Катерина Дементьева

Все в ней кричало

Всякий, я надеюсь, знает, что первое приключение фольклорного персонажа — важнейшее, и, конечно, так же дело обстоит с нашей героиней. Да-да, мы осведомлены, среди слушателей и слушательниц найдутся те, кому интереснее было бы порассуждать о более поздних подвигах, будь то Легенда о проклятом городе-призраке, который наша героиня спасла, сумев в решающий момент принять единственно верное, пусть и нелегкое решение, или, скажем, Баллада о потерянном принце, в которой не-спасенный оказался много счастливее, чем был бы, если бы она пошла традиционным путем. Безусловно, есть немало захватывающих сюжетов, и все-таки сегодня мы сфокусируемся на первом приключении, которое отпечаталось на нашей героине сильнее прочих, если угодно — сформировало ее.

 

— По шкале от одного до десяти, насколько ужасно проходит день? — флегматично поинтересовался секретарь шефа, когда я зашла в офис.

Я взглянула в зеркало, вздохнула и ответила семь — это могло бы быть неплохо, но тут важно понимать, что было только без четверти десять. К часу степень ужасности подросла до девяти с половиной. К трем — перевалила за шкалу.

Но ладно, ладно, такая уж у меня работа, спасибо, что она есть и приятно оплачивается, но нет, все-таки сегодняшний день был немного более гадкий, чем обычно. И вроде коллеги вели себя умеренно противно, и шеф придирался в разумных пределах, и даже доставка обеда опоздала в приемлемых границах. Возможно, все было несколько невыносимо потому, что весь день я пыталась дозвониться до отца — через неделю у Поли день рождения, и я-то обзавелась подарком, а вот насчет него не была уверена. В этом году я твердо решила, что пускай выбирает и покупает сам, в конце концов, он — ее родитель, но надежды, что он вспомнит сам, было немного, поэтому я и хотела напомнить.

Он не брал ни утром, ни днем, и это почему-то жутко меня раздражало, и я звонила каждые полчаса, и то, что я собиралась сказать, еще до обеда из не забудь, будь добр, о дне рождения Поли трансформировалось в какого хрена, я спрашиваю, у тебя вообще есть телефон, если ты не в состоянии поднять трубку или хотя бы написать, что занят?!

Все бесило, причем как-то совершенно жутко, и отец, и подмигивания шефа, и коллеги с их просьбами — выполнять которые было моей рабочей обязанностью, я же офисный менеджер — я даже проверила приложение, но нет, это был скучный семнадцатый день цикла, из тех на которые даже при огромнейшем желании не свалишь дурное настроение. Все бесило, и я бесилась, просто старалась не срываться на остальных — смею сказать, что вполне успешно.

Как-то я пережила день, поняла, что не в состоянии сейчас сражаться с машиной (ее нужно было отвести посмотреться, но уф, я даже мысль об этом не могла закончить), общественный транспорт меня ужаснул, приложение такси отчего-то вызвало раздражение одной своей иконкой, и я решила, что прогуляюсь. На улице настроение если не стало лучше, то хотя бы перестало портиться. Этот март выдался славным — теплым, солнечным. На коже был санскрин, оделась я как надо, в сумке нашлись солнечные очки, и гулять было приятно. Сначала я шла в сторону дома, а потом передумала, свернула к набережной — раз на улице было хорошо, то зачем же с нее уходить?

На набережной было довольно пусто, и я сначала подумала, что там идут съемки, но заметила, что совсем нет. Русалки. На берегу, на камнях, которые отделяли прогулочные дорожки от воды, сидели русалки — почти каждая в компании своих новоприобретенных любовниц и любовников — вот ведь, в этом году сезон начался рано, а я и не заметила.

Люди совались на набережную, замечали, почти все разворачивались и быстро уходили, а то и убегали, но я знала, что на меня не действует зов, поэтому осталась, стала прогуливаться по дорожке среди редких других — тех, на кого тоже не действовало, или тех, кто очень хотел, чтобы их позвали.

