Давным-давно жил один царь. Правил себе понемножку и воспитывал единственного сына Ваню. И вот однажды случились в той стране волнения. Нашлись продвинутые граждане, стали безграмотность ликвидировать, политпросвещение в массы внедрять, а потом собрали всех и прямиком к дворцу. Стоят, транспарантами махают, лозунги выкрикивают. Поднять мол уровень жизни, снизить комуннальные платежи, обеспечить достойную старость, землю само собой крестьянам, заводы рабочим, а олигархов гнать в три шее. Вышел царь на балкон так и так, говорит, валовой национальный продукт у нас падает вместе с рождаемостью, а цены на нефть растут. Эти арабы вообще чего хотят то и делают с мировой экономикой. Вобщем граждане, время сейчас трудное не митинговать надо, а проявить сознательность. Поэтому давайте по туже затянем кушаки и положим зубы на полку. Но народ подогреваемый всякими ушлыми элементами не успокаивается и меропреятие перерастает в массовые беспорядки.

Ну а дальше подогнали какой то ржавый крейсер, бабахнули по дворцу разок, потом еще и полезли буржуе как тараканы из всех щелей сдаватся. Государь переодетый в кухаркино платье, с кастрюлей на голове попытался скрыться с места происшествия. А народ пошел осваивать царскую усадьбу.

Тем временем, в верхней комнате сидел Ваня и солдатиков расставлял, готовился к очередной оловянной войне.

– У меня тут одна битва..., – пояснил он вошедшим, – воины Александра Македонского уже прорвали оборону... Осторожнее пожалуйста, вы наступили на левый фланг.

– Это ты брось парень. Мы мирные люди и вообще кончай бить баклуши, кто не работает тот не ест, пойдешь сторожем в зоосад.

– А где зоосад? – спросил потресеный резкой сменой участи Ваня.

– Да вот..., – деловито огляделись новые хозяева, – Пожалуй здесь и сделаем.

Так и остался Ваня во дворце.

 

Прошел год. Буржуи отправились в лесоповал, а ананасы и мерседесы достались кожаным коммисарам. Во дворце благоухал под стеклянной крышей зимний сад, в аквариуме плескались пестрые не ведомые рыбины, по бывшему тронному залу выхаживали павлины, куковали дрозды, корчили рожи мартышки полученные от дружественных бразильских пролетариев. Бывшего монарха отловили в подваротне и отправили в Африку, которая согласилась обменять его на редкую голубую антелопу и трех пятнистых гиен. Правда не образованые гиены не пожелали мирно сосуществовать в зоосадовской коммуне и им оборудовали вольер размером с савану. Для этого пришлось освободить весь этаж и снести кабинет премьер министра и экс дворника Анисима. Анисим обиделся, и подал ноту протеста.

Но савана получилась красивая. Начальство прониклось важностью предприятия. Ваня временно отложил солдатиков. Привезли землю, насеели всякой травы, расставили кадки с пальмами. Для полноты картины савану обживало несколько страусов и табунок косуль. А через две недели торжественно запустили хищников. Они постояли у входа, повели мордами и сообщили что сойдет.

 

Жизнь пошла своим чередом. Молодое государство развевалось и требовало от своих граждан роста политической сознательности. Каждое утро, Ваня усаживался около корыта в котором обитала по жилая гвинейская черепаха и начинал полит-информацию. Срывающемся от волнения голосом, он читал зоо-саду то газетные передовицы то пожелтевшие захватаные странички библиотечного «Капитала». Но фауна развеваться не желала. Она подвывала, трещала, била копытом, шумела крылом и вообще вела себя такбудто ангольским крестьянам жилось лучше не куда а у товара и в мыслях не было превращаться в деньги.

Шустрому сторожу Василичу взятому Ване на подмогу хотели было доверить обращение гиен в марксизм, но старичок возразил в том плане, что вона, да он и за сто целковиков не сунется к этим иродам, то же мол нашли говядину. Правда высказывал он все это по чатой бутылке трофейнаго коньяку и остаткам шпротов в жестянке, а начальству сказался больным. Начальство не медленно заподозрило саботаж и контрреволюцию. В зоосад стали захаживать какие-то не внятные люди в длинных пальто и бросать пристальные взгляды на животных и темную лошадку Василича.

