Жарким летним днём на веранде шикарного барселонского ресторана La Rotonda за покрытым белоснежной скатертью столиком сидели два пожилых человека. Перед ними стояли по большому запотевшему бокалу с пивом, из которых они периодически отпивали маленькими глотками, и несколько тарелочек с tapas¹, к которым они, впрочем, почти не притрагивались. Один из них производил довольно странное впечатление – он был полноват, с не очень опрятной причёской и клочковатой бородой, одет он был в видавший виды помятый костюм, давно не видевший чистки, его толстые пальцы то мяли такую же, как и костюм, видавшую виды шляпу, то водружали её на всклокоченную голову и начинали барабанить по крахмальной скатерти. В целом он походил если не на попрошайку, то на плюнувшего на себя мелкого клерка и казалось совершенно непонятным, что он делает в столь фешенебельном заведении. Но судя по тому, с каким уважением, если не сказать подобострастием, относились к нему официанты, его внешность была обманчива. Его визави, напротив, являл ему полный контраст – он был такого же солидного возраста - ну может быть чуть-чуть моложе, или казался таковым из-за ухоженности. Он был смугл и строен, с тонкими чертами лица, тщательно выбрит. Одет он был в дорогой итальянский светлый льняной костюм, в петлицу которого была изящно вставлена свежая фиалка, и белоснежную сорочку, его шею обвивал яркий шёлковый платок с восточными мотивами, на ногах у него были ультрамодные двухцветные штиблеты, голову украшала широкополая шляпа, слегка надвинутая на глаза, которые закрывали модные тёмные очки в золотой оправе. Ухоженные пальцы с безукоризненным маникюром, украшенные несколькими массивными перстнями, играли с тонкой изящной тростью с набалдашником из слоновой кости в виде горгульи. Словом, в интерьере модного дорогого ресторана, в отличие от своего собеседника, он смотрелся очень органично. Их беседа была в самом начале.

- Монсеньор Миралес-и-Сберт сообщил, что вы решили удостоить чести своим посещением наше захолустье аж из Соединённых Штатов, сеньор Борхес, - мешковатый неопрятный джентльмен смотрел на собеседника не скрывая иронии. – Так что же именно вас сподвигло?

- Я чрезвычайно благодарен монсеньору за представление, - пожилой щёголь был изысканно учтив и, казалось, не замечал ни иронии, ни странноватого вид собеседника. – Да, я американец, мои предки приехали в Новый Свет ещё с конкистадорами и по семейной легенде они происходили откуда-то отсюда, из Каталонии. Потом вместе с Калифорнией они оказались инкорпорированы в Соединённые Штаты, а я уже вырос в Пенсильвании.

- Ну и что, вы решили обосноваться на родине ваших легендарных предков?

- Да, представьте себе. Я уже давно могу позволить себе уйти на покой от дел и хотел бы провести остаток своих дней на Майорке. Поближе к корням, как вы изволите заметить. Может быть, это старческая сентиментальность, но она никак не противоречит тому факту, что Майорка – это совершенно райский уголок. Вы же сами испытываете к этому острову определённое влечение, не правда ли?

Его собеседник рассеяно кивнул:

- Ну да... А простите меня великодушно - монсеньор наверняка говорил мне, но я забыл – напомните мне, что является источником вашего изрядного состояния?

- Химия, - учтиво улыбнулся сеньор Борхес, - я изучал химию в Университете Пенсильвании, а потом, с помощью семейных капиталов, основал «Борхес Кемикал Индастриз», о которой вы возможно слышали.

- Химия... - полноватый джентльмен рассеяно помотал головой – казалось, он не испытывал особого интереса к своему учтивому собеседнику и поддерживает разговор только из вежливости. – Нет, я далёк от всех этих биржевых дел. Ну и вы решили построить себе шикарную виллу на Майорке и нанять для этого самого эксцентричного архитектора Европы...

- Самого выдающегося архитектора поколения, сеньор Гауди, - поправил его сеньор Борхес.