Зрелище было завораживающее — русалки все были хороши собой, а теперь, в компании своих будущих утопленников, они счастливо сияли, звонко хохотали, нежно тискали тех, кто сидел у них на коленях. Я подумала, можно ли говорить на коленях, когда имеешь в виду хвост, уставилась на тех, кто скоро умрет, — они выглядели счастливыми, но все равно не хотелось задерживать на них взгляд, я отвела глаза.

Пришло какое-то письмо, реклама, я удалила, вспомнила, что пыталась же дозвониться до отца, нажала вызов. Пришлось подождать, рядом с водой связь всегда работала не особенно хорошо. Телефон загудел мне в ухо, и неподалеку запела противная попсовая мелодия. Я прошла вперед и увидела, как отец влюбленно смотрит на русалку, цепляется руками за ее шею, а она забавляется с телефоном, подносит к уху и слушает мелодию, как слушала бы ракушку.

Я сбросила вызов.

 

Итак, сокровище нашей героини похитило чудовище.

Вообразите себе существо настолько жуткое, что оно вызывает и отвращение, и жуть, и ненависть, такое, от одного взгляда на которое знобит, и пробивает дрожь, покрывает испарина, и сердце сжимается в комок. Представили — а теперь попытайтесь осознать, что чудовище, которое предстояло победить нашей героине, было вдесятеро страшнее, больше, злее и коварнее.

Ужас охватил ее. Все в ней кричало беги, спасайся, попытайся защитить хотя бы себя, но это ведь наша героиня, пусть пока только на подходе к первой ступени своего величия. Она шагнула к чудовищу и потребовала вернуть свое.

Те, кто чудом находились неподалеку, были поражены тем, как уверенно звучал ее голос — будто бы она и не была напугана.

 

А вот интересно, бывало ли так, чтобы что-то хорошее сначала случилось, и только потом я осознала, что сделала что-то для того, чтобы оно произошло. Вряд ли. Обычно я сначала действовала, а потом исключительно сожалела.

Я подошла к краю дорожки. Пару раз вдохнула-выдохнула и пискнула:

— Я хочу вернуть свое.

Набережная мгновенно затихла, даже ветер, кажется, перестал, даже волны. Русалка — довольно молодая, вот еще интересно — чем ей приглянулся отец? — растерянно посмотрела по сторонам, убедилась, что я говорю с ней, покрепче схватила отца и сказала:

— Тогда тебе нужно пройти испытания?

Это я и без нее знала. Она же, впрочем, казалось, не была уверена в том, что говорит.

 

Чудовище только гнусно рассмеялось на ее решимость. Взмахнуло своими хвостами, пустило в нашу героиню жала, которые она отбила так ловко и споро, что даже премерзкий монстр засмотрелся.

— Хорошо, — промолвило оно одной головой. — Раз ты настаиваешь...

— И готова умирать медленно и мучительно..., — другой. И третьей:

— Тогда мы вспомним о древней традиции — если ты справишься с нашими испытаниями, мы вернем тебе сокровище.

Голоса чудовища заставляли поседеть, потерять разум, лишали воли и — в некоторых случаях — жизни. Но наша героиня не дрогнула. Она согласилась на испытания. Чудовище задумалось, ненадолго. И объявило первое — нашей героине нужно было ухватить за хвост морского гада — самого противного, юркого, смекалистого и коварного.

Некоторые считают, что гад был одним из детей чудовища, но эта версия встречается не так часто, чтобы можно было утверждать с уверенностью.

 

Дракон оказался страшно сочувствующим. Я сидела рядом с его пещерой на берегу — он любезно подплыл ко мне, потому что держаться на воде оказалось сложновато — и уже с час слушал, как я жалуюсь.

И мне было на что! Работа! Принтер зажевал курсовую, которую печатал ребенок шефа, и это, конечно, немедленно стало моей проблемой, что дурацкий ребенок не был в состоянии вовремя сделать свои дела и что теперь никто не мог нормально пользоваться офисной техникой — оказывается, у моих коллег был любимый принтер, и он-то как раз не работал (интересно, почему?), и вся работа немного встала. Машина! Ее пришлось не везти, а отбуксовать на проверку, потому что сначала у нее отвалились дворники, а потом она перестала заводиться.

