Магические щепки реновации

Стены сотрясались от мощных, размеренных ударов. Казалось, ещё немного, и они не выдержат напора и рухнут, завалив обломками не успевших покинуть дом жильцов. Впрочем, казалось вполне обоснованно. Пятиэтажка доживала последние часы. Да и людей в ней давно уже не было.

Архипка выглянул в окно и некоторое время изучал диковинный трактор с длинной жёлтой стрелой, торчащей прямо из кабины. К концу стрелы был привязан огромный шар, который, раскачиваясь, раз за разом врезался в стену первого подъезда где-то на уровне четвёртого этажа.

Положим, тракториста можно было бы заморочить вплоть до желудочных колик. Силу за последние недели Архипка накопил нешуточную. Да что толку? Вместо этого за рычаги сядет другой, и трактор продолжит крушить стены, а силёнок-то останется кот наплакал, ни глаз отвести, ни морок наслать. Как уставшему и истощённому новое пристанище искать?

- Ох, ты горе-горюшко, - запричитал Архипка, забрасывая за спину давно собранную котомку и направляясь к двери. – Ой, ты лихо-лихушко. И зачем до самого последнего досидели? Давно пора было уходить отсюда. Эх...

На лестнице Архипка на секунду прислушался к грохоту, сотрясающему стены, и решительно спустился на этаж ниже.

Дверь в квартиру Прокопыча была не заперта. Сам он сидел на красном, видавшем виды кресле и задумчиво созерцал замысловатый рисунок на грязных, засаленных обоях. Спокойное, открытое лицо рассекали глубокие складки морщин. Другой мебели в комнате, да и во всей квартире не было, и это придавало сухой, сгорбленной фигуре старика внушительности. Он походил на короля, снисходительно разглядывающего с высокого трона толпу притихших придворных. Даже лохмотья на изодранных котами в хлам подлокотниках не портили впечатления.

Стальной шар будто проникся величием момента и перестал колотить в стену.

- Расселся он тут, - разрушил торжественную тишину Архипка. – Дождался, старый пень? Теперь-то готов уходить или подождёшь ещё немного? Пока, например, сам по себе вместе с перекрытиями на землю не опустишься.

Прокопыч медленно повернул голову к нему.

- Не бухти, Архип, попусту, - сказал он с широкой, добродушной улыбкой. – Подумаешь, дом немного трясёт. И не такое видели. Дом новый, добротный, до вечера продержится. А то и до утра.

- Так ты хочешь изнутри это представление досмотреть?

- С тобой досмотришь. Пойдём уже, горе луковое.

Легко спрыгнув с кресла, Прокопыч плавно заскользил к выходу. Его сухая, прямая как палка фигура не потеряла и толики благородного величия. Князь встал с трона, и гордо покидает тронный зал, вот что увидел бы сторонний наблюдатель, если бы, вдруг, оказался в этот момент рядом и если бы домовые не отвели ему глаза, разумеется.

Скарба у Прокопыча оказалось ещё меньше, чем у Архипки. Весь он поместился в большой, полотняный кошель на поясе. Там, пожалуй, кроме нескольких склянок с целебными мазями и настойками и не было ничего. Даже запасными портками не разжился старик за всю свою долгую жизнь.

Архипка только головой покачал, глядя на его худое, тщедушное тельце, укутанное в широкую, выцветшую полотняную рубаху, сшитую, наверное, ещё в те времена, когда вся страна ходила в домотканой одежде.

Солнце грело уже по-летнему, но на лужах всё ещё блестела корка льда, стянувшая их ночью.

Странный год выдался. То зима никак не наступала, то весна прийти не торопится. Ни туда, ни сюда. Бессезонье и безвременье. Люди увязли в них, как мухи в янтаре. Тем более странно, что в этот смутный час они, вдруг, решили снести вполне ещё годные дома и возвести вместо них новые.

Пятиэтажки вокруг стояли или пустыми, с выбитыми окнами, или лежали безжизненными грудами мусора. Из серых бетонных обломков торчали клочки обоев, осколки унитазов и умывальников, длинные палки дверных косяков.

Вместе с домами рушилась ставшая привычной жизнь. Обращался в прах уютный, хорошо обихоженный мирок, состоявший из четырёх домов, магазина и части тенистого сквера. Архипка остро ощущал себя никому не нужным осколком этого мира.

Он был молод и слабо разбирался в людях, но даже он заметил, что когда внутри человека пустота он стремится заполнить её чем-то внешним. Бросил девку возлюбленный – она начинает есть как не в себя, возникли проблемы на работе у хозяйки – та скупает в окрестных магазинах десятками никому не нужные безделушки и заставляет ими все поверхности в доме, нелады с учёбой у мальца - он с головой уходит в выдуманный мир, который живёт только на ярком экране и в его детском воображении. Это же что такое должно было случиться в жизни градоначальника, чтобы он раздраконил целые кварталы доверенного ему города, недоумевал Архипка?

Впрочем, на Прокопыча ни пустые, безжизненные окна окрестных домов, ни раскуроченные дороги, с вырванными с корнем бордюрами не произвели ни малейшего впечатления.

Внимательно оглядев грязь и разруху вокруг, он указал скрюченным пальцем на виднеющийся вдалеке башенный кран.

- Там что-то строят, - уверенно произнёс старик. – Значит, скоро появится местечко и для нас.

- Это невероятно, Холмс, – хмыкнул Архипка. Он любил посмотреть телевизор перед сном. Ничто так не способствует уюту в доме и единению стихий, как совместный просмотр фильмов и сериалов. Даже если люди о присутствии домового рядом с ними и не догадываются. – Как вы узнали?

- Элементарно, Ватсон, - важно ответил Прокопыч, в чьей квартире жили не только взрослые, но и дети. – Зачем на свете строители? Для того, чтобы делать дома. По-моему, так. Идём, нас ждут великие дела.

Толстого сарказма в словах Архипки он предпочёл не заметить.

 

Идти было легко и просто. Улицы словно вымерли. Люди будто не смогли решить какую одежду, зимнюю или весеннюю, им надеть и потому остались дома до окончательного установления погоды.

