Недалеко от Финманской бухты, чуть западнее в сторону норвежской границы, затаилось позабытое всем миром поселение. Последние упоминания о данном населенном пункте датировались 1502 годом, еще при Иване III. Местные жители утверждали, что его основали переселенцы из Скандинавии. Территории эти были необузданные — что, впрочем, ничуть не изменилось — и тихие. Извивающиеся неестественными формами скалы укрывали дряхлые деревянные домики от людских глаз, поэтому гости тут были сюрпризом крайне редким. Многие селяне никогда не выходили за нерукотворные стены и всю жизнь созерцали неизменное Баренцево море с галечным пляжем, куда регулярно выбрасывало множество тины, водорослей и подранную стихией одежду.

Около семи стесненных хижин с одним-двумя этажами. Сделаны они были из дерева руками явно не самыми умелыми. Никаких улиц тут не существовало, никаких обозначений и знаков.

Из-за своей близости к морю местные отдавали большую часть жизни рыбной ловле. Весь пирс был забит закрепленными удочками с колокольчиками и сетями. Зимой море не замерзало, так как согревалось теплым Гольфстримом. Вряд ли местные знали об этом, но их не волновали причины — это была не их специальность. Вопросы тут не задавали.

Все это Виктор узнал из пожелтевших бумаг, доставшихся ему по наследству от прадеда. Виктор Львов был журналистом: вел колонку в научно-популярном журнале. Путешествие на север было самым неожиданным и дерзким в его жизни. За него ему обещали дать место в одной конторе, если соберет достаточно материала. Дословно его научная работа называлась следующим образом — «Забытая Россия. Народы и их обычаи».

Виктор был родом из Санкт-Петербурга, там и работал, но цивилизация поразительным образом отталкивала его. Особенно в последнее время. Недавно он расстался с любовью всей своей жизни (по крайней мере, ему так думалось раньше) и хотел позабыть о существовании своих чувств, и, вероятно, это стало решающей причиной, по которой молодой человек убрался как можно ближе к суровым холодным тундрам и таежным краям Кольского полуострова.

Виктор получил образование историка и отчаянно пожелал занять благоприятное рабочее место. Всю жизнь его влекли тайны прошлого, иного он и не хотел, но прекрасно понимал, что людям его профессии приходится в жизни тяжко. В лучшем случае ему грозило стать профессором в каком-нибудь столичном университете, но хотелось гораздо большего.

Учитывая, что поселения Крамола не было ни на каких современных картах, Виктор набрел на него совершенно случайно (в дневнике прадеда сохранились приблизительные очертания местности, но точного расположения понять было невозможно). Долгая декабрьская полярная ночь и ужасно холодный ветер стали лучшими друзьями и заклятыми врагами путешественника.

Долгая дорога на автобусах, где в большинстве своем сиденья скрипели, а окна продувало, достаточно сильно вымотала Виктора. Но самая интересная часть маршрута заключалась в пешей прогулке на несколько десятков километров от Лиинахамари. Раньше эти края принадлежали Финляндии, теперь же тут лишь запустение: безликие бункеры с проржавевшими орудиями, выброшенные на берег корабли да пустеющие многоэтажки. Вполне прекрасное место, чтобы остановиться и начать собирать материал, но все казалось Виктору слишком заурядным и бесхребетным. А если так кажется ему, очевидцу, то кому вообще станет интересно об этом читать?

Именно так спустя шесть часов пути по бледным, практически безжизненным холмам Виктор по чистой случайности навернулся о незамеченный валун и кубарем скатился к подножию когтистых скал. Он слышал шум прибоя: как тяжелые волны разбивались о многолетние каменные стены, защищающие сушу от наводнений. Ощущение было завораживающее, хоть и слегка жутковатое. Облака смешались во всеединую серую мешанину и так сардонически нависли над глухой бухтой. Через каменные остроконечные валуны вел лишь один заиндевелый проход — очень узкий и очень опасный. Сверху нависали сосульки — замерзшая морская вода, а внизу бежала извилистая ледяная дорожка. Этот узенький путь изгибался и напоминал больше червивые норы, чем маршрут для человека.