Дракон засомневался, что это связанные проблемы, и я была согласна, но кто знает наверняка, верно? Сервис уже прислал список необходимых замен, и это было печальное и кошмарное зрелище. Нужно было или соглашаться, или отказываться, думать об этом, но я тянула, пока удавалось.

Дальше! Новые соседи — они не боялись ни владелицы квартиры, ни полиции, ни совершенно жуткой старшей по дому (а ее боялись все, от жильцов до крыс, которые периодически пытались поселиться в подвале). Соседи шумели, постоянно слушали какую-то заунывную и очень громкую музыку, орали.

— Возможно, подпевают? — спросил дракон.

— Возможно. Но это не так важно, важно — что они адски мешают.

И последнее — огромная такая, размером со слонов и черепаху, вишенка на торте — Полю пришлось забрать к себе. Я догадывалась, что она будет эмоционально неустойчивой, и подростковый возраст, и вся эта история с отцом, и новый дом, но либо я плохо догадывалась, либо она все-таки была чересчур. Этот месяц меня вымотал так, что не справлялось ни приложение с медитацией, ни приложение с ИИ-терапевтом, ни практики дыхания. Вози ее в школу, из школы, на миллиард каких-то курсов, к друзьям — и обратно. И одежда ей нужна новая, и косметика, и обувь, и ни одной трендовой сумки у бедного ребенка. И в кино ей нужно, и в кофешоп, и в пиццерию, и в пончиковую, и в эклерную, и в мафинную!!

— И что ты?

— А что я? Я вожу, что отдельная история, потому что я же без машины, приходится пользовать каршерингом, и я даже не знаю, это мне не везет, или они все такие, но нам постоянно попадаются какие-то то пыльные, то грязные, то просто противные машины. И сколько денег на эти пончиковые и эклерные уходит, ты себе не представляешь!

Дракон не представлял. Но согласился попробовать кексы — у меня были с кофейным кремом и с шоколадными каплями, я скормила большую часть ему, потому что пыталась придерживаться интуитивного питания, а не пожирать все сладкое, что тащила домой Поля. Дракону кексы понравились, и пока он жевал, я дожаловалась на то, что дурацкий ребенок обходится в целое состояние, и можно было бы предположить, что все эти траты купят хотя бы немного симпатии, но нет — она хамила, грубила, супилась, драматично хлопала дверьми и отказывалась объяснять, в чем проблема. Ну хоть кексы вкусные.

Тут я вспомнила, что вообще у меня не сеанс терапии, а испытание — вот ведь, совсем сумбур в голове — и рассказала дракону, что мне нужно схватить его за хвост.

— И тащить куда-то?

— Я сильно сомневаюсь, что смогу протащить тебя хоть миллиметр, даже если ты будешь помогать изо всех сил, и вообще — ну ее. Сказала схватить за хвост, я и схвачу, если ты не против, конечно.

— А доказательство?

— Обойдется сэлфи.

Из хорошего — фотография с драконом была классная! Я улыбалась и щурилась, он щурился и улыбался, мой хвост лез ему в глаза, его усы щекотали мою щеку, а в ладони торжествующе был зажат кончик хвоста. Мы себе там нравились, я получила кучу лайков в инстаграме, немножко засветилась в новостях и с удовольствием ткнула русалке в лицо телефоном.

Из плохого — дурацкая Поля перестала со мной разговаривать!

 

После первого испытания наша героиня была потрепанной, уставшей, она потеряла соратника — помощника-дракона, и горевала об этом. Но важнее прочего была уверенность в своих силах, которую она начала испытывать. Она бросила бездыханное тело морского гада к лапам чудовища, выпрямилась и гордо (обратите внимание, здесь впервые появляется гордость нашей героини, которая в дальнейшем станет ее фирменным знаком) сказала:

— Я готова к следующему.

Чудовище зашипело, плюнулось огнем и жутким голосом рявкнуло следующее испытание.