За весь путь переселенцам встретились только пара пьянчуг потасканного вида и дородная старушка с мелкой, укутанной в тёплый комбинезон собачкой. Им даже глаза отводить не понадобилось, все они были заняты только собой и своими мыслями.

Кран стоял у самой опушки большого и старого лесопарка.

Дом у его подножия вырос на семь этажей и походил на обглоданный скелет какого-то огромного животного. Чем ближе к земле, тем больше мяса осталось на его костях. Повсюду сновали деловитые рабочие в оранжевых касках. В их действиях не прослеживалось порядка, но двигались они быстро и целеустремлённо.

- Споро работают, - уверенно отметил Прокопыч. – Любо дорого посмотреть.

- А толку? – скорчил недовольную гримасу Архипка. – Когда они крышу положат? Месяца через три-четыре? Мы раньше ноги протянем. Где нам жить всё это время? На детской площадке под горкой? Ох, ты горе-горюшко. Пропадём, как есть пропадём.

- Перестань причитать, - строго цыкнул на него старик. – Не такое видели. Переждём где-нибудь. Да хоть там.

Его сухой палец указал на двухслойный пирог из синих строительных вагончиков. Металлический забор, ограждающий их от стройки, покосился. Железные ворота стояли широко распахнутыми. Да они, пожалуй, и не закрылись бы: дорога, превращённая в грязь колёсами тяжёлых машин, вздыбилась рублеными колеями и застыла, прихваченная ночным морозцем.

- Да разве в них проживёшь столько? - усомнился Архипка. – Какой там простора? Три шага поперёк да десять вдоль. Как собака в будке.

Но к лагерю строителей следом за Прокопычем всё же пошёл. Такими возможностями не разбрасываются. Новое жилище – вот оно, руку протяни, уже почти ждёт своих хозяев. Надо пораньше на него права заявить. А то много домовых сейчас без угла и двора слоняются. Как бы все квартиры заранее, ещё до заселения людей не расхватали.

Да и Прокопыч не спрашивал, а не оглядываясь ковылял к побитым ржою воротам, уверенно обходя уже подтаявшие грязевые лужи.

- Уюта в хату, добра и богатства её хозяевам, - прокричал он, подойдя к крайнему вагончику. - Кто тут за порядок отвечает?

Ему пришлось дважды повторить свой вопрос, прежде чем перед ним возник низкий, сутулый домовой со скрюченным носом и глубоко посаженными, колючими глазами. Что-то в его облике показалось Архипке неправильным и неестественным.

- Ну, я тут старостой буду, - мрачно сказал горбун. – Что разорался как в лесу?

- Как величать тебя, радушный и приветливый хозяин? – не смутился Прокопыч. – Не пристало к такому важному лицу «эй ты» обращаться.

- Угарко зови, - хмыкнул сутулый. – И не заговаривай мне зубы. Радушных и приветливых я только в книжке видел. Детской. Пока бабка Маланья её на растопку не пустила. Теперь даже пепла от них не осталось. Говори, чего хочешь или проваливай.

Не домовой это вовсе, а банник, догадался Архипка. Очень дальний и не особенно привечаемый родственник. Седьмая вода на киселе. Как он мог спутать? Совсем одичал в своей пятиэтажке на отшибе.

- Нам бы до конца строительства переждать где, - перешёл к делу Прокопыч. – Может, есть пара вагончиков свободных?

- Пару им. А расплачиваться чем будете?

- Как обычно: веничек берёзовый раз в неделю, пивка стаканчик, угольков горячих.

- Ты не париться пришёл, а жильё просишь, - голос банщика стал жёстким и скрипучим. – Мне надо чтобы люди были довольны жизнью и работали хорошо, а ещё отдадите мне десятую часть их заработка. Чем хотите, хоть деньгами, хоть утерянными вещами. Но звонкой монетой предпочтительнее.

- Как можно требовать целую десятину? - возмутился Архипка такой наглости. – Ты что, поп? Даже церковь сейчас столько не берёт.

- Нам подходит, - прервал Архипкино возмущение Прокопыч. – Показывай наши хоромы, король пара.

- Сразу видно деловую хватку, - осклабился Угарко. – Ты, часом, не рынок держал при старом режиме?

- Чего я только не держал. Даже режимов всех не припомню, так долго живу. – Прокопыч говорил спокойно и благодушно. Будто и не от него сейчас требовали обкрадывать подопечных. Он походил на старичка-пенсионера, умиротворённо читающего газету на скамейке. Лишь цепкие глаза, пристально следящие за банником, выбивались из общей картины. – Ты нам только поближе друг к другу квартирки дай. Я обещал бабке присматривать за внучком.

Никаким внуком Прокопычу Архипка не был, но прояснять это он благоразумно не стал. Только пробормотал под нос что-то про лихо-лихушко и угрюмо поплёлся за не очень гостеприимным хозяином.

Банник привёл их в самый конец строительного городка и указал на пару вагончиков, стоящих один на другом у кабинок биотуалетов.

- Вот здесь располагайтесь. Апартаменты люкс с видом на парк.

Архипке было что возразить на его слова. Во-первых, все будут слоняться туда-сюда мимо, носа из вагончика лишний раз не высунешь, во-вторых, из туалетов ощутимо пахло, а в третьих соседи были только с одной стороны, но и с ними, из-за постоянного хождения людей вряд ли нормально пообщаешься. Это как на окраине села возле общей свалки жить. Место далеко не из самых приятных.

Но возражать он не стал, боясь опять сказать что-нибудь не то.

- А что, много домовых на постое у тебя? – будто не заметив неудобства выделенных им апартаментов, спросил Прокопыч.

- Достаточно, - осклабившись, ответил Угарко.

- И очередь, небось, за новыми квартирами уже выстроилась. Как бы нам переговорить с обществом? Может, поможешь сход собрать?

Прокопыч достал из кошеля что-то небольшое, жёлтое и блестящее, похожее на серёжку.

Банник уставился на золото голодными глазами, облизнул узкие сухие губы, но руки не протянул.

