Лина Линдберг

Охота на пламя

***

Скинув с головы подбитый мехом капюшон, охотник Роун повел носом в сторону леса. Оттуда доносился хорошо знакомый сладковатый запах магии. Роун хищно ухмыльнулся и сделал короткий взмах рукой. Его отряд бесшумно двинулся в сумрак высоких сосен, среди которых в честь зимних праздников не было слышно перестука топоров и грубого говора дровосеков. Уже завтра, после наступления нового года лес должен снова ожить и закипеть от работы, поэтому времени у Роуна осталось не так много. Прочесав забитую до отказа площадь у дворца и десятки грязных столичных улочек, отряду удалось выйти на след добычи и загнать ее в лес. На сей раз добычей стала дочка пекаря Лимма. Эту неказистую и совершенно неодаренную девушку Роун планировал убить, как только схватит ее детей. Именно от них, девчушек-близнецов трех лет отроду, и исходил запах магии, почти неуловимый в столице, но такой отчетливый среди сосен Нижнего леса.

Путь отряда пролегал по узким тропкам для рабочих и редким колеям от телег и саней, на которых вывозили свежий сруб. Роун знал, что в мороз Лимма не сможет дойти даже до ближайшей сторожки. Она помчалась из пекарни, толком не одев детей. Нижний лес таких ошибок не прощал. Отчаянный стук сердца Лиммы Роун слышал отчетливо. Несмотря молодость, он обладал большим охотничьим опытом. Никто не мог похвастаться таким чутким нюхом и умением за версту улавливать движения своих жертв.

Правда, с Лиммой все выходило нелегко. Еще осенью Роун пытался поймать ее, но дети спасли положение. К своим трем они мало-мальски обучились управлять огнем, и защитили непутевую мать. Действовали они по наитию, наверняка и не подозревали, что Роун до жути боялся огня. Ему исполнилось пятнадцать, когда на новогоднюю ночь в царском дворце случился большой пожар. Мать Роуна была уважаемой придворной дамой, а отец – главой личного охранного караула царицы Астры. Огонь пожрал обоих, не взглянув на высокий статус. Что уж говорить – он даже новорожденную царевну Амаранту и царя Леандра не пощадил. Чудом царица Астра выжила и на следующий же день издала приказ об истреблении всех огненных магов в Низине. С тех пор Роун и следовал этому приказу, кроме которого у него не имелось никакой цели в жизни.

– Они там, – спустя несколько минут напряженного преследования одними лишь губами произнес верный помощник Роуна Пейнит и указал на покоящийся в сугробах необъятный ствол сосны.

Своим черным, трухлявым боком, она пыталась защитить беглянок от смерти. Лимма даже не догадалась велеть дочерям закопаться в снегу и притихнуть. Изможденные бегом, они прерывисто и громко дышали, а их запах до приятной дурноты впивался в ноздри идущих следом охотников. Пейнит подобрался ближе и пустил в Лимму стрелу. Та с хрустом засела в оголенной ключице. Растрепанная девушка, без платка, без теплой юбки, в одном домашнем платье, рухнула на спину и замерла.

Когда Роун подошел ближе и с легкостью перешагнул через преграду, близнецы не кинулись прочь, потому как пытались поджечь сосну, но та пока не поддавалась, только фыркала жалкими сгустками дыма. Роун бросил взгляд на Лимму, лежащую с открытым ртом и полными слез глазами. Рыжие волосы вились на снегу вперемешку с кровью, напоминая языки пламени, вечно голодного и слепого к людскому горю. В груди охотника тут же заскрежетала злоба. Две маленькие девочки перед ним совершенно не понимали, что творят. Их следовало не просто догнать и поймать. Их следовало наказать, да так, чтобы знали, каково это – гореть заживо.

Едва эта мысль настигла его, как тут же обрела воплощение. Он схватил одну из девочек за голое запястье и потянул вверх. Оказавшись подвешенной в воздухе, девочка взвизгнула от боли и тут же попыталась защититься магией. Ладонь ее вспыхнула не менее ярко, чем факел, а глаза, точно такие же, как у матери, огромные, ярко-синие, заискрились. Чем ближе была опасность, тем сильнее горел огонь одаренных – это Роун помнил с детства.

Оставшаяся на земле девочка жалобно заскулила, но, вопреки ожиданиям Роуна, не стала умолять сестру остановиться. Она бросила в отряд охотников хилый огненный шарик. Роун снова изобразил хищную ухмылку – значит, он по счастливой случайности схватил ту из близняшек, что была сильнее. Именно она и спугнула его осенью. Однако ухмылка Роуна тут же испарилась, ведь огонь с руки девочки перебрался на расшитый серебряными нитками рукав его кафтана, который затрещал и задымил. Все, что хотелось Роуну в тот миг, это поддаться давнему страху пятнадцатилетнего мальчишки и отбросить девочку в сторону, сдернуть кафтан, притоптать сапогами. Вопреки этому он стиснул зубы и стал ждать, когда загорится не только его плоть (она и без того была изрядно обезображена ожогами), но и сама маленькая одаренная. Ждать пришлось недолго. Огонь без должного контроля охватил платьице девочки, затем стал ловко глотать и тело по частям.

– Роун, – осторожно позвал один из охотников, – что ж ты творишь? Дай нам убить обоих и дело с концом.

Роун слышал, как натянулась тетива лука, как протяжно зазвенела сталь клинков, готовых бою. Подумать только – десять мужчин против двух малолетних девчонок! Но все эти мужчины прекрасно знали, что вне зависимости от возраста, маги представляли страшную опасность. Та девчонка, что горела, издала крик, больше похожий на рев умирающего зверя, вторая же только тихо плакала. Действо заняло ничтожных пару минут. Роун, наконец, опустил уже мертвое тело рядом с живой близняшкой, и только потом принялся быстро, едва сдерживая ужас, прорывающийся сквозь злость, снимать кафтан.

