась к разговору. Она никогда не старалась разговорить своих посетителей. Если человеку есть о чём сказать, он обязательно скажет. А иногда достаточно просто помолчать, зная, что тебя понимают.

Баффья грузно села в кресло. Пропустила меж пальцев край пледа. Спину она держала очень прямо – многолетняя привычка человека, наделённого властью.

– Что за шерсть? – Она поднесла ткань к глазам, оценивая. – Такая мягкая.

– Лесные козы.

– Сами и чешете, и прядёте? – вопросы из её уст звучали словно обвинение. Майя не позволила себе поддаться её влиянию. Понятно же, человек, привыкший распоряжаться судьбами тысяч, просто привык к подобному обращению.

– Конечно, – спокойно ответила она, – ведь кроме меня здесь никого нет.

Баффья ещё немного пощупала плед, потом отбросила его в сторону.

– Я довольно занятой человек, – она взглянула на Майю в упор, – и хотела, чтобы это вы пришли ко мне, а не я к вам. Но вы ответили, будто не можете покинуть спелль. Это правда? Или вы слукавили?

Она ни разу не моргнула, бесцеремонно разглядывая ведуницу. В другой ситуации Майе бы это вряд ли понравилось, но сейчас отчего-то вовсе не казалось неприятным. Грубоватые манеры гостьи сглаживались её искренностью и отсутствием вычурных манер. Такая же простая и естественная, как сама природа. Как прошедшая недавно буря. И натворить может не меньше.

Майя расправила крохотную складку на юбке.

– Я действительно не могу покинуть это место дольше, чем на тридцать часов...

– Уверена, что не отняла бы у вас столько времени, – густые брови баффьи гневно сошлись на переносице, а голос заметно похолодел. – Я бы прислала за вами экипаж.

– ...И для сеанса, коли в нём будет нужда, мне понадобится каменная чаша, что находится здесь, – невозмутимо продолжила Майя. – Вынести её невозможно.

Лоб баффьи разгладился, губы сложились в подобие улыбки. Эта женщина ничуть не боялась смены эмоций.

– Хорошо, я поняла, – она немного помолчала. Сидела, глядя на Майю, отбивая обтянутой шёлковым чулком стопой по полу небыстрый ритм. Потом вздохнула и шумно выдохнула.

– Я очень несчастна, – заявила она, по-прежнему глядя на Майю свысока. – И устала скрывать это. И не знаю никого, кто бы мог мне помочь. Мне сказали, что вы можете. Это правда?

Майя прикусила губу, стараясь сдержать невольную улыбку. Тон и слова баффьи напоминали капризного ребёнка.

– Слухи зачастую бывают преувеличены, – осторожно заметила она. – Расскажите о своей беде и мы посмотрим, что я смогу для вас сделать.

– Знаете, – баффья вдруг расслабилась, села поудобней, вытянув длинные ноги в сторону очага, – если подумать, то у меня вроде и нет никакой беды. Уж, по крайней мере, моё окружение считает именно так. – Она пренебрежительно фыркнула. – Я правлю баффом – чего ещё желать?! Причём я – единственная женщина из двенадцати правителей! Счастье, да и только!

Она невесело рассмеялась.

– Но на самом деле беда есть. Я словно бы живу жизнью другого человека. Я вас удивлю, но мне всегда хотелось быть сестрой милосердия. Внешность обманчива, у меня лёгкая рука. Знаете, у меня ведь талант – ещё девочкой я ловко штопала раны и могла угомонить любого больного. Клала руку на лоб горящему в лихорадке и у него спадал жар. Думаете, шучу?

– Нет, конечно, – Майя спокойно выдержала тяжёлый взгляд баффьи.

Её окружению определённо приходится нелегко, подумалось ей. Каждый день испытывать на себе это влияние. И эту бурю не пересидишь в укрытии...

Майя рассеяно коснулась свободно спадающего по плечу рыжего локона. Гостья проследила за её движением. Сунула руку в складки плаща и, достав затканный парчой мешочек, развязала его. Запахло тимьяными леденцами.

– Будете? – бросив в рот сразу два, баффья протянула мешочек Майе. Майе не хотелось, но из вежливости она взяла один.

– У меня было четыре старших брата. – Баффья убрала мешочек и перевела взгляд на очаг. – Четыре разбойника. Вечно попадали в переделки – вывихи, порезы. Я лечила их, как до того лечила щенков и котят. В десять лет я уже могла с лёгкостью вправить любой сустав. А потом внезапно случились две вещи – кончилось Перемирие и Полувековая Вражда продолжилась, а братья повзрослели. Один за другим они входили в возраст и отправлялись на подвиги. Война сожрала троих... Одного за другим. Самого младшего – только покусала. И́рек вернулся. Но – сломленным калекой. Какой-то коновал так отрезал ему кисть, что впоследствии пришлось ампутировать руку до плеча.

После этого я твёрдо решила, что стану врачевательницей. Уж я бы такого не допустила! Но у моего отца было иное мнение. Ему было плевать на мои желания – его заботило лишь то, как выдать меня замуж за старичка познатнее. А я и думать об этом не желала! Нужен ли мне был муженёк? Ещё чего!

Выплеснув эмоции, баффья замолчала, устремив горящий взгляд в огонь. Выражение лица у неё сделалось отсутствующее.

– Как же я вам завидую... – тихо произнесла она. Майя взглянула на неё с возросшим интересом. Правительница Срединного баффа ей завидует? И чему же?

– Вы-то на своём месте. Занимаетесь любимым делом. Приносите пользу. Живёте в ладу с собой.

Она по-прежнему глядела в огонь и не видела скользнувшей по губам Майи усмешки, горькой как порошок высушенной ивовой коры.

– Я хотела сбежать из дома, – продолжила баффья. – Хотела получить настоящее образование, выучиться на врачевателя. Но осталась. Из-за младшей сестры. Отец к тому времени благополучно скончался, брат – калека, а сестра, знаете, очень болезненна, нуждается в постоянном уходе. В детстве переболела, теперь хрома́ и почти не ходит...