Хитрый Василич хромал и издавал жалобные стоны.

– Ты зачем зараза такая морда поласатая, – громко ворчал он орудуя граблями в вольере зебры – ты зачем лягаешься? На дворе можно сказать новая жизнь, а ты лягатся? Вот не дам морковки тогда посмотрим, кто из нас контреволюция.

Потом хромота прошла, но на щеке вздулся флюс, появился кашель, стали слезится глаза и дрожать руки. Василич вдруг вышел полным инвалидом. Начальству пришлось забросить в саванну лектора из общества «Знание», с брошюрками и кипой листовок. Лектор был человеком проверенным и закаленным. Пол-жизни он провел в суровых тюремных условиях спал на гвоздях был не чувствителен к боли голоду и доводам политических противников. На зад его ожидали во вторник, но он почему то не вернулся. Тогда решили подождать еще ночь. Наступило утро а лектор все ни появлялся.

Обеспокоенное начальство на всякий случай призвало сторожей и вопросительно вскинула брови. Ваня покаялся, что у него имено в эти ночи случилась ответственное сражение при хуторе «Заморенка». Но верный своему долгу он чутко прислушивался к тишине ночного зоосада, и одновременно вел борьбу против сверепой Антанты.

– Правда однажды..., – добавил Ваня и замялся. Начальство велело продолжать, – однажды солдата так хватило шрапнелью и он так громко кричал что... Может быть тогда и...

– А что был ранен только один солдат?

– Нет наши понесли значительные потери, – со вздохом сознался Ваня.

– А вот это ты брось, – приказало слегка испугавшись начальство.

За спанному Василичу поставили на вид и обьявили выговор с занисением, а Ване ничего обьявлять не стали: а ну как парнишка огорчится, солдаты дрогнут и хутор Заморенка пайдет под натиском враждебной Антанты? Тут еще сто раз подумаешь.

В саванну отрядили военный патруль на предмет поиска пропавшего. Две пары ног нерешительно потоптались у входа и шагнули в не известность.

– Эхма... – воздохнул по этому поводу Василич.

 

Не известно, что имел в виду Василич только и патруль пропал. В зоосаде было объявлено черизвычайное положение, а в верхах было спешно со звано совещание. Высокое начальство потребовало личные дела всех служащих зоосада. Начальство по ниже основательно струсило дел не оказалось.

– Как? – переспросили верхние товарищи, и не добро сузили глаза.

– Так..., – развели руками нижние и рассказали историю возникновения зоосада.

Первым вызвали на ковер Ваню.

– Ты кто? – спросили его строго.

– Ваня, – ответил тот подумав.

– От куда?

– Из зоосада.

– Что ты тут ваньку валяешь?!? – потеряв терпение закричало начальство. – Быстро докладывай происхождение, кем были предки до семнадцатого года, состояли в царской армии ну и дальше по установленой форме.

Про форму Ваня ничего сказать не мог по этому промолчал.

– Здешний он, – робко вставили нижние. – В этой комнате и сидел. Мы входим а он сидит. Верно Ванюша?

– Дарий просто дурак. – не ожиданно заявил Ваня, – И трус. Я ему говорю – иди с тыла, ты же можешь. Я тогда только успел двинуть фалангой. А он убег.

Начальство потрясено молчало.

– Кто такой Дарий? – на конец спросил один из верхних рыжий очкарик. – Какая фаланга?

– Заговаривается мальчишка клянусь Марксом, болтает что нипопадя! – завопили нижние чуя беду.

– Дарий... Кажется персидский царь, – припомнил другой верхний, лысый и толстый. – Жил и трудился э-э-э в эпоху неолита.

– Общался с коронованными особами. – записал очкарик. – Ясно.

И всем стало ясно что скоро последуют орг выводы.

– Ванюша, – заплакали нижние, – ты же свой человек. Тебя же революция освободила! Мы приходим а ты сидишь...

– Тогда многие сидели, – заметили верхние.

