Сергей Голубев

Коза де Реза

Жил-был мужик. Он, правда, ужасно не любил, когда его так называли.

- Мужики, - говорил он, - вон... это, в поле пашут, понял?!

А он, и правда, в поле не пахал. И поэтому называли его – ну, те, которые его хорошо знали - не «мужик», а «Дед». И это ему нравилось, да и привык.

Ну, вот... Жил, значит, Дед на опушке большого Леса. И все в этом Лесу его знали. Была у Деда двустволка Тульского завода и патроны к ней – всякие, и дробь, и картечь. Так что в Лесу Дед был в большом авторитете.

Ну, в общем, жил себе Дед, поживал. Была у него, как водится, Баба, была Внучка с Жучкой породы йоркширский терьер. Ну, то есть, все как у людей. А чтобы уж совсем как у людей, завел он себе и козочку. Беленькую такую, молоденькую, кудрявенькую. А на вопрос, как ее звать при случае, она говорила:

- Де Реза.

Как ее, сердешную, зовут по правде – этого никто не знал. Просто когда-то папа определил ее в козлятник с французским уклоном. С прицелом на Сорбонну должно быть. Но до этого не дошло, потому что выгнали бедную козочку из того престижного козлятника раньше времени. А выгнали из-за папы, которого, кстати, звали как раз таки Резо. Папа-то поначалу был крупным начальником в одном огороде, но нечаянно, по ошибке наставил рога кому-то не тому, теми рогами-то его и забодали. Его забодали, а де Резу и выперли как бесперспективную и отстающую. К тому же и платить за обучение стало нечем.

Тяжко пришлось бедной козочке, но выжила и даже похорошела. А потом увидал ее как-то Дед, да и взял к себе. И стало ей хорошо, да и Деду порой неплохо. Козочка-то пока скиталась кое-чему научилась, пообтесалась в общем, да и дурой она не была, хоть французский язык ей и плоховато давался. С произношением чего-то...

Да... хорошо-то хорошо, но могло бы быть и лучше. Баба эта как-то косо смотреть стала. Это наверняка ее Внучка подзуживает. А зачем они Деду? Привычка? Так от дурных привычек надо избавляться. Такие вот мысли порой приходили в хорошенькую кудрявенькую головку нашей козочки. А и, правда, зачем?..

В общем, как-то раз отправился Дед в очередную командировку в Лес. Ну, там – зелени нарубить, как он объяснил Бабе перед уходом. И поручил он ей за козочкой, за Дерезой нашей приглядывать – кормить, поить, выгуливать, вычесывать. Ну, и все такое. И отбыл.

А как вернулся, спрашивает:

- Ну, как ты тут без меня?

А де Реза и говорит, чуть не плача:

- Ох, я бедная – говорит – коза,

Не кормили – говорит – ни раза.

Не поили, не кормили, не гуляли, – говорит, - и вообще, - говорит, - уйду я от вас.

Рассердился Дед и выгнал Бабу ко всем чертям. Не стал слушать ее жалкий лепет оправданий.

Поняла коза, что она на верном пути. И после очередной командировки так прямо и заявила:

- Ваша внучка – вот же штучка!

Вместо штоб гулять водить,

Развлекать, поить, кормить –

Все сама гуляет где-то.

Хочет сжить меня со свету.

Водку хлещет из горла...

Я чуть-чуть не померла!

И ушла Внучка вместе со своей Жучкой. Хоть та-то уж и вовсе ни в чем виновата не была.

И остались они вдвоем – коза де Реза и Дед. И решила коза, что пришло ее времечко. Вот только... То ли характер козий тому виной, то ли незаконченность общего гуманитарного образования сказалась, но начала де Реза капризничать.

Вернется, к примеру, Дед домой из Лесу. Ну, понятное дело, усталый, раздраженный. Вернется, значит, рюмку хлопнет для сугреву, да и на диван – бряк. И – телевизор, чтобы, значит, от текущих событий за пределами родного Леса не отставать. В курсе быть чтобы. Козочка, ясен пень, обижается. И так целый день Деда не было, а и как пришел – туда же. Нет, чтобы...

- И охота тебе всякую ерунду смотреть? Что там интересного? Дай-ка пульт...

И – щелк! На Эм-Тэ-Вэ.

- Ах, - говорит, - прелесть! Давай потанцуем?

Ага!.. Только Деду и танцы щас!

Или, к примеру:

- Я этого кушать не буду!

- А что так-то?

- Что это? – и вилочкой брезгливо так. – Вот это - что?

- Ну, что?.. – Расстраивается Дед. – Ясно что, капуста. Что же еще?