Сеньор Гауди еле заметно хмыкнул – он явно не сильно впечатлился комплиментом:

- Ну да... Ну и чем же вы меня решили заинтересовать, сеньор Борхес?

Борхес слегка сменил позу, очевидно, стараясь придать себе более деловой вид.

- Сеньор Гауди, давайте начнём с вещей скучных, очевидно недостаточных, но необходимых. Монсеньор, полагаю, делая представление упомянул, что этот проект очень важен для меня и я готов не жалеть на него ресурсов, каковыми я, безусловно, располагаю...

Гауди довольно невежливо прервал собеседника:

- Мне сообщили, сеньор Борхес, что вы обладаете обширными ресурсами, нет нужды мне лишний раз об этом докладывать.

Лоб Борхеса слегка сморщился, но в остальном пожилой джентльмен казался совершенно невозмутимым:

- Preneu-vos el temps, senyor Gaudí, com es diu a la vostra Catalunya: “La paciència és la mare de la ciència”².

Гауди слегка приподнял бровь:

- Надеюсь, вы не выучили пару фраз на каталонском специально, чтобы произвести на меня впечатление?

- Нет, сеньор Гауди, я действительно немного говорю по-каталонски. Языки – это моё хобби. Можно сказать, я их коллекционирую. И я предпринял определённые усилия, чтобы выучить язык своих предков.

Архитектор выглядел слегка сконфуженным:

- Да, это похвально... Но возвращаясь к нашей теме - вы знаете, я уже подхожу к тому порогу, когда из всех денег мира меня будет интересовать только одна медная монета во рту. Я вижу, что вы наводили обо мне детальные справки и наверняка являетесь поклонником моего творчества, так что вы, полагаю, знаете над каким проектом я сейчас работаю. Он отнимает всё мое время и отнимал бы ещё больше, если бы в сутки каким-то волшебным образом удалось добавить ещё пару часов. Поэтому я сейчас не беру заказы.

- Я прекрасно об этом осведомлён, сеньор Гауди, поэтому я и подчеркнул, что деньги – это необходимое условие, но недостаточное. Хотя, полагаю, деньги бы очень не помешали вашему основному проекту.

- Деньги уж точно не никогда не мешают, но их помощь иногда переоценивается, - хмыкнул архитектор. – Ну давайте, выкладывайте, что вы там ещё прячете у себя в рукаве.

Борхес тонко улыбнулся и сделал интригующую паузу:

- Помимо того, что вы получите карт-бланш на любые ваши самые смелые идеи – я полагаю, иное вами даже не обсуждалось бы, - вы получите возможность работать с любыми, самыми современными конструкционными материалами. Что вы хотите? Легированные стали, металлокерамика, самые современные красители, пластмассы, алюминий, да хоть радий, чёрт возьми, если захотите! «Борхес Кэмикал Индастриз» удовлетворит любой ваш каприз! Если захотите лунный камень, то я организую полёт из пушки на луну, как в романе Жюля Верна. Ну ладно, здесь я может беру на себя немножко лишнего, но я хотя бы попытаюсь.

Архитектор в первый раз посмотрел на своего собеседника с искренним интересом:

- А вы опытный искуситель, сеньор Борхес! Бьюсь об заклад, когда вы были помоложе вы затмевали славу Дона Жуана! Да, вижу, и в бизнесе вы сумели с успехом применить свои таланты.

- Мои таланты бизнесмена и инженера-химика действительно сделали меня успешным человеком, но неприлично богатым меня сделали не они, – теперь был черёд Борхеса добавить иронию в голос.

- Да? А что же? – Гауди внимательно посмотрел на собеседника.

- Да, вы совершенно правы, сеньор Гауди, - Борхес выдержал взгляд с тонкой улыбкой, - я же вижу, что вы прекрасно обо всём догадались. Война. Военные заказы. Ну кто же виноват, что к началу этой безумной мировой бойни у меня было развёрнутое химическое производство?

- Уважаю вашу честность, сеньор Борхес, - усмехнулся архитектор. – А вы знаете, наш разговор мне становится даже интересным.

