Наследник Злой Колючки

Снег валил мокрыми хлопьями, шубка отяжелела, идти было всё труднее. Но Фас Крыкс шёл, движимый упрямой волей. Раз за разом отряхивался от ледяной корки и снова прорывался сквозь снежный завал. Он обязательно отыщет дом, в котором погиб отец, завладеет Злой Колючкой, обретёт силу и вернёт былое величие своему народу.

– Я хочу, чтобы этот ублюдок убрался из моей норы, я не буду больше кормить его! – пищал отчим, болтаясь в его когтях и испуганно суча лапками. – Убирайся, убирайся из моего дома, – верещал он, пытаясь вырваться. Мать торопливо собирала котомку, запихивая кусок вяленого мяса и сухие лепёшки. Хида знала, что наступит время, когда ей придётся проводить сына в глухую ночь и напутствовать словами:

– Найди её и завладей! Она твоя, по праву рождения! Ты – будущий король!

И её уставшему, скрипучему голосу вторил визг отчима:

– Убирайся вон, чёртов крысёныш!

Крыкс отшвырнул его в угол, задыхаясь от гнева. Глаза горели, как два уголька в топке. Он снова почувствовал наследную силу и злость, и, когда отчим хлестнул его мать, – эта сила прорвалась, как густая и липкая кровь от удара опытного мясника.

Мать накинула котомку ему на плечо и прижалась трясущимся от слабости телом, она не скулила, а, как заклинание, повторяла:

– Найди её и завладей! И вернись за мной!

Красный огонь в его глазах медленно угасал, он крепко сдавил мать и оттолкнул, хлопнув дверью.

Ночь на дворе встретила его непроглядным мраком мокрого снегопада. Он быстро выбрался из села и направился в лес. Крыкс по слухам знал, что старая усадьба, в которой погиб отец, находится на окраине Глимингейла – города, что стоял за лесом и мутной рекой, не замерзающей в самую лютую стужу.

Великий Кош, если уж захотел наиграться со своими жертвами, лучше и придумать не мог, как продлить эту проклятую зиму. На исходе март, а снег валит, и под его тяжестью рушатся старые деревья в лесу, преграждая Крыксу путь. Перебираясь через сплетение ветвей, он провалился в сугроб.

Крыкс видел отца всего один раз, прошлой зимой, когда тот со своей армией направлялся в город. Он был огромен, толстая шуба укрывала и тянулась за ним следом. Король схватил его за шиворот и вгляделся налитыми алым огнём глазами.

– Этот мой! Буду идти обратно – заберу! – и кинул его Хиде, та не устояла на ногах и плюхнулась на зад, одновременно склоняя голову в поклоне. Уже тогда Крыкс был в два раза крупнее обычных детёнышей.

Он встрепенулся и почувствовал, как онемели от холода лапы – понял, что задремал в сугробе. Собрал волю и одним рывком выбрался на прогалину, принюхался. Хлопья липкого снега сменились мелкой колючей крупой – ветер горстями швырял её в глаза. Мороз крепчал. Крыкс поёжился от холода, поправил котомку и пошёл дальше.

Ровная прогалина быстро закончилась. Идти стало легче, подмёрзший снег покрылся хрустящей ледяной коркой, наст хорошо держал, не давал увязнуть в сугробах, но цеплялся за шубку и больно царапала лапы. Он подумал, что не мешало бы раздобыть сапоги. С востока темнота на небе словно истлевала, проваливаясь в алую бездну восхода. Занимался рассвет.

Крыкс знал, что город находится в стороне заката. Он повернулся спиной к алому мареву и выбрал самый длинный пролесок, теряющий свои очертания в чернильной синеве. Нужно спешить, предстояло найти какую-нибудь расщелину или укрытие, где он сможет переждать морозный день.

Он торопливо грёб в снегу, чувствуя, как тают силы и небо набухает алым цветом позади него. Крыкс пролез под поваленное дерево, выбрался и неожиданно ухнул вниз...

– Чёртова шлюха! Он тебя обрюхатил, раздери тебя когти Коша! – пищал Цах Серый, и как цыплёнок поселковой курицы наскакивал на жену, колотя маленькими лапками. Хида защищала глаза и прятала довольную улыбку. Шрамы на её спине от когтей короля затянулись и ныли теперь только по ночам, когда она пыталась свернутся клубком и обхватить наливающийся новой жизнью живот.

Он нагрянул внезапно в начале зимы, остановился во дворе дома, где они обитали, и сразу приметил крупную, не в пример остальным самкам, жену Цаха Серого. Высокая и худая, с широким и мясистым задом, – она скрючивалась дугой, чтобы голова была вровень морде низенького мужа. Король сразу уволок её в сарай, надеясь, что хоть эта не сразу издохнет от его желания. Хида вцепилась зубами в деревянные доски и рыла от боли земляной пол, пока король удовлетворял свою похоть, вопя от удовольствия тремя глотками.

Цах Серый в это время стоял у дверей сарая и то и дело подмачивал портки от страха – все, кто противился воле короля, давно переварились в его желудке. Но больше всего боялись королевской Злой Колючки – её синих и шипящих, как шаровая молния огней. Боялись даже посмотреть, ибо мистический ужас перед магической силой сковывал лапы и замораживал нутро.

Когда король, довольный, выполз из сарая и отправился ужинать, Цах выволок окровавленную жену на задний двор. Пока местные женщины возились с ней, зашивая крупными стежками рваные раны на спине, сарай занялся огнём. Видно, Злая Колючка обронила несколько своих искр в солому.

Отчим часто при Крыксе сквернословил о жене: то, что многие считали милостью короля, изводило его до чёртиков. Мать же по ночам крепко прижимала крысёныша к животу и шептала, что познала силу не только их правителя, но и Злой Колючки, и эта сила передалась и ему...

Крыкс очнулся от боли: кто-то тащил его, вцепившись в шкуру на спине. Лапы были связаны. Он открыл глаза, но не увидел ничего. Кругом стояла такая темнота, что даже ему было трудно различить хоть какие-то очертания. Помогло обоняние: пахло плесенью и трупной гнилью. А ещё тот, кто тащил его, шумно пыхтел и радовался.

– Кхе-кхе, хорошеньким будет припас, славным будет обед у моих крошечек. Какой крупный мышонок мне попался. Вот удача! – бубнил кто-то, загребая лапами рыхлую землю.

Крыкс понял, что провалился в один из подземных переходов. Должно быть, он серьёзно ударился и потерял сознание.

– Ты кто? – рявкнул он и дёрнулся, пытаясь освободиться.