Виктору, видимо, северный ветер в голову задул, ведь он действительно решился пролезть внутрь. Его осенило, он взглянул на карту, начерченную на сырых от влаги листах дневника, вход описывался именно столь неприглядным и манящим своей непристойной скверностью. Редкий снег укутал огромный рюкзак за спиной путника, поэтому при снятии все это повалилось и развеялось кристальной россыпью. Виктор постарался протиснуться, но его плотная утепленная куртка слишком сильно мешала. Снимать ее было нельзя, поэтому он продолжил тужиться. Ход становился все меньше и меньше, пока скиталец не вывалился с внутренней стороны скальной преграды.

Перед его глазами предстало крохотное поселение без каких-либо табличек с обозначениями о его названии. Окружено все было рогатыми скалами — никто и никогда намеренно бы не нашел это место, даже если бы очень хотел. Виктор являлся лишь погрешностью с довольно неуклюжими ногами. Если это действительно была случайность, а не высший замысел. Он боготворил свою родословную за сохранение столь ценного рукописного дара, благодаря которому он очутился здесь.

Никто, естественно, не вышел встречать незваного гостя, поэтому он решился ступить в эту общину самостоятельно. Хибары выглядели скорее необитаемыми, но в них определенно кто-то жил: выставленные тележки со свежей рыбой намекали на это. У крыльца одного убогого дома сидел слепой старик с неестественно большими глазами и приплюснутым, как у угря, носом. Виктор не решился к нему подходить и прошел мимо. Старик живо надул ноздри, учуяв чужака, и пугающе заскрипел, изгибая губы в агонии от чужеродного присутствия.

На берегу находился пирс, покрытый тиной, а на нем стоял одинокий рыбак с удочкой, сделанной из палки, ниток и лески с крючком. Он выглядел куда менее недоброжелательным. Первым же делом стоило подойти и поздороваться, расспросить обо всем необходимом.

— Простите, вы же местный? — историк постарался быть приветливым и первым делом протянул руку.

Рыбак не стал никак реагировать и продолжил неподвижно медитировать над бурлящими волнами. Одет он был настолько бедно, что даже бездомный на его фоне выглядел бы приличным гражданином. Волосы на голове и длинная небрежная борода засалились и слиплись небрежными комками. Еще Виктор готов был поклясться, что в них были ракушки и водоросли.

— Простите? Как называется ваша деревня? Это Крамола? — Виктор повторил, но бледнолицый старик лишь раздраженно оскалился.

— Не обращайте внимания на Тапани, он человек занятой, — кто-то все-таки решил обратить внимание на иноземца.

Это оказался человек в серой шубе — очень старой, но весьма качественной — и в зеленой шапке, которую еще называли шарф-труба.

— Вас каким ветром в нашу глушь занесло?

Виктор оробел, но, глотнув свежий морской воздух, сумел подобрать слова:

— Я историк, собираю материал для своей статьи. Набрел на ваше поселение, подумал, что смогу найти что-нибудь интересное.

— Кое-что найти вы точно сможете, но не обещаю вам полную безопасность, — проговорил мужчина в драной шубе.

Безопасность? Эту мысль Виктор потерял слишком быстро, переключившись на более первостепенные вопросы.

— Вы не поможете мне? Для начала хотя бы ответить на некоторые вопросы?

— Человеческая любознательность не знает, когда пора остановиться, верно? — мужчина загадочно улыбнулся.

Виктор потупился, посчитав это отказом.

— Не пугайтесь! — мужчина постарался ободрить уставшего путника. — Задавайте любые вопросы, вы заслужили, раз зашли так далеко...