Баффья оборвала себя на полуслове и внимательно взглянула на Майю. В глазах мелькнуло обвинение.

– Да вы ведь знаете!

Майя пожала плечами, постаравшись вложить в жест побольше смирения.

– Мне многое известно. Такова уж моя природа.

– Да... – Баффья вытянула руки и, сцепив кисти, громко хрустнула пальцами. – Именно это мне о вас и говорили... Вы Всезнающая.

– О, это преувеличение, – Майя на мгновение выставила перед собой раскрытые ладони, будто защищаясь от незаслуженной похвалы.

– Но ведь если бы не вы и подобные вам, половина мира до сих пор бы была пустошью. Разве нет? Я отлично помню руины, в которые превратился бафф после окончания Вражды. Ни пашен, ни лесов, водоёмы отравлены трупами.

Майя опустила глаза на свои лежащие на коленях руки. Тут баффья была права. Пустыня, где жила сама Майя, почти не пострадала – что там разрушать? А вот Синеречье, Холмогорье и Чащоба – самые богатые районы Срединного баффа были почти уничтожены. Костлявый голод с оскалом на черепе и корчащий рожи, кривляющийся мор выбрались из глубин забвения и бродили по земле. Люди умирали целыми поселениями, зверья почти не осталось. В других баффах дела шли не лучше.

И тогда в дело вступили кри́нжи...

Майе – десять. Беззаботное время. Золотое, жаркое. Набери воды из родника, напеки на костре пресных лепёшек и бегай себе целый день. А какой был праздник, когда в оазисе останавливался караван! Загорелые дочерна караванщики охотно принимали участие в нехитрых развлечениях – пели и танцевали, учили восторженных подростков обращаться с кинжалами, с удовольствием обменивали шёлковые лоскуты и разноцветные бусины на запечённые в углях змеиные яйца. Майя – единственная, кто умел находить яйца ядовитой песчанки, особо ценившиеся среди караванщиков. И потому лоскуты ей доставались самые большие и бусины самые нарядные...

Майя моргнула, сгоняя воспоминания.

– Но вы и сейчас отлично справляетесь, – заметила она, уводя разговор с неприятной темы. Баффья вздрогнула и посмотрела неё так, как могла бы взглянуть любимая хозяйская кобыла на конюха, что сдувал с неё пылинки и вдруг ни с того ни с сего огрел плёткой.

– Как это?!

– Вы жертвуете на благотворительность, содержите госпиталь, создали школу врачевателей, ваши подданные ни в чём не нуждаются.

Взгляд баффьи чуть смягчился. На лице проступила растерянность, словно слова ведуницы её озадачили.

– Вы из пустынного племени, не так ли? – Она со знанием дела оглядела тёмно-рыжие кудри Майи, её татуированную золотистую кожу и медовые глаза.

– Да. – Майя пожала плечами – что же тут скрывать? – Пустыня была моим прежним домом.

– Вы охотно променяли её на новую жизнь? Легко с ней расстались?

Ресницы Майи дрогнули.

Сухой, обжигающий ветер вскидывает похожий на крупинки янтаря песок, закручивает его мимолётным вихрем и рассыпает в солнечную пыль. Майя бежит, пританцовывая, торопится – в подоле у неё крохотные пёстрые яйца песчанки. Караванщик обещал взамен настоящую бусину из чёрного рога гигантской северной рыбы. Как же красиво она будет переливаться во время танца!

Босые ноги по щиколотку тонут в горячем золоте, хочется пить, но оазис уже близко. Крохотный, но такой зелёный и голубой, и жёлтый – нет нигде ярче и богаче красок, чем здесь. Солнце прямо над ним – нестерпимо золотое. И небо сегодня особенное, светлое-светлое, почти белое, как тот мёд с диковинных цветов, которым угощал её юный караванщик – смуглый парнишка с весёлыми карими глазами...

Майя тонко улыбнулась.

– Меня никто не спрашивал.

Баффья провела взглядом по её распущенным волосам, нестянутой корсетом груди.

– Вы выглядите свободной. Сразу видно, у вас сердце на месте, всегда с собой. – И тут же добавила безо всякого перехода. – Я хочу, чтобы вы посмотрели мою возможную судьбу – как бы всё было, если бы я поступила по-своему. Я хочу знать, упустила ли я своё счастье или... – Она на мгновение стиснула зубы так, что они скрипнули. – Или всё идёт как надо.

Майя вздохнула. Несмотря на всё ранее сказанное, баффья выглядела разумной женщиной... Майя надеялась избежать сеанса.

– Что вы будете делать, если увиденное вам не понравится? Сумеете с этим справиться?

Баффья заколебалась. Несколько мгновений она смотрела на ведуницу, словно ребёнок на чрезмерно строгого родителя, но потом решительно тряхнула головой, да так, что из причёски выпала украшенная крупным бриллиантом шпилька.

– Сумею. – Баффья не обратила на шпильку ни малейшего внимания. – Мне позарез нужна определённость.

– Хорошо, – Майя поднялась с кресла. Ноги чуть дрожали.

Была ли она уверена в том, что делает? И да и нет. Впрочем, как всегда. Что она станет делать, если однажды посетитель не сможет совладать с разочарованием? Все они считают её мудрой и спокойной, а её знания верными и надёжными, но так ли это на самом деле?

Майя скинула лёгкое тканое покрывало с каменной чаши, вырубленной прямо в куске скалы посреди пещеры. Дно и стенки были сухими – с последнего сеанса прошло уже четыре дня: успешный торговец пряностями хотел знать, не прогадал ли он, продав маленькую пекарню и отправившись на вырученные деньги в путешествие. Годы ничего не изменили – ему по-прежнему хотелось месить душистое тесто и выдумывать начинки для пирогов. Но жизнь давно взяла его в оборот – большая семья, купеческая гильдия, поставки товара, обязательства. Тут не до маленькой пекарни. Чаша показала его возможную судьбу – пирог из заражённой спорыньёй муки, купленный проезжавшим мимо знатным господином сослужил бедному пекарю плохую службу. Обвинённый во всех мыслимых и немыслимых преступлениях он был брошен в тюрьму, где и скончался спустя два года заключения.