- Тут я вам не помощник, - охрипшим голосом проговорил он. – Здесь другие, более серьёзные силы распоряжаются. Но ваше пожелание передам.

- Вот и отлично, - невозмутимо сказал Прокопыч, пряча безделушку в кошель. – Буду очень признателен. А теперь оставь нас, нам надо отдохнуть с дороги.

Последние слова были сказаны таким высокомерным и пренебрежительным тоном, будто при старом режиме он держал не какой-то там рынок, а целую товарную биржу.

Наблюдавший это перерождение не впервые Архипка тут же подобрался, примериваясь, как бы сподручнее сбить ветром струю пара и навести на банника морок, но Угарко сдержался.

Он лишь сжал зубы, буркнул «Устраивайтесь, я потом зайду» и заспешил прочь.

Будто не заметив бешенства банника, Прокопыч повернулся к нему спиной и чинно просочился сквозь стену нижнего вагона.

Архипка решил магических сил зря не тратить, поднялся по шаткой лестнице и спокойно влез в приоткрытое окно прихожей, огляделся, осторожно открыл незапертую дверь и заглянул внутрь единственной жилой комнаты.

Его взгляду предстали две двухярусные кровати, небольшой комод, стол, четыре стула и тумбочка с электрической плиткой. Мебель занимала почти всё пространство вагончика. Места для четырёх человек и одного домового не оставалось совершенно.

- Ох, ты горе-горюшко, - пробормотал Архипка. – Как же жить-то здесь прикажешь? Где спать? Не в прихожей же, среди одежды. Ещё ни один домовой не жил в сенях. Унижение-то какое...

Вздохнув, он начал споро обустраивать себе лежбище под одной из кроватей. К приходу людей он уже вполне успокоился и почти смирился с неудобствами. Пока они готовили себе нехитрый ужин, он смог нашептать им ободряющие мысли и вызвать светлые воспоминания о доме.

После еды его подопечные, против обыкновения, не уткнулись в свои исцарапанные и затёртые смартфоны, а сели кружком, налили чая в маленькие чашки без ручек и стали делиться друг с другом мечтами и сокровенными желаниями. Они внимательно слушали рассказы товарищей, хлопали друг друга по плечам, ободряюще цокали языками. Вечер прошёл в тёплой, непринуждённой обстановке.

Тускло горела одинокая лампочка под потолком, пыхтел паром чайник, тихо пах далёкой степью травяной чай.

Пожалуй, впервые за всю свою недолгую жизнь это временное пристанище из вагонки и жестяного профиля превратилось в настоящий жилой дом. От стен потянуло теплом и уютом. Магические силы, изрядно потраченные за вечер, начали по крупицам восстанавливаться.

Архипка прекрасно чувствовал эту перемену и чрезвычайно гордился своей работой.

 

Тоскливые серые дни, похожие друг на друга как две капли воды, уходили один за другим.

Люди почти всё время пропадали на стройке, возвращаясь лишь за тем, чтобы поесть и поспать. Усталые и измученные, они ничего не замечали вокруг. Даже отводить глаза им почти не приходилось. Они бы совсем выпали из реальности, если бы не домовой.

Архипка прикормил крыску, а потом исподволь познакомил её со своими подопечными. Умный зверёк пришёлся по вкусу неприхотливым работягам. Они назвали его Айгуль и наперебой угощали сладостями. Жизнь вшестером стала веселее и разнообразнее. Иногда крыса, под незримым руководством домового, устраивала целые концерты, показывая чудеса дрессировки, и вызывала шквал аплодисментов у неискушённой и бесхитростной публики.

Другие домовые почему-то не показывались.

Поначалу Архипка был занят обустройством и не задумывался об этом, а потом даже обиделся слегка: прибыли новые хозяева, а их только жадный и вредный банник встретил. Свои братья-домовые даже поздороваться не вышли, с новосельем не поздравили. Хоть чем-нибудь бы уважили, рушничок какой невзрачненький подарили бы. Ну и пусть. Обойдутся и без соседской помощи. Они с Прокопычем сами себе лучшие соседи.

Одно омрачало Архипкино существование – необходимость обкрадывать людей, которые находились на его попечении.

- Это же нечестно, - бубнил он на ухо Прокопычу, пробравшись днём в его вагончик. – Люди доверились мне, пустили в свой дом, а я...

- В дом тебя пустили не они, а Угарко, - спокойно напомнил старик. – И таковы были условия договора. И потом, разве не ты берёшь у них еду совершенно без спроса?

- Это совсем другое. Дарить уют за пропитание было заведено испокон веков. Священный уговор перволюдей и домовых. А брать больше чем тебе надо, подло и нечестно.

- Воспринимай это как повышенную плату за тяжёлые условия труда в период временных трудностей. Ты им уют не смотря ни на что создаёшь? Создаёшь. Животных дрессированных показываешь? Показываешь. А знаешь, сколько сейчас билеты в цирк в первый ряд стоят? Да у них в жизни столько денег не было.

- Не по-порядочному, это как-то. Не по-домовиному. Знаешь, что сказал бы мой настоящий дедушка? «Ох, ты лихо-лихушко» он бы сказал. И головой бы покачал укоризненно.

- Потерпи немного, - вздохнув, попросил Прокопыч. – Вот соберётся сход, обсудим, кто и где в новом доме жить будет, а потом и решим, как быть дальше. Возможно, и платить не придётся.

Но сход всё откладывался и откладывался. Угарко темнил, переводил разговор на другую тему, назначал и снова переносил дату.

- Ты хвостом не верти, - в один из дней не выдержал Прокопыч, поймав его у серой стены возводимого дома. – Я вас овинников насквозь вижу. Вам лишь бы мошну набить. На, держи, стяжатель, но чтобы завтра был сход. Я больше ждать не намерен.

Золотая серёжка быстро перекочевала в карман банника.

