Полярная звезда. Аномально здоровый космический сверхгигант в сотнях миллионов световых лет прочь? Отнюдь. Всего-навсего ярко-неоновая лампочка, вкрученная под потолком безразмерной комнаты. Комната сия наглухо затянута покровом тьмы египетской – той самой, библейской. В комнате копошатся биллионы умерших существ из разных галактик – и каждому существу в комнате просторно, фривольно, тепло и приятно. Решительно никому и решительно ничего, правда, не видать, окромя сплошной непробиваемо-черной пелены и полыхающего над головами ярко-неонового пятнышка. Большего, собственно, зреть «там» и не надо. Подсудимые согнаны в комнату для того, чтоб вроде как в последний раз поразмыслить, чтоб набраться уму-разуму, чтоб, самое главное, получить сполна по земным заслугам. Но никак не чтобы вхолостую поглазолупничать на друг друга и – тем паче – на Верховного. Сегодня судят Фритьофа Нансена. Честно говоря, судят его, горемыку, не только сегодня, а уже более восьмидесяти земных лет кряду. Ему, по идее, сразу бы прямиком в Рай – ан дудки. У Небесной Канцелярии – свои требования и свои критерии сортировки прижизненно смертных.

– Поступок, захвативший тебя целиком, с маковки до пят! – утвердительно вопрошает металлический, обезличенный голос. Вопрошает мучительно-долгими десятилетиями – в одной и той же формуле. Нансену надо бы привыкнуть и как-то бы уже сориентироваться с верным ответом. Но бедолага – все тушуется да тушуется. Такой находчивый, отважный на ум и на язык при жизни – «там» – словно каша манная. Оно, впрочем, и понятно. Во-первых, нема смелых перед Верховным, даже незримым. Прям-таки начисто нема. А во-вторых, одно дело – озадачить подобным вопросом мало чем примечательного индивидуума, и совсем другое – Нансена, который в насыщенной жизни – как рыба в воде. О каком поступке может быть речь, когда все земное существование – один сплошной, играющий калейдоскопическими переливами, ритмически-захватывающий водевиль?!.

– Чемпионские медали... Рекордные мореплавания... Променад по суровым северным рубежам... Паспорт, улицы и медали моего имени... Нобелевская премия... – неукоснительно мямлит Нансен восемьдесят второй год подряд. Он тоже решил проявить пуская и смиренно-трусливое, но все же упорство. Раз Верховный талдычит одно и то же, то отчего бы и Нансену не поиграть в те же самые игры! Хотя, конечно, прочь из комнаты охота – и ой как охота! В комнате комфортно, разухабисто, в общем-то даже уютно. Только вот что-то, какая-то неизъяснимая, жутко свирепая и могучая, сила, словно щипцами тянет прочь. Вопиет о скорой опасности. С каждым новым допросом – все сильнее. Однако и Верховный упорно воздерживается от подсказок. Битва идет – ни дать ни взять на поражение. А Нансен – знай себе, упрямо да твердолобо ошибается!..

– Ложь! Выметаешься! Думаешь снова! – швыряет безлико-металлический голос – и Нансена словно выплевывает, безо всякой слюны. Отшвыривает в дальний угол комнаты – в один из мириад таковых. Придется снова помозговать над своим, видать, дурным поведением. В чем-то Нансен ошибается, иначе его уже давным-давно куда-нибудь бы – да пристроили. Человеческий гений оказывается бессильным перед, на первый взгляд, самым что ни на есть наивным и простым вопросом. И это злит до скрежета зубовного. А между тем, следующий допрос состоится менее чем через сутки. Надо подготовиться. Вот только как сдвинуться с, мать-перемать, мертвой точки – доселе мраком покрытая тайна. Пыжиться, пыжиться и еще раз пыжиться! Биться! Прорваться всеми силами и во что бы то ни стало на следующий гребаный уровень!

Слепящее полуночное солнце. Гренландские льды с громадными снежными валунами – самый настоящий северный бастион, заботливо смастеренный для нас с вами всесильной матушкой-природой. Нансен еще молод и телесно крепок. Талантливому скандинавскому атлету предстоит одолеть непаханые просторы ледяного щита. Проще говоря, тысячу километров по льду – на лыжах! Дичайшая задача, но на то он, собственно, и рекорд, чтоб не было просто. Мышцы Нансена упруги, как стальные тросы, скелет – будто наглухо спаянная титановая конструкция, ну а мозги безостановочно перемалывают тысячи всевозможных опций и комбинаций. Стать лучшим из лучших, тем паче в рискованных мероприятиях, – суть одиссея, требующая ясной головы и калиброванного здоровья. Уж кому, кому, а Нансену не приходилось жаловаться на отсутствие какой-либо из означенных составляющих. До гроба норвежскому уникуму остается целых сорок с гаком лет. Если бы тогда, после успешного преодоления препятствия, двадцатисемилетнему лыжнику задали вопрос о главном успехе в жизни, он бы не задумываясь сослался на с пылу с жару установленный рекорд. Однако суровый Верховный призвал Нансена к ответу не тогда, а лишь спустя десятилетия. И, как видно, ответа о славном спортивном прошлом «там» не приемлют.