– Кхм, очнулся. Я – рудокоп, просто рудокоп, – ответил кто-то, дёргая и проталкивая его по переходу.

– Зачем ты меня связал? Развяжи, и я сам пойду! – предательская дрожь страха, волной прошла по телу крысёныша.

– Кхм, пустяки, не стоит, невелик труд, ты всё равно ничего не увидишь. Доберёмся до моей норы, там и посмотрим, – продолжал тащить его незнакомец, но теперь он заспешил и удвоил усилия.

Крыкс затаился, ещё раз подёргал путы на передних лапах и убедился, что затянуто крепко, а вот задние, поднатужившись, вполне можно было одним рывком освободить. Он ослабел и чувствовал, как голод начинает раздирать нутро. Глаза стали привыкать к темноте, впрочем, впереди появились размытые пятна тусклого света, на фоне которого переваливалась и пыхтела огромная туша рудокопа. Теперь Крыкс мог убедиться, что попал в лапы крота. Он слышал о них от матери, которая отзывалась об их племени с презрением. Одиночки, не знающие ни семьи, ни короля. Живут под землёй и питаются, чем придётся. Слепые от рожденья, они имели великолепный слух и нюх. Крысёныш мысленно заметался. В своей короткой жизни он боялся только отца, и как-то позабыл, что мир полон других опасностей. Неужели конец? И это в начале пути!

Наконец рудокоп втащил его в нору и кинул на кучу влажной соломы. На каменных стенах, блестящих и пахнущих животной гнилью, ползали слизни – они-то и испускали тусклый свет. Крыкс приподнялся и сел.

– Что тебе нужно? Ты знаешь, кто я? – крикнул он, исходя кашлем. Запах гнилого мяса, которым была пропитана нора, вызвал приток слюны. Тягучая едкая капля шлёпнулась на спутанные лапы.

– Кхе-кхе, у каждого своя корысть, разделаю тебя аккуратно, надолго моим крошечкам хватит. А кто ты, мне знать не надобно. Что мне с того? Попал в мою подземку прямиком в петлю и ладно. Я рудокоп обстоятельный, деловитый. На весь лес такой один! – ласково ответил крот и любовно погладил удлинённый обкатыш, что лежал посреди норы; длинные когти царапнули по камню.

– Разделаешь? Неужто съесть собрался? – Крыкс снова закашлял, но больше для того, чтобы обмануть слух крота. Пока отхаркивал, напряг и вытянул задние лапы, и почувствовал, что верёвка стала расползаться. Снова плюнул на путы.

Крот прислушался к кашлю, а потом нагнулся и вытащил свёрток, раскатал его на кругляше, достал точильный камень. В тусклом свете слизней крысёныш увидел, что из кармашков кожаной ленты торчали ржавые лезвия и острые стальные стержни, наподобие гвоздей. Крот достал один и стал его методично точить. Крыкса затрясло от ужаса.

– Кхм, сыро у меня, ржавеют, а мне надо, чтобы острые были... Я мясо-то не ем, ни к чему это мне, а вот мои крошечки, кхе-кхе, кровушку очень любят, да. Я из тебя кровь выпущу и стены обмажу, пусть лижут. Мясо твоё по подземке раскидаю, возле силков опять же, может, ещё кто попадётся, хоть свой брат-крот, кхе-кхе, не впервой. Ты не бойся, я быстро, я обстоятельный, умелый, один такой на весь лес! – он наточил стержень и отложил в сторону, достал широкое лезвие, обнюхал так, что короткие и густые, как щётка, усы заходили ходуном; на уродливой морде вместо глаз были бугры, обтянутые плёнкой.

Крыкс поморщился от боли, нутро разгоралось, по телу пробегала дрожь. Так всегда было, когда он испытывал голод. В норе было душно и влажно, пот крупными каплями падал со лба на чуткий нос и стекал по усам. Он чихнул и одновременно высморкался на путы, потёр лапами, чтобы слизь растеклась. Крота слушал внимательно, одновременно примериваясь для броска. Когда тот велел не бояться, Крыкс вспомнил отца...

Король крепко держал его за шиворот, а крысёныш сучил лапами и пытался вырваться, хотя чувствовал, как под когтями отца трещит и расходится нежная шкурка.

– Что, боишься? Слушай, что я тебе скажу. Страх – это хорошо, это подготовка к броску. Посмотри страху в глаза, вцепись в глотку и рви что есть силы! Сожри свой страх и кости выплюнь. И поверь мне, съесть свой страх – всё равно что полакомиться самым изысканным лакомством! Я покажу!

И он показал. Король вытащил его во двор, отыскал глазами сторожа и, не раздумывая, кинулся на него. В несколько длинных прыжков оказался рядом – впился тремя пастями в глотку и рванул что есть силы. И откуда столько прыти в толстом теле? Сторож не успел визгнуть, упал на бок и засучил лапами. Кровь фонтаном омыла довольную морду короля, а Злая Колючка уронила несколько синих искр.

Крыкс не решался последовать примеру отца, его ужасала жестокость пиршества. До того дня Хида кормила его яйцами, изредка перепадали цыплячьи головы. Но крысёныш так хотел быть достойным его, что стал пробираться на бойню и наблюдать, как мясник ловкими ударами разделывает свиней, снимает шкуры с быков. Его пьянил аромат крови. Он тайком вылизывал бордовые сгустки на боках ведра для отходов, подъедал жилистые кусочки на висящих для просушки шкурах. И с тех пор стал предпочитать мясо всему остальному.

Цах Серый визжал от страха на его мать, когда Крыкс приволок в их нору задушенного цыплёнка:

– Этот гадёныш жрёт курей! Угомони его, иначе нас вытравят из дома!..

Крот отложил наточенное лезвие и стал что-то искать, усиленно принюхиваясь.

– Кхм, да где же оно, куда я его поставил, – раздражённо проговорил он и стал ощупывать лапами всё вокруг себя.

– Так ты и своих сородичей убиваешь? Как же ты опустился до такого? – спросил крысёныш, его мелко потряхивало, но он почти успокоился.

Рудокоп замер и вскинул уродливую морду в сторону Крыкса, нос тревожно задёргался, будто крот только что вспомнил, что добыча ещё живая. Потом успокоился и снова стал что-то искать на земляном полу.

– Кхм, ты неправильно думаешь, неправильно, да, – смутился крот. – По нашему лесу как-то прошёл ваш король, и его Злая Колючка рассеяла столько искр, что черви подохли. Очень долго нам нечего было есть. Но я умный, очень, и деловой, я придумал, как выжить. Кхе-кхе, мои крошечки жёсткие, но вкусные, солёненькие, я люблю их, очень... А, вот ты где! – радостно воскликнул он и выкатил из дальнего угла деревянное ведёрко.