 

Утопить корабль! Ок, это не было ужасно, но определенно требовало смекалки. Если дракон и его хвост пришли на ум почти сразу, то тут я растерялась. Из вариантов было: раздобыть где-то подлодку (только где? я погуглила, но так ничего и не нашла), или раздобыть какое-нибудь судно, которое собирались затопить и попросить кого-то, кто там главный, нажать какую-нибудь решающую кнопку (снова — идея неплохая, но ничего не нашлось). Поля исподлобья следила, как я брожу по квартире и рассуждаю, и вдруг решила, что теперь снова со мной разговаривает. Она свысока сообщила:

— Ну что ты мучаешься? Чем тебе батискафы не угодили? Утопи такой какой-нибудь.

Май шел к концу, погода стояла все такая же прекрасная, и да, батискафы, на которых туристов погружали полюбоваться дном залива, уже появились на набережных.

— Отличная идея! — воскликнула я.

Поля надулась.

Дальше все пошло довольно быстро. Я нашла симпатичного мужчину, который согласился дать мне нажать кнопку погрузки. Камера была наготове, снаружи меня ждала небольшая группа интересующихся — за последние недели количество моих поклонников здорово выросло, оказывается, многие хотели, чтобы кто-то дал отпор русалкам. Отчего никто до меня не решался — было неясно. Милые люди из интернета снабдили меня разными фактами, некоторые из которых были любопытными — например, в нашем городе в последний раз вызов русалке бросила девушка, у которой утащили возлюбленного — это было в конце семнадцатого века (нужно было сшить подвенечное платье, выпечь хлеб в форме полумесяца и дать в нос местному герцогу — со всем она блестяще справилась). Некоторые же были не очень любопытными, а — очень — неприятными, и туда в первую очередь шли списки возможных испытаний. Мне пока везло, и я надеялась, что дальше будет в том же духе, что русалка не попросит сделать что-нибудь ужасное, из серии выверни младенца наружу и не убей в процессе (такое было в средних веках, у какой-то принцессы утащили ребенка — не в качестве возлюбленного, конечно, а для икры — что совсем не лучше. первым испытанием было написать сонет, вторым — украсить руки русалки золотом от запястий до локтей, а третьим было это — про вывернуть ребенка. принцесса обезумела, потребовала всех младенцев и маленьких детей со своих земель и успела даже попытаться с несколькими, но там уже поднялся народ, и местный епископ быстро объявил принцессу ведьмой, и на этом та монаршая семья закончила свое существование).

Поклонники ждали снаружи, мы — внутри, но пока никого не было. Я не беспокоилась, было еще рано, был вторник — шеф впечатлился всей этой историей и щедро предложил мне брать отгулы, раз такое дело, и я с удовольствием пользовалась предложением.

Оператор батискафа, который смешно называл себя Повелителем подводья, угостил меня чаем с плюшкой, посочувствовал насчет Поли и дал несколько советов по родительству. В целом они сводились к тому, что, пока ты очень любишь ребенка, ошибиться невозможно, и звучало неплохо, но не особенно убедительно. Отец любил меня, это было бесспорно, но у меня и мысли не возникло задержаться в его доме, только мне исполнилось восемнадцать.

Я хотела задать еще пару вопросов, но тут пришли первые клиенты. Как символично — отец с дочкой. Он объяснил, что она захотела мне помочь, ей очень понравилась идея, что можно потягаться со всесильными русалками. Девочка, на вид ей было лет пять — толстые косы, пунцово-красный комбинезон — не отпускала руки отца и кивала на каждое слово. Они забрались в батискаф, Повелитель подводья проверил ремни, правильно захлопнул люк, кивнул мне. Я вышла на причал — уже не группа, а небольшая толпа возрадовалась, и это было приятно. Я помахала, улыбнулась камерам, поискала глазами Полю — ее нигде не было, и обернулась к воде, где на волнах качалась моя русалка и несколько других. Моя выглядела печальной, ее спутницы — скорее хищно. На секунду мне захотелось сбежать отсюда, и правда — кто я такая, чтобы спорить с ними, но я сдержалась, подмигнула и объявила:

— Вот твое второе испытание — я топлю это судно.