- Спасибо, сеньор Гауди, - Борхес чуть склонил голову. – Я ценю ваш комплимент. Да, для некоторых война – как мифический царь Мидас, который своим прикосновением превращал всё в золото. Знаете, у русских есть такая поговорка – он перешёл на русский: «кому война, а кому мать родна», что в переводе означает примерно: «для некоторых война ласкова, как родная мать».

- А вы и по-русски говорите? – архитектор был явно впечатлён.

- Да, выучил и русский, потому что не мог отказать себе в удовольствии читать Достоевского в оригинале.

- Вы, гляжу, действительно, изрядный полиглот. – Гауди уже не скрывал интереса к собеседнику. – И сколько же языков вы знаете?

- Много, сеньор Гауди, действительно много. Я же говорю, что языки являются моей страстью. Я их коллекционирую – живые и мёртвые, современные и древние, распространённые и редкие. В мою коллекцию входят даже такие экзотические экземпляры, как язык индейцев чиачуа из Колумбии, - и Борхес замолчал и стал внимательно смотреть на собеседника.

С лица архитектора сошла иронично-вежливая улыбка и он тоже стал очень внимательно смотреть на своего визави, слегка барабаня пальцами по белоснежной скатерти. Примерно с минуту оба глядели друг на друга не произнося ни слова. Наконец Гауди первым прервал молчание:

- Я вот думаю – откуда... Вы ведь, очевидно, не просто так упомянули индейцев чиачуа? Вы знакомы с падре Иглесиасом?

- К сожалению, не имею чести быть знакомым с этим в высшей степени достойным падре, - ответил Борхес. – Возможно, я знаком с кем-то из его протеже, а, возможно, и нет. Но, судя по вашей реакции, я попал в «яблочко». А после вашего вопроса я окончательно убедился в своей гипотезе – вы, очевидно, проходили инициацию у шаманов чиачуа и употребляли магический напиток из кактуса. Видите ли, я давно являюсь поклонником вашего творчества и мне сложно было не догадаться откуда вы черпаете вдохновение.

Гауди усмехнулся:

- Ну раз, как я догадываюсь, вы сами проходили подобную инициацию, то вы должны понимать, что магический напиток является не источником вдохновения, а лишь техническим средством – в той же степени, как какой какой-нибудь химический раствор, который производит ваша фирма, может снять копоть со стекла и открыть то, что скрывается за ним. Да, действительно, много лет назад, в доме моего бенефактора сеньора Гуэля, я познакомился с падре Иглесиасом, который провёл годы миссионером в джунглях Амазонки. А он в свою очередь познакомил меня со своим... эээ... другом – знахарем из племени чиачуа, которого он привёз в Испанию и который там же, в доме сеньора Гуэля, провёл инициацию. Вы понимаете, что подобные вещи я стараюсь не афишировать, но вам, раз уж мы прошли через похожий опыт, признаться могу. А вы знаете, мне становится с вами интересно! Я, признаюсь, не ожидал такого поворота.

- Благодарю вас, сеньор Гауди! – Борхес снова слегка склонил голову, как бы обозначая лёгкий поклон. - Разумеется, всё это останется между нами. Я сам, как вы прекрасно понимаете, вовсе не заинтересован распространяться о подобных вещах. Но вы знаете, раз уж мы заговорили об этом, меня просто подмывает задать вам не очень скромный вопрос...

- Не надо церемоний, - махнул рукой Гауди. - Валяйте. Что же такого нескромного вы хотели у меня спросить?

- Право, не сердитесь на меня, если я полезу в приватную область... Но, вы знаете, мне характеризовали вас как ревностного католика...

- И почему я в таком случае якшаюсь с индейскими шаманами и даже участвую в их языческих ритуалах? – перебил его Гауди с хитрым видом.

Борхес широко улыбнулся и развёл руками:

- Я пытался сформулировать свой вопрос более деликатно...