Крыкс подтянул ноги, глаза вспыхнули алым цветом.

– Ты так и не спросил, кто я. Не хочешь узнать, кем собрался кормить своих крошек?

Крот замешкался, поглаживая обкатыш широкими когтистыми лапами:

– Кхм, да зачем мне это, незачем. Кхе-кхе, вот уж моим крошечкам совсем не важно, им, понимаешь ли, одно в радость, когда я стены обмазываю, густо-густо, они и лакомятся... – пока крот говорил, он бочком приближался к своей добыче, нервно перебирая короткими пальцами и пробуя остроту когтей.

– А ты, крот, всё-таки спроси. Во всём лесу ты один будешь знать, кто я такой! – не унимался крысёныш и сжимался, готовясь к броску.

– Кхм, да незачем, а, впрочем, если тебя это успокоит, то, конечно, кхе-кхе, объяви мне своё имя, расскажи о себе, что привело тебя в мой лес и куда направлялся...

– Я – наследник Злой Колючки!

Крыкс взвился, в прыжке разрывая верёвки на задних лапах. Его передние выскользнули из пут, обхватили толстую шею крота, и он впился в неё, вгрызаясь в глотку. Тот взмахнул широкими лапами и завалился на спину, не успев ни кхекнуть, ни удивиться. Крыкс сомкнул зубы и рванул что есть силы. Кровь брызнула и омыла его морду и горящие лютым огнём глаза. Однако крот взмахнул лапами неспроста, одна успела обрушиться на голову крысёнышу. Тот мотнулся, но боли не почувствовал; он жадно пил жирную кровь, пьянея от победы, а когда насытился, подтащил тяжёлую тушу ближе к кругляшу. Взял наточенное лезвие, которое оказалось как нельзя кстати, и первым делом отрезал широкие лапы. Из них он сделает себе крепкие и непромокаемые сапоги. Потом снял шкуру; тяжеловато будет тащить её в качестве плаща на плечах, но она – отличное спасенье от мороза и влаги.

Он сдирал шкуру и вволю ел, набивая желудок впрок. Голодные боли мучали его с рожденья. Мать всегда запасала вяленого птичьего мяса, но он предпочитал свежее и остро пахнущее. Но теперь никаких кур и цыплят, только настоящее, кровавое, пахучее мясо поверженного врага, такого же хищника, как и он сам.

Когда Крыкс закончил, то свалился тут же, на только что снятую кротовью шкуру, и заснул от сытости, измотанный, с гулким шумом в голове.

Голодные слизни облепили освежёванную тушу своего бывшего хозяина и с удовольствием вытягивали остатки крови. Один заполз на голову Крыксу и увлечённо вылизывал рану. Тот проснулся и, цепляясь за кругляш, встал. Он чувствовал себя до странного обновлённым и припомнил слова отца:

– Сожрёшь свой страх и сил прибавится!

Крыкс выпрямился, и встряхнулся. Он и правда чувствовал себя выше, сильнее и шире в плечах, словно подрос. Хотя сколько прошло времени с того момента, как он свалился в подземелье, – не мог определить, но очень надеялся, что в лесу потеплело. Тут он почувствовал неприятное жжение на макушке, нащупал слизня и, не раздумывая, оторвал с изрядным клоком волос. Погладил голову и понял, что рана на виске чистая и сухая, а вот место между лбом и затылком голое, как головка сыра, который он терпеть не мог. Что ж, понадобится тёплая шапка, а пока накинет кротовью шкуру. Она уже стала подсыхать, пройдёт не так уж много времени и задубеет. Мысль о том, что он ею не воспользуется, крысёнышу очень не понравилась. Содрал с туши крота жирного слизня, разрезал и смазал шкуру. Хоть сколько-то, да прослужит.

Потом взял наточенный гвоздь и насадил несколько слизней – они задёргались в конвульсиях, но продолжали излучать тусклый свет. Крыкс поднял их над лысой головой и побрёл в коридор – предстояло выбраться наружу. С кротовьей шкурой на плечах это будет непросто. Пришлось захватить ту самую верёвку, которой были спутаны его передние лапы.

На поверхности распласталась морозная ночь, и луна жёлтым оком Усатого Коша наблюдала за лесом. Крыкс стоял возле ямы, из которой выбрался, и переводил дыхание. Потом втянул морозный воздух, пытаясь уловить всё, что утаивает лес. С какой стороны ждать очередную опасность? В каком направлении двигаться дальше? Пока он шёл по кротовьему ходу, думал: это был первый настоящий страх, первый враг, первый восторг от убийства! Остальные, сельские, не в счёт. Горячая кровь, льющаяся в глотку – наслаждение, неведомое, ни с чем не сравнимое, ставшее теперь желанным удовольствием.

Но сколько ещё будет опасностей, пока он доберётся до усадьбы, где погиб отец? Надо быть на чеку.

Крыкс не любил много думать, он действовал. Натянул новые сапоги на толстой подошве – в таких он покроет расстояние в два раза больше, ведь теперь его ноги будут защищать от холода кротовьи лапы. Подвязал верёвкой чёрную шкуру, широкую и тяжёлую, как одеяло, набросив её на голову. Всё, теперь не замёрзнет. Надо бы обрезать, но он пожалел время и шкуру.

Когда он добрался до лаза наверх, нашёл оброненную во время падения котомку с лепёшками и вяленым мясом. Всё-таки немного подумал и решил разорвать лямку и привязать котомку на манер пояса. Пусть болтается на боку, зато больше не потеряется.

Ночью идти опасно, но днём идти – опасно вдвойне. Крыкс неторопливо двинулся по насту – предстояло добраться до реки. Слабый ветер доносил еле уловимый запах незнакомой гнили – порывами, но этого было достаточно, чтобы юный наследник Злой Колючки преисполнился решимости и шёл к намеченной цели. Корка снега звонко проламывалась под сапогами, но кротовья шкура, что шлейфом тянулась за ним, удачно гасила звук. Крыкс оставлял широкий след, по которому легко можно было его найти, и постоянно озирался.

Преодолев несколько прогалин и косматый ельник, он почувствовал, что за ним следят. Чувство слежки то появлялось, то исчезало. Временами ему казалось, что чья-то гибкая тень скользит, не касаясь снега, чуть в стороне от него, то приближаясь, то теряясь во мраке, то чудилось, что она вьётся и скачет по длинным веткам ельника.