– Ну да! Мыж и говорим он по рабощенный элемент! Ты кто? Поваренок, подпасок, горничная?

– Так царев сын же, – удивился не понятливости спрашивающих Ваня.

 

Так был раскрыт заговор каторого не было. Проявивших преступную халатность и кадровую недально видность, Сергея Николаевича и Антона Никодимовича определили в каземат, а Ваню с Василичем привели к входу в саванну и сказали что надо мол срочно оправдатся и очистится и есть только один способ.

– Какой? – на всякий случай спросил Василич, хотя и так все было ясно.

Согласно традиции Ване выдали из царевой кладовой меч кладенец, кольчугу закаленную в росе на кануне Петрова дня, и одеколон Русский дух. Вещи были потрепанные, а меч ржавый. Да еще синие печати по наставили с инвентарными номерами и ведомость Ване под сунули на подпись.

Кольчуга оказалась длинной а мечь в руках царевича больше напоминал шест для прыжков в длину, но он вдруг почувствовал себя высоким, бесстрашным и сильным.

– Ну давай двигай. – сказал толстый начальник. – Лектора нашего отыщи да поганцев этих африканских прищуч. Ты ж Иван царевич паринек знаменитый. С энтим как его драконом дрался? Дрался. А тут какие-то гиены. Делов то на пол-сказки!

Ваня хотел было возразить что дрался не он, а пра-прадед. Но душа царевича пела о подвигах, и мысленно он уже разделался со страшным Кощеем и отрубил все его три не путевые головы. А Василич понимал, что дело труба: в спину им пронзительно смотрели коммисары, впереди скрытые зарослями бродили хищники. Одни их пустят в расход, другие освоят как гастрономический деликатес как только они войдут в вольер. И история закончиться совсем не интересно. Но Василич был тертый калач. Погибать через минуту он не хотел а через пять еще посмотрим. Вобщем кажется придется идти. И в след за героическим Ваней одетым в кольчугу под инвентарным номером Би-519, он шагнул в савану и за его спиной с грохотом затворилась тяжелая дверь.

 

С начала они шли по писчаной тропинке и все было ни чего. Сквозь стеклянную крышу припекало солнышко, по бокам толпились кактусы, время от времени попадались цветущие пальмы, носились пестрые бабочки, из под камней выглядывали синие португальские жабы сущиства особой ядовитости и провожали их не добрым взглядом. На березе сидела какая-то птаха и щебетала радостно. По правой стороне шла стена, на которой еще сохранились обои, розочки с золотыми вензелями. И Ваня сразу припомнил что это были остатки каминного залы с портретами августейшей родни. Портреты так и не сняли когда обстраивали савану.

Родни было много. Первой была тетка – сколькитоюродная сестра царя. Молодая, рыжие вихры торчат из под кокошника в разные стороны и глаза голубые зодорные. Хорошая была тетка, угощала маленького Ванечку вишней, а потом влюбилась в какого-то командированного лешего поехала за ним в три-десятый лес, и дворец бросила. Завела костяную ногу, черного кота, поселилась в не удобной избушке... Говорят ругается как извозчик и варит в котле маленьких детей. Нет все таки странные люди эти женщины.

А дальше портрет деда. С не объятной блестящей лысиной при усах и пенсне. Смотрит на Ваню строго как на государственную проблему. Хорошо ему, его-то не бось не посылали охотиться на гиен.

А вон бабка, Изольдой звали, из импортных царевен. Приехала бабка в Россию и простудилась – все время, что Ваня помнил кашляла. Ах бывало говорила деду, минхерц, что за климат! Этот ваш туман я извиняюсь такая мерзкая штука. Прикажи ка дарлинг, порезать его ножом на куски, засунуть в ящики да и продадим каким-нибудь под горелым бедуинам.

А вот и матушкин портрет. Только по портрету царевич ее и знал. Красивая она, с ясным строгим взором и за таенной улыбкой в углах рта. Глядит на Ваню словно солнечным лучом ласкает, а не ясные тени от тонких веток скользят и гуляют по ее лицу. Кажется что она вот вот скажет что-то Ване что-то очень важное. Постоял он прислушиваясь привычно, но маменька снова промолчала. Вздохнул Ваня, и двинулся дальше.