Угарко, хоть и получил желаемое, обрадованным не выглядел. Напротив он ещё больше сгорбился и поник плечами. Не обратив внимания на оскорбительную кличку, устало кивнул, развернулся и медленно поковылял восвояси. Метрах в десяти остановился, обернулся вполоборота, бросил тяжёлый взгляд на Прокопыча и покачал головой. Мол, сам виноват, никто тебя за язык не тянул.

Архипку кольнуло в сердце недобрым предчувствием. Он с тревогой взглянул на Прокопыча, но тот уже забыл о баннике и с неподдельным интересом рассматривал на чудом уцелевшей ветке кустарника набухшую, готовую вот-вот взорваться молодым листом почку.

- Вот ведь какова она, жизнь. Её гнёшь, ломаешь, выкорчевываешь, а она всё равно пробивается, лезет изо всех щелей. И нам надо такими быть. Не унывать, не сдаваться, а лезть, карабкаться, выцарапывать себе местечко под солнцем, - назидательно сказал он и, приволакивая правую ногу, медленно пошёл к своему вагончику. Его аура сильно поблёкла. Разговор с банником, такой эффектный со стороны, стоил ему больших магических усилий.

 

Архипка хоть и был относительно молод, но на сходах домовых бывал неоднократно. И в снесённой пятиэтажке, и родной деревеньке. Все они были более-менее одинаковы. Домовые приносили каждый кто чем богат, накрывали стол и садились пировать. Шумные и весёлые посиделки тянулись до самого утра. Никто, казалось, сборищем не управлял, специально о делах не заговаривал, но даже сложные проблемы и споры к рассвету чудесным образом разрешались к всеобщему удовольствию будто сами собой.

Поэтому, едва стемнело он, скрепя сердце, поскрёб по сусекам у своих подопечных. Брал не последнее и по чуть-чуть, люди вряд ли спохватятся, но совесть всё равно грызла нещадно. Он не считал, что вполне отработал эти угощения.

Кулёк с припасами получился увесистым. Как в добрые старые времена. Нахлынули тёплые и светлые воспоминания. Подумалось, что испытания подходят к концу и жизнь вот-вот начнёт налаживаться.

Прокопыч просочился сквозь стену своего вагончика налегке и только хмыкнул, увидев в руках у Архипки свёрток с едой, но вслух ничего не сказал.

Угарко ждал их в условленном месте на краю рабочего городка, у железных, настежь открытых ворот.

Он посмотрел на Архипкины припасы, на него самого, пожал плечами и махнул рукой, приглашая следовать за собой.

Шли они недолго и в итоге оказались в одной из квартир второго этажа строящегося дома. Тусклый свет фонарей едва освещал её середину, оставляя углы во власти мрака. Межкомнатные стены отсутствовали. Пустые окна были занавешены матовой упаковочной плёнкой. На полу валялись осколки кирпича, цемента, щепки и прочий строительный мусор. Около десятка домовых сиротливо жались к голым стенам. Ничего похожего на стол для пиршества в квартире видно не было.

- Привет честной компании, - выйдя на центр помещения, поздоровался Прокопыч. – Кто тут из первых переселенцев будет? Какой устав для сообщества предлагаете?

Архипке этот вопрос показался слишком грубым и прямолинейным. С другой стороны, может так и нужно? Много ли сообществ создавалось прямо при нём? Он всегда приходил, когда они уже устоялись, правила общежития были определены, соседские связи налажены. Возможно, в самом начале их становления нужен не пир с его весельем и недомолвками, а серьёзный и прямой разговор об уставе, законах и правилах. Тогда понятно, почему и Прокопыч, и Угарко так косились на его свёрток с едой. Вот ведь старый хрыч, не мог предупредить по соседски. Теперь он выглядит полным идиотом в глазах сообщества.

Обида на Прокопыча мгновенно вспыхнула и так же быстро и легко сошла на нет.

- Устав будет простым: раз в полгода по одной золотой вещичке с каждой квартиры и забирай себе хоть целый этаж, - ответил пронзительный скрипучий голос.

От мрака в самом тёмном углу отделилась высокая, кряжистая фигура. Густая борода топорщилась во все стороны. На носу, похожем на сухой сучок, висел одинокий листок. В дуплах круглых глаз горели красные, недобрые угольки.

- Ты ошибся сборищем, леший, - невозмутимо ответил Прокопыч. – Здесь сход домовых и только нам решать, какие правила будут в новом сообществе.

- Дом строится на нашей земле и правила в нём будут тоже наши.

Леший указал в окно на простирающийся за ним лесопарк.

- Никогда такого не было, лесовик. А я многое повидал. В лесу свои правила, в жилищах людей – свои. Таков мир.

- Мир меняется, и жизнь меняется вместе с ним. Плати налоги, старик, или иди искать пристанище в другое место.

Архипка посмотрел на стоящих вдоль стен домовых. Те прятали глаза и отворачивались. Слабое, пульсирующее красным свечение аур говорило о том, что они почти пусты и сильно напуганы. Похоже, помощи от них не дождёшься. Что же, даже вдвоём у них есть шанс выйти победителями из драки.

Прокопыч медленно поднял руки и направил указательные пальцы на лесовика, будто целясь в него из двух пистолетов.

- Не дури, старик, - проскрипел леший. – У тебя силёнок не хватит.

Магическим зрением Архипка разглядел, как от Прокопыча отделилась тень, вытащила неизвестно откуда топор и, замахнувшись, пошла на лешего. Теперь для лесовика эта тень и есть старый домовой. Самого Прокопыча тот не видит.

Сделав свою магическую копию, Архипка оставил её стоять на месте, а сам стал невидимым для лешего и обернулся огромной полосатой кошкой. Не тигр, конечно, но уже и не рысь. Изодрать в клочья кору на голове у лесовика сил вполне хватит, а там и настоящий Прокопыч на помощь подоспеет.

Леший меж тем медленно пятился от наступающего на него лже-Прокопыча, делая замысловатые пассы руками. Морок бодро размахивал топором, пытаясь поразить лезвием пустое место. Значит, Прокопыч тоже перестал видеть противника и теперь охотился за его тенью.

Ничего, это дело поправимое.