Уходя из пещеры, пожилой торговец – здоровяк с пудовыми кулаками, тёртый калач – плакал: смириться с гибелью мечты было мучительно больно. Но то были и слёзы облегчения – долгая безбедная жизнь всё же чего-то да стоила...

Из тёмного закута Майя принесла ведро воды и наполнила ею чашу.

Вода с Гиблого Озера – чёрная и ледяная, будто зимнее новолуние – дважды колыхнулась и замерла. В ней плавали крупинки льда, так похожие на осколки разбившихся звёзд. Майя медленно провела ладонью над водой, договариваясь. Уже сегодня ночью она придёт отдать озеру долг.

– Подойдите, – она взглянула на гостью. – Опустите в чашу ладонь.

Они смотрели вместе. Видели одно и тоже. Вода Гиблого Озера не стеснялась показывать сокровенное. Ей не было дела до людских страстей и привязанностей.

В какой-то момент Майя почувствовала, как пальцы баффьи впились в её плечо. Они все нуждались в поддержке. Всегда.

После сеанса баффья с трудом дошла до кресла и рухнула в него. Долго сидела молча.

– У вас есть чем смочить горло?

Майя протянула заранее приготовленный прохладный напиток из хвои и рябины, слегка подслащенный бортевым мёдом. Баффья осушила чашу залпом.

– То, что надо.

Она достала большой платок и шумно высморкалась.

– Вам стало полегче? – Майя не удержалась от вопроса. Хотя какие тут варианты? Гибель в двадцатилетнем возрасте от меча воина, взбешенного смертью товарища, которого просто невозможно было спасти – это вовсе не то, о чём мечтаешь.

Баффья оглянулась, ожгла блестящим взглядом.

– Да. Разумеется. Я вам очень благодарна.

Она и впрямь выглядела спокойней. Черты лица, прежде напряжённые, расслабились. Во взгляде появилась мягкость.

Но она не уходила. Продолжала сидеть, глядя в огонь. С силой стискивала руками пустую чашу.

– Вы знаете, что у меня нет детей. И не будет – замуж я никогда не выйду. Все эти правители и вельможи либо стары, либо скудны умом и чванливы, либо тщедушны. Вдобавок окружены толпой родственников и алчных придворных. Не поверите, но иногда я подумываю о Фи́ро... – она заговорщически понизила голос и стрельнула глазами в сторону стражника, что невозмутимо наблюдал за ними и тут же фальшиво рассмеялась. – Это, конечно же, шутка. Хотя...

Несколько мгновений она не сводила со своего телохранителя взгляда, а по её губам блуждала печальная полуулыбка. Потом она встряхнулась.

– Но мне нужна наследница. Я не хочу оставлять бафф кому попало. Особенно этому изнеженному юноше – моему племяннику. Будь у меня достойная наследница, я бы нашла способ обойти закон – выдала бы её замуж за этого рохлю и вскоре он бы стал послушной куклой, не более. Я бы научила её всему, что знаю, дала бы ей великолепное образование. Она бы правила всем Срединным баффом! Но она должна быть умной, прозорливой, и обязательно – эмпатом. Словом, такой как вы. Но где взять вторую Шамайяну?

Тут её глаза заинтересованно блеснули.

– А как вы стали ведуницей?

Майя замерла. По пещере будто прокатился ветерок и спина тут же покрылась мурашками.

Солнце в зените – словно золотое яблоко в кипрейном меду. Воздух плавится от жара и кажется янтарной смолой. Рута вглядывается вдаль, оборачивается и машет рукой – Майя смотри! Майя смотрит. От горизонта к оазису движется высокая тёмная фигура. Её движения не похожи на движения человека.. Сердце Майи наливается тревогой, словно предгрозовой камень чернотой в предверии непогоды. Ей хочется убежать, не дожидаться, пока фигура приблизится к оазису и станет слишком поздно что-то менять...

– Меня отыскала кринжа.

– Правда? – Баффья казалась искренне удивлённой. – Всегда думала, что эти древние зазнайки ни на что не годятся. Только и могут, что запугивать народ дурными знамениями.

Майя опустила веки. Перед внутренним взором встало неподвижное тёмное лицо кринжи. Высокая и худая, с кожей морщинистой и шершавой, будто кора старого дерева, кринжа казалась порождением древнего мира, что существовал когда-то. Ещё во времена магии. Тёмно-зелёный свет, истекающий из узких глазниц, больше напоминающих прорези, вызывал дрожь по всему телу.

– Знаете, у меня ведь тоже не будет детей, – она открыла глаза. – Ни одна ведуница не может жить вне спелля, который создала. И никто не сможет, если проведёт здесь дольше тридцати часов.

Баффья смотрела с интересом, но Майя видела, что она не понимает.

– Спелль ведь питается энергией, – пояснила она. – Он забирает у своей создательницы будущее, взамен даруя бессмертие, которое, впрочем, будет длиться лишь до тех пор, пока она находится здесь, внутри спелля. Уйдёт – погибнет. С тех самых пор, как я создала это место, я привязана к нему. Что будет с другими людьми, доведись им задержаться здесь, я не знаю. Бессмертие или что иное... Кто захочет подобной участи своему ребёнку?

После её слов в пещере повисла тишина, нарушаемая лишь потрескиванием пламени. Да и оно становилось всё тише – дрова прогорали. Потемнело, густые тени выступили из стен, придвинувшись ближе к собеседницам, словно им тоже было интересно, о чём идёт разговор.

Майя подбросила в очаг полено. Сноп оранжевых искр взвился вверх и исчез в дымоходе.

– Вы хотели этого? – спросила баффья.

– У меня не было выбора.

Остроглазая Рута первой в тот день увидела мрачную фигуру в развевающихся одеждах, что появилась среди ярких песков. Когда кринжа приблизилась к оазису, люди уже собрались. Никто не ждал ничего хорошего. Последний раз, когда кринжа побывала здесь, она молча прошла через оазис, оставляя после себя след из чёрной пыли. Через пару дней в бафф пришла война.