— Как мне к вам обращаться? — молодой человек проследовал за местным жителем в шубе, когда тот отправился медленным шагом в сторону хижин. Собеседник ответил, что его назвали Отсо при рождении.

— Это в честь свирепого медведя, — дополнил Отсо.

А ведь он действительно был похож на этого массивного хищника, было нечто такое во взгляде и в самой его далеко не маленькой фигуре.

— Я Виктор, приятно познакомиться, — неуверенно улыбнулся историк. — Так как называется ваша деревня, если не секрет?

— Предки дали ей название Крамола, как вы и упомянули. Мы ныне никак не откликаемся об этом, — ответил Отсо, недоверчиво покосив взгляд.

— Почему народ такой неприветливый? Вы явно гостей не жалуете, — задумался Виктор.

— Это не так, в нашей крохотной семье все очень добры и щедры с каждым, даже с чужаками. Просто не каждый говорит на этом... как его... человеческом.

Он случайно подобрал именно это слово? Быть может, это своеобразный местный юмор. Виктор старался записывать все в свой блокнот, но тот обмок от снега, и чернила расплывались на листах.

— Они никогда не уходили далеко за пределы Крамолы? — догадался Виктор.

— Можно и так сказать, с чужеземцами наши редко общаются. Я тут староста. Отвечаю за порядок и за заплутавших гостей. Говорите, что вы ищете сенсацию для своей газетенки? Любопытно, что бы мы могли вам рассказать? Могу пригласить вас на чай в свою берлогу, там все и обсудим. Вы к нам с ночлегом? — полюбопытствовал Отсо.

— До Лиинахамари очень далеко, а сил идти у меня уже нет. Если у вас найдется для меня место, то буду очень признателен, — отозвался Виктор.

— Посмотрим... — Отсо обвел взглядом восемь не самых выразительных домиков (то есть все те, что вообще были в этой дыре). — Конечно, пристанище и для вас найдется. Вот та скромная хижина как раз пустует. Стоит ее только протопить как следует — и жить можно! Провожу вас туда после нашей беседы.

Хижина старосты была в два этажа и даже была несколько ухоженной. По крайней мере, она не выглядела так, будто может развалиться от одного чиха — для нее потребуются все два. Позади деревянного дома, уже ближе к скалам, стояло три каменных истукана. Это были лица, но явно не человеческие. Виктор не хотел даже думать об иных вариантах.

Они с Отсо зашли в дом старосты. Было не очень тепло, но хотя бы не замерзнешь. Хозяин любезно заварил чай, посадил гостя за стол, и они длительное время сидели и разглагольствовали на разные темы.

— Значит, в вашем Питере действительно есть... Как вы говорите? Самолеты? Чудеса какие-то.

— Как вы можете жить в такой дали от всего мира? — поинтересовался Виктор, допивая шестую чашку черного чая. На вкус он, кстати, был излишне кислым, будто в чайнике постирали ношеные носки и раздавили пару тараканов.

Виктор придерживал одной ногой свой рюкзак, лежащий под стулом.

— У нас тут люди простые, ничего особо и не нужно от жизни. Содержим общину, рыбачим, плаваем иногда.

Виктор ухватился за эту фразу. Он не замечал у берега никаких катеров и даже лодок. На чем эти люди плавают? И куда?

— Ты наверняка подумал, что судачить нам особо некуда, — Отсо усмехнулся, вывалив напоказ свои желтые кривые зубы. — Есть тут один остров, могу отвезти тебя туда, вдруг понравится?

Староста услышал, как ему кто-то звонит откуда-то со второго этажа.

— Прошу прощения, — вскочил он и незамедлительно исчез.

Никакого электрического освещения, но телефон есть? Странно все это.

Виктор в свойственной ему манере прислушался к топоту Отсо. Хозяин бродил по комнате сверху из стороны в сторону и что-то бормотал в телефон. Некоторые слова все же проскальзывали до его ушей: «Посмотрим...», «Не опасен...», «Инкубатор...».