- Да говорю же вам – довольно церемоний, - снова перебил его архитектор. – Да, я действительно убеждённый христианин, но у нас же двадцатый век на дворе, так ведь? Если человек действительно божье создание, то почему же Бог должен был явиться только древним евреям и проигнорировать всех других своих чад? Ну разумеется нет! Бог открыт для всех, только всем он является по-разному. Древним евреям он пришёл в виде человека, а амазонским индейцам – в виде магического напитка. Просто потому, что в каждом случае он выбирал форму, которая наилучшим образом подходила для определённой аудитории. Евреям две тысячи лет назад нужен был пророк, мессия, которого они ждали очень давно – они и получили мессию. А амазонским индейцам мессия был не нужен, они бы просто не стали его слушать, они вообще, как вы, наверное, знаете, не очень доверяют словам, считая их не более чем примитивными инструментами для организации охоты и быта. Поэтому им Бог явился безмолвно через магический напиток. Бог нам является тысячью разных форм, но, поскольку мы обладаем свободой воли, мы вольны видеть его или не замечать. И, увы, по большей части предпочитаем не замечать.

Борхес усмехнулся:

- У вас, сеньор Гауди, очень неортодоксальное понимание вашей религии...

Гауди захохотал:

- Сеньор Борхес, вы потрясающе вежливы! Да, я прекрасно понимаю, что если бы я вёл подобные беседы со своими друзьям из духовенства, которых я, кстати, очень люблю и уважаю, то нарвался бы на неприятности. А если бы подобный разговор ещё бы и состоялся несколько сотен лет назад, то они же и потащили бы меня на костёр! Но с вами я могу быть откровенен и совершенно не бояться испортить отношения с моими добрыми друзьями из епархии: поскольку вы химик, а они априори считают всех химиков посланниками дьявола, то если даже вы перескажете им наш разговор, то они сочтут его клеветой и не поверят ни одному вашему слову! – и Гауди заговорщицки подмигнул собеседнику.

Борхес расплылся в широкой улыбке, как бы заразившись весельем Гауди:

- Тем не менее, ваша интерпретация католических догматов веры действительно очень нестандартна. Неужели она совсем не мешает вашему близкому сотрудничеству с церковью?

- Вовсе нет! Вы знаете, я много думал в какой форме Бог предпочёл бы явиться нам, цивилизованным европейцем. Разумеется, после той безумной бойни, которую устроила старушка Европа, слово «цивилизованный» надо применять по отношению к ней с определённой степенью сарказма. Но, тем не менее... Мы сейчас слишком высокомерны, чтобы слушать какого бы то ни было мессию – если уж древние евреи тут же распяли его, то что уж говорить о нас? А чтобы употреблять магический напиток индейцев мы слишком избалованы, слишком сложны - мы тут же превратим его в очередное средство развлечения, если он вдруг станет широко доступен. Мы слишком упоены нашей силой, слишком запутались в словах, слишком суетны, слишком зависимы от материальных благ. Наш Бог должен явиться в виде чего-то осязаемого и непоколебимого, чего-то, к чему мы относимся с уважением, что будет для нас символом силы и заставит склонить голову, но в то же время потащит нас ввысь... - и Гауди замолчал, как будто приглашая собеседника подать реплику.

- И что же это? - спросил Борхес.

- Здание! – торжествующе почти выкрикнул Гауди. – Собор!

- Собор? – то ли переспросил, то ли просто повторил эхом Борхес.

- Да, собор! – архитектор явно возбудился. – Я хочу создать собор, который будет как бы линзой, фокусирующей божественную благодать! Или, чтобы вам это было ближе, реактором! Да, реактором божественного света! – и он торжествующе окинул взглядом Борхеса. Тот продолжал невозмутимо улыбаться:

- Я вижу вы поставили перед собой весьма амбициозную цель. Но, не сочтите это пренебрежительным отношением к вашему таланту, страстным поклонником которого я являюсь, всё же...