Крысёныш снова ощутил страх, липкий, холодный ужас, от которого лапы медленно наливались тяжестью. Какой-то хищник идёт по его следу, лёгкий, бесшумный и гибкий. И этот хищник не из породы неповоротливых кротов, на которых хватит грубой силы. Крыкса трясло уже не столько от страха, сколько от предвкушения схватки. И тогда он решился подготовиться. Выбрал густой кустарник, чьи ветки сгибались под тяжестью снега и не опавшей с осени листвы, и поставил силок. Он был до них большой умелец, мало, что ли, таскал цыплят матери.

Уже изрядно утомлённый, выбрал дерево с широким стволом и высокими бугристыми корнями и спрятался, решив отдохнуть и убедиться, что слежки нет. Луна закатилась, оставив на небе россыпь блестящего гороха. До рассвета не так далеко. Он стоял, прислонившись к стволу, и внимательно осматривал сугробы, снова хотелось есть. Сунул руку в котомку и проверил, что кусок мяса на месте, а вот лепёшки разломались в колючее крошево. Мать прекрасно знала, что Крыкс не будет их есть, но на них можно кого-нибудь приманить из лесной живности. Надо бы поохотиться, пока голод снова не скрутил его в яростный жгут. Но что-то мешало, какое-то предчувствие, раздражающее и поднимающее дыбом шерсть на спине. Уши напряглись и встали торчком, глаза пламенели. Он весь подобрался, пытаясь понять, откуда веет опасностью. Медленно поворачивался направо-налево, но так ничего и не заметил. Зыбкая уверенность сменилась страхом перед неведомым врагом.

Неожиданно на кротовью шкуру, что укрывала его, упало несколько древесных чешуек. Крыкс поднял морду и встретился взглядом с глазами, чёрными и блестящими, как камушки, которые смотрели с любопытством. У него над головой к стволу дерева, распластав тело и растопырив лапы, прижалась самая коварная и виртуозная охотница в лесу. Её нос принюхивался, рот растянулся в зубастой улыбке.

– Цык-цык-цык, какой странный крот, ненормальный крот, не слепой рудокоп! – медово прошептала хищница.

– Я не крот, – ответил Крыкс и тут же втянулся глубже под шкуру.

Охотница прыгнула ему на спину и впилась когтями, вонзить зубы не успела – он вывернулся и сбросил её вместе со шкурой на снег. Она изогнулась дугой, пританцовывая и пытаясь разобраться, что же это попало ей в лапы. Однако вскоре поняла, что обманута, но и виду не показала, улеглась на шкурку и вполоборота посмотрела на него так, словно и не пыталась несколько мгновений назад загрызть.

– Цык-цык-цык, я – куничка желтобрюшка, а ты, обманщик, кто такой?

Он стоял спиной к дереву, тяжело дыша, и внимательно наблюдал, как она каталась по его шкуре, вскидывалась на лапы и снова выгибалась дугой, падая на спину, жмуря чёрные камушки глаз и зубасто улыбаясь. Смотрел и чувствовал, как разгорается внутри синее пламя.

Крыкс знал о ней: в тот год, когда он родился, повадилась одна разорять курятники села, спасу не было. Цах Серый забивался в дальний угол дома и нервно курил, молясь, чтобы она случайно не набрела на его двор. Мать в это время укачивала крысёныша и рассказывала о самой хитрой и прекрасной охотнице леса. О том, как она быстра и великолепна, коварна и ослепительна в своей красоте, и что никто не мог её перехитрить.

– Какая, к чёрту, красота?! Век бы её не видеть, сука она коварная, сука! – шипел Цах Серый и трясся от страха в своём углу.

Теперь Крыкс воочию видел прекрасную хищницу, о которой мать отзывалась с таким восхищением. Он тоже подумал, как она красива и что не менее красивым будет новый плащ и шапка из её шкурки. Оставшись без кротовьей, он сразу почувствовал, как захолодило плешь.

Куничка продолжала извиваться по снегу, прицыкивать так, что от ужаса замирало сердце, и пританцовывать перед ним, как перед любовником, приближаясь на полшажочка. Кротовья шкура осталась в стороне. Хищница выжидала, отвлекала, выбирала момент.

– О да, коварная и прекрасная! – Крыкс зачарованно смотрел на неё, тут недостаточно молниеносности и клыков, нужно её отвлечь, заманить в те кусты, где он поставил силок. Заманить так, чтобы она сама сунула свою пушистую головку в петлю.

Напряжение нарастало, до броска с её стороны оставались считаные мгновения. Он это чувствовал, как и то, что глаза налились пламенем, а живот скрутило.

– Цык-цык-цык, не таись, обманщик, расскажи, мой мальчик, кто ты? – медово пела она и мела хвостиком, поднимая снежинки.

Наконец он с неимоверным усилием оторвался от ствола, защищавшего спину, и медленно пошёл ей на встречу. От неожиданности хищница на мгновение замерла, не веря глазам – добыча шла в открытую.

Куница не успела подумать и что-то заподозрить, слишком долго она плясала перед ним, слишком долго ждала малейшего движения. Она ринулась на него, раскрыв зубастую пасть в хищной улыбке.

И в этот момент Крыкс вытянул передние лапы, пригнул голову и нырнул под её брюхо в сторону заветных кустов. Охотница пыталась затормозить, масленые глазки вылезали из орбит от нахлынувшего удивления и злости, она молниеносно развернулась, подняв фонтан снега, и успела вцепиться в заднюю лапу. Крысёныш, что есть силы саданул её по морде, вырвался и кинулся в кусты, оставляя кровавый след. Куница выплюнула кротовью лапу, застрявшую в зубах, и с воплем ярости понеслась за ним в кусты.

Она не сразу осознала происходящее, когда петля резко затянулась на шее. Куница яростно дёрнулась раз, другой, и хрустнула глотка. Она уже ничего не могла изменить. Тот, кто считался лёгкой жертвой, стоял, привалившись к дереву, и наблюдал за ней. От тяжёлого дыхания пар обволакивал морду.

Всё произошло за считанные мгновенья, но сейчас время для Крыкса словно замедлило ход, чтобы он мог в полной мере, во всех мельчайших подробностях увидеть агонию хищницы. Когда её глотка хрустнула и она обмякла на верёвке, глаза ещё сохраняли мысль. Она ещё пыталась дотянуться до него, вытягивая лапу с когтями, а чёрные камушки глаз наполнялись кровью. Пасть ощерилась в жуткой усмешке, язык вывалился, вместо кокетливого цыканья звучал надсадный хрип.