Отряд стоял в отдалении неподвижно. Никто не смел мешать начальнику, даже старшие по возрасту и куда более опытные солдаты. Все они раньше служили в армии и свято верили в непобедимость Низины, небольшого, но грозного царства. Сотню лет после образования Низины маги огня сотрудничали с армией, держали в узде всех многочисленных соседей, жадных до богатых древесиной территорий. Всем нужен был Нижний лес, названный так, потому как лежал у подножия гор. Царь Леандр вместе супругой Астрой намеревались поддерживать политику Низины еще долгие годы – втридорога продавать свой единственный товар соседям, затем постепенно отвоевывать их территории с помощью огня. Их главной целью были вражеские порты и заводи, которые бы сделали из Низины грозную империю. Магию огня направляли в нужное русло – жгли вражеские корабли, что высаживали на берег за горами свои легионы, пускали на многие мили вперед огненные снаряды, точно достигающие укрытия чужих солдат и их припасов. Низинцы отбирали земли по кусочку. Оставалось немного до установления господства Низины в пределах западной части континента. Но без контроля магия убивала быстро. В одну ночь она уничтожила царя, а вместе с тем и искоренила весь боевой дух царства. Роун видел страшный пожар во дворце собственными глазами и сразу понял, что одна царица не сможет построить империю.

Оставшаяся без защиты сестры девочка, вцепившаяся в его сапоги и трясущаяся от ужаса, узнала, какова цена магического дара.

– Не собираешься ли ты отпустить ее в лес? – снова послышался острожный вопрос.

Говорил все тот же охотник, Пейнит. Он держал девочку на прицеле, и наверняка подозревал, что его начальник безумен. Но тогда почему сама вдовствующая царица Астра назначила его на столь важный пост? Почему она поручила именно ему поиски сбежавшего после пожара сына? Роун безмолвно велел Пейниту опустить оружие, склонил перед девочкой колено и бросил на ее плечики тяжелый, дымящийся кафтан.

– Как тебя зовут? – тихо спросил он.

Ответа пришлось ждать долго. Сумерки все сгущались. Наконец, девочка произнесла, постукивая зубами:

– Селона.

– Красивое имя, как раз для придворной дамы.

– Что ты задумал? – только и успел охнуть Пейнит, прежде чем начальник сгреб девочку в коконе кафтана рукой, которую не покусало пламя, и скомандовал возвращаться во дворец.

***

Платье из синего бархата лежало аккуратно расправленным на кровати. Селона провела по нему пальцами и горько улыбнулась. Вот и ее первый бал. Сегодня вечером она выйдет из тени, ведь так велел Роун. Самой Селоне этого совсем не хотелось. Если кому и быть при дворе, так это Велине. Уж она-то смогла бы придумать, как подчинить себе и царицу, и всю Низину. Ведь где это видано, чтобы настоящая одаренная пряталась во дворце? За двадцать лет после пожара уже истребили всех магов, и у Велины мог быть настоящий шанс возродить былую мощь огня. Но вместо нее выжила Селона, чья магия осталась на том же жалком уровне, что и в день страшной облавы в лесу.

Девушка каждый день винила себя за то, что так и не смогла развить дар, а еще не смирилась с блеском и помпезностью жизни дворца. Пускай Роун и считал, что Селона прекрасно вжилась в роль, на самом деле ее место всегда было в пекарне рядом с дедом. Когда она подросла и поняла, что ни пекарни, ни деда не осталось, предприняла попытку сбежать. Ничего лучше она не придумала, чем броситься все в тот же Нижний лес. К своему удивлению, там она повстречала человека, уговорившего ее вернуться и обождать с решительными действиями. Теперь Селона надеялась, что ее лесной друг будет готов помочь ей с побегом из Низины. Девушка сразу поняла, что этот таинственный человек натерпелся много боли, ведь был тоже одарен. Именно у него она научилась тому, что сестра Велина умела еще в три года. Роун о друге не знал, но сразу заметил, что Селона стала страшно смердеть магией, поэтому велел ей переселиться в дальний уголок дворца, не высовываться вплоть до самого дебюта при дворе. Этим утром он принес платье и заставил свою воспитанницу вымыться на три раза, чтобы сбить запах.

В поражающий размерами и великолепием тронный зал она вошла на дрожащих ногах и с сутулой спиной, но выпрямилась и собрала волю в кулак, когда холодный взгляд Роуна скользнул по ней из толпы. Многие дамы облизывались на Роуна, забывая, что его тело и душа принадлежат царице. Селона отмечала про себя, что Роун почти не изменился с тех пор, как поймал ее, хотя прошло двенадцать лет. Его никто уже не звал охотником, ведь магов не осталось, и охота прекратилась. Устрашающее величие Низины окончательно испарилось. Царство стремительно отставало от своих соседей, и балы в главном дворце уже казались лишь попыткой поддержать дух былых времен.

Люди стали быстро забывать, что маги вообще существовали. Даже те, в чьи семьи пришло горе от потери одаренных родственников, и те смирились. Было принято считать, что без магии стало куда лучше и спокойнее. Отстроенный сызнова дворец стал местом, где сосредоточилась вся роскошь Низины. Начиная с окраин столицы вплоть до самых пограничных территорий народ уже голодал.

К тому же на границах ужесточились войны. Низина теряла свои земли. Солдаты бросались в бой с именем царицы на устах. Несмотря на то, что она сама лично потушила главную силу своей страны, ее продолжали любить и почитать. Столица пировала в эти зимние праздники, ничуть не беспокоилась о том, что где-то льется кровь низинцев, неспособных более защититься магическим огнем. Командование армией тоже прибыло во дворец для веселья.

Царица Астра некогда слыла желанной невестой всех заморских королей, но гордо отказывала всем и продолжала терять поддержку, связи и влияние, а начав в отместку за гибель мужа и новорожденной дочери охоту на магов, она и вовсе поставила Низину под удар.

Считалось, что и десятилетний царевич Адрилиан тоже сгорел при пожаре, но царица утверждала, что он сбежал. Первые годы его искали едва ли не всем царством, но после бросили затею. Селона провела с Роуном много времени, и точно знала, что на Адрилиана втайне велась охота, ведь он был не просто царевичем, наследником трона, но и сильным магом.

Иногда в глазах Роуна ей виделись воспоминания, в которых светловолосый мальчик в одной ночной рубашке стоял посреди тронного зала, плакал и отчаянно махал руками, охваченными огнем. Он горел и палил все вокруг. Селона ощущала ужас, но не могла оторваться и продолжала смотреть. Еще она изредка видела, как Роун бежал за тем мальчиком через дворцовую площадь, но падал в снег и терял сознание. Селона родилась уже после того пожара и только подозревала, что им был царевич Адрилиан.