Все юноши и мужчины оазиса, способные держать оружие, были брошены в её горнило. Вернулись единицы.

На этот раз кринжа остановилась. Они молча смотрели друг на друга – жмущиеся друг к другу люди пустынного племени и древнее порождение ушедшей магии. Наконец, вождь выступил вперёд и поклонился. Он рассыпался в цветистых приветствиях и уверениях почтения.

Чуть склонив голову, кринжа молча слушала словесные излияния, призванные умилостивить её. Под направленным на него нечеловеческим взглядом вождь постепенно терял красноречие и вскоре вовсе умолк. И тогда кринжа заговорила...

Точнее, заговорила дочь вождя – Лима. Она стояла рядом с Майей и вдруг словно бы окаменела. Потом развернулась всем телом и запрокинула голову так, что острый подбородок уставился Майе в лицо.

– Ты выбрана Волеизъявлением, – глядя в небо, отрывисто проговорила она. – Следуй за проводником.

Майя растерялась.

– Что? – только и спросила она, непонимающе глядя на подружку.

– Следуй за проводником, – быстро произнесла ближайшая к ней женщина. Майя оглянулась – ей в лицо смотрел подбородок.

– Следуй за проводником, – вскинув голову к небу, отчеканил мужчина справа.

Майя в замешательстве взглянула на кринжу. Тёмное морщинистое лицо не выражало ничего, лишь зелёный свет струился из узких прорезей. Майя перевела взгляд на вождя, но тот отвёл глаза. К кому ей было ещё обратиться? Ей, сироте, в семь лет оставшейся без родителей, сгинувших во время бури при сопровождении баффского каравана?

Крупный гриф из стаи, что вечно кружила неподалёку от оазиса, тяжело хлопая крыльями, спустился на песок прямо перед Майей.

– Следуй за проводником! – Вытянув шею, хрипло выкрикнул он. – Сейчас! Таково Волеизъявление.

Майя ещё раз оглядела племя, что в мгновение ока отреклось от неё. На неё никто не смотрел. Даже лучшая подружка Рута. Только кринжа не отводила светящихся глаз. Майя закусила губу и шагнула к ней...

– Кринжа отыскала меня и привела сюда, – она в упор взглянула на баффью. – Поставила посреди пепелища и сказала: «Отдай свою судьбу». Не сама, конечно, сказала, кринжи ведь не говорят. Тощая облезлая лисица с раной на боку, невесть откуда взявшаяся посреди пустоши, подошла ко мне и пролаяла то, что хотела сказать кринжа. А потом кринжа ушла, а лисица легла рядом. Я не понимала, что должна делать и просто села, потому что ноги уже не держали. Расправила волосы, запустила пальцы в землю. Не знаю, сколько я так сидела. Но когда очнулась, вокруг рос лес – из земли пробивались ростки дубов и сосен и росли прямо на глазах. Появлялись овраги и склоны, впадина неподалёку заполнялась водой. Я была изможденна. Рядом лежал скелет лисицы.

Кое-как я поднялась. Скелет лисицы тоже встал и, взглянув на меня, побежал по тропе. Я приняла приглашение. Он привёл меня к пещере, где я теперь живу. Лисицу я похоронила перед порогом. Вот и всё, так я стала ведуницей. Но иногда мне кажется, что я это и не я вовсе и пустынное солнце того дня выжгло мою суть. У меня теперь даже имя другое. И все, кто приходят ко мне тоже опалены этим солнцем. Оно может взойти в жизни каждого. Понимаете?

Баффья смотрела на неё так, словно Майя только что рассказала ей страшную сказку. Майя не стала дожидаться комментариев.

– Вам нужно подойти к паучу.

Баффья приподняла брови и Майя указала на паутину.

– Зачем?

– Пауч укусит вас, чтобы вы забыли дорогу сюда. Это не больно. Так надо. Не стоит дважды испытывать судьбу. Не переживайте, яд пауча больше ни на что не повлияет.

– Не я первая, верно же? – усмехнувшись, баффья поднялась и подошла к паутине. Ощутив её приближение, пауч шевельнулся. Паутина мелко задрожала, гладкая спинка пауча запульсировала и начала переливаться. Приподнявшись на длинных тонких лапках, он двинулся к баффье.

– Протяните руку, – попросила Майя. Баффья послушно исполнила просьбу и пауч перебрался на её запястье.

– Холодный, – баффья поёжилась.

– Это быстро, – успокоила Майя. Пауч двинулся вверх по руке, добрался до шеи и скользнул за ухо.

– Это чтобы не привлекать внимания к укусу, пока след не заживёт, – пояснила Майя, заметив, как напрягся телохранитель. Во время укуса баффья вздрогнула и, не удержавшись, прижала ранку ладонью.

– Теперь у меня есть секрет, – она хихикнула, словно девчонка на первом свидании. – Впрочем, у кого их нет...

Пауч также быстро вернулся на паутину и, заняв место в центре, снова замер. Баффья повернулась к Майе.

– Я вам очень благодарна. Куда больше, чем могу выразить.

Она направилась к выходу и прошлая мимо стражника, будто и не заметив его. Майя проводила её долгим взглядом – погружённая в себя, баффья ушла босиком.

 

* * *

Оставшись в одиночестве, Майя долго сидела на табурете. Потом подкинула в очаг полено потолще и свежую ветку, чтобы перебить тяжёлый дух парфюма. Стянула с кресла плед, завернувшись в него. После сеанса ей всегда было холодно.

Она сидела и думала о всех людях, что приходили к ней.

Знать, ремесленники, мастеровые. Беда у всех была одна – хотели сделать по-своему, а жизнь распорядилась по-иному. Многие никак не могли смириться с этим невольным выбором.

Майя прекрасно их понимала.

Согревшись, она скинула плед и встала. Принесла к очагу корзину баффьи, откинула крышку. Кто бы ни укладывал корзину, подарки он выбрал с умом – только то, что в лесу не достать и не сделать: пара ножниц, маленькие и большие, для кройки; нож; мешочек с солью; серебряные иглы; точильный камень; две пары мягких полусапожек; щетка для волос с рукоятью из оникса; зеркальце в пару. Всё пригодится.