Куница затихла, он подошёл, прихрамывая и пошатываясь, не веря в свою победу. Какое это, оказывается, восхитительное наслаждение наблюдать смерть своего врага, особенно такого прекрасного.

– Я – наследник Злой Колючки! – прохрипел крысёныш.

А рассвет уже занимался вовсю. Следовало поторопиться.

Крыкс понимал, что найти укрытие нет ни сил, ни времени. Он взял изрядно изодранную кротовью шкуру и кинул возле дерева, потом подтащил тело куницы и стал её обдирать. Начал с головы, стараясь не повредить мех, эта часть станет отменным капюшоном и прикроет его плешь. Через глазницу выпил мозг.

Крыкс вволю ел и грыз хрящи, разбрасывая вокруг себя кости и срываясь на крик:

– До чего же ты сладкая, сука! Прекрасная сука! Коварная СУКА!

Отец учил его, что свой страх нужно съесть. Отчим – что враг заслуживает грязных слов, каким бы восхитительным он ни был. Крыкс не знал, чьи уроки важнее, и запоминал их все.

Когда он насытился, завернулся в обе шкуры и заснул. Крыкс понимал, что никто не решится напасть на него. Тот, кто убил самую опасную и коварную охотницу, – опасен стократ.

...Весть о гибели короля Фаса волной разнеслась по округе и добралась до села. Несколько ночей Крыкса мучили кошмары, мать объясняла это тем, что Злая Колючка наградила его особым даром: чувствовать всё, что происходит с отцом.

Лесные птицы с утра до ночи распевали радостную весть о смерти короля, галдели на ветках, на сотни ладов рассказывая подробности его гибели. Они-то не видели, но им поведали голуби. Городские трезвонили вовсю. Даже если бы все птицы разом умолкли, всё равно жители леса и ближайших сёл ощутили, как их землю словно отпустила злая сила. Сгинули синие огни, появляющиеся по ночам. Перестали уходить из дома молодые и сильные самцы. Все знали, что их призывала в армию короля Фаса Злая Колючка, и никто не мог противиться её воле.

Крыкс лежал в горячке и бредил, мать поминутно меняла на лбу мокрую тряпку и пыталась разобрать, что он говорит. Получалось плохо, отчётливо слышалось только: «Держи её, удержи её, отец!». А в это время в соседней комнате во всю глотку радостно голосил пьяный Цах Серый, несколько дней накачиваясь вонючим пойлом.

– Сдох чёртов король! Сдохло чудовище нашего племени! Разбита Злая Колючка!!! Сдох! Великий Кош, какое счастье-е-е, он сдох!

Крысёныш разлеплял глаза, и Хида видела, как наполняются они алым пламенем, – пробуждалась наследная сила, страшная и яростная – дар королевского рода. Когда наследовалась Злая Колючка, её магия проникала в сердце и расползалась по телу синим пламенем, стекая с лап шипящими искрами. Ярость и злая магия могли подчинить кого угодно.

– Не верь, сынок. Невозможно разбить Злую Колючку, она из железа! – горячо шептала она, а сама прятала слёзы и отчаянье. Когда узнала о гибели короля, первым порывом было схватить верёвку, связать петлю и кинуться в сарай. Но в подсобке под лестницей, на жёстком топчане, метался в бреду сын, а его она не могла бросить. Цах в первую же ночь бы его прирезал.

Крыкс долго смотрел в её глаза и видел все страхи и сомнения, в какой-то момент понял, что презирает её за эту слабость.

– Отец погиб – это правда, мать. Злая Колючка лежит там, она зовёт меня, – сказал он и вселил в неё новые силы.

– Тогда ты найдёшь её, сын! Твой отец не мог до конца укротить её силу. Да и как, если его головы не ладили между собой. А ты сможешь, ты удержишь Злую Колючку. Ты будешь править долго! Только надо стать сильным, чтобы дойти до города и одолеть на пути врагов!

На следующий день он поднялся и вылез во двор. Глаза горели, а живот скручивало от голода в тугой жгут.

После того, как король Фас разодрал сторожа, хозяева взяли брюхастую суку. Из выводка оставили одного кобелька, остальных раздали. Двухмесячный, лобастый, с длинными лапами, он звонко облаивал сорок. Крыкс поднялся, вытянулся во весь, уже не маленький рост и ринулся на щенка. Борьба была недолгой, жертва несколько раз взвизгнула и затихла, перестав сучить лапами. Крысёныш стоял над щенком, и с морды капала горячая, пахучая кровь.

Когда хозяин двора с верной сукой вернулся с охоты, они нашли щенка, разодранного в клочья...

Крыкс проснулся на закате от уже знакомого чувства обновления. К этому добавилась саднящая боль в ноге, она разбухла. А ещё жутко давила котомка на пояснице. Он тут же ослабил её, высунул голову из-под шкуры и сразу напрягся.

Рядом с деревом, на крепкой корке окровавленного после утреннего пиршества снега, стояла пёстрая дама и тихонько раскачивалась, переминаясь. Величественная, спокойная, с большими, как две корзинки подсолнечника, глазами, она рассматривала его, чуть склонив голову набок. Самым удивительным было даже не то, что она никак не тревожила крысёныша, а то, что стояла на снегу и ждала, когда тот проснётся.

Крыкс поборол предательскую дрожь, выбрался из-под шкур и вытянулся в полный рост, он действительно стал больше, выше, сильнее. От побеждённых врагов на память достались плешь и хромота. Он поднял шкурку хищницы и нахлобучил на голову, повязав лапки на груди. Всё это делал, не отрывая взгляда от пёстрой дамы. Та продолжала стоять в нескольких шагах от него и бесстрастно наблюдать. Крыкс слышал о ней: ночная убийца, бесшумно падающая с неба на нерасторопную жертву. Иногда она залетала в село, когда в лесу некем было разжиться. И как-то одной лапой загребла весь выводок вместе с самкой – первую семью Цаха Серого. Вот и пришлось тому потом взять его мать Хиду.

– Чего тебе? – спросил Крыкс – и сделал два шага. Нужно было понять, не подведёт ли больная нога, когда доведётся бежать или бить. Прежнего страха, как перед кротом или куничкой, Крыкс уже не испытывал. Словно все его ощущения притупились. Или он просто стал взрослее, осмелел?.. Может, так и становятся королями – когда перестают бояться?