Виктор тихо встал со стула, стараясь им не скрипеть, и решил немного осмотреться. Лестница на второй этаж выходила сразу к кухне. Несколько дырок в потолке пропускали лучи от свечей. Стекла на окнах покрылись не только инеем, но и каким-то грибком. Несколько кривых шкафов с разломанными полками еле держали на себе запачканные книжки, пустые бутылки, пахнущие дешевым пойлом, и пачки конвертов. Виктор решил вытянуть один. Он достал случайное письмо:

«Товарищ Отсо, ваша наводка оказалась верна, благодарим за столь плодотворное сотрудничество. Надеюсь, что пропажа очередных смотрителей не доставит много хлопот. Владыке необходим новый смотритель маяка для поддержания Его жизни. Предыдущие кандидаты оказались слабы духом и потеряли рассудок на пятый день пребывания. Продолжайте поиски, и тогда мы достигнем нашей благой цели, ибо наш общий предок не должен отправиться в мир иной.

Но прошу не забывать, что вас стали замечать...»

Что-то на втором этаже разбилось об стенку, будто Отсо, недовольный исходом диалога, вышел из себя.

Виктор, торопясь, запихнул письмо обратно и постарался вернуться на свое место. Хозяин спустился и встретил гостя не слишком доброжелательным выражением на лице. Он даже остановился и подергал носом посреди комнаты.

— Как вас там... Виктор, уважаемый, кажется, нашим посиделкам пришел конец, я дам вам ключи от вашего временного дома. Только не потеряйте, других у нас нет.

У Виктора все внутри сжалось, сердце закололо. Тон и мимика старосты стали в какой-то степени угрожающими. Может, стоило бросить все и кинуться прочь из этой богом забытой деревушки?

Виктор проделал огромный путь и не был намерен возвращаться по необитаемой снежной пустыне ни с чем. Ему захотелось во всем разобраться, не зря же прадед писал об этом месте с таким упованием. Виктор принял решение, что просто будет настороже и в случае опасности предпримет необходимые меры. Такова его профессия — быть всегда в центре самых опасных и непредсказуемых обстоятельств.

Виктор покинул дом старосты и стал разыскивать отстраненную заброшенную хижину, которую ему выделили. Пропустить ее было совсем не сложно. Крышу практически полностью замело снегом, даже больше, чем у остальных домов. С высоты самолета тоже было бы сложно определить среди этих сугробов хоть какой-то дом.

По пути Виктор поймал на себе чей-то немигающий сухой взгляд. Сгорбленный, стоявший практически на четвереньках, мужчина оперся дрожащей худощавой рукой на стену и дергал глазами, словно безумец. К нему подошло еще двое таких же нелюдей. Их лица скрывали капюшоны, а длинные бороды свисали, как намокшие рыбацкие сети. Эти подозрительные личности поглазели еще немного, развернулись и двинулись куда-то вглубь деревни, спрятавшись за высокими сугробами.

Историк вставил ключ в замок своего временного дома, но дверь так просто не далась. Замок еще некоторое время не давал ключу повернуться, дверь промерзла, и лед мешал ей открыться. Виктор как следует приложился и только тогда смог попасть внутрь. Но ситуация была страшная: заснеженные полы, дырявые стены, через которые просвистывал холодный зимний ветер, практически пустое помещение, если только не считать пожелтевший матрас, закиданный сверху сеном. Была еще печь, но дров в ней не лежало. Тогда Виктор решил пойти попросить их у кого-нибудь, чтобы не замерзнуть ночью насмерть.

Он вернулся к дому старосты, постучался, дернул ручку, но дверь оказалась заперта. Виктор решил постоять еще некоторое время. Никто так и не ответил. Он уже промерз, даже в своей теплой куртке и зимней шапке-ушанке (еще на нем был шарф, несколько слоев различных свитеров и кофта).