– Ты все равно слишком сильно пахнешь магией, – процедил Роун сквозь зубы, когда подошел к своей воспитаннице.

– Не о чем беспокоиться. Ее высочество уже не помнит, как пахнут маги, – слова Селоны были резкими, но вежливый тон и почтительный наклон головы ничем этого не выдавали.

Роун раздраженно отвернулся, а Селона с трудом поборола в себе желание схватить его за стянутые в длинный хвост черные волосы и сжечь их дотла. Она гордилась Велиной, которой в столь юном возрасте хватило смелости дать Роуну отпор, опалить его, оставить поверх старых шрамов новые. Но Роун потому и держал Селону рядом, что не боялся ее мести. Он точно знал, что воспитанница хоть и могла поднатореть в магии, нанести удар исподтишка, но убить – никогда.

– Сегодня знаменательный вечер, – вдруг послышалось у Селоны за спиной.

Это шептала богато одетая придворная дама, прикрывшись веером из белых перьев.

– Верно. Двадцать лет, как дворец погорел. Хвала царице – она сохранила налет былых времен, но и внесла много нового. Сейчас дворец куда лучше, чем прежде, – ответила ей подруга и тоже качнула своим веером яркого изумрудного цвета.

Обе дамы отличались тучностью, и от того, насколько сильно они надушились, у Селоны даже заслезились глаза. Она подумала, что тоже стоило раздобыть флакончик с парфюмом и на всякий случай сбрызнуть шею, но было поздно.

– Юная леди, вы почему без сопровождения блуждаете по залу? – обратилась к ней дама с белым веером и надменно ощупала взглядом ее простое платье.

– Дебютантка? – фыркнула вторая.

– Юная леди со мной, – Роун резко сунул руку девушки под свой согнутый локоть и потянул ее прочь от дам, которые тут же принялись удивленно охать и с удвоенной силой обмахиваться веерами.

– Что на это скажет Ее высочество? – Селона решила съязвить своему опекуну.

– Еще хоть слово – и я подрежу твой острый язык, – тихо сказал Роун, не глядя на девушку.

Он гордо зашагал вперед, то и дело приветствуя короткими кивками гостей. К дарованному титулу князя Роун относился прохладно, и превыше всего ставил служение царице. Казалось, его не интересовало ничего в целом мире, кроме самой Астры, которая годилась ему в матери.

– Ты должна была стать приманкой для сбежавшего царевича. Я возил тебя по всей Низине и даже за ее пределами, выжидал, когда Адрилиан придет на твой запах, но ты оказалась негодной даже для такой простой роли. Как теперь мне оправдаться перед Ее высочеством? Не стоило вообще готовить тебя для дебюта.

– Вам нужно было оставить Велину вместо меня. Она была сильнее, – Селона ощущала, что с такими разговорами ей уже совсем расхотелось находиться на торжестве.

– Я мог оставить ее, а не тебя, только в одном случае – если бы она оказалась умнее и повела себя покорно.

Селона с досадой потеребила рукав платья. Затевать спор о том, равны ли ум и покорность ей не хотелось, ведь Роун бы обрубил его на корню. Он имел власть над Селоной, с пяти лет таскал ее по деревушкам и приграничным постам, заставлял притворяться бродяжкой, высматривать подозрительных личностей, даже изображать перед зеваками свое хилое колдовство. Затем он привозил ее обратно во дворец, отмывал, наряжал и приставлял служанкой к какой-нибудь даме вроде тех двоих, с веерами. Передышка длилась недолго, за ней следовали новые походы. Только пару лет назад, когда здоровье Астры ухудшилось, Роун приостановил охоту на царевича. Селона подозревала, что Роун опасался преждевременной кончины Ее высочества, поэтому решил не тянуть время и признаться в наличии помощницы. Но о том, что она обладала даром, конечно же, не упоминал.

Девушка и не заметила, как оказалась подле царицы, которая со скучающим видом наблюдала за попытками двух высокопоставленных господ впечатлить ее своими речами. Один из них управлял царской казной, а другой – армией. Если казначей при виде Роуна тут же смолк, дрогнул своими пышными усами и скрылся из виду, то генерал Пейнит только брезгливо приподнял верхнюю губу.

– Кто это с тобой, мой верный черный ворон? – прошелестела царица губами, напоминающими лепестки увядшей розы.

Пейнит при этих словах подавил кашель, спешно глотнул из своего бокала и удалился. Ему явно претила связь своего бывшего начальника и царицы, которая могла бы выбрать кого и получше. Например, его самого. Пейнит никогда не позволял себе лишнего, но все равно не упускал шанс поговорить с царицей. Роуна соперники не пугали. Он и правда был похож на ворона, ведь неизменно носил черный кафтан, не спешил укорачивать и напомаживать черные же волосы. Своим обликом Роун неизменно выделялся среди прочих, производил впечатление иностранного гостя. Однако все его прекрасно знали и не смели перечить, ведь покровительство царицы давало о себе знать.

– Та самая помощница, Ваше высочество – коротко ответил Роун и пригнулся, чтобы поцеловать руку царицы.

Она посмотрела поверх его широкого плеча на сделавшую спешный реверанс Селону и задумчиво прищурила глаза, отчего все морщинки на ее лице стали еще заметнее. Красота царицу покидала вместе с болезнью. Любой мог подтвердить, что осталось ей недолго. Селона задумалась, а прожила бы царица дольше, не лиши ее судьба всего самого дорогого? Только один Роун и служил еще ее опорой вопреки чужой ревности и непониманию. Будь он законным супругом царицы, низинцы могли не волноваться о судьбе низинского престола. Но чести стать новым царем за годы служения Роун не удостоился.

– Должно быть, ей сейчас столько же, сколько было тебе при поступлении на службу, – произнесла царица, отвернувшись от Селоны.

Роун кивнул. Судя по его необычайно напряженной спине, он ждал, заметит ли она, что Селона одарена, и какой вынесет вердикт.