В два мягких шага Архипка зашёл за спину лешему и приготовился к прыжку, как, вдруг, краем глаза заметил быстрое движение справа от себя и инстинктивно отпрыгнул в сторону.

Удар дубового сучковатого кулака пришёлся по касательной, но всё равно впечатал его в стену и выбил воздух из лёгких.

Архипка создал магического дубля, послал его навстречу второму лешему и огляделся.

Тени Прокопыча и первого лешего боролись в центре комнаты. Сам первый лесовик медленно заходила за спину ничего не подозревающего Прокопыча, а второй леший двумя сокрушительными ударами смял Архипкин морок и искал его пронзительным взглядом красных глаз-угольков. Невидимость ещё держалась, но силы были уже на исходе.

- Ох ты горе-горюшко, - выдохнул Архипка себе под нос и в один мощный прыжок оказался рядом с Прокопычем.

- Садись, - гаркнул он.

Уговаривать старика не пришлось.

Он быстрым движением оседлал товарища и схватил его за холку так чётко и умело, будто только и делал, что на огромных кошках катался.

Архипка тут же выпрыгнул в окно, сорвав с него импровизированную занавеску.

Ему повезло дважды: он не только не запутался в плёнке, но и смог мягко приземлиться, не сбившись с шага.

Сильные лапы рвали когтями промёрзшую землю, ветер выл в ушах, кровь стремительно наматывала круги по разгорячённому телу. Что-что, а бегать Архипка умел и любил.

Когда лешие подошли к окну он был уже далеко, недоступный их ворожбе.

Опомнился Архипка только у своего вагончика. Он осторожно ссадил Прокопыча на землю и обернулся собой.

Почти вся магическая сила, накопленная в старом доме, была потрачена в ходе короткой стычки. В вагончике её восстановить будет крайне трудно, а в новый дом без драки не пустят лешие. И почему только другие домовые так пассивно себя вели? Хоть бы кто попытался подножку лесовику поставить.

- Ох, ты лихо-лихушко, - пробормотал он. – Что за напасть такая? И что нам теперь делать?

- Идти спать, утро вечера мудренее, - невозмутимо, с привычным достоинством ответил Прокопыч. Но даже при свете звёзд было видно, как он бледен. Руки дрожали. Аура едва светилась. Стычка высосала все силы и из него.

Архипка кивнул и заспешил по лестнице.

На его счастье жильцы не закрыли окно: сил просочиться через стену у него не оставалось.

 

А наутро в его вагончик зашёл Угарко.

- Лесовики зла не держат и советуют хорошенько подумать над их предложением, - с кривой ухмылкой сказал он. – Сроку вам неделя.

- А если откажемся? – угрюмо спросил Архипка.

- Тогда валите отсюда. Что место зря занимать? У нас желающих – очередь до самого МКАДа стоит.

Банник сделал красноречивый жест и мерзко, скрипуче рассмеялся.

Сил спорить, увещевать, запугивать не было. Да и не запугаешь старого стяжателя с такими-то покровителями.

Домовой кивнул и заспешил к Прокопычу, совет держать.

Старик сидел за столом и смотрел в окно. Казалось, пауза в ежегодном оживлении природы беспокоит его больше, чем собственная судьба.

- Угарко заходил? – с порога поинтересовался Архипка.

- Заходил, - кивнул старик, не отрываясь от созерцания.

- Ох, ты горе-лихушко. Что делать-то будем?

Архипка часто ворчал на старика, иногда ругал за беспечность и самоуверенность, но его авторитет, его опыт и его мудрость были для молодого домового непререкаемы. Он всегда следовал советам и подсказкам Прокопыча. С того самого дня как тот подобрал его изголодавшего, истощённого и истратившего весь магический запас до последней крупицы в канализационном коллекторе, притащил к себе в пятиэтажку, отмыл, отогрел и пристроил в пустующую квартиру.

- Как что? Дождёмся, когда дом достроят, заселимся, станем воровать золото у жильцов и отдавать его этим дуболомам. Кстати, а как ты думаешь, зачем им золото? Сколько живу, ни разу не видел, чтобы лешие им интересовались. Впрочем, они правы. Времена меняются. Всё когда-нибудь происходит впервые.

От возмущения у Архипки перехватило дыхание.

- Да как... да я.. да ты.. Нельзя же так.. Это же...

- А раз нельзя, то зачем тогда спрашиваешь? Восстановим силы и уйдём отсюда. Новый дом искать. Без поборов и оброков всяких.

Архипка согласно кивнул, но тут же спохватился:

- А другие домовые как же? Они так и будут на леших горбатиться, ауру непомерным воровством портить? Надо бы и их из кабалы вытащить.

- Что-то я не помню, чтобы они нам на помощь ринулись, - проворчал Прокопыч. – Почему теперь мы должны их спасать? Каждый сам за себя. Они – осколки, отходы реновации. Пусть или приспособятся к новой жизни, или канут в историю, как и многие до них. Как сказал однажды товарищ Сталин: лес рубят, щепки летят.

«А мы тогда кто?», с болью подумал Архипка. Мы такие же щепки, брошенные судьбой в бурный поток жизни. Где нас прибьёт к берегу, каким тот окажется, кто нас там будет ждать, если всех друзей мы оставим далеко за спиной? Горькие мысли проворными белками скакали в голове, но нужные, убедительные слова на язык не шли.

- Ох, ты горе-горюшко. Ох, ты лихо-лихушко. – только и пробормотал он под нос. Чувствовал, со стариком сейчас разговаривать бесполезно. Такой у него характер, как упрётся – паровозом не сдвинешь, даже если сам понимает, что не прав.

 

Вопреки надеждам, силы накопить не получилось.

Буквально на следующий день стройка остановилась. Работяги сидели по норам притихшие и обеспокоенные. Даже если и выходили из вагончиков, то только для того чтобы прогуляться до ближайшего магазина и обратно.

Как в таких условиях сил накопить? Всё, что давал неказистый вагончик уходило на поддержание заклинания невидимости и на сглаживание всплесков беспокойства и паники. Может, Угарко и мог бы из него побольше энергии выкачать, так на то он и банник.