- Я же просила, кажется...

- Что просила? – Морщит лоб Дед.

Она в последнее время много, вообще, чего просила. Вот так, сразу, и не упомнишь.

- Брюссельскую капусту просила. Эта, наша, у меня уже поперек горла. Кушать не могу.

А за брюссельской капустой, между прочим, в Брюссель ехать надо. А вы что думали? Недаром же ее брюссельской зовут, ага...

Ну, ладно, и плясал Дед через силу, и в Брюссель гонца за капустой тамошней снарядил, и вообще... Но уставать стал от жизни этой. В Лесу-то он тоже, между прочим, не на травке валялся, а домой придет – тут эта...

Расходы опять же. Та же брюссельская капуста, к примеру. А устрицы?! Притом, что устриц тех ни сама де Реза, ни, тем более, Дед жрать так и не стали. Посмотрели, да и на помойку... Баба, ежели вспомнить, вместе с Внучкой и Жучкой, куда как дешевше Деду обходились.

А раз расходы возросли, то и в Лес Деду пришлось чаще наведываться. Так что и лесные обитатели взвыли, разбегаться стали. Дедом стали детишек своих пугать. А у Деда нервы, знаете, тоже не железные.

А нервы-то сами знаете, чем лечат.

И вот сидел как-то раз Дед дома, после очередной вылазки нервы лечил, а тут к нему гостья – Белочка. А Белочка – та еще скотина. Ну, прям, чует, как кто где нервы лечит, так и непременно в гости явится, такое уж у нее естество. Вот и тут явилась, чтобы, значит, Дедово одиночество скрасить.

Скрасила.

- А козочка-то твоя, - говорит между прочим, между рюмками, значит, - того...

- Чаво – того?!. – Так и вскинулся Дед.

- Ну, того – этого... Пока ты там, в лесу спину рвешь, нервы сжигаешь...

И такого наплела! Про козлов всяких, которые, пока он... пока там...

Белочка – она такая!

Рассвирепел Дед. Хотел козочку нашу прямо на месте порешить, уже и двустволку на нее свою стволами направил, да обнаружил, что патроны все только что в Лесу расстрелял. Ну, за другими не полез, поленился, а может охолонул чуток. Взял де Резу за рога, да и отволок в Лес. Да еще и пинка дал на прощанье: Пошла вон, мол! Чтобы, значит, духу твово...

Ну, и все такое, что обычно в таких случаях говорят на прощанье.

В общем, как и тогда, после папиного-то фиаско, осталась козочка одна в этом враждебном мире. Хоть волком вой, а хоть – ложись, да помирай.

Ну, волком выть де Реза не стала. Не умела она – не с волками же жила. Помирать тоже не стала, сочтя это за малодушие, а покручинилась, да и пошла себе нового счастья искать взамен утраченного.

Шла она, шла – устала, проголодалась. Отвыкла она уже травой из-под копыт да листьями питаться. Шла, значит, да вдруг увидела – домик стоит. Да такой хорошенький! Вам-то он, может быть, с собачью будку покажется, особливо после Дедовых-то хором, а козе нашей – ну, прям, в самый раз! Соразмерный такой, прям как на нее пошит.

Зашла без спросу и не постучавшись, а там Заяц на лежанке в одном исподнем опосля обеду самокруткой дымит, гостей не ждет. А напрасно!

Понравился домик козе. И внутри так – ничего, прибрано, и снаружи огородик она приметить успела. Вот только Заяц этот... Ни к чему тут Заяц, лишний он. И без него-то места маловато. Ну, хотя, если не придираться, да с устатку... Но – без Зайца!

- Ну, что лежишь, - сказала де Реза строго, - не здороваешься? Не видишь, гость в доме?

- А-а... - растерялся Заяц, - здрасьте.

- Вот тебе и – здрасьте! Иди-ка ты, капустки, что ли, принеси. Да про морковку не забудь.

И добавила:

- Морковку-то, слышь, помой, деревня.

Ну, что? Пошел Заяц, приволок пару кочанов, да и за морковкой направился. А как и морковки – вкусной, спелой, помытой, хрустящей полную охапку принес, так его козочка-то в дверь и выставила:

- Пошел, - говорит, - отсюда. Ишь, махоркой тут все провонял. Проветривай теперь... - и рогами еще в спину подтолкнула.

Чтобы, значит, никаких сомнений не было.

И побрел Заяц, солнцем палимый, да ветром гонимый, куда глаза глядят. А у него глаза – мало того, что косые, так еще и слезьми застланы. Идет, бредет, ничего не видит, сквозь кусты ломится, чуть в заячий силок не попался. Вдруг – ба-бах! – башкой своей во что-то мягкое, да лохматое уперся. Что такое?