– Трон Низины вскоре опустеет, – вполне уверенно сказала Астра, не обратив никакого внимания на запах. – Его по-прежнему некому занять. Твоя помощница хороша собой и воспитана, как подобает, но она на самом деле оказалась бесполезна. Готовься к тому, что после моей смерти к власти придут враги.

– Ваше высочество... – начал было Роун.

– Я ведь чувствую, что Адрилиан рядом. Ты и твоя девчонка должны были выйти на его след.

Голос Астры внезапно дрогнул. Роун оторопел. Неизвестно было, что удивило его больше – то, что царица весьма неучтиво отозвалась о Селоне или то, что она открыто упомянула своего пропавшего сына, чего уже давно не случалось.

Из посторонних никто не слышал разговор. Музыка играла громко, смех и голоса полнили зал. С минуты на минуту должны были начаться танцы.

– Вы чувствуете запах его магии? – вкрадчиво спросил Роун спустя несколько тягучих минут.

– Запах? – царица усмехнулась, словно тот сказал неудачную шутку. – Это мой сын. Я чувствую его сердцем.

Она положила руку поверх шикарного рубинового колье на своей груди, а Роун опустил взгляд, словно увидел и услышал что-то весьма неприятное.

– Прискорбно будет узнать, если в работе тебе помешала ревность.

Царица приблизилась к Роуну и заставила его снова посмотреть в свои глаза.

– Я сделал все, что мог. Двадцать лет положил на поиски – пытал, убивал, брал в плен.

Оправдание царицу не устроило. Она резко развернулась и, прихрамывая, зашагала наперерез выстраивающимся для танца парам. Селона не успела опомниться, как кто-то обратился к ней:

– Прекрасная леди, не откажете ли мне в удовольствии станцевать с вами?

Девушка вздрогнула и повернулась. Перед ней стоял молодой мужчина в роскошной парадной форме армии Низины. Его золотистые волосы спускались волнами к эполетам. Большие глаза, напоминающие два пасмурных неба, смотрели прямо на Селону. Мужчина улыбался, протягивая ей руку в белоснежной перчатке.

Перчатки служили частью парадной формы военных, и дамы сходили с ума по этому нехитрому аксессуару. Во времена, когда еще только начались облавы на магов огня, перчатки запретили, ведь под ними можно было прятать ожоги. Многие маги сами страдали от своих же сил, в большинстве своем еще в детстве, когда не умели толком обращаться с огнем. Селона долго смотрела на распростертую ладонь и думала о Велине. Ее рука загорелась стремительно быстро, таким чистым, буйным пламенем. Если бы только она тогда убила Роуна! Но иначе Селона вряд ли бы встретила мужчину, что стоял перед ней. Он был тем самым ее лесным другом по имени Мортен. Девушка почувствовала, как быстро забилось ее сердце.

– Не откажу, – тихо пискнула она и схватилась за предложенную руку.

Мортен даже не взглянул на Роуна, который хотел отказать неизвестно откуда взявшемуся офицеру на правах опекуна девушки, но затем передумал. Его снедали мысли о царице и ее упреке в том, что поиски царевича не увенчались успехом. Царица не стала смотреть на танцы, ушла с праздника, и Роун поспешил за ней, оставляя Селону в компании незнакомца.

***

Спустя бессчетное количество выпитого на балу вина, а также нескольких стаканов бражки, не только Селона, но и сам Мортен опьянел. Ему нравилось это чувство легкого оцепенения в теле и тяжелого дурмана в голове. Но своей бдительности он не терял и даже сейчас, сидя рядом с прекрасной девушкой в полузаброшенной хижине дровосеков в Нижнем лесу, не собирался совершать непристойности. Девушка была еще не готова. Под влиянием напитков и впечатлений от первого в жизни бала она пыталась ластиться, но Мортен с улыбкой отстранялся. Ему хотелось завести разговор, разведать больше о жизни во дворце. Но чего он не знал? Сам ведь прожил там с рождения и до десяти. Подумав об этом, он тяжело вздохнул и снова приложился к стакану. Селона больше не пила, только поудобнее устроилась на жесткой лежанке. В первую ночь нового года, как и всегда, Низину сковывал мороз, но Мортена изнутри грела магия огня. Она гнала его прочь из укрытия и просилась в бой. Нужны были большие усилия, чтобы усмирить ее и трезво оценить шансы на удачное воплощение плана.

– Зачем ты сегодня притворился военным и где взял форму? – спросила хмельная девушка.

– Просто ради забавы. Уговорил одного офицера обменять форму на бражку, – просто ответил Мортен с улыбкой.

– Хороша наша армия – продаются за бутылку.

– Поверь, не только в Низине такой народ.

– А много ты повидал стран? Бывал в Румерии, что за горами? В Солоне у моря?

– Конечно. Когда-нибудь и ты увидишь свет.

Мортен ласково потрепал Селону по рыжим волосам. Она была последней одаренной в Низине. Всего за двадцать лет царица Астра извела всех магов огня, поставив свою боль превыше нужд всего народа. Мортену хотелось даже поблагодарить Роуна за то, что тот сберег Селону пусть и из корыстных целей. До их встречи в лесу Мортен уже видел ее в компании Роуна и знал, что она – приманка, зверушка в клетке с клыками, которые не выросли, как положено. Мортен все равно приехал бы в Низину. Теперь же у него здесь появилось еще одно дело. Он хотел обучить новую подругу и отправить ее туда, где магов привечали. Эти далекие и прекрасные места он нашел совсем недавно, но не смог спокойно обосноваться там, ведь Низине требовалась помощь.

– Может, поспишь немного? – предложил Мортен и легонько поцеловал девушку в лоб.

Она сморщила нос и сказала:

– Не укради ты меня с бала, я бы протанцевала до утра.

Оба тихо рассмеялись. Мортен покрутил золоченую пуговицу на алом мундире и незаметно прибавил в очаге огня. Не сразу, но стылое жилище наполнилось приятным теплом. Селону незаметно разморило. Она уронила голову на свернутую вдвое меховую накидку, крепко сомкнула веки и глубоко задышала.

На всякий случай Мортен подождал еще немного, затем встал, поправил обмундирование, осторожно натянул перчатки на обезображенные руки, которые Селона обычно старалась словно бы не замечать, а затем отогнул половицу у входа и вынул из тайника крошечную вещичку. Даже при хорошем свете и на трезвую голову Селона не смогла бы разглядеть, что это такое, а теперь она и вовсе крепко спала. Мортен потушил лампадку на столе и вышел на мороз.