Майя закрыла корзину и встала. Прошла к прячущейся в дальнем углу пещеры ширме.

Резной сундук занимал едва ли не половину закутка. Майя провела ладонью по деревянной крышке.

Всё верно – у каждого свои секреты. Она откинула крышку и долго смотрела на груду цветного шёлка.

Когда кринжа велела ей следовать за собой, у Майи не было времени заскочить в хижину. Рута и Лима сделали это за неё. Длинноногие, шустрые – вмиг догнали, вручив свёрток. Вид у обеих был испуганный и виноватый. Её любимые подружки, с кем делилась нехитрыми секретами, мечтала о будущем, шила костюмы и придумывала па для танцев. Майя недолго сердилась – что могли сделать две девчонки?

Ну а после, через годы жизни в спелле, она осознала масштаб мирового бедствия и собственную роль в наведении порядка в разрушенном мире.

Полувековая Вражда истощила Дуаду. Вынужденное перемирие больше напоминало отсрочку перед неминуемой гибелью. Выжженная земля ничего не родила. Некому было отстраивать поселения, да и строить было не из чего. Казалось, мир может спасти только чудо. Ну или магия.

И тогда в дело вступили кринжи. Будучи существами насквозь магическими, они чуяли магию, а точнее, её остатки. Вот и в Майе учуяли...

Майя-то всегда считала, что такой у неё дар – ладить со всеми: сердитым хозяином, бодливым бычком, алчным бродягой. А откуда он взялся и не задумывалась.

Оказалось, это магия. Майя была эмпатом чистейшей воды.

Она догадывалась, что кринжа перекроила её судьбу. Из танцевальной школы, успеха на баффских подмостках, женского счастья и большой семьи сплела нечто иное. Вытянула нужное, остальное использовала как удобрение для слабых пока ещё ростков.

Майя помнила, как стояла посреди пустоши, не понимая, чего от неё хотят.

– Отдай свой судьбу, – кринжа широким жестом обвела сухую серую землю. – Твори.

И ушла – пыльным вихрем по выжженному полю.

Тогда Майя просто села и закрыла глаза. В голове мелькали образы – красивые подруги, летящий разноцветный шёлк, плач флейты и стук тамбуринов, аплодисменты. Майя пыталась удержать эти близкие сердцу образы, но они таяли, становясь всё бледнее, пока не превратились в белёсый туман, что развеял налетевший ветер.

 

* * *

 

А́скель шёл по тропе, то и дело сверяясь с ориентирами. Озеро прошёл. Одинокий дуб тоже. Звонкий ручей.

Но вскоре пришлось остановиться. Откуда эта рябина? На карте её не было. Разве что вырасти успела? Старая Бренна, что составила карту, ходила этой дорогой два десятка лет назад. Ей хватило раза, чтобы из горюющей вдовы превратиться в довольную жизнью даму. Верно, ведуница Шамайяна и впрямь такая кудесница, как говорят.

После внезапной рябины появилась старая тройная берёза, как и было обещано. Дальше пошли хвойники – сосновник, ельник, впереди замаячил кедрач. Что ж, почти дошёл. Аскель поднял глаза от карты – сквозь зелёные кроны кедров впереди виднелась увенчанная серебристой шапкой мшанников макушка горы. Видимо, той, где и живёт ведуница. Гора казалась близкой, но Аскель знал, сколь обманчивым может быть впечатление. Скорее всего, ему шагать ещё не меньше часа.

Неподалёку раздался шорох. Аскель вздрогнул, рассердившись на себя за это. Раздалось тонкое меканье, кусты раздвинулись и десяток лесных коз неторопливо пересёк тропу прямо перед ним. Непуганые, они не обратили на путника внимания.

Вечерело. В лесу смеркается быстро – кажется, небо только начало темнеть, как уже из зарослей выползли густые тени, разлеглись вольготно, поджидая зазевавшегося путника, чтобы схватить, запутать, сбить с пути. Не лучшее время он выбрал, чтобы двинуться в дорогу. Надо было подождать до утра, чтобы не бродить вслепую по незнакомому лесу. Но что уж теперь...

Он двинулся вперёд и через несколько шагов ощутил, как сквозь вечернюю прохладу протянулась нота особой свежести. Неподалёку был водоём. На карте Бренны его не было, но ведь вдова ходила по тропе и пометки делала о том, что располагалось вдоль неё.

Крик совы заставил Аскеля снова вздрогнуть. Да что такое-то! Он решительно свернул с тропы вслед за водной нотой – не помешает освежиться, успокоить разыгравшееся воображение. К тому же, пока он дойдёт до горы, совсем стемнеет – годится ли вламываться посреди ночи? Время у него есть, так что лучше дождаться утра.

Через полсотни шагов он вышел на большую поляну. Озеро, что раскинулось посредине, казалось чёрным драгоценным камнем. Аскель подошёл ближе, присел, зачерпнув в горсть воды. Питаемая лесными ключами, она оказалась ледяной – аж зубы свело, куда уж тут купаться.

Лёгкий плеск заставил вскинуть голову.

На противоположной стороне озера из воды выходил человек. Стройная, молодая женщина с распущенными волосами, что подобно дивному плащу укрывали её до середины бёдер. Аскель замер, не зная, как себя вести.

Женщина ступила на берег. Аскель мог бы поклясться, что чёрная вода следовала за ней подобно тени. И лишь когда незнакомка отошла от озера на несколько шагов, вода медленно отхлынула. Остановившись, женщина вскинула руки, запустила их под волосы и встряхнула длинные пряди. Потом скрутила их жгутом, перекинула через плечо и Аскель увидел, что незнакомка полностью обнажена.

Мелькнула мысль, что надо бы отвернуться, уйти, но он не мог сдвинуться с места. Женщина была прекрасна. И пугающа.