Нажала на кнопку — батискаф запел бодрую восьмибитную песенку и стал медленно погружаться. Девочка показала язык русалкам через стекло. Моя всхлипнула и бросилась в воду. Видимо, за третьим испытанием придется потом вернуться.

 

Чудовище ярилось, топало всеми своими жуткими лапами, ревело, крушило хвостами вековые деревья, глядело с такой ненавистью, что даже у храбрейших замирало сердце. Наша героиня не скрывала своего страха, битва с пиратами обошлась ей слишком дорого.

— Готова отступиться? — проревело чудовище и продолжило льстиво, почти ласково: — Я отпущу тебя, не стану преследовать.

Затаившиеся зрители ловили каждое слово. Многие верили, что наша героиня согласится, готовились злословить и насмешничать, повторять друг другу, что я же, мол, говорил, не сможет, не достойна, силенок-то не хватит.

Она же посмотрела прямо на чудовище и громко ответила:

— Каким будет третье испытание?

 

Два месяца назад русалка коварно объявила, что ей нужно время, чтобы подумать, и до сих пор скрывалась. Это злило — и не только меня. Люди вокруг сердились, все чаще я слышала, что это бред — сначала они придумывают правила, воруют нас, убивают, позабавившись, и даже не могут соизволить следовать этим же своим дурацким правилам. Зато море радовалось. Рыбаки рассказывали, что русалки стали сердитыми, неприветливыми, если раньше всегда можно было поболтать с кем-то, то теперь они сторонились людей, избегали разговоров. Рыбаки сначала беспокоились и печалились, а потом вдруг заметили, что погода держится спокойнее и рыба ловится намного лучше, когда вокруг судна не крутятся русалки, не замедляют его ход, не отвлекают разговорами, не поют свои песни. Это же заметили и остальные, кто работал в воде, с водой, и синоптики стали делать более точные прогнозы, потому что техника перестала все время выходить из строя, и исследователи зачастили удивительными открытиями.

Новости сплетничали, что такими темпами каждый сезон стоит находить кого-нибудь достаточно дерзкого, кто потребует у русалок вернуть свое, потому что такие интеллектуальные и экономические прорывы — это вам не мелочь.

В вопросах личных дела тоже неожиданно шли лучше некуда — на работе я была главной знаменитостью, и теперь она не просто хорошо оплачивалась, но и была приятной. Больше тебе никаких ты виновата, что мой ребенок сломал принтер, или я вчера случайно вылил куда-то всю питьевую воду и никому не сказал, но где новая?, или я засыпал в кофемашину растворимый кофе, а потом затаился, и теперь она не работает, почему ты не вызвала сервис? Здорово, я радовалась каждый день. А еще! Славные люди в машинном салоне взамен на мое довольное лицо на их рекламе починили машину так, что я почти верила, что они просто вручили мне такую же, но новую. И соседи теперь благоговели от моего присутствия и относились к тому, что мне нужна тишина, с огромным уважением, и даже старшая по дому хамила меньше, чем обычно.

Но главное — наладились отношения с Полей. Мы притерлись друг к другу, поставили барьеры, ограничения, лимиты — от денежных до личных. Она обращалась ко мне с разными вопросами — от консультаций по менструальным продуктам до помощи по заданиям с курсов французского. Не то чтобы я была лучшей советницей по всему, что ее интересовало, но она была рада тому, что я стараюсь помочь, а я радовалась, что она расцветала, становилась увереннее и приятнее. Мы завели традицию проводить вместе пару вечеров в неделю — готовили что-то дома по одной из кулинарных книг, которых у меня отчего-то было целых три полки, или выбирались в парк, она на велосипеде, я — на роликах, или бродили по ярмаркам, или по старому городу — все было классно.

В один день, в начале августа, когда мы вернулись с поздней прогулки, Поля плюхнулась спать, а я села листать очередной том очередного великого кулинара, который обещал, что я за пять минут могу приготовить нечто совершенно шикарное. Сомнительно, но мне нужен был какой-то обед, и я собиралась попробовать — тут зазвонил телефон. Это был шеф. Он восторженно протараторил, что русалка требует меня на набережной, и он уже вызвал такси, надо выходить, оно через пару минут подъедет.