Наотрез не приемлют и ответа о славных походах по землям эскимосов. Опытным путем установлено. Но почему так, спрашивается?! Прямо скажем, единицы смельчаков отваживались пробороздить те далекие от цивилизации мерзлые почвы, населенные дикарями. Нам, к слову, вообще-то только кажется, что они дикари – и что они так уж далеки от цивилизации. Поди-ка попробуй пусть даже просто выжить при температуре в минус сорок! Не окоченеть, не заболеть цингой, не растратить на Крайнем Севере последние остатки здоровья. А ведь эскимосские аборигены еще и вдосталь добывать себе пропитание, строить переносные, донельзя прочные и стойкие жилища-иглу. А еще – плавать, дружить и враждовать, любить и ненавидеть. Они чутко понимают и воспринимают остроты. Сами умеют шутить так, как нам, «цивилизованным» на материке, и не снилось. У них гораздо крепче, гораздо надежнее взаимовыручка. Все это вырисовывается неспроста – и уж точно не в одночасье. На дальних русских подступах кристаллизовалась самая настоящая северная империя. Нансен причастен к ее изучения. Мало того: к открытию этой империи для европейцев, для всего умеющего читать мира. Увы, отчего-то не в счет.

Достижение берегов Арктики на непотопляемой шхуне под звучным именем «Фрам» – по-норвежски «вперед». Чем не поступок номер один?! И с чего это Верховный пребывает в уверенности, что поступок этот не может захватить целиком, с маковки до пят?! Откуда вообще такая раздражающая самонадеянность – брать на себя ответственность за мое, сугубо личное, мнение?! Решать за меня, что для меня главное, а что – так себе, вроде как мимоездом! Да знает ли Он, Верховный, что таранный Нансен штурмовал самый отдаленный северный материк – битых три с лишним года?! Трудно поверить в то, что на загробное судилище толпами шастают те, кто достиг многим большего. Наверняка Нансена засуживают. Грубо и внаглую. Апеллируя к тому, что-де не он этот самый «Фрам» отгрохал – и не он же выдавил из чудо-судна весь его потенциал. Разумеется, конструкция «Фрама» выдерживала и не такое. Да, конечно, Нансен, будучи бесспорным и многопрофильным гением, совершенно не разбирался в судостроении. Как и в любом другом создании добротного объекта из подручных материалов. Если Верховный решил «валить» именно по данному основанию, то... в высшей степени странно, право слово. Впрочем, не земному мертвецу судить Высшую Небесную Инстанцию. Надобно изворачиваться и подстраиваться.

Нансен в энный раз, по энному кругу проматывал в голове историю с Нобелевской премией Мира. Уж коли все прочее может не вписаться, то наивысшие мировые награды точно не раздают почем зря и абы кому. Чего, интересно знать, Верховного не устраивает на сей раз?! Паспорт беженца – вот та идея, которая, как теперь видно с заоблачных эмпирей, живее всех живых. Люди без документального подтверждения собственных личностей не должны страдать, поскольку частенько в их уязвимом положении виноваты чинуши, коих хлебом не корми – дай повоевать, сцепиться, столкнуть граждан лбами. Скажу больше: днем с огнем не сыщешь столь содержательных и значимых по своей сути Нобелевских призов. В этой связи тем более непонятно, почему одно из грандиознейших политических решений в истории двадцатого века – так вот походя вышвыривается на помойку. Ему не уделяется и толики высокого начальственного внимания. Нансену даже мерещится, будто весь бюрократический состав Небесной Канцелярии скучает и зевает, когда слышит о паспорте имени великого норвежца. За пределами земной тверди плевать хотели и на беженцев, и на подковерные игры! Такая жестокость и бесчеловечность! И это, на секундочку, в самом Чистилище! До чего ж докатились, а!

Обрадуем читателя. На днях Верховный таки сжалился над ним – и дал подсказку. В ту самую миллисекунду, когда нордический скандинав опять принялся беспомощно лепетать затверженный ответ, Бог – чего уж его, право, маскировать под именем «Верховного»! – так прямо в лоб и спросил: «Считаешь ли ты кредитование русского крестьянства своей самой удачной затеей?». И вот тут у бравого полимата аж коленки подогнулись. Не чаял он, что «наверху» поинтересуются такой мелочевкой. Да, предлагал давать денег под бешеные проценты – и под хозяйственно-политическое послушание. Да, «гуманистическое» предложение, буде оно реализовано, на корню подорвало бы поддержку большевиков в народе. Ну а как же собственная – нансенова – карьера! Неужто она значит меньше жизней каких-то там русских крестьян?! Неужто общее побивает частное, шкурное, кровное?! Угодившему в крепкий метафизический переплет Нансену предстоит еще подумать. Дюже крепко. Вскорости будет дан ответ – на вопрос, на который, похоже, в принципе нет удобоваримого ответа.