Её кожа казалась покрытой слоем тёмного золота. Она отжала волосы и вновь перекинув их за спину, повернулась вполоборота. Аскель почувствовал, как покрывается мурашками, словно не незнакомка, а он только что купался в ледяной воде – теперь, когда положение тела женщины переменилось, казалось, что лунный свет пронизывает её насквозь. Аскель видел тонкие бледные кости и извивистые голубые жилы. Вода с мокрых волос стекала по телу и трава у ног колыхалась, будто бы впитывая упавшие капли. Деревья тянули к ней ветви, касались кожи, словно проникая внутрь, и казались продолжением её вен и костей. Пар, что поднимался от тела, смешивался с лунным сиянием, превращаясь в прозрачное облако и чудилось, что незнакомка парит в нём, отрываясь от земли...

Аскель понятия не имел, сколько простоял, глядя на чудесное зрелище. Очнулся, когда понял, что сотрясается от озноба и тут же сообразил, что умудрился зайти в воду по колено. Ругаясь сквозь зубы, он выбрался на берег. Всё тело тряслось в отчаянных попытках согреться. А женщина как ни в чём ни бывало подхватила с травы плащ и накинула на плечи. Волосы, уже полностью высохшие, оказались цвета верескового мёда.

– Хочешь простыть и заболеть? – звонко крикнула она. Он обрадовался, что его заметили и тут же смутился, поняв, что скорее всего она давно знает о его присутствии. Незнакомка махнула рукой, показывая где лучше обойти озеро. Аскель заторопился – промокшие ноги никак не давали согреться. Как бы ему сейчас хотелось оказаться у жаркого очага...

– Будет тебе очаг, – словно прочитав его мысли, с улыбкой пообещала незнакомка. Вблизи, без рассеявшегося колдовского ореола, она выглядела моложе.

– Иди за мной.

Он послушно пошёл следом. На ходу она оглянулась, бросив через плечо:

– Как давно ты вошёл в спелль?

– Не знаю, – честно ответил он, – но было ещё светло.

– Ты с ума сошёл? – Она покачала головой. – Скоро рассвет. Ты знаешь, что если проведёшь здесь дольше тридцати часов, вовне для тебя не останется жизни?

– Знаю.

– И тебя это не волнует?

– Не особо, – буркнул он. – Меня уже вообще мало что волнует.

– Совсем-совсем ничего? Ты настолько отчаялся? – Ему показалось, что в её голосе мелькнула насмешка. Неужели она намекает на своё ночное купание? Аскель снова смутился, но постарался взять себя в руки.

– К всезнающей Шамайяне другие не ходят, ведь верно?

– Всякие ходят, – шевельнув плечом, чтобы поправить сползающий плащ, уклончиво ответила она. – Что у тебя случилось?

– Я расскажу об этом только Шамайяне, – Аскель всё ещё пытался не поддаться очарованию спутницы.

– Как знаешь... – она остро глянула на него и больше не произнесла ни слова до самой горы.

Следуя за ней, Аскель гадал кем она приходится ведунице. Дочь? Внучка? Приёмыш?

Возле входа в пещеру маячила тень, похожая на собачью, но при приближении людей она отступила в сторону, слившись с темнотой. Девушка повернулась к спутнику.

– В конце тоннеля разуешься.

– Как скажешь.

Она вошла внутрь, он следом. Пока разувался, девушка прошла к очагу, в котором едва тлели угли.

– Проходи к огню, – разводя огонь, позвала она. – Я слышу, как стучат твои зубы.

Он прошёл, присел на корточки перед очагом.

– Зачем ты купалась ночью в ледяной воде?

– Отдавала долг.

– Кому?

– Спеллю. Для обрядов я беру воду с Гиблого озера. Взамен должна искупаться в нём, обновить связь со спеллем.

– Ты тоже проводишь обряды? Разве не только Шамайяна...

И тут он понял, кто перед ним и почувствовал, как от смущения начинают пылать уши.

– Что же вы сразу не сказали...

Она засмеялась – негромко и совсем необидно.

– Но разве это было неочевидно? В спелле кроме меня никто не живёт. Для того, кто захочет сделать его своим домом, он станет тюрьмой.

В голове Аскеля всё перемешалось. Бренна описывала Шамайяну как двадцатилетнюю девушку, но та, что стояла перед ним и сейчас выглядела двадцатилетней. Он-то ожидал увидеть умудрённую жизнью женщину, а тут...

Оттого он и не признал её, а вовсе не потому, что болван.

Тем временем Майя разглядывала гостя. Лет тридцати с небольшим, среднего роста, сухощавый и крепкий. Темноволосый, короткостриженный. Ничего примечательного, если не считать одного – длинный неровный шрам пересекал его лицо, наискосок к правому уху, начинаясь от подбородка и задевая рот. Странным образом он не уродовал парня – казалось, что задумавшись, он просто закусил губу.

Как бы он удивился, узнав, что вызвал в ведунице столько эмоций. Её это застало врасплох. Что это за смех, который она позволила себе несколько раз? Она всегда была сдержана с теми, кто приходил искать утешения. А сейчас вела себя так, словно к ней на огонёк заглянул приятель!

Немного согревшись, Аскель пересел в кресло.

– Можете поставить его ближе к огню, – Майя и сама не ожидала, что скажет это. Она никогда не заботилась об особых удобствах для посетителей, всем предлагая одно и тоже. Что-то творилось с ней, но она не понимала – что. Хотя ведь ещё днём знала, что сегодня что-то случится – небо было таким странным, почти белым с ослепительным диском посредине. Такое солнце Майя видела лишь в пустыне. И вот оно здесь, словно хочет предупредить её о чём-то...

– На спинке плед, укройтесь, – она отвела глаза, пытаясь собраться. – Так что у вас?

– Ничего если я начну издалека?

– Разумеется.

– Я из Бирма. Знаете Бирм? Кажется, что в этом городе сосредоточено всё самое шумное и яркое, что существует в Дуаде. Базары, фонтаны, музыка, танцы. Сам-то я, правда, не имею ко всему этому отношения. Я простой плотник. Хотел быть воином, да отец не позволил – единственный сын должен был продолжить семейное дело... Почти пятнадцать лет прошло с того дня, о котором я вам расскажу. Тогда в город пришла труппа мастера Солле́гро. Вы, наверное, не знаете, но у Соллегро лучшие танцовщицы. Если мастер взял кого в труппу, то ему прямая дорога на баффские подмостки. Народу, конечно, собралось – тьма. Говорили, что мастер отыскал две настоящих жемчужины. Слух об этом разошёлся по всему городу и окрестностям. Всем хотелось взглянуть на них. Говорили, что они – пустынницы.