Очень не хотелось, но было нужно. Я собралась, написала Поле, куда ухожу, честно говоря, жутко расстроилась, потому что догадывалась, все наши сестринские отношения рухнут, когда она прочитает сообщения, и поехала к набережной.

Русалка наматывала круги у берега. Когда она заметила меня, она нырнула, резко выпрыгнула из воды и с огромной скоростью понеслась по камням. Люди отпрянули, я с трудом сдержала желание забраться обратно в такси и заблокировать дверь — русалка была пугающей.

— Если ты не передумала, третье испытание готово, — сказала она.

Я тут же перестала бояться. Русалка была пугающей — но только когда молчала, когда же она говорила, было ясно, что она совсем юная, настолько, что лучше получалось испытывать жалость, никак не страх.

— Нет, — ответила я. — Я готова.

Она вдохнула поглубже и сказала, что мне нужно сделать. Я бы подумала, что тут какой-то страшный подвох — но со стороны моря донесся горестный вздох, судя по всему, моей русалке не достало ума посоветоваться со старшими. Она побледнела. Я постаралась не улыбаться слишком торжествующе.

— Я принимаю твое испытание.

 

Третье, разумеется, было самым тяжелым. Наша героиня ожидала жуткую схватку, добрую тысячу воинов, которых придется одолеть в битве, ожидала монстров и гадов, путешествие на край земли... Чудовище своим коварством переплюнуло любые ее фантазии. Оно хищно улыбнулось всеми своими отвратительными головами и сказало:

— Пересчитай все монеты на дне океана, глупая героиня. Ошибешься хоть на одну — лишишься и сокровища, и жизни. Готова ли ты взяться?

Конечно, наша героиня не была готова. Но и конечно — она не намеревалась отступать.

 

Главной ошибкой русалки было то, что она сказала водоем и не уточнила, какой именно.

Теперь у меня был штаб, куда входили и представители мэрии, и люди из местного бизнеса, и где очень зажигал мой шеф — теперь я должна была называть его коллегой, потому что из менеджера офиса превратилась в исполнительную директрису, что прибавило мне зарплаты и сильно убавило обязанностей. Честно говоря, я даже скучала по бывшей работе — которая требовала хоть каких-то обычных действий. Но штаб — сегодня было заседание, на котором я должна была решить, что именно хочу, потому что мои уважаемые советницы и советники разделились на два лагеря и совсем рассорились.

Первый вариант был в том, чтобы натыкать русалок носом в их глупость, выкопать какой-нибудь искусственный пруд, показательно бросить туда одну монетку — и этим выполнить задание. Довольно просто, и пруд останется как напоминание обо всей этой истории и что русалки не всегда получают, что хотят.

Второй вариант был в том, чтобы ткнуть русалок носом в нашу мощь. Выбрать разумного размера водоем, пригнать туда технику, которая просканирует дно, потом поднять все монеты и пересчитать аппаратами (которые любезно предложил использовать сам национальный банк!). Водоем, пусть и не будет создан специально по случаю, все равно останется напоминанием, плюс выйдет похвастать своими технологиями.

Логика первой группы была в том, что это все, конечно, здорово и замечательно, но в первом варианте можно было исключить вероятность ошибки, а вот во втором — нельзя. Я выбрала второй — он был честнее.

Мэрия очень просила, и я согласилась, избранным водоемом стало небольшое озерцо в сравнительно неблагополучном районе, и это помогло и поднять популярность района, и сделать его безопаснее и культурнее. Заодно решено было озерцо почистить — снова, масса пользы, и для жителей, и чтобы продемонстрировать — русалки не так уж заботятся о воде, как мы всегда в это верили. Озеро очистили. Наскоро устроили конкурс и построили наблюдательную площадку и променад вокруг. Чуть дальше возникла стоянка. Рядом с ней вовсю строился отель — владельцы компании умоляли меня подождать, обещали такие дикие суммы, что очень хотелось согласиться — но я все-таки отказалась.

Вся эта шумиха вокруг была довольно увлекательной и приятной, но я уже хотела скорее со всем этим покончить.