Низкий лес его не пугал. Вопреки названию сосны в нем росли гигантские. В детстве Мортен даже думал, что они достают до небес. После побега он перестал фантазировать и бояться. Темнота, холод и дикие звери не были препятствием, только собственная мать, уже немолодая, больная и одинокая. Мортен лишь украдкой увидел ее на балу, но все равно ощутил волнами прокатывающуюся по телу дрожь. Он вернулся на родину и вместо нескольких дней готовился к этой ночи целый год, потому как робел, словно ему все еще было десять лет.

В столице не умолкала музыка и веселый гомон, а в самом дворце и вовсе еще шли представления артистов в аляповатых нарядах, лились рекой хмельные напитки. Мортен с тревогой огляделся – это ведь все принадлежало ему. Жизнь маленькой Низины, богатой в столице и бедной по окраинам, находилась в его руках, увечных, но безгранично сильных. После той ночи он никогда не обжигался и берегся от острых предметов. Чтобы получить свое – и царство, и справедливость, и свободу магии, он должен был действовать твердо, но не был уверен, что не струсит, если столкнется с Роуном, который вечно кружил вокруг матери, прикрывая ее своими черными крыльями преданности и сдержанной заботы.

Пьяные дамы охали, глазея на Мортена. Они были рады новым лицам вроде его. Веерами уже никто не прикрывался. Некоторые даже позволяли себе неприлично громкий смех.

– Эй, фальшивый офицеришка, ты с чьего плеча мундир снял? – наконец, как и ожидал Мортен, послышалось первое возмущение от настоящего солдата. И не просто солдата, а самого генерала Пейнита.

– Хотелось потанцевать в честь праздника, не более того. Никого ради мундира я не убил, – медовым голосом протянул он.

Как-никак на него смотрела толпа, поэтому стоило немного позлить Пейнита. Многие ждали драки или ареста. Мортен и сам ждал. К счастью, генерал Пейнит был не против сорвать на ком-нибудь злость из-за прерванной ранее беседы с царицей.

– Не убил, но лишил солдатской чести, – возразил он и поправил жесткую, бурую бороду, словно хотел прихорошиться перед тем, как взашей погонит самозванца.

Мортен приосанился и окинул взглядом дам. Те очарованно заворковали. Какой красавец-мужчина! Они были рады, что дебютантки в синем платьице и след простыл, ведь несколько часов назад он уделял внимание только ей.

– Убирайся, пока голову не снес. И верни мундир! – зарокотал Пейнит.

– Предлагаете раздеться прямо здесь, генерал? – Мортен звонко рассмеялся.

Некоторые без стеснения его поддержали. Пейнит зарделся, схватился за саблю. Под встревоженные ахи он замахнулся ею на Мортена, но Роун, как и подобает личному стражу царицы, появился как раз вовремя и пресек драку с неравным раскладом сил. Пейнит, конечно, глупо полагал, что перевес сил на его стороне из-за военного опыта и безупречного владения оружием. Мортен же знал, что на самом деле по щелчку пальцев может повторить пожар двадцатилетней давности. Дворец воссоздали куда более прочным, чем прежде. Тем не менее, Моретену не составило бы труда уничтожить его. Но ни в коем случае нельзя было допустить больших жертв. Мортен уже давно научился владеть собой, поэтому быстро потушил разгорающееся внутри желание выжечь всю прогнившую знать Низины дотла.

– Дамы и господа, прошу разойтись и продолжить празднование без скандала, – четко, как для детей, проговорил Роун. От его голоса Мортен невольно поежился.

Гости повиновались, но обсуждать событие не перестали. В Низине было мало развлечений и новостей, поэтом внимание уделялось любым пустякам. Развязав войны со всеми соседями, низинцы многого себя лишали, и были вынуждены довольствоваться обществом только друг друга. Обаятельный приезжий мужчина рисковал стать настоящей сенсацией, особенно после того, как Роун повел его к царице.

Отойдя с нарушителем порядка подальше, в один из тускло освещенных коридоров, с которых начинался целый лабиринт переходов между комнатами дворца, Роун остановился. Большинство комнат пустовало. После того как дворец восстановили, в него мало кто согласился переезжать. Гости заходили на праздники, осматривались, выпивали и возвращались по своим поместьям. Царица была не против одиночества, никакой компании, кроме Роуна, ей и не требовалось. Плохо натопленные коридоры и комнаты напоминали подземелье, и Мортен ощутил, как холодок пробежал по спине. Он грешил на то, что это просто волнение от предстоящей встречи с матерью, но на самом деле ощущал дыхание смерти. Дворец стал могилой для стольких людей, в том числе и для его горячо любимого отца и сестры, которую он видел всего раз мирно спящую в кроватке.

– Как твое имя и откуда ты прибыл? – Роун прижал Мортена к заплесневелой стене.

Прежде чем ответить, Мортен быстро нашарил глазами маленький канделябр, расположенный близ узкой двери в комнату слуг. В одной из таких комнат жила Селона. Что она скажет, когда узнает, кто Мортен на самом деле, он и вообразить не мог.

– Ты маг огня? Я чувствую, что от тебя несет, – добавил Роун, перехватив взгляд нарушителя порядка.

– Неужели не узнал? – подрагивающим голосом спросил Мортен.

– За двадцать лет кто только не пробирался во дворец с заявлениями, что он – царевич Адрилиан. Твой дешевый спектакль с переодеванием не убедит Ее высочество. Лучше признайся сразу – ты шпион с вражеских земель?

– Разве я похож на солонца или румеранца? Нет. Если кого и звать чужестранцем, так это тебя, Роун. Уже и забыл, что твоя сбежавшая из рабства в Солоне мать всеми правдами и неправдами получила место при дворе? От нее тебе достались эти вороньи волосы и нестерпимо упрямый нрав. Ты красив и умен, но это не оправдывает того, что Ее высочество пригрела тебя на своей груди. Она просто пожалела тебя. Согласись, что без ее помощи спокойной жизни при дворе тебе было не видать.