При этих словах Майя вздрогнула всем телом, но гость ничего не заметил.

– Банда Кьянни тоже прослышала об этом. Этот мерзавец один из последних торговцев живым товаром, кого ещё не казнили. Озлобленный. Отчаянный. Алчный. Говорили, что последнее время ему не особо везло – банда попадала в засады, теряла людей. Ему нужны были эти две жемчужинки.

Его люди стояли в толпе, вместе со всеми смотрели представление, кричали от восторга, хлопали и метали на подмостки монеты. А их хозяин в это время оценивал товар... Улучив момент, он дал знак. Но так вышло, что пустынницы помимо танца владели и ещё кое-чем. Их кинжалы с разноцветными шёлковыми шарфами оказались самыми настоящими. Девчонки защищались так, что взять их живыми не было никакой возможности...

Когда началась заваруха, толпа с визгом и воплями ринулась прочь. Но не все побежали. Кое-кто бросился на помощь. Я был среди них. Я даже не думал, всё как-то само вышло. Просто вспомнилась мечта о том, чтобы стать воином и на миг показалось, будто я чего-то стою... Мне как-то удалось добраться до помоста, чудом, не иначе. Да видно лишь затем, чтобы увидеть, как зарубили одну из девчонок. Она сражалась также, как и танцевала – юлой крутилась, кинжалы так и летали вокруг неё. Её очень хотели взять живой, но как она сынка Кьянни резанула по горлу, так навалились всерьёз и... Она в алом была и волосы у неё были такие медно-красные и когда она упала, не сразу стало понятно, что вокруг не шёлк и не локоны, а кровь... А потом помню удар мечом по лицу и всё. Вскользь досталось, иначе бы... Все говорили, что мне повезло, но это не так. В чём везение мужчины, оставшегося в живых, когда девушки погибли?

– Вторая тоже... погибла? – Майя сама не узнала собственный голос – от боли в сердце стало трудно дышать: медным волосам Руты завидовали все женщины оазиса.

– Да... Я-то уже не видел, мне потом сказали.

– Черноволосая, верно?

Лима, подружка... Ох, как же больно... Будто скорпион раз за разом жалит в самое сердце.

– Верно. Но откуда вы знаете? О, простите, вы же... Что с вами? – он, наконец, заметил её побледневшее лицо. – Вам нехорошо? Из-за моего рассказа?

Майя слабо улыбнулась непослушными губами. Он и впрямь думает, что она бы расстроилась из-за смерти двух неизвестных ей танцовщиц? Недолго бы она протянула, не научившись управляться со своей эмпатией. Да только вот оказалось, что в выкованной ею броне есть и зазор.

– И да и нет... Дайте минуту.

Она подошла к очагу и опустилась на колени. Огонь, его жар и огненно-золотые переливы всегда действовали на неё успокаивающе, напоминая о горящих пустынных закатах и миражах, что будоражили воображение, заставляя мечтать о чём-то несбыточном.

Она мечтала быть танцовщицей. Ей – гибкой и тонкой, будто ивовая лоза, с потрясающим чувством ритма – на роду было написано танцевать. Сколько Майя себя помнила, если она не танцевала, то пританцовывала. Но кринжа решила иначе. И смуглый узловатый палец указал на неё. Все тогда отступили на шаг, словно боялись запачкаться прикосновением к ней. А может, то был страх иного рода... Страх перед чем-то неизмеримо более высоким, настолько, что простому смертному не то, что дотянуться, но и помыслить невозможно.

Она не стала танцовщицей. Упустила свою мечту. А Рута и Лима стали. И нашли свою смерть.

Майя смотрела прямо в огонь. В глазах плясали отблески пустынного солнца. Может, это простое совпадение? Майя с силой растёрла лицо ладонями. Несмотря на близость к огню, руки были ледяными. Ей во что бы то ни стало нужно убедиться.

Возможно, пришло время и для неё? Словно во сне, она встала и прошла в закут за водой.

– Вы же хотите узнать, чтобы вас ждало, если бы вы сделали иной выбор?

Она едва не ударила себя по губам. Да что же она делает?! Нельзя, нельзя принуждать гостя к обряду! Однако он посмотрел на неё так, словно она подсказала ему верное решение.

– Да... Наверное, да.

Майя вскинула голову. Ей непременно нужно сказать о том, что обряд необязателен. Но вместо этого она ободряюще улыбнулась.

Восьмой раз за неполный месяц Майя повторила приготовления к обряду – шаг за шагом, точь-в-точь: покрывало, чаша, вода. А потом сделала то, о чём и помыслить прежде не смела – опустила в воду и свою ладонь. И ужаснулась содеянному. Но было уже поздно.

Они смотрели вместе. Но каждый видел своё. Майя видела смерть Руты. Смерть Лимы. Смерть молодого черноволосого воина, когда удар мечом разрубил ему голову. И свою собственную смерть.

В какой-то момент руки смотрящих соприкоснулись. Вода в чаше вскипела и испарилась.

 

* * *

После обряда Майя никак не могла согреться. А когда согрелась, осознание того, что она натворила, навалилось на неё. Она огляделась – парня нигде не было. Посреди паутины сидел пауч. Его спинка пульсировала багровым. Майя почувствовала, как вновь леденеют руки. Она не только нарушила правила, но и не довела обряд до конца.

Она бросилась к выходу, прямо в наступившее безмятежное утро. Аскель сидел на пороге пещеры, поглаживая прижавшуюся к ноге пушистую лисицу с небольшой плешью на боку на месте зажившей раны.

Ух ты...

– С мехом ты выглядишь получше, – Майя обречённо села по другую сторону от лисы. Та раскрыла пасть и коротко тявкнула. От этого звука Аскель словно очнулся. Увидев Майю, одновременно и обрадовался и помрачнел.