Отношения с Полей были странными. В этот раз она не перестала со мной разговаривать, не вернулась к невыносимому поведению, но становилась все печальнее и задумчивее. Я пыталась убедить ее, что все может остаться как есть, если она хочет жить со мной, не возвращаться к отцу — то я буду только рада, правда.

Она соглашалась, грустно улыбалась и только один раз не выдержала, сказала:

— Но это ведь невозможно, правда? Какие причины у меня есть, чтобы жить с тобой? Что я скажу, если спросят, почему я не хочу с ним?

Я попросила свой штаб разузнать — не это, конечно, мне не нужны были советники, чтобы догадаться, проблемы жизни с отцом — дело недоказуемое, их не приплести даже к эмоциональному насилию, которое в наших законах было обозначено так, что, возможно, лучше было бы, если бы никакого обозначения и не существовало. Они выяснили все, поискали получше, еще лучше, но Поля была права — у меня не было юридических причин требовать опеки, если только я не сумею доказать, что со мной ей лучше, чем с отцом, что не может быть правдой, потому как мое расписание, вне зависимости от того, чем закончится последнее испытание, было расписано даже не на месяцы, на годы. Я много думала об этом, пыталась обсудить с ней, три года — это ведь совсем недолго, а потом она может уйти от него, как сделала я, и она соглашалась. Я притворялась, что не замечаю ее отчаяния, улыбалась на интервью, когда меня окружали восторженные поклонники на улицах, когда шеф внезапно набрался храбрости и пригласил меня на свидание (конечно, я отказала, этот засранец несколько лет вел себя довольно невыносимо, пусть и хорошо платил, какой там маленький и миленький романтический вечер).

День Х назначили на 19 ноября — русалки, конечно, были против, но нас было не переспорить. Если мы хотели проводить испытание в день, когда они показательно казнили правительство города (сколько-то там сотен лет назад те попробовали оказать русалкам сопротивление), — это было наше право. Мэрия была в восторге, что дата приобретет другой смысл, мне же это казалось глупым — о той казни никто и не помнил, а теперь знали все.

С утра я не успела встретиться с Полей, в шесть-тридцать ко мне приехали массажер и визажисты, потом — парикмахеры и стилистка, а в начале восьмого — фотографы и видеооператоры. Мы перешучивались, что я будто невеста перед свадьбой, к счастью, не нужно будет весь день торчать в огромном платье. Я выбрала джинсы, рубашку и пиджак — обычную одежду, которая теперь просто стала на порядок дороже. К девяти мы были готовы, я снова позвонила Поле, она не взяла. От этого мне стало немного жутко, вспомнился тот день, когда я не могла дозвониться до отца. Я пожаловалась ассистенту, что нервничаю, он вручил мне вечно заготовленную чашку ромашкового чая, и стало полегче. Он предложил, чтобы я согласилась на водителя, но нет, я хотела ехать сама.

С обеих сторон моей машинки было полицейское сопровождение, и это должно было создавать атмосферу того, что я очень важная персона, но мне больше казалось, что это конвой, который следит, чтобы я не сбежала, и, если что, готов притащить меня к озеру против воли. Хотелось ли мне сбежать? Нет. Мне хотелось дозвониться до Поли, поговорить с ней еще раз — пусть я и не знала о чем. Позвонить сейчас? Нет, не буду рисковать за рулем.

Через полчаса мы были на месте. Осенью натурального света почти не бывало, и озеро, освещенное фонарями, переливающейся техникой, цветными лампами, которые держали люди на берегу, выглядело впечатляюще.

Все шло по плану. Толпа возликовала, когда я появилась. Я сделала фото с мэром, с какими-то детьми, с представительницами Президентского совета, с парой знаменитостей. Ответила на вопросы для микроинтервью — настроение отличное, волнуюсь, конечно, как можно не волноваться, но страх? Страха нет, не беспокойтесь.

Всю ночь техника сканировала дно, поднимала песок с монетами, фильтровала, снова сканировала. На рассвете в озере не осталось ни одной монеты и началось пересчитывание — на берегу, во влагопрочных куполах сидели техники, стояли машинки, и звенели, звенели, звенели. Результаты по каждой автоматически переносились в таблицу, где суммировались. Моей задачей было заглянуть в таблицу, пересчитать несколько монет, которые оставили специально для этого, получить сумму и назвать ее.