Роун стиснул кулаки. В том, что наряженный наглец действительно был Адрилианом, его убеждать больше не требовалось. Только истинный царевич мог припомнить ему о происхождении матери. Во дворце это всегда тщательно скрывалось с подачи самой царицы. Роун готов был рассечь горло объявившегося царевича своим острым кинжалом, который лишил жизни тысячи магов.

– Как ты посмел заявиться сюда? – вместо этого только и смог прошипеть он.

– И это спрашиваешь ты – охотник, который пропитал всю землю Низины кровью в поисках меня?

Мортен горько улыбнулся. Стоило раньше прекратить охоту. Но он слишком боялся матери. И до сих пор его пробирало до костей от мыслей о предстоящей встречи с глазу на глаз.

– Все, что я могу, это принести твое хладное тело к ложу больной царицы. Иначе тебе не попасть к ней, – сказал Роун.

Отрицать, как сильно этот взрослый мужчина напротив похож на того мальчика, что спалил дворец, Роуну оказалось сложно.

– Даже не вздумай доставать свой ничтожный ножичек, – с этими словами Мортен подчинил себе слабый огонек в канделябре, и тот ярко вспыхнул. – Царица подарила его тебе после пожара, и ты предпочитаешь его настоящему оружию до сих пор. Как смешно.

Роун вздрогнул. Вся мощь и железная стойкость вмиг улетучились, стоило огню загудеть в опасной близости от него. Но он все же произнес:

– За годы беспрерывной охоты я многое понял о вас, смрадных магах. Вы имеете одну общую слабость.

Зная, что произойдет, Мортен продолжил спокойно стоять. Роун метнулся в сторону, зверски вырвал канделябр из стены и швырнул его в пленника. Офицерский мундир тут же вспыхнул. Мортен дал огню немного погореть, а затем потушил его и с притворной слабостью повалился на пол.

В темнице, куда его притащил Роун, Мортен устроился с послушанием. Некоторое время он ждал, что Роун уйдет и оставит его. Заточение позволило бы потянуть время перед встречей. Но, поразмыслив, Мортен вдруг решил, что может и вовсе ее избежать, поэтому бросил Роуну свой обгоревший мундир со словами:

– Передай это своему приятелю-генералу.

Роун молча подобрал мундир, а вместе с ним и нечто выпавшее из подкладки – миниатюрную вещицу, поблескивающую благородным серебром. Вещицей оказалось кольцо с крупным рубином точно такой же формы, как на колье и серьгах царицы.

– Это все, что я унес с собой из дворца, – необычайно спокойно произнес Мортен, проверяя, не опалились ли его локоны. – Часть рубинового гарнитура.

Роун не смыслил в нарядах и украшениях, но сопоставил факты. Царица всем прочим драгоценностям предпочитала колье и серьги из рубина. Она носила их все зимние праздники в течение этих двадцати лет. Роун частенько подмечал, как царица терла указательный палец правой руки, словно на нем должно быть кольцо. Теперь он мог вернуть ей утрату. Но приписать себе подвиг по поимке Адрилиана он не смел, ведь тот сам пришел и отдал фамильную ценность. Может, и вовсе стоило убить его, а затем притвориться, что ничего не произошло? Но кто-то обязательно донес бы слухи о чужаке, заявившемся на бал, и царица стала бы спрашивать.

– Я приставлю к тебе солдат. Посмеешь издать хоть малейшую искру... – попытался пригрозить Роун, запирая темницу на замок, но пленник его прервал.

– Уж поверь, если бы я хотел взять власть Низины силой, то давно сделал бы это, а не поддавался тебе сейчас.

У Роуна закрались подозрения, что он стал частью плана царевича, на разгадку которого не было времени.

– Фокус с канделябром меня ужаснул. Надеюсь, с моей матерью ты обращаешься поласковее.

Мортен нервно засмеялся, а потом замолк и из темноты глянул на Роуна, а тот не выдержал и быстро ушел.

***

Осторожно пристроившись на краю ложа царицы, Роун устало распустил волосы, которые тут же черными волнами распались по спине и плечами. От них пахло травами и самую малость гарью. Царица Астра любила этот запах и обычно сама просила Роуна давать ей гладить его волосы, бесконечно заплетать и расплетать их. Раньше Роуну претила эта странная игра, но сейчас он готов был умолять царицу хоть раз прикоснуться к себе. Она давно проснулась, лежала неподвижно, глядя в расписной потолок, пока Роун не развернул платок с богатой вышивкой и не показал ей кольцо. Царица скрыла удивление и задумалась, а не подделка ли перед ней. Нет. Роун не мог так низко пасть и заказать копию кольца у ювелиров где-нибудь в Фестонии или Румерии, чтобы просто порадовать ее. В конце концов, Астра решила рассмотреть кольцо поближе. Зрение ее не подводило, и она легко могла заметить все мельчайшие детали ювелирной ковки, потертости, а также чуть погнутый край крошечного отверстия на окантовке камня, которая на самом деле представляла собой края крышки. Кольцо таило секрет.

– Подай мне шкатулку, – прошелестела Астра.

В шкатулке у кровати лежали самые любимые украшения, а также бархатная подушечка с воткнутой в нее иголкой. Иголка имела не острый край, а чуть притупленный. Впервые увидев ее, Роун подумал, что иголка просто сломана, но царица ею дорожила. Она также попросила раздвинуть шторы и впустить в комнату больше света. Солнце уже поднималось над столицей, роняя на снег тусклые лучи сквозь пелену морозного тумана.

Роун и не заметил, как иголка со странным наконечником быстро оказалась в отверстии на крышке кольца. Под небольшим нажимом крышка тихо щелкнула и отворилась. Астра отогнула ее в сторону и расслабленно вздохнула. То, что хранилось в тайнике, осталось целым, хотя, кто-то пытался силой вскрыть замок, и это был Адрилиан. Астра ощущала, что кольцо оставалось при нем все двадцать лет.

– Что это, Ваше высочество? – Роун вернулся на свое место и с тревогой взглянул на темную, застывшую субстанцию. Она походила на каплю густой засохшей крови.

– Это уникальный яд, изготовленный врачом Бромелием сразу после нашей с Леандром свадьбы. Мы поместили свои порции по кольцам и носили в надежде, что принимать его никогда не придется. Яд предназначался на случай пленения кого-то из нас врагами или неизлечимой болезни.