В доме напротив кто-то настойчиво следил за чужеземцем. Историк бросил ответный взгляд, но таинственная личность задернула штору. Спустя пару секунд даже послышалось, как щелкает дверной замок.

Виктор понял, что поспать спокойно он так и не сможет, а никто из местных его и видеть не хотел, что совершенно противоположно словам старосты.

Что оставалось делать в такой ситуации? Конечно же, пойти искать себе лодку, на которой было можно незаметно скрыться по воде. Так у Виктора куда больше шансов доплыть хоть куда-то. В тот момент он даже начал ругать себя за свою излишнюю любопытность и бестолковость. Кому вообще могло прийти в здравом уме бродить по отдаленным уголкам страны, да еще и в зимнее время года? Обычно судьба не отличалась снисходительностью и не преподносила вторых шансов.

Виктор позабыл о своей неудачной любви сразу, еще перейдя через скалы, но сейчас она казалась ему куда более теплой, чем местная гостеприимность.

На его счастье, на берегу никого не было. Ему показалось, что сердце не выдержит еще одного жутковатого прохожего. Тогда он стал рыскать, пытаясь увидеть в темноте хоть что-то похожее на лодку. Вскоре он вспомнил о наличии фонарика где-то в боковых карманах рюкзака, но вот так незадача! Кому-то стоило не оставлять рюкзак в доме старосты. Виктор готов был материть самого себя, ведь теперь это может обернуться для него не самым лучшим исходом.

Бинго! Что-то под серым драным полотном было накрыто снегом, и это наверняка была лодка. Виктор сдернул серую ткань, под ней действительно была она — моторная лодка. Его спасательный билет подальше от этого глухого места.

Виктор вытолкал лодку на воду и сел внутрь.

— Далеко собрался, крысеныш?! — озлобленный крик прервал безразличность тишины. Этот голос вызвал бурление в животе и колющую дрожь по всему телу. Виктора будто ошарашило током.

Историк не обратил внимания, мужской голос раздался или же женский. Он дернулся от страха и чуть не перевалился за борт, волны начали раскачивать лодку все сильнее. На берегу стоял человек в длинном пальто. Лица не было видно. И, казалось бы, слава богу.

Громила с отлогими плечами бесстрашно зашагал в ледяную воду, он приближался к лодке достаточно быстро. Виктор запаниковал и постарался завести мотор. Он дернул за шнур, но сделал это недостаточно сильно, отчего мотор моментально заглох. Некто в пальто был слишком близко, он схватился руками за борт и стал подтягивать лодку к себе.

Виктор так еще никогда не паниковал. Ситуация начинала выходить из-под контроля. Очередной мощный толчок заставил его потерять равновесие и свалиться в соленую воду.

Глаза начало жечь, как и слизистую носа. Кто-то схватил его за голову и усердно держал, не давая всплыть. Виктор дергался, отмахивался руками. Но не мог даже понять, куда бить. Адреналин ударил в голову, и он вспомнил о швейцарском ноже на поясе. Путник сдернул его и, раскрыв, стал тыкать острием по рукам, что его удерживали под толщей воды.

Растеклась красная жидкость, помутнив прибой. Виктор выскочил на поверхность, хватая ртом воздух.

Позади кто-то толкнул историка, и он вновь окунулся на дно, бередя песок. Сверху нависло чье-то тело. Этот кто-то поднял Виктора и ударил кулаком по лицу. Путник вновь вынырнул и, покрепче сжав ножик, стал решетить им тело нападающего.

Виктор вырвался из рук противника и смог наконец укрепиться на ногах. Перед ним стояло нечто, чье пальто было пронизано десятком колотых ран. Существо, которое явно было не человеком, возвышалось над Виктором так, что воды касались только бедра. Из-за капюшона все еще невозможно было разглядеть лицо существа в пальто, но видна была его борода, похожая на слоевища морской капусты, а в ней копошились крохотные рачки.