- Вы хотите сказать, что люди строят соборы тысячу лет и почему именно я имею наглость заявить... - снова перебил собеседника Гауди. Он выглядел взволнованным – подался всей своей грузной фигурой вперёд, левая рука мяла и без того мятую шляпу – и как будто до того торопился высказать переполнявшие его мысли, что даже проглатывал отдельные слова. – Да, прекрасные готические соборы в Руане, Кёльне... Нотр-Дам... Вестминстер... Пальма де Майорка... Вы же знаете, я провёл там много времени.... Собор Святого Креста и Святой Евлалии у нас тут, под боком, - он кивнул головой куда-то в сторону. – Да, все они великолепны! Вы знаете, в молодости я очень увлекался готикой... И мне казалось, что средневековые архитекторы почти нашли... Они были очень близко... Они подошли просто на волосок... но вот этот волосок оказался пропастью! И знаете почему? Они были слишком правильными, слишком добродетельными, слишком... слишком хорошими христианами... Они пытались поймать Бога, как перепёлку в силки, заставить его войти в храм и поговорить с ними. А это бессмысленно! Бога нельзя поймать. Он и так всегда здесь – вы же знаете! – и Гауди слегка удивлённо посмотрел на собеседника и сделал широкий круговой жест рукой, как бы демонстрируя очевидное. – Богу не нужна прекрасная ажурная клетка. А знаете, что ему надо, чтобы он пришёл, проявился? – и Гауди взглянул как ребенок, загадавший смешную загадку.

- И что же? – гулким эхом отозвался Борхес.

- Игровая площадка! – торжествующе воскликнул Гауди. – Бог - это же игрок! Он любит играть! Надо просто сделать место, где он может поиграть – и он придёт!

С полминуты Гауди и Борхес, слегка улыбаясь смотрели друг на друга – Гауди мял в левой руке свою видавшую виды шляпу, а Борхес, сложив пальцы домиком, слегка шевелил ими, как будто наигрывая неслышную мелодию на невидимом органе.

- И вы полагаете, что вам удалось... - прервал паузу Борхес.

- Открыть формулу Бога? – со смехом перебил его архитектор. – Вот глядя на вас готов биться об заклад, что в вашей учёной голове сейчас пролетело именно слово «формула», да? А вот не знаю, - он опять развёл руками, - чёрт его знает, что из этого всего получится! Мне самому чертовски интересно, что из этого выйдет. Я понятия не имею! Но именно поэтому я спешу сейчас сделать как можно больше.

- Хорошо, - откликнулся Борхес, - с Богом, я вижу, у вас идёт интересная игра. А что вы скажете о дьяволе?

- О дьяволе? – удивлённо встрепенулся архитектор.

- Да, о князе мира сего. Как он, думаете, отреагирует на ваши эксперименты?

- О дьяволе... - архитектор выглядел несколько озадаченным. – Признаться я не очень о нём думал. Честно говоря, я даже не знаю существует ли он.

- Вот как, - в голосе Борхеса промелькнула удивлённая ирония, - вы верите в Бога но не верите в дьявола?

- Честно говоря, даже не знаю... - Гауди потёр рукой подбородок. – Мне кажется, человечество совершенно не нуждается в дьяволе, чтобы создавать себе проблемы – оно с этим прекрасно справляется и без него. Вы думаете, эта безумная мировая бойня была происками дьявола? Да помилуйте - мы сами, без всякой посторонней помощи запустили этот кошмар! Впрочем, - он усмехнулся, - вы, как химик, должны быть ближе к дьяволу – вы мне и скажите существует он или нет.

Пожилой франт надел на себя вежливую улыбку:

- Знаете, я тоже не могу признать себя специалистом в этом вопросе.

Гауди почувствовал некоторую неловкость:

- Право, не обижайтесь не неудачную шутку. И действительно, с чего бы это мы должны считать, что ваша профессия имеет нечто общее с чертовщиной? Только потому, что производимые вами субстанции плохо пахнут? Хм... Знаете, я бы сказал наоборот – если дьявол существует, то он должен прекрасно пахнуть и великолепно выглядеть. Если на то пошло, то моя профессия, а не ваша, должна быть ближе к дьяволу.

- Неужели? – удивился Борхес.