Всякое существо к своей среде обитания приспособлено. Рыба – к воде, леший – к лесу, банник к сырым клетушкам пяти шагов в длину, домовой – к домам от двух до пяти комнат. Желательно, с камином или печью. Посели, банника, например, в такой – он будет в сенях, около ведра с водой жить. В остальные комнаты и носа не покажет. Но и обратное верно. Тесно домовому в сараях и погребах как рыбе в ведре. Нет простора. Негде развернуться. Привык он не скребком со стенок соскребать, а щедрой ладонью из бочки зачёрпывать.

Наверное, можно было бы эмоции жильцов и не подправлять. Зарыться в угол и сидеть. Пусть себе страдают. Банник так бы и поступил. Но Архипка, даже больше чем остальные домовые, был чувствителен к атмосфере в доме. Он как огромное чуткое ухо улавливал малейшие переживания людей и, усилив, переваривал их, пропускал через себя. В том числе и поэтому он был против воровства: ему невыносимо было видеть и чувствовать, как страдают его подопечные да ещё по его же вине.

Через неделю, как раз к моменту истечения срока, данного им лешими, Архипка, вдруг, обнаружил, что сил у него даже меньше чем тогда, после драки. Ошарашенный открытием он тотчас спустился к Прокопычу.

Старик важно восседал на стуле у самого окна и с неподдельным интересом смотрел наружу. Только зеленоватый цвет пергаментной, сморщенной кожи и почти полная прозрачность ауры говорили о том, что он переживает отнюдь не лучшие времена.

- А это ты, Архип, - разлепил в улыбке сухие губы он. – Как думаешь, не пора ли нам в путь? Засиделся я тут что-то.

Четверо его подопечных лежали на своих кроватях, уткнувшись в наладонники. На слова Прокопыча никто из них, разумеется, не отреагировал.

По пищеводу Архипки поднялся шершавый комок и застрял в горле. Старик как всегда выказывал полное безразличие к невзгодам и лишениям, но на этот раз было хорошо заметно, что даётся ему это крайне тяжело. Он закрывал себя от людей и держал их в кроватях из последних сил. Как говорят, на одном характере.

- Я потому и зашёл, что то же самое хотел предложить, - хриплым голосом едва слышно ответил Архипка.

- Вот и отлично, - Прокопыч встал со стула. Кошель со скарбом был у него уже на поясе. По всему видно, только и ждал, когда Архипка захочет к нему спуститься. А может и не ждал вовсе, а сам ему это желание сквозь потолок нашептал? – Сколько времени тебе нужно на сборы?

- Да я уже, - Архипка поправил котомку за спиной и потупился. Нет, пожалуй, не ждал. Надо будет, когда всё устаканится, серьёзно поговорить со стариком. Он не крыса какая-нибудь, чтобы ему всякое нашёптывать.

- Тогда пошли.

Прокопыч остановился у стены, будто собираясь просочиться сквозь неё, но передумал, поднял правую руку и щёлкнул пальцами.

Ближайший к нему строитель встал с кровати и вышел в предбанник. Не отрывая носа от блёклого экрана, он зачерпнул железной кружкой воду из ведра и принялся жадно пить. Домовые степенно вышли через приоткрытую дверь и стали рядом. Они стояли так близко от строителя, что Архипка мог бы пересчитать все волоски на его рябом, в чёрных точках носу.

Напившись, работяга отлип наконец от телефона и, повинуясь кивку Прокопыча, открыл дверь и выглянул наружу.

Порыв ветра подхватил с земли пригоршню недавно выпавшего снега и швырнул ему в лицо. Расстёгнутая рубашка крыльями захлопала по бокам. Ледяной воздух пробежался по спине и нырнул за воротник.

Округлив глаза, строитель тут же захлопнул дверь, но проворные домовые были уже снаружи.

- На календаре середина апреля, но в парке на скамейке ночевать, пожалуй, пока рано, - заметил Прокопыч, подставляя лицо холодному ветру.

- Есть ещё детские площадки, - попытался подбодрить его Архипка. - Сейчас такие домики с горками на них начали строить – чистые замки. Я в новостях видел. Надо найти хотя бы одну такую и дело в шляпе.

- Куда это вы собрались? – прозвучал совсем рядом скрипучий голос. – А за постой кто платить будет?

Банник как по волшебству появился у них на пути. Стоит, руки в бока, рот ниточкой. Даже распрямился слегка от чувства собственной важности.

- Договорённости были какими? Десятая часть от заработка, - напомнил Прокопыч. – Работяги при мне ничего не получили. Им зарплату второй месяц задерживают. А десятая часть от нуля – ноль. Это каждый знает.

- Тогда неси десятую часть от того, что у них есть.

- Мы так не договаривались.

- Так сейчас и договоримся. Или вы здесь навсегда останетесь. В качестве удобрения. Для устрашения других умников. – Угарко хищно расставил руки и шагнул к домовым.

На открытом месте да при таком сильном ветре банник был практически безобиден: пар, его основное оружие, уже в метре от него даже младенца не обварил бы, но Архипка заметил, что выкрикивая угрозы, Угарко на секунду скосил глаза влево. Он взглянул туда и увидел выбирающегося из-за угла вагончика лешего. Можно не сомневаться, второй лесовик где-то рядом.

Не просто так ждал их под дверью банник. Пришёл вместе со своими хозяевами за ответом на щедрое, с их точки зрения, предложение.

Вступать в драку было равносильно самоубийству.

Архипка выбрал единственное, что могло спасти их жизни: стремглав обернулся в кота, взвалил Прокопыча на спину и прыгнул в щель между лешим и стеной.

Проскочил.

Поворот, два широких прыжка. Хлипкий забор перед глазами. Неимоверным усилием Архипка перемахнул через него, не замедляя бега, и вломился в чащу парка.

Ветер свистел в ушах. Ветки хлестали по морде и бокам. Кровь стучала в виски. От непомерного напряжение зрение село и всё вокруг превратилось в калейдоскоп размытых цветных пятен. Они скакали и прыгали, преграждая дорогу. Архипка уворачивался как мог, но одно из них, особенно настырное, обмануло хитрым движением и припечатало прямо в лоб. Свет тут же померк, но на душе стало хорошо и спокойно.