Виктор понял, что сопротивляться больше не сможет, и все же бросился к лодке. Он успел на нее забраться и дернуть за шнур — лодка тотчас завелась и рванула против волн, рассекая их.

Загадочное существо осталось стоять, ощупывая свои ранения, потом оно исчезло в нахлынувшей волне.

Виктор не знал, как управлять лодкой. Он плыл по прямой — во всех направлениях света царствовало только море. Хотя все что угодно лучше, чем оставаться там, откуда он сумел сбежать.

Ветер задул на север, унося лодку все быстрее и не давая ей шанса на разворот.

Из-за того что наручные часы намокли, они перестали работать, поэтому Виктор плыл уже неопределенное время против берега, которого уже и не видно было. Впереди, где-то между цементным небом и не менее гнусным морем, мелькнул свет. Виктор, было, сообразил, что его мозг начинает воображать причудливые картинки, но тот сверкнул вновь, становясь все ярче и ярче.

Это оказался невысокий маяк на крохотном островке. У берега стояло обветшалое жилище с пирсом, а чуть позади, слева от маяка, какие-то ворота в отвесной скале.

Виктор заглушил мотор у пирса, забрался на него и, стараясь сориентироваться в многослойной тьме, стал искать вход дома. Он понимал, что у маяка должен быть смотритель, и очень надеялся, что тут его не попытаются убить.

Найдя проход внутрь, Виктор дернул за случайный рубильник. Свет включился. Для тесного строения внутри было достаточно просторно. Все из-за того, что помещение было излишне пустующим: только один кирпичного цвета письменный стол с несколькими стопками книжек, печатной машинкой и дисковый телефон довольно старинного вида. Еще по левую сторону стояла кровать и высокая вешалка, а на ней шляпа и пара черных пальто, покрывшихся пылью и въевшейся пахучей жижей неизвестного происхождения.

На удивление было достаточно тепло, хоть на улице и продолжал злорадствовать декабрьский мороз.

Виктор приметил в полу деревянный люк, виднеющийся под сползшим ковром. Кто-то недавно пользовался им и забыл как следует его спрятать, думая, что посетителей вряд ли будет многовато.

Телефон зазвонил. Виктор сначала не решался подходить, но, поняв, что абонент по ту сторону провода был достаточно настырным, а на вызов никто не шел, все же снял трубку.

— Уважаемый, — голос оказался хоть и шуршащим, но до жути знакомым. — Кажется, у нас возникло недопонимание. Вы покинули нас так скоро, даже не дав нам проявить свое благодушие. Я был крайне оскорблен, товарищ газетчик. Вы очень скоро пожалеете, что не дали утопить себя в холодной морской воде.

Связь становилась все хуже, и шипящий голос смолк.

— Что за черт... — ругнулся Виктор и поспешил выйти из лачуги.

На улице было тихо, несмотря на море по правую руку. Оно было спокойно и слишком молчаливо для столь крупного водоема.

Историк вернулся к пирсу, дабы постараться убраться прочь из этой проклятой области, но лодка оказалась потоплена. Кто-то пробил ей борт, будто молотком.

«Дело дрянь».

Спасаться действительно больше некуда. Виктор вновь вбежал в хибару. Дверца люка была прикрыта ковром. Кто-то спрятал ее. Кто-то ходит за его спиной бесшумно, притом опережая на два шага.

За окном показались лучи от фонариков. Около пяти или больше. С берега шла группа людей в темных одеяниях с капюшонами. Они светили в сторону дома и внимательно всматривались.

Виктор пригнулся. Он не знал, куда ему деваться теперь. Он был как зверь, зажатый в угол. Историк прислонился к стене под окном, достал из кармана промокшей насквозь куртки смятую квелую фотографию с практически выцветшим лицом улыбающейся девушки. Виктор улыбнулся ей в ответ, по его щеке проползла предательская слезинка, раня сильнее, чем это мог бы сделать кто угодно из его преследователей. Но Виктор Львов был молод, и ему свойственно ошибаться в своих суждениях.