Астра вернула иголку на место. Роун сжал шкатулку в руках, не в силах понять, почему на лице его горячо любимой царицы отразилось такое блаженство. Почему она радовалась капле яда, который наверняка уже растерял свои свойства?

– Принеси мне немного воды, а лучше вина.

– Наедине с ядом я вас не оставлю, – Роун, наконец, опомнился. Он с грохотом водрузил шкатулку на тумбу у кровати, а затем попытался отнять у царицы кольцо.

– Не смей! – крикнула она так громко, что запросто могла пробудить весь дворец, едва утихший после гуляния.

Роун отпрянул. Пелена волос скрыла его лицо.

– Это последняя просьба, – уже куда тише промолвила царица.

Она ласково смахнула шелковые пряди в сторону и провела по щеке Роуна ладонью.

Страх сковал его так сильно, что стало трудно пошевелиться. Ему ничего не стоило сломать кольцо на части голыми пальцами, но неповиновение царице казалось преступлением пострашнее всех тех, что он совершал над людьми во время охоты.

– Слушаюсь, – выдохнул Роун, наконец, а затем спешно связал волосы обратно в хвост и вышел.

Служанка, сонная, едва держащаяся на ногах, поджидала у двери.

– Ее высочеству плохо? Я слышала крик, – пролепетала она.

– Ее высочество требует вина.

Роун мог бы отправить служанку, но ему в голову пришла идея – подсыпать в вино противоядие, любое, что найдется у Бромелия, который после ухудшения здоровья царицы жил во дворце. Его покои находились неподалеку. Ворвавшись в них, он напугал бедного врача до полусмерти. Бромелий и так уже был слишком стар для своей работы, а теперь и вовсе едва дышал.

– Немедленно дайте мне противоядие! – Роун, невзирая на слабость старика, свернувшегося в клубок на своей кровати, схватил его и силой потащил к шкафу, где прятались ящички с травами и лекарствами.

Для Роуна шкаф этот казался кладезем спасительных веществ на все случаи жизни. Бромелий, который сам приготовил яд и поместил в кольца правителей, сразу понял, что ничем не поможет.

– Так значит, время пришло, – проскрежетал он, закрывая своим худым телом шкаф. – Кольцо снова у царицы.

– С минуты на минуту она примет чертов яд, – Роун не мог терпеть, поэтому замахнулся на врача. – Я не могу допустить ее смерти!

– Не горячись, – врач улыбнулся так тепло и с отеческой заботой, что Роун опустил руку. – Ты должен как никто другой знать – смерть приходит точно в срок. Никто не в силах ей противостоять, даже могущественные правители вроде Ее высочества Астры. Я помню ее еще молодой, полной идеалов и целей о создании великой империи Низины. Изначально именно ради этого и делались кольца. Царю Леандру досталось кольцо с сапфиром, а царице с рубином. Они куда важнее обручальных. В них – вся их любовь, жизнь и смерть, соединенные в одной капле. Дело в том, что яд царицы создан на основе крови царя, а его яд наоборот, на крови царицы. Противоядие приготовить, увы, невозможно. Мне требуется кровь, взятая за основу яда, а ее, как ты понимаешь, не достать, ведь царь давно мертв. Исцелить Ее высочество от болезни уже нельзя. На мое предложение сделать другой яд и прекратить мучения, она еще давно ответила решительным отказом, все ждала, когда кольцо вернется.

Кольцо можно было использовать не только для спасения Низины или облегчения телесных страданий, но и для того, чтобы избавиться от боли в сердце от потери супруга. Роун понял, что теперь все цели сошлись. Царица ждала этого часа.

Старик опустился перед Роуном на колени. Тот заметался по комнате. Не верить сказанному было бессмысленно, так же как и отрицать, что судьба царицы не в его руках, а в руках Адрилиана, который прекрасно знал, что мать сделает, как только получит кольцо.

– Вставайте – попросил он Бромелия. – Возвращайтесь в постель. И простите меня.

– Мне полезна была встряска, – отмахнулся Бромелий и, опираясь на дрожащую руку Роуна, поднялся. – Возвращайся к Астре. Но знай – никакое питье для принятия яда ей не нужно. Он легко размокает, даже если положить его под язык спустя сотню лет после изготовления, и начинает действовать мгновенно.

Роун усадил старика на кровать и вышел, а затем отправился в погреб. Схватив первое попавшееся вино, он вернулся в темницу и выпустил Адрилиана.

– Какое бы имя ты не носил все годы своего отсутствия, сейчас ты вновь Адрилиан. Царь Адрилиан. Ты волен делать все, что пожелаешь. Мне же осталось выполнить одну лишь последнюю просьбу царицы, а затем вместе с Селоной покинуть Низину навсегда, – твердо, без колебаний промолвил Роун.

Имя Мортен Адрилиану нравилось куда больше, оно было короче и проще, но народу показалось бы чужим. Поэтому он решил, что вынужден вновь называться, как прежде, раз уж готов взойти на престол.

– Селона с тобой не пойдет. После обучения я отправлю ее...

Адрилиан прикусил язык. Раскрывать секрет местоположения общины магов он не мог.

– Я ее законный опекун и не позволю остаться с тобой.

– Где же ты был, когда она бегала ко мне в хижину? Верно – с царицей. Поздно теперь опекать ребенка, которого лишил всего.

Адрилиан вдруг ощутил, что эти слова обожгли его язык. Он не имел права обвинять Роуна в том, кем тот стал, и не имел права распоряжаться жизнью Селоны. Ему следовало попросить у Роуна прощения и взять с него обещание позаботиться о Селоне как следует. Но вместо этого он лишь молча отправился по коридору вслед за ним, попутно стягивая перчатки. Руки Адрилиана были не столь обгоревшими, сколь исполосованными кинжалом. Не хватало ему мизинцев и одного безымянного пальца. Все это служило напоминанием о наказаниях матери за любые проступки, главным из которых было само его появление на свет. То, что кинжал перешел в руки Роуна, Адрилиана не удивляло, только печально забавляло.

– Скажи, ты знал, что мой отец – вовсе не царь Леандр, а придворный маг огня Литопс, который соблазнил мать еще до свадьбы? – вдруг спросил Адрилиан.