Долго ли они шли коротко ли, только тропинка становилась все глуше и глуше и на конец уткнулась в заросли бузины. А среди ветвей они и стояли – три гиены, и щурили желтые, собачьи глаза, разглядывая царевича с живым интересом. Звери были здоровенные, лохматые и неопрятные как все разбойники. У Вани застывшего столбом громко стукнуло сердце, потом подумало и на всякий случай перебролось по ближе к пяткам. Ладони стали липкими, колени придательски задрожали.

– Ва-ва-ва..., – сказал Ваня косясь по сторонам однако вероломный Василич вне запно исчез как сквозь землю провалился.

Дела складывались печально. На дорожке – никого, за кустами стена, помощи ждать не откуда. И хищьники смотрели внимательно, наверно прикидывая план местности и от куда начать если что.

– Это... – неуверенно начал Ваня и сголотнул припоминая слова. – Мой меч... твоя голова с плеч. Не победивше добра молодца...

Гиены оставались в странной не подвижности и ни издавали не звука.

– ...уже кушаешь! – закончил Ваня стуча зубами. Размахнулся и послал меч на встречу хищьникам. Меч полетел как копье и не задев шерстеное ухо рухнул жалобно загремев о камни. Серо-рыжие зверюги даже не пошевелились.

Еще с минуту Ваня смотрел вперед, постепенно успакаиваясь. Потом подошел и осторожно до тронулся носком башмака до того чего так боялся. Все три оказались муляжами – сделаны они были из картона, шерсти и черт-знает из чего еще, и выглядели от вратительно живыми.

 

...Василич так и не обьявился. Ваня помедлил еще у маминого портрета и поплелся в обратный путь. Он ничего ни понимал и старался подискать слова, что бы объяснить самому себе и тем кто его встретит изчезновение лектора, двух молодцов из патруля и старого сторожа. Да и самих гиен. Саванна была пройдена, пуста и если не считать не учтенной мелочи совершенно ни обитаема.

 

Приоткрытую дверь украшала странная табличка, сообщавшая о том, что павильон «Савана» находится на профилактической чистке. Растерянный Ваня выскользнул в холл перед парадной лестницей и огляделся. Кажется их с отцом дворец был в упадке. Мраморные полы потеряли былой глянец, перила по золоту, красных дорожек с желто зеленым орнаментом не было и в помине. Большая люстра тоже прибывала в хозяйственном запущении, на ней нашли пристанище несколько больших зловещих пауков. В холе ни толпились важные генералы ожидающие царевой аудиенцие. Не шагали по делам озабоченные камердинеры. Зато у входа на бронзовом пеньке сидел Василич в своей поношенной фуфайке и смотрел на Ваню с лукавым прищуром. В прочем Василич тоже был бронзовым. А рядом громоздилась статуя изображающая самого Ваню в сверкающих доспехах и с мечом. Он был монументально высок, выше оригинала раза в два, но вид то же имел смущенный и совсем не воинственный. К томуже нос статуи был изрядно облуплен а бронза местами пошла зеленью. Ошеломленный наполненный новыми не вероятными впечатлениями Ваня остановился у этой парочки, не всилах сдвинутся с места. Все это было страшнее даже картонных гиен.

Из табличке стоящей рядом на столике следовало, что герой звался Иваном царевичем и жил в до историческую эпоху а потом вместе со своим почтенных лет, но очень смышленым, спутником, взял и победил некое трех главое чудовище. На этом сведения о славной жизни и подвигах Ивана царева сына заканчивались.

 

...Канувший в лету, но почему то еще живой Ваня вышел на крыльцо и вдохнул морозный воздух в вперемешку с мелкими снежинками. В носу не медленно закололо, на глазах выступили слезы. Оказывается на белом свете наступила зима. Она ухватила его за руки зашелестела ржавыми кольцами на старой кольчуге и потянула в снежную круговерть вперед по площади, туда где тянулась к сумрачным небесам гранитная колона, поднимая на своей каменой ладони сурового готового к любым испытаниям ангела.