 

Очнулся Архипка в небольшой комнате. Кроме истёртого узкого диванчика из растрескавшейся искусственной кожи, на котором он лежал, в слабом свете, исходящем из единственного маленького окошка, можно было различить старый, облезлый стол, два шатких даже на вид стула и шкаф с множеством полок, но без единой дверцы. Причём, окошко выходило не на улицу, а в другую комнату, чуть побольше этой.

Голова раскалывалась. На лбу набухала, пульсируя кровью, огромная шишка. Архипка хотел потрогать её, но не смог оторвать руку от дивана.

- Где это я? – едва слышно спросил он.

- В музее. Нам несказанно повезло. Он сегодня закрыт, и нём нет никого кроме сторожа. Двоим, пожалуй, я глаза бы не затуманил.

- Ох, ты горе горюшко, - по привычке забормотал Архипка.

- Перестань причитать, - прикрикнул Прокопыч. Вид у него был вполне бодрый. Будто и не он потратил только что последние силы, чтобы отвести глаза музейному сторожу. – Сейчас ужинать будем. Наш страж старик запасливый, и себе и нам еды прихватил. Я ему за это сегодня такие сны покажу – неделю, нет, месяц вспоминать будет.

Архипка предпочел не спрашивать, где Прокопыч возьмёт магии на это, а с благодарностью вцепился зубами в краюшку сладкого, бородинского хлеба.

 

Музей оказался огромной дворянской усадьбой восемнадцатого века. Почти дворцом.

Дни тянулись за днями, а он так и оставался закрытым для посетителей.

Архипка одна за одной обошёл все богато украшенные залы и комнаты, подивился на панно, барельефы, лепнину и позолоту и остался жить там же где и очнулся – в билетной кассе. Ему там было уютнее всего.

Прокопыч, напротив, с удовольствием купался в роскоши. Он облюбовал для себя огромный бальный зал, притащил туда помпезное кресло из красного бархата и мог часами сидеть в нём, разглядывая роспись на потолке или одну из множества картин, украшающих стены.

Старик будто помолодел даже. Морщины вокруг глаз разгладились, кожа порозовела, аура налилась ярким золотым свечением. Архипка и сам слегка восстановился, но усадьба была слишком большой для него, гулкой, пустой, пугающей, непонятной. Силы накапливылись медленно и неохотно.

Теперь они частенько собирались по вечерам у Прокопыча. Дегустировали разносолы, которые приносил из дома отзывчивый и щедрый сторож, и, при свете свечей, обсуждали историю и искусство. Старик, неожиданно, оказался знатоком и того, и другого.

Частенько к ним на огонёк заходил сторож. Он садился на пол в ногах у Прокопычевого трона и с заинтересованным видом слушал их беседы, иногда разбавляя их душераздирающими и невероятными историями из своей жизни. Скорее всего, придумывал их на ходу. Ну не может один человек побывать по делам службы в Афгане, Анголе, Чечне и Бирме и отовсюду привезти шрамы не совместимые с жизнью.

- Он считает, что всё это происходит во сне, - пояснил однажды Прокопыч. – Это его любимая тема для сновидений. Он ждет не дождётся, когда снова пойдёт на работу и опять погрузится в сладкие грёзы о домовых, обсуждающих всякое интересное и непонятное, но неизменно доброе.

Кстати, о свечах.

Старый домовой перестал, вдруг, признавать электрический свет. Он стащил в свою берлогу - бальный зал все торшеры, канделябры и жирандоли, какие только смог найти в усадьбе, раздобыл где-то несколько мешков восковых свеч и ежедневно устраивал ритуал по их зажиганию и тушению. Иногда он довольствовался десятком-другим мерцающих жёлтых огоньков, а иногда – зажигал все свечи, которые только мог установить в подсвечники. Прокопыч называл это «давать приём». В такие дни в зале было светло как днём. Архипка как-то пытался пересчитать, сколько же свечей горит вокруг него одновременно, но на третьей сотне сбился со счёта. Ему, да и сторожу, нравилась атмосфера праздника, которой они неизменно проникались, оказавшись среди моря пляшущих, трепещущих, танцующих огоньков.

В один из таких «приёмных» дней к ним и нагрянули неожиданные гости.

Прокопыч как раз объяснял Архипке разницу между Гогеном и Веласкесом, когда парадные двери широко распахнулись и в зал вошли трое.

Впереди, заложив руки за спину, уверенно шагал коротышка в зелёном камзоле, зелёной же шляпе с узкими полями и жёлтой блестящей пряжкой на тулии. Следом за ним в дверной проём едва протиснулись два хорошо знакомых домовым леших. Им пришлось согнуться в три погибели, чтобы не задеть косяк, хотя дверь была такого размера, что сквозь неё мог бы прогарцевать гусар не пригибаясь и не снимая кивера.

- А я всё думаю, кто это ко мне в гости пожаловал, да ещё иллюминацию праздничную в пустом музее учинил? - добродушно подняв руки, провозгласил коротышка. – А это наши шалунишки-домовые, оказывается. Милости, конечно, просим. Только что же вы, проказники, разрешения на постой не спросили?

Лешие добродушия своего предводителя не разделяли. Они мрачно играли сучковатыми желваками, исподлобья разглядывая самозваных гостей.

- Это ещё разобраться надо, кто к кому в гости пришёл, - невозмутимо ответил Прокопыч, откинувшись на мягкую спинку своего резного кресла. – Как бы некоторым из нас не пришлось таможенный штамп в паспорте показывать.

Он слегка повёл бровью, и все свечи в зале тут же заполыхали с удвоенной силой и угрожающе затрещали.

Добродушие мигом слетело с лица коротышки.

- Глазам не верю, - то ли прошипел, то ли прорычал он. – Дворцовых к всеобщей радости ещё в первую мировую под корень извели. Это общеизвестно и неоспоримо. В какой же дыре ты всё это время прятался, старик?