А это Волк был. Тоже шел себе по делам, в смысле – чего бы пожрать. И видит – зайчатина прям на него прет, ну, прям, как бульдозер. Обычно-то как? Обычно-то за зайчатиной еще побегать надо. Недаром же говорят, что Волка ноги кормят. А тут...

Растерялся Волк, даже аппетит пропал. Непонятно, что это за чудо такое, то ли беда, то ли наоборот – удача привалила. Только не зевай.

Взял Волк Зайца за его длинные уши, встряхнул, чтобы в чувство привести, поставил перед собой и спрашивает:

- Ты чо?..

А Заяц как увидел Волка перед собой, так прям чуть со страху не обделался, и лапы задние ну напрочь отнялись. Однако в себя пришел, видит – Волк с ним вежливо, а не так, чтобы жрать сразу. Ну, и осмелел чуток.

- Там!.. – говорит. Говорит и лапкой туда, себе за спину показывает, - там!.. У-у!..

Ничего Волк не понял. Ну, а потом, когда Заяц, маленько успокоившись, да придя в себя, все ему рассказал – все-все-все! – рассердился. Рассердился, но и обрадовался: точно, удача! Что ему этот несчастный Заяц? Так, на один зуб. А там, понимаешь, целая коза! И брюхо набить, и справедливость восстановить. Вот это – по-нашему!

А коза, откушамши, что там ей Заяц припер, прилегла покемарить. Устала, сердешная, да и то – сколько переживаний, да за один раз! И только начала дремать, вдруг дверь со стуком распахнулась, и кто-то встал на пороге – грозный и лохматый.

Ну, другой бы, конечно, со страху-то, да толком не проснувшись, растерялся бы, запаниковал, да и был бы скушан сей миг, но де Реза не такова была. Хоть и трудно ей школа жизни далась, да, видать, не зря. Мигом сориентировалась и заорала во весь свой козий тенор:

- Дед, сюда! Вот она, волчья шкура! Сама сюда пришла!

А вот Волк – Волк растерялся. Он сразу, как увидел, понял, что коза не простая. Не из тутошних. Один бантик на шее чего стоил, да и вообще... ухоженная такая!.. И вспомнил Волк сплетню про Деда, что де с козой какой-то сошелся старый дурак. А тут еще и эта как раз - Деда-то звать!..

Ну, подстава! – решил Волк. – Вот попался!

И как ломанулся прочь, прямо сквозь кусты. Куда там – Заяц!

Ишь, гады! Волчья шкура им понадобилась! Ага, самому еще пригодится.

А коза села, башкой покрутила, дух перевела, пот со лба утерла, да еще капусткой себя побаловала. Ай, молодец! Так их, этих!..

А тем временем шел по Лесу Медведь. Шел тяжело, вразвалочку, и думу тяжкую думал. Совсем Медведю житья в этом Лесу не стало. Совсем его Дед со свету сживает. Да и то сказать – не ужиться двум хозяевам в одном Лесу. А у Деда двустволка. И что ты против нее? А в другой лес уходить, так там свои Медведи... А возраст-то уже не тот, чтобы с другими-то драться. А тут Дед выслеживает, в покое не оставляет. Со всех сторон обложил, капканов понаставил. И народ тутошний чует, что конец, похоже, прежнему-то хозяину пришел, стороной обходят, чтобы не кланяться. И с просьбами уже не обращаются, как раньше, не верят в него, значит. Крест на нем поставили, скоты!..

Зашумело в кустах что-то, отвлекло Медведя от дум его тяжких. Поднял Медведь голову и видит: продирается Волк с безумным видом, будто гонится за ним кто-то. Выдрался Волк из кустов, выскочил на поляну, тут ему Медведь дорогу-то и загородил. Такую тушу не проигнорируешь!

- Ты чо?

- А?.. Чо?.. – Волк стал приходить в себя.

Ну, и то сказать, такая вот пробежка кому хошь мозги прочистит. И задумался Волк, а что это он выстрелов-то не слышал? Был бы там Дед, так непременно шмалять бы стал, со всех стволов. Такая уж у него – у Деда, была натура. Уж ему ли, Волку, не знать? А тут – тишина...

- Чего бежишь-то как наскипидаренный, - уточнил свой вопрос Медведь, - случилось чего?