- Да! Вы знаете, дьявол, по-моему, должен быть архитектором. Ведь кто такой дьявол? Это ангел, который не захотел быть частью божественной игры и решил создать свой собственный мир. Своё архитектурное бюро, если хотите. Дьявол – это мазок на холсте, которого не устроила роль простого мазка маслом, и который решил существовать. Существовать сам по себе, как какая-то самостоятельная, независимая сущность, а не просто часть божественного замысла. О, дьявол должен быть великим строителем, всё его существо направлено на то, чтобы сделать что-то твёрдое, незыблемое, основательное, вечное, и он работает на этим не покладая рук, но... - и Гауди задорно рассмеялся. - Но это невозможно, потому что весь этот мир – это просто игра Бога, здесь нет никакого фундамента, на котором можно было бы построить нечто незыблемое. Знаете, - продолжил он без всякого перехода, - я вспоминаю, что раньше мне иногда казалось, что я получил свой дар архитектора в результате сделки с дьяволом - и то, что я забыл об этой сделке тоже было частью сделки. Но я решил обмануть дьявола и использовать полученный от него дар для того, чтобы создать то, что разрушит его силу...

Внезапно раздался громкий звон часов на башне. Гауди вздрогнул:

- Уже четыре... Как быстро летит время! К сожалению, мне пора спешить, так что вынужден откланяться. Знаете, сеньор Борхес, мне было очень, очень интересно с вами побеседовать и я чрезвычайно рад нашему знакомству. Я буду с вами честен: максимум, что я могу вам сейчас пообещать – это только то, что я поразмыслю над вашим предложением. Но по крайней мере я могу пообещать вам это совершенно искренне. И спасибо за пиво, - и архитектор, напялив на всклокоченную голову свою видавшую виды шляпу, грузно поднялся со стула.

- Мне было тоже исключительно приятно познакомиться с вами, сеньор Гауди, - Борхес легко встал и протянул руку для рукопожатия. - Мои ассистенты свяжутся с вами, они будут готовы ответить на любые ваши вопросы, - и он кивнул куда-то за спину Гауди. Тот обернулся и слегка вздрогнул, оторопело уставившись на двух ассистентов господина Борхеса, которые каким-то образом совершенно неслышно оказались у него за спиной. Вида они были престранного: один был очень высок и худ, с тонкой щёточкой усов над верхней губой, носил пенсне и одет был в какого-то очень странного покроя облегающий пиджак и тесные брюки; второй, напротив, был очень низок и довольно толст и напоминал огромного отъевшегося кота. Гауди оторопело кивнул странным ассистентам и снова повернулся к собеседнику:

- Всего вам доброго, сеньор Борхес, до свидания, - и крепко пожав протянутую руку, архитектор развернулся и, кивнув на ходу двум странным ассистентам, торопливой переваливающейся походкой направился к выходу.

Борхес продолжал стоять и молча смотрел как архитектор вышел из ресторана и нырнул на шумный бульвар и далее продолжал провожать взглядом неуклюжую фигуру в мешковатом костюме. Так продолжалось несколько минут, пока высокий худощавый ассистент не решился подать реплику:

- Что вы скажете, мессир?

Борхес ответил не сразу, продолжая ловить взглядом мелькающую среди толпы мятую шляпу архитектора. Наконец, как бы обращаясь не к помощнику, а к самому себе, он негромко произнёс:

- Боюсь, дело зашло слишком далеко. Мы вынуждены принять меры.

Длинный склонился в учтивом полупоклоне:

- Анита уже разлила масло, мессир.

Борхес молча кивнул, подождал ещё несколько секунд, потом вдруг резко оживился, озорно размял руки и с задорной хитрецой обратился к своим помощникам:

- А вы заметили, друзья мои: в этой вашей Барселоне варят очень недурное пиво?! Я, пожалуй, пропущу ещё бокальчик. Вы меня поддержите?

***

7 июня 1926 года на улице Гран-Виа-де-лас-Кортес-Каталанес в Барселоне великий каталонский архитектор Антонио Гауди был сбит трамваем.

 

1. лёгкие испанские закуски (исп.)
2. Не торопитесь, мистер Гауди, как говорят в вашей Каталонии: «Терпение – мать знания». (катал.)