Сторож мгновенно среагировал на угрозу в голосе коротышки и вскочил на ноги. В его руке неизвестно как оказался канделябр с неистово полыхающими пятью свечами.

- Если верить слухам, то твой род вымер ещё раньше, ирландец. Но ты, тем не менее, стоишь сейчас передо мной живой и здоровый. А правду говорят, что ты любые желания выполняешь?

- Для этого меня ещё поймать надо, - криво улыбнулся коротышка, но в его голосе уже не было прежней уверенности. Он переступил с ноги на ногу и покосился на дверь.

- Как скажешь, - хмыкнул Прокопыч и щёлкнул пальцами. Лешие синхронно шагнули вперед и подхватили своего предводителя под руки. – Так устроит?

Коротышка несколько раз дёрнулся будто муха в паутине, но, почувствовав бесполезность усилий, обмяк.

- Вполне, - с нескрываемой злобой сказал он. – Чего пожелаешь, осколок великого прошлого? Восстановить тебе одну из былых империй? Отдать всё накопленное за века лишений и упорного труда золото? Сделать всех людей счастливыми?

- Хочу, чтобы ты тотчас же исчез и никогда здесь больше не появлялся, - без колебаний повелел Прокопыч. – Под «здесь» я имею в виду не только мой замок, но и всю страну, в которой он находится.

Коротышка выругался на незнакомом Архипке языке и стал что-то монотонно бубнить себе под нос. Все замерли. Сторож счёл, что момент для атаки настал как нельзя более подходящий и метнул канделябр в коротышку. Тот будто только этого и ждал: он умолк, вкинул руки вверх и в момент, когда подсвечник коснулся его виска, вспыхнул голубым, нестерпимо ярким пламенем.

Архипка инстинктивно зажмурился. Когда перед веками перестали плясать красные светлячки, он открыл глаза и увидел, что коротышка действительно исчез, как его и не было. Лешие, расставив ветвистые руки, изумленно оглядывались по сторонам, пытаясь сообразить, как они здесь очутились. Сторож с чувством выполненного долга сел на своё обычное место, с интересом рассматривая гостей.

- А вы, лесные братья, как умудрились к этой вше заморской в кабалу попасть? – грозно спросил Прокопыч, сверля их пронзительным взглядом. – Отродясь на Руси такой заразы не было. Их ваши отцы и деды дальше пограничного пролеска не пускали. А вы? Вам перед их памятью должно быть стыдно.

Лешие синхронно развели руками и смущённо зашелестели покрывающими их сучковатые тела веточками.

- Да уж. Попали впросак. И я тоже, если разобраться, хорош. Должен был сразу догадаться, и тут же взять это отродье за жабры, а не в драку с вами вступать. Ладно, идите, - махнул рукой Прокопыч. – Пусть это послужит вам уроком.

- А домовые? – робко подал голос Архипка.

- Что домовые?

- Ну, в новостройке. Они же будут золото для этих переростков собирать. А зачем оно теперь им?

- Стойте, - крикнул Прокопыч лешим, которые уже успели развернуться и сделать по паре шагов к двери. – Слушайте мой приказ. Соберите завтра сход, Архипка ему новый устав зачитает. Теперь он по сообществу главный. У вас, кстати, много таких домов?

- Пять, - сказал один из леших.

- Нет, семь, - возразил другой.

- Да разве то дома? Там даже фундамент пока не заложили.

- Пусть будет десять для ровного счёта, - прервал их спор Прокопыч. – Найдите ещё три. И чтобы не меньше пятнадцати этажей каждый.

- Да где их найти? – возмутился первый леший. – Кругом котлованы и развалины.

- Так в котлованах и построят, - уверенно возразил ему второй.

- И во всех десяти, - не обращая внимания на неутихающий спор леших, с нажимом отрезал Прокопыч. – старейшиной назначаю Архипку. Собирайте сходы, объявляйте новый порядок. Ясно?

Лешие согласно затрясли редкой листвой.

- Тогда идите. А ты чего рот раскрыл? – обратился он уже к Архипке. – Иди, устав пиши, тебе завтра его всему честному собранию зачитывать.

- Ох, ты горе-горюшко. Почему я?

- А кто мне за справедливость и честность все уши прожужжал? Не ты ли? Или ты хотел, чтобы они были, но без твоего участия? Установились сами по себе. Не выйдет, дорогой мой. Сами только кошки родятся. Остальное в этом мире даётся потом или кровью. А чаще всего, и тем и другим одновременно. Так что не увиливай, иди, пиши устав.

- Да откуда же я его выдумаю? Я ж никогда... Я же в деревне родился. В школе у нас всего три класса было, а университет только в телевизоре видел.

- Хватит ныть, - Прокопыч был непреклонен. – Не боги горшки обжигают. Скачай из сети конституцию нашу, но не эту вот, а ту, что ещё при советах была, билль о правах американский, декларацию прав человека, выбери самое лучшее да переложи на понятный народу язык. Что может быть проще? Если прямо сейчас начнёшь, к обеду как раз закончишь.

- Ох, ты лихо-лихушко, - привычно причитал Архипка. – Это же сколько читать, кроить, переиначивать? А потом ещё на сход идти. Когда же я высплюсь, наконец?

Но Прокопыч его уже не слушал. Он уставился на весело пляшущие язычки пламени и погрузился в свои мысли. Лёгкая улыбка застыла на его губах. В глазах метались озорные огоньки.

Да и сам Архипка, хоть и продолжал жаловаться на жизнь, несчастным себя не считал. Впервые за долгое время у него появилось ощущение, что всё идёт как надо. Он почувствовал себя не щепкой в ручье, не осколком небрежно сломанного мира, а маленьким, но очень важным кирпичиком. Частью фундамента дома, который вот-вот возникнет на руинах старой, отжившей своё постройки. И что самое приятное – именно от него зависит, каким будет этот дом. Нужно просто постараться, чтобы он был добрым, уютным и тёплым. И Архипка начинал верить, что это у него получится.


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 9. Оценка: 4,44 из 5)
Загрузка...