С улицы доносились голоса, изредка различимые:

— Хенрикки уже сказал, что он здесь. Пора брать его тепленьким.

«На чем они приплыли?» — подумал Виктор, вытирая глаза. Никакого шума моторов не было слышно.

Молодой человек отдернул ковер и вцепился руками в ручку люка. Он потянул так сильно, что тот со стуком открылся. Историк прыгнул в него в момент, когда к входной двери уже подходили.

— Он полетел вниз! Хватайте его! — кто-то прислонил свое синюшное приплюснутое лицо к окну.

— Не переживай, оттуда нет выхода, — голоса удалялись по мере того, как Виктор спускался вглубь.

Это окончательно сломило беглеца. Он потерял всякую надежду на побег. В горле застрял ком, мешающий ему даже зарыдать в отчаянии. Только неделю назад у него было все: любящая девушка, работа, друзья. Зачем ему приспичило переться в эту глушь? Этим и подобными вопросами ему оставалось задаваться не так долго. Елена могла бы уйти хоть к его лучшему другу — Виктор нашел бы тысячи таких же друзей и подружек, которые скрасили бы его жизнь всеми цветами радуги. Сейчас же высока вероятность окрасить все лишь в оттенки красного.

Виктор спустился в длинный темный коридор, вырытый прямо под землей. Из стен торчали корни и сыпалась земля. Постепенно зарождалась клаустрофобия. Прогорклая вонь вызвала рвотный рефлекс. Виктор бы упал и блеванул прямо здесь, если бы не его безумное головокружение и желание оттянуть свою приближающуюся смерть.

Вскоре стали появляться крупные металлические двери — они были явно очень старыми и проржавевшими от сильной влаги. С потолка буквально лило, а под ногами хлюпало. Виктор ощущал, как его стопы промерзли насквозь.

Одна из дверей оказалась открытой, причем нараспашку. Будто бы ее оставили, бросившись бежать впопыхах. Чья-то ошибка позволила Виктору закрыться внутри и прижать дверь случайным стулом с жестким сиденьем.

Когда Виктор обернулся, то заметил, что его глаза привыкли к темноте. К его превеликому сожалению.

Инкубатор с рядами стеклянных капсул, заполненных зеленой жидкостью, а в них, обвитые трубками, колыхались люди. Их кожа набухла, местами образовались пузыри. Лиц не было видно из-за уродливых масок.

Виктор совсем забыл про погоню, как и про то, что бежать уже некуда. Им овладел оглушительный интерес. Он самозабвенно, с меланхолией в глазах шагнул во тьму, куда сходились все трубки. Наконец он его увидел. Это было самое богомерзкое зрелище из всех, что никакой рассудок вынести не в силах. Даже самые жестокие проклятия не блистали подобной вывернутой наизнанку омерзительной фантазией. Ни одно божество бы не решилось на такие эксперименты с жизнью.

Виктор замер в восхищении и отвращении. Он наконец упал на колени, и его вырвало. Вонь усилилась стократно, она мешала рассуждать здраво и заполоняла воздухоносные пути. Виски болезненно пульсировали, руки и ноги тряслись. Виктор перестал мечтать, он лишь хотел покончить с собой, но это была непозволительная роскошь. Никто ему не позволит.

За стеной прозвучали шаги.

Тела в капсулах зашевелились, головы тяжело повернулись, и все с усердием глядели на заблудшего скитальца. Он уловил на себе пристальное внимание, даже через безглазые маски эти люди чувствовали его или его страх.

Организм, к которому велись все трубки, глубоко вдохнул и даже, как могло сперва показаться, засмеялся, а в голове звучала чья-то пугающая мысль:

«Маяку нужен смотритель.   Маяку нужно топливо».

Таинственное дело о пропаже Виктора Львова считается нераскрытым и по сей день.