– Уху-х, я не за тем, о чём ты подумал, – произнесла пёстрая дама низким голосом, таким же бесстрастным, как она сама. – Я несколько дней следила за куницей, хотела добавить в свою коллекцию, а ты меня опередил. Ты ведь крысёныш? Я не ошиблась? Похож на мышь, но я таких раньше не видела. Однако ты мне кое-кого напоминаешь...

– Я не мышь! – резко ответил Крыкс и почувствовал, как к глазам прилила кровь, а в груди вспыхнул синий огонёк.

– Да, я вижу, – всё так же спокойно произнесла она. – Ты напомнил мне короля Фаса, у него были такие же глаза...

– Ты знала моего отца? – он старался быть таким же спокойным, но стоило услышать про короля, и синее пламя в груди рванулось наружу.

Услышав его вопрос, пёстрая дама перестала качаться, глаза стали чёрными и оттого бездонными. Неожиданно она развернула крылья и взлетела на ближайшую ветку.

– Уху-х, кто бы мог подумать, у Фаса есть наследник, как интересно, – шептала дама низким голосом и, казалась, была удивлена не только этой новостью, но и тем, что вообще удивлена.

Крыкс подождал несколько мгновений и понял, что больше ничего не услышит для

себя интересного, он вообще никогда не отличался особым терпением, тем более сейчас, когда нужно было идти вперёд. Каждый шаг приближал его к цели, он уже прошёл лес, за полоской деревьев текла мутная река, не замерзающая зимой, а за рекой город. Он не сомневался, что найдёт нужный дом, он чуял зов, он всё отчётливее видел синие всполохи, указывающие путь. Крысёныш плотнее запахнулся в шкурку охотницы и, оглядываясь на сову, захромал на гнилостный запах реки. Кротовью шкуру, изодранную в клочья, не без сожаления пришлось оставить, как и сапоги. За ночь ноги Крыкса выросли вдвое.

Третья ночь, но почему-то ему казалось, что прошла вечность. Он чувствовал себя зрелым и крепким, из села он выходил совсем другим. То был крысёныш, осторожный, упрямый, злой, сейчас через подлесок пробирался Крыкс – крупный, поджарый, дерзкий. Может и хорошо, что мороз, и деревья рушатся под тяжестью снега. Весной развезло бы всё, а летом на поверхность выбирается гораздо больше хищников, это бы его задерживало.

Он наконец пересёк подлесок и вскарабкался на высокий берег – вот и река. Луна стояла высоко и лила холодный свет на мутные воды – на другом берегу разлёгся город, поблёскивающий огнями. Пёстрая дама уже сидела на высоком куске скалы и выжидательно смотрела на Крыкса.

– Уху-х, ты подумал о том, как будешь перебираться через реку? – спокойно спросила она, но при этом насмешливо склонила голову.

Нет, он не думал, сначала решил дойти, а там уже разобраться. Крыкс внимательно осмотрел берег – ни лодочки, ни бревна, зато торчали ледяные оскалы, вода иногда срывала куски льда и несла, пока не истаивали или не прибивались к другому берегу. Можно отколоть крепкий кусок льда, выломать ветку и приспособить под весло. И только он собрался вернуться в подлесок, как пёстрая дама сорвалась со скалы и бесшумно спланировала, встав перед ним в полный рост, спокойная и величественная. Ему пришлось поднять морду, чтобы заглянуть в её равнодушные глаза. Это смущало Крыкса, он не понимал, чего она хочет. Хотела бы напасть, сделала бы это ещё там, под деревом, на окровавленном снегу.

– Чего тебе? – у него возникло неприятное ощущение, что, за неимением чувств, она ждала любого действия, способного её оживить.

– Я могу перенести тебя в город. Уху-х, я могу перенести тебя в ту самую усадьбу, где твой отец провёл свою последнюю ночь, – неожиданно ответила она.

Синее пламя в груди Крыкса поднялось и заструилось по лапам, выжигая остатки страха, однако он сдержался, только кисти хрустнули, сжавшись в кулаки.

– Чего ты хочешь? – тихо спросил он, но услышал собственный рык.

– Уху-х, расскажи мне, как ты убил крота, кормящего слизней кровью своих братьев. Расскажи мне, как ты перехитрил коварную куницу, разоряющую семьи. Расскажи, как ты стал наследником Злой Колючки.

Он немного подумал и ответил:

– Хорошо, я расскажу всё. На крыше усадьбы.

Пёстрая дама моргнула, и краешки губ под крючковатым носом растянулись в еле заметной улыбке. Крыкс взобрался на скалу и покрепче привязал шкурку на груди и на поясе, заодно поправил котомку. Дама снялась с высокого берега, сделала круг над подлеском и крепко вцепилась в плечи крысёныша. И ухнула вниз, с трудом загребая широкими крыльями и набирая высоту.

Он вцепился в её лапы, от ветра и зрелища перехватило дыхание. Река медленно уходила за спину, впереди поднимались крыши ненавистного города.

...– Ты любила моего отца? – как-то он спросил мать, ещё не зная всей правды о своём рождении. В селе его боялись: малышня разбегалась, взрослые сторонились, и только Цах Серый позволял себе называть его выблядком, и то – пока крысёныш был маленьким.

– Нет, – честно призналась она, снимая с его усов чешуйки высохшей крови. – Но он дал мне надежду, что моя жизнь изменится!

Крыкс тогда задумался, что это значит – надеяться? Понимание пришло с опытом. В их селе не так уж и много было семей его народа. Хида оказалась подкидышем, ублюдком двух видов. Какая-то старуха выходила её, никто и не думал, что она сможет стать чьей-то женой. Все самки в селе были невысокие, округлые, опрятные и домовитые, и только Хида выше всех на голову, с тяжёлым задом и костлявым верхом, вытянутой мордой и мрачным взглядом больших и выпуклых глаз. Её взял Цах Серый после гибели семьи. Никто не спрашивал, согласна она или нет, племя обязывало, она и пошла. Если со старушкой ей жилось спокойно, иногда только доставались тычки за неуклюжесть и нерадивость, – то муж наладился избивать её регулярно.

Детей у них не было, маленький Цах и в постели оказался коротышкой, но если честно признать, то не всякий самец в их селе был бы впору Хиде. И потому горький пьяница и трус Цах придумал себе забаву. Велел матери Крыкса ставить посреди комнаты табуретку, взбирался на неё и хлестал Хиду по щекам, потом спускался, садился за стол и пил до самого вечера.

Когда король Фас посетил их село первый раз и она забеременела от него, – всё в ней изменилось. По ночам перед глазами плясали синие огни, а утром она крала яйца у несушек и забиралась высоко на чердак. Там спокойно ела и гладила быстро растущий живот, после спускалась в нору и едва ли не с улыбкой подставляла щеки под удары трясущихся лап Цаха Серого.