А Волк как пришел в себя опосля испуга-то, снова стал хитрым и осторожным. Ну, по-волчьи, конечно. На свой манер. То ли есть там Дед, то ли нет его – это сейчас, не посмотремши, сказать точно невозможно. Но и идти проверять тоже неохота. Ну его! С Зайцем тем еще разберемся, да и козу другую найдем, мало ли их? А с той... А с той вот пускай Медведь разбирается, ему все равно терять нечего. Вот и пусть!..

И поведал Волк Медведю со всем уважением, как старшему товарищу, грустную повесть. Повесть о том, как какая-то непонятная коза самым бессовестным образом Зайца из собственного дома выгнала по беспределу. А когда он, Волк, решил за зайца заступиться, рогами ему угрожала. Вот он, Волк, и решил побежать, позвать того, кто уж точно во всем разберется, да кого надо и накажет, а кому надо и поможет. А ему, Волку, негоже, понимашь, самосудом заниматься. А то, понимашь, это будет уже не демократия, а анархия. Или он не прав?

- Прав, прав, конечно, - успокоил Волка Медведь. А сам про себя подумал:

«Вот, оказывается, не всю веру в него еще потеряли. Обращаются еще, подлецы! Ну, что ж, будем поддерживать авторитет».

- Где, ты говоришь, избушка-то? – Спросил он Волка.

А коза тем временем опять задремывать стала. День-то к вечеру уж. Набегалась.

Вдруг дверь опять – хлоп! – нараспашку. И в дверь чья-то мохнатая голова влезает, носом черным принюхиваясь.

Принюхалась и взревела:

- Эй, ты, как тебя!.. Освобождай помещение!

Ну, а что – коза? Коза-то еще в прошлый раз поняла, что нашла ключик к сердцам здешних обитателей. Ведь о том, что там у них с Дедом промеж себя приключилось, здешняя шелупонь знать не знает, да и откуда бы? И набычилась де Реза, насупилась, прямо в медвежьи зенки уставилась и грозно так, но как бы и с ехидцей:

- Ты с кем это так?! Ты хоть знаешь, кто я такая?

А кто она такая, правда? У Медведя от неожиданности аж пасть приоткрылась. А и то сказать, какая-то она, коза эта, не такая. И держится вон как – нагло, и вид какой-то...

Медведь мог бы сказать – городской, да не бывал Медведь в городах этих – тьфу на них. Слышал только, да и то больше от сорок. А им кто верит-то?

И смутно стало у Медведя на душе, сердце ударило гулко и невпопад. Ох, не пропасть бы... ох, не к добру...

А коза, не дождавшись внятного ответа, да, по-правде, и не рассчитывая на него, продолжила все также уверенно, если не сказать – нахально:

- Ну, достали уже! Это что же такое? А ведь Дед обещал!..

Дед!.. Вот оно и того... Вот, значит, как, - замельтешило в голове у Медведя.

- Все! – услышал он, уже убирая башку из дверного проема. – Хватит! С меня довольно! Сейчас звоню Деду – где мой мобильник?! – пусть тут разбирается!

Выпрямился Медведь во весь свой рост, встав на задние лапы, как делал всегда, когда возникала опасность.

- Щас он!.. – услышал Медведь сквозь шум в ушах, - с ружом-то, ага?!. Что?!

Что там еще кричала разошедшаяся де Реза, Медведь уже не слышал. Голова закружилась, в кишках забурлило, задние лапы ослабли, и, развернувшийся было к лесу передом к избушке задом, Медведь, так и грохнулся всем этим самым задом на заячью избушку. Не так уж чтобы и прочную – ну из чего там ее Заяц сляпал-то на скорую руку? Так...

Ну, а потом встал, кряхтя, Медведь, посмотрел вниз на то, что там, внизу, осталось, прислушался... Нет, тихо там было. Никто ему не угрожал уже, никто не кричал, даже и стона тихого слышно не было.

И ушел медведь. Ушел прочь, думая, что уж теперь-то точно житья ему тут не будет.

Заяц, лишившийся недвижимости, еще долго скитался меж двор, выдавая себя за погорельца, пока не повстречал Волка.

Ну, а Дед – Дед вернул и Бабу, и Внучку с Жучкой. И какое-то время просто отдыхал и лечился от запоя. Потом, вроде, дела наладились, все как-то утряслось и забылось, ну, и стало Деду скучновато.

А вокруг любого солидного мужчины столько соблазнов! Ну, и завел в конце-концов Дед себе курочек. И все бы хорошо, как вдруг одна из них, любимица Ряба, взяла, да и снесла яйцо.

Да не простое, а – подишь ты, золотое!

Впрочем, это уже совсем другая история.

***

 

 

 

 

 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 1. Оценка: 2,00 из 5)
Загрузка...