– Скажешь, что увидел? – Впервые она не видела судьбы гостя. Слишком уж была занята собственной.

Его лицо вмиг стало равнодушным.

– Если бы я стал воином, то погиб бы, преследуя банду Кьянни после нападения на труппу Соллегро.

– Тебя это не испугало?

Он хмыкнул.

– Что бы изменилось, умри я тогда?

Скрывая вспыхнувший румянец, Майя поспешно опустила голову.

– Я тоже должна была быть в той труппе... Если бы я стала танцовщицей, как мечтала, мы бы погибли вместе. Рядом друг с другом.

Он некоторое время молча смотрел на неё, пытаясь осознать услышанное.

– Я не всегда могу понять Волеизъявление. Да что там... – Майя усмехнулась, – почти никогда не могу. Но я знаю точно одно – мы оба могли погибнуть, но выжили. И встретились. Значит, для чего-то это нужно.

Она протянула руку и коснулась предплечья Аскеля. Касание было лёгким, словно прикосновение крыльев бабочки, почти невесомым, но Аскелю показалось, что всё тело объяло жаром, словно на небе разом взошёл десяток солнц. Он вдруг подумал о том, что не всё потеряно и хоть возвращаться в Бирм нет никакого смысла, всё же есть место, где он мог бы жить. Он вопросительно взглянул на Майю и в её широко распахнутых медовых глазах прочитал согласие.

 

* * *

 

Утро в загородном баффском особняке выдалось суматошное. Кто-то что-то перепутал и поставщики продуктов, лекарств для госпиталя и особо ценного фарфора приехали разом. Рук не хватало, прислуга сбилась с ног, пытаясь всё успеть.

Да ещё дикая жара с самого рассвета. Солнце так сияло, что небо казалось расплавившейся добела медовой массой. Баффья вспомнила, что уже видела однажды подобное. Это было в пустыне, в неимоверно жаркий день много лет назад. Точно такое же неистовое солнце сияло тогда над оазисом, где остановился их караван. В ту поездку отец взял с собой её и старшего сына – хотел представить правителю соседнего баффа своего преемника. Ну а юная дочь могла бы сделать предложение о союзничестве... более выгодным. Поездка не задалась – нападение бандитов спутало отцу планы. Но тогда, в оазисе они этого ещё не знали.

Ма́рек быстро нашёл общий язык с местными сорванцами – баффья помнила, как он угощал кипрейным мёдом, что они везли с собой, босоногую рыжую девчонку, чьи родители взялись сопровождать караван.

К чему она вспомнила об этом? Это всё солнце виновато, будь оно неладно. Злое пустынное солнце.

Она быстро вернулась мыслями к делам. Ей самой пришлось заниматься выгрузкой фарфора. Перепуганные таким вниманием возчики путались в расчётах, чем неимоверно злили её. От Ирека с сыном толку было ещё меньше и она раздражённо велела им убраться подальше.

Наконец, когда с большей частью дел было покончено, баффья смогла выделить время для утренней чашечки кафии, велев накрыть стол на террасе.

Проходя мимо зеркала, она бросила в него взгляд – встрёпанная причёска и раскрасневшееся лицо не доставили ей удовольствия. Ни от кого нет проку, всё сама! Если бы у неё была дочь, похожая на неё саму! Уж она бы воспитала достойную преемницу!

Следом за Фиро баффья шагнула на террасу.

Она и понять не успела, что случилось. Телохранитель мгновенно выбросил в сторону руку, преграждая ей путь. Будто сам собой выпрыгнул из ножен обоюдоострый клинок. Баффья больно ударилась о кованные наручи. И без того раздражённая суматошным утром, она сердито ударила по остановившей её руке. Гневные слова уже были готовы сорваться с её губ, когда она заметила то, что Фиро увидел первым...

Шедшая следом за хозяйкой служанка с тяжёлым подносом едва успела остановиться, чтобы не врезаться в спину баффьи.

– Что-то случилось? – осторожно поинтересовалась она, когда пауза явно начала затягиваться. Поднос оттягивал руки и ей хотелось поскорее от него избавиться.

Наконец, она робко выглянула в просвет между причёской госпожи и плечом Фиро.

На террасе, прямо у крыльца, окружённый двумя стражниками, стоял человек. Невысокий, но крепкий, с приметным лицом. Такой шрам, увидев однажды, невозможно было бы забыть.

– Кто такой? – Фиро шагнул вперёд, к незнакомцу, но баффья остановила его. У ног нежданного гостя стояла большая плетённая корзина. Баффья прищурилась – корзина была ей знакома. А рядом – шитые серебром и бисером сапоги. Её собственные. Те самые, которые она оставила в пещере ведуницы.

Баффья перевела изумлённый взгляд на незнакомца. Взмахом руки разогнала стражников. Поняв, что его не собираются задерживать, человек коротко поклонился и, опустив в корзину что-то маленькое и блестящее, быстро спустился с крыльца.

– Подождите!

Человек вскинул руки и склонил голову, будто прося прощения, но продолжил идти.

– Остановить его? – Фиро вопросительно взглянул на госпожу.

– Нет, не надо...

Баффья уже забыла о незнакомце. Её интересовало лишь то, что он принёс. И отчего вдруг так забилось сердце?

Словно зачарованная, она двинулась к корзине.

– Позвольте мне, – верный Фиро шагнул вперёд, оберегая, но она опередила его. Миг – и она стоит на коленях у корзины...

На сплетённом из шерсти лесных коз покрывальце лежала бриллиантовая булавка. Та самая, которую она потеряла почти год назад. А из покрывальца выглядывало крохотное розовое личико новорожденной девочки. Девочка спала крепко и спокойно, не подозревая о своей роли в жизни множества людей.

Только сейчас баффья заметила, что шпилька прикрепляла к покрывальцу клочок бумаги. Дрожащими руками она отцепила его. Буквы прыгали перед глазами и ей пришлось сделать несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы успокоиться и прочитать записку.

Там было всего лишь несколько слов: «Моё сердце теперь у вас. Майя».

 

 

 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 6. Оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...