– Зачем отец пошёл с армией в город? – снова спросил Крыкс и отмахнулся от её заботливых лап: ему нравился запах крови на усах.

– Он ушёл мстить! – вздохнула она. – Мстить за убитую мать. Она была великой волшебницей, и погибла от рук короля другого племени.

Крыкс сдавил её костлявое плечо и твёрдо сказал:

– Ты тоже великая! Ты родила наследника! – и увидел, как от его слов впервые в её глазах вспыхнули угольки.

А когда весть о гибели короля Фаса докатилась до их села, она впала в беспросветное отчаянье...

Усадьба была заброшенной, хотя стояла в районе для богачей. Когда в прошлую зиму на Рождество у хозяина внезапно пропала дочь, а единственный сын сошёл с ума – он с семейством уехал в другую страну. Усадьбу выставили на продажу, но никто не решался купить этот проклятый дом, по которому по ночам гуляли синие искры.

Пёстрая дама влетела в слуховое окно на чердаке и разжала лапы. Крыкс приземлился на дощатый пол и припал на больную ногу. Пришлось сбросить шкурку куницы, когти ночной охотницы изрядно изорвали её.

Он озирался по сторонам и не мог сдержать удивления. Повсюду на стенах висели высушенные головы разных зверей. Только очень слабое существо будет хранить свои победы в таком виде. Лучше съесть своего врага и поглотить его силу; и через это увеличить свою.

– Уху-х, здесь собраны охотничьи трофеи бывшего хозяина этой усадьбы. Мне пришлась по душе его забава. Я хотела прибавить к ним голову куницы, – сказала пёстрая дама, величественно стоявшая на балке под самой крышей и, как всегда, наблюдавшая за ним. – Но ты меня опередил. Расскажи мне, наконец, как ты их одолел.

Крыкс скрипнул зубами и напрягся, ему не терпелось спустится вниз, отыскать то место, где всё произошло, и найти Злую Колючку. Он чувствовал, как голод снова подступает к нему, а на охоту не хотелось тратить время, ведь осталось сделать несколько шагов. Однако пёстрая дама смотрела на него, не мигая, и крысёныш всем нутром чуял опасность. Кинуться некуда, кругом стены и головы, и он добрался до усадьбы не для того, чтобы в последний момент убегать от врага. На крота хватило грубой силы; куницу взял хитростью; чем одолеть пёструю даму? Она хочет историй – она их получит. Вот только Крыкс никогда не отличался красноречием. Он стал рассказывать грубовато, без лишних описаний: родился в селе, отец – король Фас, мать – полукрыса, полу...

Так хозяин двора, где крысёныш жил, колол дрова после попойки, кривыми ударами промахиваясь мимо берёзовой чурки. После каждого взмаха тело разогревалось и удары становились точнее, разбрызгивая поленья в разные стороны. Крыкс вошёл в охотку и вязал слова в прочную сеть, опутывая ничего не подозревавшую пёструю даму. Сначала она взирала на него с брезгливо-презрительным видом, но вскоре увлеклась и стала нетерпеливо переминаться, торопливо вставляя вопросы о том, что её больше всего интересовало.

– Уху-х, и что ты сделал, маленький крысёныш, когда кровь омыла твою морду? – спросила она после подробного рассказа о короткой схватке с кротом.

– Отрезал передние лапы и снял шкуру! – ответил Крыкс.

– Уху-х, как славно, – дама взмахнула крыльями от восторга. – Крот, заманивающий собратьев в ловушки, мог ли предположить, что будет съеден, а его лапы станут сапогами. Рассказывай дальше, маленький крысёныш!

Его передёрнуло, опять она назвала его маленьким, однако внутренне собрался и продолжил. К рассказу о схватке с куницей добавил движения, припомнив, как лесная охотница зачаровывала его своими прыжками и танцами. Пёстрая дама следила за ним, нетерпеливо переминаясь и поворачиваясь в ту сторону, куда он ступал. Крыкс вошёл во вкус и описывал схватку во всех подробностях, не скупясь на краски.

– Уху-х, и что ты сделал, маленький крысёныш, когда она попала в силок? – спросила она.

– Я долго наблюдал за тем, как умирала эта сука, а потом снял шкуру и высосал её мозг!

– Уху-х, как славно, как необыкновенно занятно. Могла ли она предположить, что станет добычей и её великолепный мех будет украшать плечи крысёныша, а мозг, коварный и вероломный, станет угощением, – дама от восторга захлопала крыльями.

Крыкс поддался её радости, он торжествовал, ему казалось, что уже победил ночную охотницу, сломив её ледяное спокойствие.

– Тебе удалось развлечь меня своим рассказом. Ты отправился на поиски магического сокровища вашего племени. Рудокопу отрезал лапы, содрал шкуру. Куницу обхитрил обманным приёмом, снял шкурку и высосал её мозг. До цели осталось несколько шагов... – Пёстрая дама впервые закрыла глаза и смаковала каждое произнесённое ею слово. – Вот только жаль, что твой век будет такой же короткий, как и у твоего отца, короля Фаса.

Он усмехнулся:

– Ну, мы это ещё посмотрим...

Она напала молниеносно, придавив обеими когтистыми лапами к дощатому полу. Глаза из корзинок подсолнуха превратились в расплавленный дёготь. Длинный и крючковатый нос едва не упёрся в морду крысёныша.

– А нечего смотреть, – шипела она, окончательно потеряв спокойствие. – Твой отец, самодовольный и упрямый, за зря потерял жизнь. Сдался ему этот человеческий детёныш, столько лет и сил потратил на поиски и слежку, а погиб так, что вся городская голубятня животы надрывала от хохота. Вдумайся, король Фас погиб от башмака! Не в бою, не на магическом поединке – от простого башмака!

– Он мстил за мать! – прохрипел в ответ Крыкс и забился в её когтях.

– Это и было его слабостью, ибо если ты чудовище, то будь им до конца! Башмак сбил с него спесь, а точнее, туфелька на деревянной подошве, метко пущенная рукой юной девы. Злая Колючка слетела с трёхголового короля, она оставила его, когда поняла, что больше не управляет им. Вот к чему ты пришёл? Ты думал, что завладеешь магическим сокровищем и станешь всесильным королём, как отец?! Ты станешь рабом и чудовищем!

– Неправда! – взревел Крыкс, но дама крепко стояла на нём, расправив широкие и пёстрые крылья.