Русалки пытались опротестовать систему, но в чем мы точно были сильнее, так это в бюрократии — им было нечего ей противопоставить, и если мы хотели использовать технику и технологии, то никто не мог запретить. Несколько русалок сидели в специально огражденной зоне на берегу. Моя — с отцом, которого она держала за руку — сидела на валуне, который поставили в центре озера. Я посмотрела на нее из контрольного пункта, куда спряталась до последней минуты, слишком нервничала, чтобы все время быть снаружи. Ну и там было слишком уж холодно, надо было, наверное, послушаться стилистку и набросить пальто. Русалка выглядела совершенно несчастной. Кусала губы, панически оглядывалась на технику и машинки, смотрела на толпу, на других русалок, изредка — на отца. Он счастливо улыбался ей, и она что-то бормотала, сжимала его руку и снова начинала оглядываться.

Смотреть на нее было тяжело, я переключила камеру на других — в этот раз они не злились, выглядели скорее утомленными. Это я понимала, меня тоже жутко вымотало все происходящее. Я посмотрела на людей, нашла Полю. Она держала в руках флажок — УДАЧИ! — и даже махала им, но еще она плакала. Люди вокруг поглядывали недоуменно, пожимали плечами, отворачивались. Никому не хотелось выяснять, почему эта юная девушка плачет в такой радостный день. Я хотела позвонить, но было пора выходить.

Я прошла по набережной, по молу, дошла до его края, где меня ждали монеты и валун с русалкой. Я пересчитала свои, прибавила их к готовому числу, глубоко вдохнула...

— Секунду, — сказала я русалке. Достала телефон и набрала Полю. Она не взяла.

Я обернулась к толпе, которая ощутимо замерла, чтобы через секунду торжествующе возопить. Взглянула на русалку: она сидела с закрытыми глазами и бормотала, теперь я была достаточно близко, чтобы расслышать, она шептала: я так люблю тебя, я тебя так люблю. Посмотрела на отца — он смотрел на меня, но не узнавал, и это было правдой — ничего из того, что было у меня в детстве нельзя было назвать абьюзом, и все-таки...

и все-таки... Я выключила микрофон и сказала русалке:

— Признаться, он мне совсем не нужен.

Она распахнула глаза. Тихо ответила:

— А я его очень люблю. Очень.

Я включила микрофон. Ох, наверняка это будет ужасно. Я улыбнулась русалке и быстро, пока не передумала, громко и четко назвала неправильную сумму.

За секунды, пока все осознавали происходящее, русалка похорошела, засияла, звонко рассмеялась, схватила отца, кивнула мне и нырнула с ним в воду. Толпа заревела. Мне не особенно хотелось возвращаться, я медлила на моле. Зазвонил телефон.

— Аля, ты с ума сошла? — счастливо кричала Поля.

— Ты задолбала трубку не брать, — ответила я. — Не делай так больше, пожалуйста.

 

Коварное чудовище все-таки сумело обмануть нашу героиню! В последнюю секунду оно тайком опустило монетку в океан, и наша героиня, конечно, ошиблась. Этим и важно это приключение — обычно первое является самым успешным, но не в нашем случае, свое первое приключение наша героиня провалила. И пусть она выжила — ей пришлось убить ради этого чудовище — сокровище она потеряла.

Как это отразилось на ней? Очень заметно. Как мы знаем, в дальнейших мифах она всегда мрачная, нелюдимая, малословная, это — прямой результат того, чем закончилась наша история.

Что? Да, конечно, присутствуют мифы, где она описывается счастливой, легкой в общении, довольной, но все они более поздние и к основному канону не относятся.

(ну и, да простят меня уважаемые коллеги за это неортодоксальное мнение, — мы ведь говорим о фольклоре, разве это не странно, каждый раз ожидать, что он будет логичным?).

 


Оцените прочитанное:  12345 (Ещё не оценивался)
Загрузка...