– Знаю. Но не спорь с тем, что царя Леандра при этом она очень любила.

– Согласен. Но она ненавидела меня. Во мне ведь нет ни капли крови ее любимого супруга. Я плод ее греха. После того, как родилась законная наследница царского рода Амаранта, мать решила и вовсе сжить меня со свету.

– Я никогда не оправдаю пожар, который ты устроил. Тебе было целых десять лет. Уверен, что к этому моменту ты вполне мог контролировать огонь, но не сдержал обиды на мать и сжег все, в том числе и мою семью.

– Не сдержал обиды? – Адрилиан возмутился настолько, что остановился и силой развернул к себе Роуна, шедшего по узкому коридору впереди. – Тем праздничным вечером мать должна была нарядить меня в золотой камзол, надеть на голову венец и представить подданным как наследника. Леандр ждал этого дня много месяцев, готовил меня, обучал этикету, языкам. Впервые мне предстояло появиться на столь широкой публике, но мать не смогла допустить этого. Ею завладел стыд и гнев на саму себя, который она по обыкновению сорвала на мне. Я готов был стерпеть ее кровавые истязания, но она велела мне поджечь себя и гореть, пока не останется горстка пепла.

– Быть того не может! – Роун вцепился в Адрилиана и тряхнул его, призывая опомниться и не наговаривать на царицу.

– Когда бал закончился, гости разошлись, она пустила меня в тронный зал, поставила посередине и отдала приказ. Ты все видел сам, просто не хочешь признаваться. Роун, почему ты позволил этому случиться? Мы ведь...

– Мы никогда не были друзьями!

– Ложь.

Впервые с той роковой ночи Адрилиан не выдержал и позволил слезам политься из глаз. Мать была с ним несправедлива, но предательство единственного друга ранило даже сильнее. Роун хотел было сказать что-то, но вместо этого отвернулся, медленно пошел вперед, хватаясь за стены и качая головой, а затем и вовсе побежал. В спешке не было нужды, ведь тело царицы уже стыло в постели. Роун бежал от правды, которая имела куда более острое лезвие, чем его драгоценный кинжал. За год до пожара его приставили к Адрилиану компаньоном по играм и учебе. Весь год мальчики ладили и даже подружились. Царь Леандр, который ничего не знал о Литопсе, даже в шутку звал их братьями. Роун со своей ролью справлялся отлично и даже думал, что место Адрилиана в качестве лучшего друга никто не займет. Царевич после наказаний матери плакал ночи напролет, и не столько от боли, сколько от обиды. Роун неизменно был рядом и утешал так, как умел. За годы слезы Адрилиана мало чем изменились. Они все также вызывали у Роуна невыносимую боль в сердце. Однако унять их он больше не мог.

***

Селона проснулась, когда от дров в очаге остались лишь тлеющие угольки. Мортена, ее лесного друга, не было рядом. Она спешно причесалась гребешком, оставленным у кровати, оделась и выглянула из хижины. В глаза ей ударил яркий свет солнца, пробивающийся сквозь ветви сосен. К полудню стало ясно, а холод сковал лес еще сильнее. Девушка поежилась и постепенно осознала, что и возвращаться во дворец придется одной. Стоило бы собрать свои жалкие магические силы и согреть себя изнутри, смело выйти на ближайшую дорогу, которой пользовались дровосеки, и ускорить шаг. Но горечь от предательства лесного друга накрыла Селону с головой. Она всхлипнула, утерла нос рукавом.

– Почему же он ушел один, не взял меня с собой? Обещал ведь показать свет.

– Не хнычь, – послышался из леса хорошо знакомый строгий голос.

– Рроун...? – Селона проглотила комок, стоящий в горле, и разглядела среди темных стволов сосен силуэт. – Как вы меня нашли?

– Мы уезжаем из Низины. Я собрал твои вещи, – только и ответил он.

При Роуне был пугливый конь, который с трудом соглашался идти по глубокому снегу, а также вещевой мешок.

– Никуда я не поеду! – Селона испуганно заскочила в хижину и заперлась изнутри.

Роуну ничего не стоило выломать дверь, но он не стал. Остановившись неподалеку, он не привязал коня, лишь немного подождал, а затем сказал:

– Обитатель этой хижины теперь царь Низины.

– Царь? Вы, кажется, перепили вина. Мортен ведь не тот самый сбежавший Адрилиан. Такие шутки не смешны!

– Разве я хоть раз с тобой шутил?

Селона вдруг осознала, что Роун и правда никогда не обманывал ее, не подшучивал, напротив, оберегал. Пусть раньше он делал это для своей выгоды, сейчас все изменилось. Иначе зачем ему было звать ее с собой? Девушка выглянула за дверь и с тревогой спросила:

– Во дворце переворот, поэтому мы не можем вернуться? Вы ранены?

– Единственному наследнику престола не нужен переворот для обретения власти. И нет, я не ранен, но не останусь в Низине, и ты не должна.

Роун дернул поводья и медленно побрел дальше, словно был уверен, что Селона его догонит.

– Постойте! А как же царица? Вы ведь с ней...

– Царица мертва.

Селона охнула и закрыла рот ладонью. Роун посмотрел на нее через плечо, затем бросил мешок и ускорил шаг. Девушка решила предпринять последнюю попытку:

– Я что-нибудь придумаю. Мортен...Адрилиан...он ведь ко мне хорошо относится. Я попрошу его милости для нас обоих.

– Мне не нужна его милость. Тебе я не отец, чтобы давать наставления, но все-таки и не последний человек, поэтому скажу – берегись его и не верь сказкам о тайной общине магов. Поняла?

Ответа Роун не дождался, выбрал тропу поровнее и оседлал коня. Тот, взбрыкнул, недовольно заржал, но, все же, петляя, помчался дальше по Нижнему лесу. Селона растерянно хлопнула рыжими ресницами, затем вышла подобрать свой мешок. Несколько мгновений она дергала его завязки, пытаясь открыть и достать что-нибудь потеплее да понаряднее для появления во дворце, но затем вдруг оставила затею, едва слышно чертыхнулась и бросилась в противоположную сторону со звонким криком:

– Я все поняла, Роун! Поняла!


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 1. Оценка: 4,00 из 5)
Загрузка...