Он упирался лапами, царапая пол и пытаясь вывернуться, шарил вокруг себя и неожиданно нащупал котомку. Быстро сунул туда лапу, сгрёб полную горсть крошек и что есть силы бросил в глаза ликующей дамы. Та зажмурилась и неуклюже взмахнула крыльями. Этого было достаточно, чтобы Крыкс вырвался и прыгнул ей на спину, но соскользнул с пёстрой мантии, рухнул и откатился к стене. Снова встал, готовый к новому броску, однако ночная охотница взлетела и села на балку под крышей. Она успела смахнуть хлебные крошки, привести свою мантию в порядок и обрести холодное спокойствие.

– Расторопный, находчивый, быстрый, этого вполне достаточно, чтобы обрести власть. Всё это время ты справлялся без магии, ты побеждал благодаря своей силе, ловкости, уму... Тебе не нужна Злая Колючка, – проговорила дама и прикрыла корзинки глаз тонкими плёнками век.

– Она моё наследие!

Крыкс вытянулся в полный рост, глаза налились алым пламенем, с длинных, висящих вдоль тела лап скатились две синие шипящие искры и прожгли пол.

Ночная охотница снялась с балки и опустилась рядом с ним, внимательно разглядывая выжженные пятна.

– Уху-х, невозможно, магия в тебе, но как? – растерянно шептала она.

– Я – наследник короля Фаса! – он произнёс это так, что она вздрогнула. И без того выпученные глаза пёстрой дамы лезли из орбит от непосильной внутренней борьбы, но она подчинилась его воле и вытянула шею, подставляя горло.

Крыкс взмахнул когтистой лапой и одним ударом снёс пучеглазую голову. Снять пёструю мантию с тела дамы оказалось едва ли не самым сложным делом в его жизни. Наконец он справился и накинул свой трофей на плечи. Неожиданно накатила предательская слабость, и Крыкс, пошатываясь, добрёл до лестницы и сел. Для решительного похода вниз нужны силы, а в борьбе с ночной охотницей потратилось всё, что было. Крыкс снова пошарил в котомке и вытащил кусок вяленого мяса, облепленного крошками. Сжевал вместе с жилистой тушкой дамы, обещая себе, что впредь будет есть только свежее и обливающееся кровью. Но не зря он таскал котомку матери, вот и крошево лепёшек пригодилось, и невкусное мясо, что камнем болталось на дне. Жгут в животе ослаб, но голод остался. Однако силы вернулись. Крыкс поправил мантию и стал спускаться вниз.

Лестница поскрипывала под его хромающей походкой. Кругом висела пыль, медленно кружась плотной взвесью в рассветных лучах, пробивающихся сквозь стрельчатые окна. Он шёл на зов, устало спускаясь с верхнего этажа, разглядывая картины и портреты в позолоченных рамах на стенах. Потраченные молью гобелены свисали со стен, подобно лесному мху. Спустившись на первый этаж, Крыкс прошёл мимо зеркала. Впервые в жизни увидев своё отражение, он отпрыгнул и встал в стойку – подумал, что этого противника ему не одолеть. Когда понял, что это он сам, подошёл ближе и вгляделся. С запыленной поверхности на него смотрело престрашнейшее существо.

Он плохо представлял себе отца, помнил только, что король Фас был огромен, с налитыми алым огнём глазами, с зычным голосом трёх прожорливых глоток. С плеч свисала мантия из шкурки горностая. Злая Колючка на нём изредка мерцала синими искрами.

Из глубин зеркала на Крыкса смотрел угрюмый, с глубоко посаженными глазами зверь. На голове щетинистая плешь, на морде спицы длинных усов. Высокий, со свисающимися вдоль туловища длинными когтистыми лапами. Пораненная стопа была шире здоровой. Ему подумалось, что не помешало бы завести новые сапоги и железную трость. Сейчас он казался себе внушительнее и сильнее отца. Но, глядя на своё отражение, впервые задумался – кто он? Одинокий, никому не нужный выблядок безумного короля, или рождающееся чудовище, отдающее себя на волю злой магии? Кто он без неё? Сильный, способный убивать, обладающий коварством и красноречием, но всего лишь крыса, каких сотни по сельским дворам и городам. Кто он с ней? Свирепое, ужасное чудовище, способное сплотить серый народ и разорить города и сёла. Безвольный, и всё же король!

Перед высокими и скрипучими дверями он постоял какое-то время в нерешительности. Чувствовал, что Злая Колючка там, в большом зале, ждёт его. Он готов был снова вырвать глотку кроту, встретиться один на один с куницей, заглянуть в бездонные глаза пёстрой дамы, только бы отдалить этот миг встречи со Злой Колючкой.

Наконец открыл дверь и вошёл.

В центре стояла иссохшая ель, полуосыпавшаяся, всё ещё упирающаяся звездой в потолок. На ветках висели истлевающие, но сохранившие местами блеск гирлянды и новогодние игрушки. На полу слоями конфетти, штукатурка и пыль. Около ели лежала горка деревянной трухи, рядом покоилась туфелька с пряжкой. А дальше у окна, под сиденьем кривоного детского стула, лежала она – Злая Колючка – и поблёскивала синими огнями на высоких иглах.

Крыкс медленно подошёл к ней и взял в лапы. Ожидал увидеть сноп рассыпающихся искр и почувствовать жжение, но этого не произошло. Колючка поблёскивала и словно бы обласкивала его своей силой, обнимая, приветствуя, радуясь.

Крысёныш понимал: отдаст себя ей – и станет безумцем. Пленником магии. Величайшим из всех. Стоит ли сила такой жертвы?

Крыкс погладил ободок короны... и водрузил на свою плешь. И сразу почувствовал, как хлынула в голову магическая сила, сжигая всё, что делало его слабым, мягким, пугливым. Первой сгорела привязанность к матери. Синие волны пошли от него, разбегаясь в разные стороны, впитываясь в землю и пробуждая притихший серый народец под дощатыми полами домов и в глубоких норах. Зрелые и сильные самцы подняли морды и принюхались: они услышали зов; они стекутся серой лавиной под огни Злой Колючки и поприветствуют своего короля Фаса Крыкса.

Новый король первым делом соберёт невиданную по силе армию, разорит город и опустошит лес. Направит свои войска на север страны и захватит прибрежный замок Дроссельдорф. Шаг за шагом он будет наращивать мощь, расширять владенья, утверждать власть.

Но это всё потом, потом, а сейчас он приманит какого-нибудь пса и утолит жгучий, невыносимый, раздирающий нутро голод.

 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 11. Оценка: 3,36 из 5)
Загрузка...